— Ты не можешь всерьез считать это хорошей идеей, — сказал Домино.
— Я не говорила, что это хорошая идея.
— Анита, ты не можешь позволить милой белой американке заняться сексом с зомби, — сказал Мэнни.
— Какое дело до ее этнической принадлежности или отсутствия таковой? — спросила я.
— Речь не об этнической принадлежности, Анита, а о том, что с ней никогда не случалось ничего плохого.
— Ты этого не знаешь, у нее может быть трагичное прошлое.
— Взгляни на нее, Анита. Ей почти тридцать, а она все еще сияет.
Мы вчетвером обернулись и уставились на Джастин, как в одном из тех фильмов, когда все смотрят, но до боли стараются сделать вид, что вовсе не пялятся. Джастин смотрела на зомби, словно он самое удивительное, что есть в мире, но это было не так. Ее каштановые волосы не знали завивки и краски, юбка была не слишком короткой, не слишком длинной. На ней была блузка с длинными рукавами и небольшим кружевным воротником и благопристойные туфли-лодочки. Но дело не в ее одежде. Я знала тех, кто был одет так же, но при этом пережил ужасное тяжелое детство или старые романы, от которых их спасала полиция. Я не могла точно перечислить, что ее выдает, но Мэнни был прав.
— В чем дело? — спросила Джастин, посмотрев на нас.
— Ни в чем, — ответила я, и мы все разом отвернулись. Ни разу не подозрительно.
— Видишь, белая американка, — сказал Мэнни.
— Я поняла, она словно тачка без пробега.
— Точно.
— Как могут люди в таком возрасте оставаться такими… — Никки пытался подобрать слово.
— Нетронутыми, — подсказала я.
— Неиспорченными, — предложил вариант Мэнни.
— Невинными, — сказал Домино.
— Да, именно такими.
— Не представляю, — ответили хором мы с Домино.
— Сестра Доминги Сальвадор была такой, — сказал Мэнни.
— Была? В прошедшем времени?
Он кивнул.
— Что с ней случилось? — спросил Домино.
— Она влюбилась в мужчину, который стал для нее луной и звездами. Он нам всем нравился.
— По голосу не скажешь.
Он снова кивнул с помрачневшим лицом.
— Закончилось тем, что он избивал ее. К тому времени, как Доминга забрала ее от него, у них уже было двое мальчишек. Старший был так похож на него. С ним было что-то не так.
— Он тоже избивает тех, с кем встречается? — спросила я.
— Мы перестали общаться, когда я покинул круг приближенных Доминги, но, говорят, ее сестра вышла замуж за неплохого парня.
— Откуда ты можешь знать, что с мальчиком что-то неладное, если вы перестали общаться? — спросила я.
— Я видел его ребенком, Анита. Он странный. И никогда нормальным не был. Этого не изменить. Такие невинные девчонки любят таких мужчин.
— А сумасшедшие сучки привлекают таких же мужчин, — заметил Никки.
Мы с Мэнни кивнули.
— Плохиши любят либо правильных мальчиков и девочек, либо таких же плохишей, как и они сами, — сказал Домино.
— Соглашусь. Так что будем делать с Джастин и любовью ее жизни?
— Анита, этой ночью он вернется в могилу. Ты не можешь позволить этой девушке сохранить навсегда в памяти одну идеальную ночь.
— Она знает, что этой ночью он вернется в могилу, так что эта ночь уже не идеальна. Эта ночь будет наполнена печалью и осознанием того, что только в этот раз они будут вместе.
— Прямо Ромео и Джульетта, — сказал Домино.
— Девушки, вроде нее, обожают такие драмы, — заметил Никки.
— Анита, — сказал Мэнни: — такие, как она, способны пронести несчастную историю любви с этой ночи через всю свою жизнь.
— Это плохо?
— Ни один мужчина не в силах тягаться с историей любви, вроде этой, Анита. Либо она больше никогда ни с кем не построит отношений, либо будет сравнивать каждого своего спутника с ним, и сравнение будет не в их пользу.
— Почему не в их?
— Потому что она будет воссоздавать эту ночь в своих мыслях, пока секс не станет идеальным, пока не станет идеальным мужчина, и ей не покажется, что если бы они родились в одном столетии, то могли бы быть счастливы.
— И снова похоже на личный опыт, — заметила я.
— Есть у меня подруга со школьных времен, Мария. Ее первый возлюбленный погиб в автомобильной аварии. Она вышла замуж и родила детей, но ее мужу все тридцать лет, что они женаты, приходится соревноваться с призраком, с бойфрендом, погибшим тридцать два года назад. Я знал Рики, он был хорошим парнем, но не настолько, каким его помнила Мария. Мне всегда было жаль Карлоса, вынужденного по сей день соревноваться с идеальным парнем, который навечно останется молодым, привлекательным и совершенным.
— Вторая история, идеально подходящая к случаю, — с подозрением в голосе сказал Домино.
— Эй, мне пятьдесят, выгляжу я на все шестьдесят. Когда живешь так долго, чему-то да научишься.
Домино улыбнулся.
— Ладно, принимается.
— Некоторые и в семьдесят глупы и посредственны, — возразил Никки.
— Или в сто семьдесят, — добавила я.
Все мы согласно закивали.
— Но я не такой или, по крайней мере, стараюсь таким не быть, — сказал Мэнни. — То, что произойдет этой ночью, навсегда оставит свой след на этой женщине.
— Думаешь, я буду настолько глупа, чтобы не сказать «нет».
— Думаю, ты позволишь чувству вины и страху взять верх над здравым смыслом, — ответил Мэнни.
— В яблочко, — поддакнул Домино.
— А я думаю, что тебе стоит позволить женщине самой принять решение, — сказал Никки.
— Ты социопат, — бросил Домино. — Тебе наплевать на ее чувства и на то, что станет с ее жизнью.
Никки пожал плечами.
— Ты одновременно и прав, и нет.
— И в чем же я не прав?
— Меня не волнуют чувства этой девушки, но она старше любого из нас, не считая Мэнни.
— Ей больше тридцати? — удивилась я.
— Тридцать четыре.
— Ты спросил.
Он кивнул.
— И что с того? — поторопил Домино.
— Ей тридцать четыре, она уже достаточно большая, чтобы самой принимать решения. Трахаться с зомби, каким бы он не казался живым, — Никки показал пальцами кавычки, — как по мне, то еще веселье. Но что с того, если она проведет всю свою жизнь, тоскуя по мертвому парню? У нее будет целая ночь по-шекспировски трагичной любви, многие и этим похвастаться не могут.
— Это одновременно и самые циничные, и самые романтичные слова из всех, что я слышал, — сказал Домино.
— Нельзя быть одновременно и циничным, и романтичным, — возразила я.
— Почему это? — спросил он.
— Так значит я циничный романтик? — спросил Никки.
Домино, кажется, задумался над этим и, в конце концов, кивнул.
— Ага.
Никки усмехнулся.
— Мне нравится.
Я закатила глаза.
Мэнни выглядел задумчивым.
— Почему бы тебе все, что ты рассказал нам, не сказать самим Джастин и Уоррингтону? — предложила я.
Мэнни вскинул брови.
— Неплохая идея, но она мне не поверит. Никто не хочет верить, что повторяет чьи-то ошибки.
— Все, что мы можем сделать, это попытаться.
— К тому же, если она упертый романтик, она и без секса зациклится на этой несостоявшейся великой любви и все следующие отношения будет сравнивать с ней. И вот тогда ее мужчины по-настоящему влипнут, потому что превзойти несчастную потерянную любовь сложно, но еще сложнее превзойти так и не случившиеся отношения. Для определенного типа людей фантазии всегда лучше реальности.
Мы все уставились на Никки, даже я была удивлена.
— Обалдеть, — выдохнул Домино. — Вот это было мудро.
— Я думал, социопаты не понимают чувств других, — сказал Мэнни.
— Социопаты всю свою жизнь изучают людей, потому что вынуждены имитировать то, что мы не понимаем или не чувствуем, чтобы не выделяться. Поэтому мы одни из самых наблюдательных людей в мире. Нам приходится быть таковыми, иначе нас раскрыли бы, и, уверен, убили бы или поручили бы нам убийства людей.
Мэнни задумался, а затем сказал:
— Ладно, давайте поговорим с Джастин и Уоррингтоном.
— Вы заметили, что оба теперь зовете его по имени? — заметил Никки.
Мы с Мэнни переглянулись.
— Вот это жуть, — сказала я.
— Да уж, — согласился он, — не то слово.
Мы отправились высказать все свои предостережения Джастин и зомби, точно зная, какое решение она в итоге примет. Порой не в ваших силах спасти людей, порой они сами не хотят, чтобы их спасали.