Глава 4

Я не испытываю угрызений совести по поводу ее смерти, потому что она пыталась вынудить меня совершить человеческое жертвоприношение, что фактически было тем же убийством. Она была первой, кого я убила с помощью поднятых мною зомби, и это все еще грозило мне смертным приговором. Эти действия регулировались законами о злоупотреблении магией: любой обладатель экстрасенсорных или сверхъестественных способностей, использующий их как средство убийства или причинения вреда, выходящее за рамки самообороны, подвергался строжайшему исполнению предписания закона. А закон предписывал чертовски суровое наказание.

Поэтому я смогла встретить взгляд Мэннинг, контролируя все, кроме своего пульса. Но и с этим я справилась, вспомнив, как успокаивала свое дыхание перед выстрелом. Выровняйте дыхание, и ваше сердцебиение замедлится, что в конечном счете успокоит и пульс.

— Моя бабушка сказала бы, что у вас во рту и масло не растает, маршал.

— Никогда не понимала это высказывание. То есть я поняла, что вы считаете, будто я лгу. Но почему у кого-то во рту должно растаять масло, чтобы доказать правдивость его слов?

Мэннинг нахмурилась.

— Думаю, это значит, что вы хладнокровны или что-то вроде того, — предположил Брент.

Мы повернулись к нему, и он постарался выглядеть смущенно.

— Я просто ответил на вопрос Блейк. Моя бабушка тоже так говорила.

— Хватит болтать, — отрезала Мэннинг.

Брент вновь поднял руки.

— Я заговорил, потому что нам нужна помощь Блейк. А обвиняя ее в убийстве, мы вряд ли побудим ее поделиться с нами информацией.

— Почему ты все еще болтаешь?

— Потому что я твой напарник. И хочу любой ценой поймать этих ублюдков. Думаю, и ты этого хочешь.

Мэннинг первая отвела взгляд.

— И позволить убийце уйти?

— Я читал о Доминге Сальвадор. Она собиралась сделать из зомби секс-рабов. Но умерла раньше, чем успела воплотить эту идею в жизнь.

— О планах Сеньоры мы знаем только со слов Блейк, — возразила Мэннинг.

— Вы всерьез обвиняете маршала Блейк в убийстве после того, как она приехала помочь вам? — спросил Зебровски без намека на шутку.

Мэннинг потерла виски и покачала головой.

— Я не знаю. Да. Нет. Не совсем. Если бы кто-то отправил зомби-убийцу напасть на меня… Ну, мы в праве защищаться от монстров, — она посмотрела на меня не просто уставшим, а напуганным взглядом. — Вы видели не все записи. Они подняли еще двух женщин и дали им разложиться сильнее, прежде чем вернули души в их тела. На одном из видео вторая женщина видит свое отражение. Половина ее лица сгнила, но она все еще может кричать, — Мэннинг закрыла лицо ладонями, и ее следующие слова звучали приглушенно.

— Простите, агент Мэннинг, я не расслышал, — сказал Зебровски.

Она опустила руки и посмотрела на него.

— Я сказала, что слышала немало криков. Множество этих… злобных ублюдков записывают на видео и аудио своих жертв. Я думала, что уже слышала жутчайшие вопли, но этот был еще хуже, — она повернулась ко мне. — Если бы я считала, что вы сделали это, я бы лично воткнула в вас иглу, но я просто блуждаю в темноте, Блейк.

— Чего вы от меня хотите, Мэннинг?

— В вашем отчете, который помог получить ордер на обыск дома Сальвадор, говорилось о человеческих жертвоприношениях и ее планах сделать из зомби секс-рабов. Но судя по той уверенности, с которой вы объясняете магические детали этого дела, вы не все рассказали. О чем вы умолчали? Как они это делают? Один из последних зомби гниет, затем разложение словно останавливается, а затем он снова гниет. Как?

— Думаете, я знаю обо всем этом, потому что много лет назад сдала Сальвадор за злоупотребление магией?

— Поэтому и потому что наш новый агент Ларри Кирклэнд говорит, что если кто и знает, как это сделали, то только вы. Он сказал, что вы сильнейший аниматор из всех ему известных и знаете о мертвых больше кого-либо из ныне живущих.

— Держу пари, последнее он сказал совсем не так, — подметила я.

Мэннинг беспокойно заерзала на стуле.

— Я пытаюсь вернуться к дружественному тону, после своего небольшого срыва, маршал Блейк.

— А что еще сказал Ларри Кирклэнд?

— Анита, — позвал Зебровски, и я посмотрела на него. — Оставь это. Ларри похвалил твои способности, просто забей.

Не хотела я спускать на тормозах. Наверняка Ларри сказал, что я получила свои знания из личного общения с мертвецами, гораздо более тесного, чем мог себе позволить набожный Кирклэнд. Когда-то мы с Ларри были друзьями. Черт, я учила его поднимать мертвых. Но наша дружба окончилась, когда я перестала брать заказы на убийства в моргах, и он посчитал это безнравственным. Казнь в морге заключается в том, чтобы пронзить колом сердце, а в большинстве штатов еще и отрезать голову вампиру, прикованному цепями к укрепленной каталке и обложенного освященными предметами. Вы когда-нибудь пытались отделить дубовую кость свиного окорока? Попробуйте как-нибудь, это не просто. А теперь представьте, что во время этого свинья жива и молит о пощаде. У меня было слишком много казней в моргах, когда приходилось убивать вампира после заката, уже пробудившегося к жизни, чтобы, не дай бог, он не вырвался на свободу и не навредил еще большему количеству людей. Ох уж этот юношеский идеализм, когда ты веришь любому дерьму, что льют тебе в уши. Я просила разрешения на использование ружья, как более гуманного способа убийства, но получила отказ, потому что серебренные пули слишком дорогие, а еще я могла повредить казенные каталки. В конце концов, я вообще отказалась проводить казни в моргах, когда поняла, что большинство вампиров на этих каталках никому никогда не вредили. Правило трех страйков для вампиров: если вы были осуждены по трем любым преступлениям, не важно, какой степени тяжести, вы будете казнены. Мы с Ларри столкнулись с ситуацией, которая могла дать шанс вампирам отправляться за проступки в тюрьму, а не на тот свет. Неплохо, но это стало поворотным моментом в нашей дружбе. С тех пор Ларри стал похож на новообращенного вегетарианца, который видит в любом мясе убийство, а я для него стала плотоядным животным.

— Ладно, Зебровски, ладно.

Он улыбнулся, потрепав меня по руке.

— Спасибо.

— За что вы ее благодарите? — поинтересовался Брент.

— За то, что прислушалась ко мне, — ответил Зебровски.

— У Блейк репутация человека, не слишком прислушивающегося к другим, — сказала Мэннинг.

Я одарила ее далеко не дружелюбным взглядом.

— Я стала сдержанней.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Как и все мы.

Я кивнула.

— Вы или учитесь держать себя в руках, или меняете работу.

— Правда?

Трое из нас кивнули, Брент не так давно работал, чтобы понять это. Я чувствовала себя ветераном.

— Я расскажу вам, как, по словам самой Доминги, она это делала, но я никогда не видела этого лично. У нее было два зомби, как на ваших видео: один почти совершенный и мог бы сойти за человека, а второй такой, как вы описываете, более разложившийся. В их глазах были души. Так же, как и у этого зомби.

— Наши эксперты утверждают, что это возможно, если некто, владеющий вуду, поймает душу мертвеца в кувшин или любой другой магический сосуд. Но они не знают никого, кто бы это делал. Пока это все истории из разряда: «брат дяди моего пра-пра-пра-дедушки знал того, кто это делал». Мы проверили каждый слух о нечистоплотном жреце вуду, но все они были или уткой для привлечения туристов, или байкой напуганных этой искаженной религией жителей.

— Что они говорят о возвращении души обратно в тело после смерти? — спросила я.

— Есть способы украсть частичку чьей-то души, чтобы получить над ним контроль, но это плохая идея. Дело в кармическом равновесии. Ты не обязан что-то делать только потому, что можешь, — сказала Мэннинг.

— Обращение к темной стороне любой магии чревато тяжелыми последствиями, — добавила я.

Она посмотрела на меня тяжелым и проницательным взглядом полицейского. Уверена, на допросах она просто зверь и всегда играет роль «плохого копа».

— Некоторые ведьмы поговаривают, что любое жертвоприношение — черный ритуал, так что вы сильно подпортили свою карму, Блейк.

— Да, я разговаривала с ведьмами, которые так считают. Как правило, это или христианские ведьмы, которые ничего не имеют против людей второго сорта их же религии, пока они играют строго по правилам церкви, или милые пушистики-викканки, ну или ведьмы Нью Эйдж.

— Я в курсе о викканах, это новое веяние в колдовстве как религии, но что за «пушистики-викканки»? — спросил Брент.

— Неоязычники, отрицающие такие понятия как «плохая энергетика» и «злая магия». Пока ты не лезешь в неприятности, неприятности не лезут к тебе. Они похожи на людей, уверенных, что с ними ничего не может случится, пока они не шастают по плохим районам и не связываются с опасными людьми. Никто не хочет верить, что зло может таится и в благополучных кварталах, а хищники иногда охотятся как на плохих, так и на хороших людей

— Обычным людям хочется верить, что они в безопасности, — сказал Брент.

— Ага, эта вера их до добра и не доводит.

— Так милые пушистики-ведьмы уверены, что жертвоприношения открывают двери неприятностям, и они в безопасности, пока они не прибегают к ним? — спросил Брент.

Я кивнула.

— В безопасности от чего?

— От плохих парней на метафизическом уровне. Встречала я некоторых пушистиков, практикующих серьезную магию практически без защиты. Они свято верили, что их защитит мироздание.

— Не понимаю, — пробормотал Брент.

— Это как разъезжать по гетто в норковой шубе и бриллиантах на новеньком ягуаре, думая, что с тобой ничего плохого не случится, ведь ты хороший человек.

— В идеальном мире так и должно быть, — сказала Мэннинг.

— Но мы живем не в идеальном мире, — возразила я.

— Это точно, — поддержал Зебровски.

— Один жрец вуду сказал, что за свои восемьдесят лет не слышал о заклинании, способном сотворить то, что сделали с этими женщинами.

— Я не исповедую вудуизм, как предпочитают называть его последователи, но жрец может быть прав. Я не знаток этой религии, но Доминга Сальвадор говорила, что сама разработала этот метод или как это назвать.

— Ну, или она не единственная, кто до него додумался, или успела поделиться с кем-то секретом до того, как пропала, — заметила Мэннинг.

— Видимо так.

— Могу я задать вопрос не по теме? — спросил Брент.

Мэннинг косо на него взглянула и вздохнула.

— Если хочешь, а я знаю, что хочешь.

Брент улыбнулся ей, а затем посмотрел на меня.

— Вы прибегаете к вуду, или вудуизму, поднимая зомби?

— Вроде того, — ответила я. — Теоретически люди, не наделенные даром, связанным с мертвыми, могут поднять зомби при помощи ритуала и соответствующей атрибутики. Но не знаю никого, кто мог бы это сделать, не будучи одаренным.

— То есть это просто парапсихическая способность, типа телекинеза?

Я кивнула и пожала плечами.

— И да, и нет. Это магический дар, а не природная особенность. То есть эмпату, например, не нужен ритуал, чтобы ощутить эмоции, а некоторым магическим способностям он необходим, чтобы настроиться и открыть свой разум для них.

— Медитация помогает большинству экстрасенсов показать лучшие результаты на тестах. Возможно, это что-то подобное, — предположил Брент.

— Возможно, — ответила я.

— Вы используете вуду, чтобы поднимать мертвых, — произнесла это Мэннинг, как общеизвестную истину.

— Меня учили воскрешать мертвых именно так.

— Звучит так, словно вы не уверены, нужен ли вам этот ритуал.

— Я сильно сократила сам процесс, но мне знакомы аниматоры, которые должны выполнить ритуал от и до, чтобы поднять кого-то. По моему наблюдению, чем слабее твоя сверхъестественная способность, тем больше ты нуждаешься в магическом ритуале.

— Жрец, которому мы доверяем, сказал то же, что и вы: души были каким-то образом пойманы в ловушку, а затем помещены в тело. Но он не был уверен, будет ли тело с душой внутри разлагаться.

— И снова могу передать вам слова Сеньоры. Она нашла способ вернуть душу в тело зомби, и гниение прекращалось.

— Тогда почему зомби на видео разлагаются?

— Видимо, душу вновь изымали из тела, и тогда зомби, как обычно, начинали разлагаться.

— Но у некоторых из гниющих зомби в глазах души, — она показала пальцами кавычки. — Почему они гниют?

— Доминга изымала душу из тела зомби, позволяя гнить, а затем возвращала обратно, когда доводила его до того состояния, которое было ей нужно. Кроме того, она использовала это в качестве пыток и наказания. Она держала одного, сильно разложившегося, но все еще находящегося в сознании, для предупреждения и запугивания других. Делайте, что я говорю, или то же самое случится и с вами.

— Но зомби кажутся и без того совершенно покорными, зачем ей было угрожать им? — спросила Мэннинг.

— Для зомби это, конечно, было ужасно, и подозреваю, Сеньора наслаждалась садизмом. Но она использовала это для запугивания своих заклятых друзей, вроде меня. Это должно было заставить меня побояться отказать ей. Похоже, на других людях этот метод работал.

— Но не на вас? — задала вопрос Мэннинг.

— Вы видели страх в глазах этих жертв только на видео. А я смотрела в их глаза лично, — я вздрогнула, ничего не могла с собой поделать. — Это было и до сих пор остается самым тревожным моим воспоминанием. Тогда я хотела смерти Доминги не для того, чтобы защитить себя, а чтобы освободить тех двух зомби. Это было настолько неправильным, настолько злым, что было необходимо остановить ее.

— Когда вы рассказываете об этом, ваше лицо… Вы выглядите так, словно навсегда запомнили это, — подметила Мэннинг.

Я поняла, что смотрела в никуда, вспоминая тот подвал и двух несчастных с пойманными в ловушку душами. Их глаза были такими напуганными, так молили о помощи, а мне пришлось оставить их там, чтобы спастись самой. Но были и другие дни, и другие возможности… И, в конце концов, я сделала то, что должна была. Доминга Сальвадор больше никогда и никого не будет так мучить.

Я посмотрела на остановленный кадр на экране ноутбука. Теперь в городе был новый игрок, и он со всем разобрался сам. Черт.

— Что Сальвадор хотела от вас, Блейк?

— Она хотела, чтобы я помогала ей поднимать больше зомби, чтобы развить свой бизнес сексуального рабства.

— Вроде того, что мы смотрим сейчас?

— Возможно. Если вы достаточно сильны, ваши зомби будут очень похожи на людей. Они не будут разлагаться, потому что у них есть души, а значит не будет неприятного запаха. У вас будет абсолютно покорный сексуальный раб, которому не нужно ни есть, ни спать, который будет исполнять все прихоти хозяина.

— Но рядом должен быть аниматор, чтобы отдавать им приказы, — сказала Мэннинг.

— Не думаю, что таков был план Доминги. Полагаю, она собиралась поступать так же, как я иногда делаю со своими клиентами: они входят в круг, и я привязываю к ним зомби, чтобы он выполнял их приказы. Мы договариваемся о встрече, когда я смогу забрать зомби обратно и похоронить его. Так я могу направиться к следующему заказчику и не нянчиться с каждым поднятым мною мертвецом.

— Как много зомби вы можете поднять за ночь? — спросил Брент.

— Зависит от давности смерти. Чем дольше человек мертв, тем больше сил нужно, чтобы поднять его. Если смерть по-настоящему древняя, возможно, я смогу поднять только одного, а если недавняя, то около пяти-шести за ночь. Иногда удается больше, но редко.

— Почему редко? — спросила Мэннинг.

— Я не поднимаю мертвых без веской на то причины. И эта услуга не дешевая. Ночи, когда у меня больше шести заказчиков на одном кладбище, очень редки. Иногда приходится поездить, чтобы выполнить несколько заказов, но только если я в городе. Когда человек, готовый заплатить за эту услугу, за городом, я успеваю выполнить только его заказ.

— Тогда почему зомби на видео управляет аниматор?

— Возможно, он не знает, как передать кому-то другому контроль над зомби. Меня этому не учили. Пока мертвому задают вопросы и прощаются с ним, вы должны ждать у могилы, а затем упокоить его. Даже сейчас я крайне редко передаю кому-то контроль над зомби.

— Почему? — спросила Мэннинг.

— Однажды кто-нибудь из клиентов может не вернуть его. Представьте, вы любили этого человека, а я достаточно сильна, чтобы какое-то время он выглядел и вел себя как живой. Этого достаточно, чтобы вы поверили, будто мама или папа воскресли. До поры до времени вы будете обманываться.

— И как долго?

— Пока его тело не начнет гнить. Все зомби разлагаются, агент Мэннинг, даже мои.

— Католическая церковь утверждает, что аниматоры посягают на деяния Иисуса, поднимая мертвых.

— Ага, и пока мы не прекратим, мы отлучены от церкви. Но они не понимают, что, если некоторые из нас не используют свои метафизические способности, они дают о себе знать другими способами.

— Так же, как с необученными телепатами, которые сходят с ума, не в силах заблокировать чужие мысли, — сравнил Брент.

— Да, только в моем случае это было сбитое на дороге животное, преследовавшее меня до дома. И моя собака, которая воскресла, после смерти.

Зебровски смотрел на меня огромными глазами. Кажется, я никогда не рассказывала ему об этом.

— Звучит ужасно, — сказала Мэннинг.

— Так и было. Мой отец и мачеха были не в восторге.

— Да уж наверно, — протянул Брент.

— Вам нужна для этого человеческая жертва? — спросила Мэннинг.

— Чтобы поймать душу или чтобы вернуть ее обратно в зомби?

— И для, и для другого.

— Жрец ответил бы на эти вопросы лучше меня, но я не думаю. Если зомби умер не так давно, то в такой большой жертве нет необходимости.

— Что значит «большая жертва»? — спросила она.

— Многие из нас приносят в жертву цыплят, чтобы поднять обычного зомби. Если смерть была старой, тогда коз, иногда овец, но в основном коз. Если и этого недостаточно, тогда корову.

— То есть буквально большая, физически, а не интеллектуально развитая? — подвела итог Мэннинг.

Хороший вопрос, очень хороший.

— Знаете, я никогда не задумывалась над этим. Меня учили, что «большая жертва» означает буквально большая, то есть теоретически слон мог бы поднять более старого мертвеца, но от жертвы коровой мы перепрыгиваем сразу к человеческой, хотя люди физически не больше крупного рогатого скота, — я задумалась. — Думаю, просто нет приемлемого способа убить кого-то крупнее коровы или лошади, хотя не знаю никого, кто бы приносил в жертву лошадь в этой стране. Некоторые заменяют цыплят голубями, но человек считается самой большой жертвой.

— Свиньи разумнее коз и коров, значит эта жертва больше? — спросил Брент.

— Не слышала, чтобы кто-то использовал свиней. Может поросят, но не взрослое животное.

— Почему? — спросила Мэннинг.

— Честно сказать, не знаю. Но я выросла на ферме и знаю, что свиньи могут съесть человека, в отличии от коров, цыплят и коз.

— На самом деле, свиньи не едят людей, если только какой-нибудь маньяк не скармливает им останки, — ответил Брент.

— Кабаны утаскивают детей, оставленных на краю поля, и съедают их.

— Да это просто бабушкины сказки.

— Вовсе нет, — возразила я. — И если вы будете настолько ранены, что не сможете самостоятельно выбраться из свинарника, вас съедят к черту.

— Я в это не верю.

— Мой отец ветеринар, и иногда он брал меня с собой на выезд. Поверьте мне, некоторые свиньи могут вас съесть.

— Смерть шимпанзе или дельфина была бы больше жертвы коровы, но меньше человеческой? — спросил он.

Я обдумала это и наконец ответила:

— Возможно, но взрослый самец шимпанзе может вырвать руку человека из сустава, а насчет дельфина… Даже не представляю, как доставить его на могилу, чтобы перерезать горло для поднятия зомби.

— Значит розыск без вести пропавших, которых могли принести в жертву, не поможет нам выйти на этих ублюдков? — спросила Мэннинг.

— Думаю, нет. Даже уверена в этом.

— Тогда как нам поймать их?

— Доминга собиралась продавать зомби, выглядящих как можно более свежими, как сексуальных рабов, но она и не подозревала о возможностях порно онлайн. Думаю, должны быть клиенты, что за это платят.

— В большинстве штатов это больше не считается преступлением, потому что законы о некрофилии были изменены. Теперь они гласят, что, если мертвец может двигаться и способен дать свое согласие, их действие расценивается как консенсуальный секс, а не некрофилия. Но это все равно ужасно, — сказала Мэннинг.

— Слышала, что некоторым штатам пришлось пересмотреть свое законодательство, когда вампиров юридически признали гражданами, потому что по существующим законам за секс с ними все еще арестовывали.

— Некоторые копы превратили арест супругов вампиров в свое хобби, — сказал Мэннинг.

Я кивнула.

— Ну да, первые годы, после изменения законов, были интересными.

— И не говори, — согласился Зебровски, и я посмотрела на него. — Эй, я же и тогда был копом. Еще вчера мы могли убить вампира на виду у всех, а сегодня они уже были признаны легальными гражданами под защитой закона. Это были очень странные времена для правоохранительных органов.

— Я училась на четвертом курсе колледжа, когда все изменилось. Я и не задумывалась, как много пропустила.

Он закатил глаза.

— Иногда я забываю, что ты совсем малышка.

— Ты всего на десять лет старше.

— На тринадцать, но спасибо.

Я усмехнулась ему.

— Ну да, три года, это же так много.

— Иногда и ты так считаешь.

Я посмотрела на него, прищурившись. Тема отношений с некоторыми моими молодыми любовниками была очень личной, а личную жизнь мы уже обсудили.

— Да я просто старик по сравнению с тем твоим щенком.

— Не расстраивайтесь, сержант. В этой комнате не вы старше всех, хотя и меньше, чем на три года, — сказала агент, улыбнувшись.

Он протянул ей кулак, и, всего на мгновенье замешкавшись, она ударила по нему.

Я обратила внимание на непривычно притихшего Брента.

— Когда вы моложе всех детективов и агентов в комнате, вы просто не болтаете об этом.

Я улыбнулась ему.

— Плавали, знаем.

— Держу пари. Но вы не выглядите на тридцать.

Я пожала плечами.

— Хорошие гены.

Поэтому и, возможно, потому что я была человеком-слугой и невестой Жан-Клода, я не старела и могла остаться такой, как сейчас, навсегда. Я посмотрела на волосы Зебровски, поседевшие с того времени, как мы встретились. Неужели мне придется наблюдать за тем, как он стареет, пока я остаюсь по-прежнему молодой? Я не знала наверняка, но от этой мысли становилось грустно. А затем я подумала, что если бы он был вампиром, то не старел бы. Никогда прежде я не задумывалась об этом, глядя на своих друзей. Не уверена, что именно я чувствую на этот счет, но это не самое приятное чувство.

— Ты в порядке, Анита? — спросил Зебровски.

Я кивнула.

— Да, просто задумалась.

— О своем высоком, бледном красавчике-женихе? — усмехнулся он.

— Нет, с чего ты взял?

— Потому что только о личном ты можешь так задуматься. Расследования преступлений успокаивают тебя.

Я позволила выражению своего лица показать, насколько неспокойно мне сейчас было.

— Это дело вовсе не успокаивает меня, Зебровски.

— Прости, ты права. Это дело довольно болезненно.

— Что вы имеете в виду? — спросила Мэннинг.

Он посмотрел на нее своими карими глазами глубокого мыслителя под всей этой грязной одеждой и шуточками.

— Некоторые дела накладывают на вас отпечаток, даже после того, как вы распутаете их.

Она долгое время изучала его лицо, а затем кивнула.

— Если распутаем.

— Вы сомневаетесь в этом? — спросила я.

— Мы здесь, потому что наш аниматор Ларри Кирклэнд, самый уважаемый жрец вуду в стране и многочисленные ведьмы и экстрасенсы, работающие на ФБР, не смогли помочь нам выйти на этих парней.

— А что сказали компьютерные асы? — спросил Зебровски.

Она снова кивнула.

— Они сказали, что кто бы ни работал с этими ублюдками, он очень, очень хорош.

— Наши все еще пытаются определить их местоположение, но они заметают компьютерный след быстрее, чем мы успеваем отследить его. Пока мы отстаем, — добавил Брент.

— Плохие ребята всегда находят новый способ быть впереди хороших, — сказала я.

— Точно, — ответил он.

— Рано или поздно наши техники взломают их и отследят, — сказала Мэннинг. — Я недостаточно разбираюсь в этой области, чтобы помочь им. Поэтому пытаюсь зайти с другой стороны. Я могу встретиться с вами, поговорить и задать вопросы. С компьютером такой трюк не пройдет.

— Я только недавно выяснила, как поменять мелодию на смартфоне, так что хорошо понимаю вас в этих таинственных компьютерных штучках, — ответила я.

Она слабо улыбнулась мне.

— Спасибо за поддержку, но, как правило, люди страдают этим, перейдя определенный возрастной рубеж. А вы слишком молоды для этого.

— А я люблю свой смартфон, — сказал Зебровски. — Жена и дети целый день шлют мне фотки и смс. Держат меня в курсе событий, пока я на работе.

— А вы, конечно, уже перешли этот возрастной рубеж, — Мэннинг перевела взгляд с одного на другого. — Вы двое уравновешиваете друг друга, как и должно быть у хороших напарников.

Мы с Зебровски переглянулись, пожали плечами и почти в унисон сказали:

— Стараемся.

Мэннинг прищурилась, глядя на нас. А Брент рассмеялся.

Если бы кто-то из гражданских увидел, как мы смеемся и улыбаемся, пока на экране стоит на паузе этот ужас, они бы сочли нас циниками или того хуже. Но если вы не научитесь сохранять свое чувство юмора посреди кошмара, вы или свихнетесь, или уволитесь, или вставите ствол себе в рот. Мы все были копами уже достаточно давно, а значит выучились насвистывать в темноте, петь по дороге на казнь, шутить перед вратами ада — нужное подчеркнуть. Мы делаем это. Чтобы выжить. Чтобы не сойти с ума. Мы выполняем свою работу. Ловим плохих парней. Я посмотрела на экран. Зомби, человек, кем бы она ни была, чья душа была поймана в ловушку, смотрела на нас с экрана в немой мольбе. Мы должны найти ее. И когда мы это сделаем, я найду способ освободить ее душу и упокоить. И все прекратится. Мы все прекратим. Те, кто поднял зомби и надругался над ней, не сделали ничего, чтобы я могла получить ордер на исполнение. Поэтому я не могла ворваться к ним, размахивая оружием, как при обычной охоте на монстров. Они никого не убили, черт, я даже не уверена, что они нарушили закон, но по законам морали… они должны ответить. Будет ли это самосуд? Да, черт возьми, но иногда просто необходимо прислушаться к той части себя, что говорит: «Это аморально! Это нужно остановить!» Не судите, да не судимы будете. Но в этом случае, я уверена, бог будет на моей стороне.

Загрузка...