Милая маленькая игрушка

17

ИЛЬЯ

Мне не нравится, как я расстался с Уитни. Теперь, когда у меня было время остыть и подумать об этом, я был слишком груб с ней. Неважно, что она чертова шалунья, которая приняла свое наказание как звезда и все равно кончила дважды, хотя я намеревался сделать это ради своего удовольствия. Но это не оправдание. Я был зол, и я решил выместить свой гнев на Уитни, вместо того чтобы быть мужчиной и контролировать свой пыл. Не то чтобы я собирался звонить ей и унижаться или что-то в этом роде. Я твердо верю в то, что действия говорят громче слов. Так что на эти выходные я запланировал что-то особенное для моей знойной балерины. Что-то, что, я надеюсь, компенсирует мою незрелую вспышку в прошлые выходные.

Поднимаясь на лифте на семнадцатый этаж, я суечусь с полным виндзорским узлом моего баклажаново-фиолетового галстука с узором пейсли, который слегка душит мое горло. Я ненавижу костюмы. Мужчины с моей мышечной массой не созданы для них. Неважно, насколько они идеально скроены. Я предпочитаю что-то более повседневное. Но официальная одежда — необходимость в моей работе, поэтому я к ней привык. И то, что я запланировал для Уитни, требует уступок.

Двери лифта звенят, открываясь мгновением позже, и я шагаю к двери квартиры Уитни. Когда я стучу по ней, приглушенный голос Уитни «Открыто!» приглашает меня войти. Шагая в гостиную просторной квартиры, я ценю опрятное состояние, в котором Уитни всегда держит свое место. Мой взгляд падает на полосатое серо-белое кресло, к которому я привязал ее на прошлых выходных, и мой член пульсирует при воспоминании о ее идеальной заднице, выставленной напоказ. Образ ее настороженных глаз и эхо ее молчания после этого падают, как свинцовый шар, в мой живот, и я отбрасываю внезапное чувство вины в сторону. Сегодня вечером я собираюсь загладить свою вину перед ней.

Из спальни доносятся звуки ее сборов, а также приглушенные звуки группы Black Sabbath, и я устраиваюсь на диване, чтобы подождать. Я уверен, что она скоро закончит. Уитни никогда не заставляет меня ждать. Не знаю, потому ли, что она просто знает, что делать, или она от природы пунктуальный человек. Но поскольку сегодня пятница, я дал ей меньше времени, чем обычно, чтобы одеться.

Я наблюдаю за золотым светом раннего вечера, танцующим на поверхности воды через ее окна. Это прекрасный вид. Я редко трачу время, чтобы полюбоваться им, больше сосредотачиваясь на виде внутри.

Через несколько минут каблуки цокают по деревянному полу, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Уитни в потрясающем черном платье. Оно облегает ее тело, сужаясь к полу, длинный разрез идет по ее левой ноге до середины бедра. Но больше всего мое внимание привлекает необычный топ с одним рукавом. Вырез, который оставляет одно плечо и руку полностью открытыми, почти изгибается на ее груди, прежде чем ткань изгибается вверх, образуя высокий воротник вокруг ее шеи, покрытый толстым слоем золота — сочетание ожерелья и сдержанности. Затем черная ткань продолжается вниз в рукав полной длины.

— Тебе нравится? — Спрашивает Уитни, делая подиумный поворот, чтобы показать открытую спину в стороне от тонкой полоски ткани, покрывающей верхнюю часть ее правого плеча. Ее короткая стрижка пикси цвета воронова крыла и дымчатый глаз только добавляют суровой красоты наряду.

Я снова оглядываю ее с ног до головы и замечаю, что ее шпильки идеально подходят к платью — черный ремешок с открытым носком и золотая пластина вокруг щиколотки, чтобы удерживать туфли на месте.

— Очень, — соглашаюсь я, вставая со стула, чтобы погладить ее руками по талии и бедрам, любуясь мягкостью полуночной ткани.

— Отлично! Ну что ж, я готова идти.

Она сверкает улыбкой, и я слегка ошеломлен тем, насколько нормально она себя ведет. Кажется, ей совершенно комфортно со мной. И хотя наши сообщения на этой неделе не были совершенно сердечными, я думаю, что она может быть более устойчивой к моим прикосновениям после того, как грубо я с ней обращался, и когда я предлагаю ей свой локоть, она принимает его без вопросов, и мы направляемся к двери. Облегчение расслабляет мою грудь. Я недооценил Уитни, если она может так легко отмахнуться от нашей последней встречи. С другой стороны, она всегда была жесткой девчонкой. Теперь, когда она проводит так много времени в красивых платьях, я иногда забываю, что это была та девушка, одетая в черную байкерскую куртку и армейские ботинки, которая выглядела так, будто была готова броситься на все и вся, в первый день, когда я ее увидел.

— Как прошла твоя неделя в колледже? — Спрашиваю я, когда лифт везет нас в вестибюль.

— Мне кажется, что они заменили танцевальную программу на учебный лагерь. — Уитни легко смеется. — Но я с нетерпением жду нового года и новых преподавателей. Думаю, это действительно подтолкнет меня стать более сильной танцовщицей. У нас также есть новая переводная ученица в балетном отделении. Ее зовут Аня. Она немного застенчива, но мы с девочками пригласили ее в «Танец» завтра, так что я надеюсь, что смогу немного вытащить ее из своей раковины.

Я слышу защитный тенор в голосе Уитни, и улыбка тянет мои губы. Ей нравится эта девушка Аня. Я рад. Она не казалась слишком счастливой с другой балериной, которая нравится ее друзьям. Пейдж, если мне не изменяет память.

— Ты уверен, что не хочешь пойти? — Предлагает Уитни, глядя на меня, когда мы выходим из лифта и идем через вестибюль.

Я привык, что головы поворачиваются, чтобы посмотреть, как эта девушка идет со мной под руку. Самый приятный момент наступает сразу после этого, когда мужчины видят, под чьей она рукой, и тут же отводят взгляд. Это одно и то же движение каждый раз: оценивающий взгляд, признание моего присутствия, расширение глаз, затем подбородок дергается вниз и в сторону, когда что-то на полу внезапно становится чрезвычайно интересным.

— Может быть, в следующий раз. — Говорю я, мой типичный ответ, когда она приглашает меня в «Танец». Я думаю, что лучше всего напоминать Маркетти о моем присутствии на их территории как можно меньше, и каким-то образом наслаждение их ночным клубом кажется противоположностью незаметности. — У меня завтра есть дела. — И это правда. К нам прибывает большая партия, за которой я планирую присматривать.

— Ну, если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

Я нажимаю на брелок, когда мы въезжаем на парковку, и двери моей машины плавно открываются.

— Как дела в общем? — Спрашивает Уитни, когда мы устраиваемся, и мотор моего Ламборгини урчит, оживая.

— Хорошо. Мы снова расширяемся. Наши партнеры в России значительно увеличили свои запросы на поставки. — Мои мысли переключаются на мою поездку на прошлой неделе и на жесткие переговоры, связанные с посредничеством в получении нового объема, который они ожидают.

— Ну, это хорошо.

Машина замолкает, и я остро осознаю типичное острое или остроумное замечание, которое Уитни обычно вставляет в этот момент. Когда я смотрю на нее краем глаза, она смотрит в лобовое стекло, ее выражение лица тщательно нейтрально, ее взгляд устремлен на дорогу. Возможно, у нее на уме что-то еще, или, может быть, это следствие урока, который я так решительно преподнес дома на прошлых выходных. Я должен быть рад, что она, кажется, более четко понимает границы наших отношений, поэтому я отмахиваюсь от этого.

Ужин в «Сепии» элегантный, вкусный и каким-то образом совершенно пресный. Разговор легко перескакивает с поверхностных тем, поскольку мы обсуждаем все, от превосходного сочетания вкусов сезонного меню и того, как шеф-повар, удостоенный звезды Мишлен, превзошел самого себя, до того, как будет выглядеть учебная программа Уитни в осеннем семестре ее третьего года обучения, даже мягкую погоду, которая была в Чикаго на прошлой неделе. Это совершенно приятно, и Уитни, кажется, в хорошем настроении, ее глаза сияют, ее улыбка открыта. Но без ее едкого юмора и замечаний, которые держат меня в напряжении, это похоже на один из сотен ванильных ужинов, которые я делал с бесчисленными поверхностными женщинами до нее. И ее осторожная сдержанность говорит мне, насколько она хорошая ученица. Возможно, мой сюрприз для нее более необходим, чем я думал сначала.

Когда мы наелись и отправились к сюрпризу, который я приготовил для Уитни, я позволяю машине наполниться тишиной, ценя ее вместо светской беседы, которую мы поддерживали с хирургической точностью. И когда мы подъезжаем к главному входу в Civic Opera House, я понимаю, что сделал правильный выбор. Подведенные глаза Уитни расширяются, а ее вежливая улыбка превращается в восторженную ухмылку.

— Мы идем на Дракулу? — Требует она, поворачиваясь ко мне лицом.

Я поднимаю бровь, мои губы сжимаются, чтобы скрыть свое веселье от ее энтузиазма.

— Может быть.

— О боже, мы идем! — Ее глаза мерцают новым волнением.

Оставив машину парковщику, я предлагаю Уитни руку и веду ее к нашим местам в ложе. Бутылка шампанского уже ждет нас, и мы устраиваемся, пока волнение Уитни гудит от ее тела, оставляя ее подтянутые руки напряженными, ее ладони сжимают край перил.

— Я умирала от желания увидеть это шоу весь год! — Восклицает она, поворачиваясь, чтобы принять бокал шампанского, который я наливаю и передаю ей.

Я тихо хихикаю.

— Я знаю.

Щеки Уитни слегка краснеют, и признательность, которая мерцает в ее глазах, кажется, смягчает ее выражение лица.

— Спасибо, — бормочет она.

— Пожалуйста. — Сейчас самое время извиниться за свои действия на прошлых выходных, но мысль о том, чтобы произнести эти слова, как будто цементирует мой рот. Такие простые слова, и все же, я нахожу их горькими на вкус. Надеюсь, она сможет распознать мой жест, каким он должен быть, потому что я не могу заставить себя сказать «я извиняюсь».

Я думаю, что так и есть. Когда свет гаснет и занавес поднимается, Уитни, кажется, расслабляется по отношению ко мне, снимая напряжение, которого я не осознавал раньше. Когда начинается представление, мне трудно сосредоточиться на танцорах, движущихся по сцене, независимо от драматизма их движений или интенсивности музыки. Я все время блуждаю взглядом по девушке рядом со мной, и на том, как ее полные губы слегка приоткрываются от удивления, ее глубокие карие глаза сосредоточены на сцене внизу. Она очарована балетом, и меня переполняет глубокое чувство удовлетворения от осознания того, что я могу доставить ей такое удовольствие.

Несколько раз во время представления Уитни замечает, как я смотрю на нее, и каждый раз, когда наши глаза встречаются, между нами проносится трескучая рябь предвкушения. Как бы мой чрезмерно напористый урок ни повлиял на глубину нашей беседы, он не изменил необъяснимого притяжения между нами. Внезапно я не могу дождаться, когда она вернется в свою комнату.

Когда занавес наконец опускается, и зрители встают, чтобы аплодировать, Уитни делает то же самое, открытое выражение благоговения придает ее лицу захватывающий свет. Она с энтузиазмом хлопает, подходя к краю балкона, когда занавес снова поднимается, чтобы танцоры могли предложить изящно поставленный финальный поклон. Я следую ее примеру, хотя не могу сказать, что достаточно хорошо следовал сюжетной линии, чтобы оценить представление. Тем не менее, я так же полностью наслаждался представлением.

— Это было потрясающе. Кажется, у меня появился новый любимый балет, — восторженно говорит Уитни, когда мы выходим из театра. Она практически подпрыгивает рядом со мной, несмотря на высоту каблуков, хотя ее рука надежно обхватывает мою, так что я могу удержать ее от падения, если понадобится.

— Значит, это был хороший сюрприз? — Спрашиваю я, уголки моих губ кривятся от удовольствия.

Уитни нежно дергает меня за руку, и я останавливаюсь, чтобы посмотреть на нее.

— Лучший, — искренне говорит она, ее карие глаза светлее, чем я когда-либо видел.

— Хм. Хорошо. — Я цепляю палец под ее подбородок и наклоняюсь, чтобы прижаться редким поцелуем к ее пленительным губам. Обычно я стараюсь свести случайные знаки привязанности к минимуму. Но глубокий малиновый цвет, который на ней сегодня вечером, делает ее губы более соблазнительными, чем обычно, и я не могу устоять перед искушением.

Между нами проносится электрический разряд, и я отпускаю ее мгновение спустя. Она стоит в ошеломленном молчании мгновение, и я одариваю ее самодовольной улыбкой, прежде чем повернуться, чтобы проводить ее к ожидающей нас машине. Я мчусь по улицам Чикаго обратно в квартиру Уитни, мое предвкушение сжигает мою сдержанность. И когда мы едем на лифте обратно в ее комнату некоторое время спустя, тишина, которая нас окружает, заряжена новым видом напряжения, чем то, что было между нами в начале ночи.

Я не хочу ничего больше, чем прижать ее к стене и использовать этот разрез до бедра на ее платье с пользой. Но я этого не делаю. Поцелуй, который я украл, уже перешел черту, которую я очень стараюсь удержать на месте. Потому что мне нужно сохранять большую дистанцию от этой девушки в эмоциональном плане. У нее есть способ открывать скрытые двери в моем сердце, и в последнее время я был слишком небрежен, позволяя ей исследовать это.

Моя работа — поддерживать чисто сексуальные и веселые физические отношения. Я извинился, как мог, за то, что позволил своим эмоциям вмешаться на прошлых выходных. Теперь мне нужно вернуть нас к изначальному положению. И у меня в голове есть сцена на сегодняшний вечер, которая поможет отделить наши эмоции от уравнения.

Уитни открывает дверь в свою квартиру и тянется, чтобы включить свет. Я следую за ней, мои глаза впитывают ее подтянутую спину и тонкую талию, и то, как ее черное платье облегает ее бедра. Она выбрала идеальный наряд для сцены, даже не подозревая об этом. Я закрываю за нами дверь с легким щелчком.

— Почему бы тебе не открыть нам бутылку красного вина? — Предлагаю я, понижая голос доминантным басом, который я использую с ней.

Мурашки, которые пробегают по ее голому плечу, глубоко удовлетворяют.

— Я все подготовлю, чтобы мы могли начать. Обещаю, ты будешь очень довольна моей работой. Просто помни, ты должна доверять моему процессу.

Уитни оглядывается через плечо, простая золотая сережка-слиток касается ее тела. А ее язык танцует по губам. Пробираясь в ее спальню, я роюсь в ее ящиках, чтобы найти нижнее белье, которое я заставлю ее надеть позже. Затем я достаю полароидную камеру, которую я ждал, чтобы использовать.

Когда я снова захожу в гостиную, Уитни уже наливает рубиновую жидкость в два бокала для вина на ножках. Она поднимает на меня взгляд, ее глаза полны ожидания.

— Мы можем обсудить оплату позже. Но уверяю тебя, у нас будет более чем достаточно материала для твоего портфолио. Почему бы нам не начать с нескольких портретов? — Предлагаю я, держа камеру вверх.

— Э-э, да, это звучит неплохо. Где бы ты хотел, чтобы я была? — Спрашивает она, оглядывая комнату.

— Как насчет того, чтобы встать у этой стены? — Двойной смысл заставляет мой голос хрипеть, когда я представляю, как трахаю ее у стены, на которую я указываю.

Уитни грациозно движется через комнату к ровному участку стены и встает перед ним. Я беру ее подбородок между пальцами, поворачиваю ее лицо и слегка приподнимаю его, чтобы подчеркнуть линию ее подбородка. Я обычно не считаю себя хорошим фотографом, но с таким объектом съемки сегодня будет весело.

Отступив назад, я делаю снимок ее драматичных черт, естественного свирепого взгляда ее кошачьего макияжа. Полароид шумно свистит, создавая черный квадрат мгновением позже, который я беру и бросаю, на акцентный столик, рядом со мной.

— А теперь повернись ко мне лицом.

Уитни так и делает, принимая напряженный взгляд модели, слегка приоткрывая губы. Она естественна. Я делаю еще один снимок и отбрасываю второй черный квадрат в сторону, не утруждая себя просмотром конечного результата. Постепенно я перехожу от портретов к позам в полный рост, заставляя ее небрежно прислониться к каминной полке и вглядываться в мерцающее пламя, затем небрежно откинуться на диване с бокалом вина в руке. Разрез ее платья распахивается, открывая одну длинную мускулистую ногу, когда она сгибает колено, чтобы поставить ногу на шпильке на диван. Ее глаза смотрят на меня издалека, огонь в них говорит мне, что ей это нравится.

— Я думаю, у нас есть неплохое количество образцов гардероба. Почему бы нам не перейти к коллекции будуара? Уверяю тебя, моя работа всегда стильная и уважительная. Я, в конце концов, профессионал.

— Я уверена, что ты прав. Пока что твои фотографии — не что иное, как искусство, — признается Уитни, подбирая случайный снимок и размахивая им, чтобы оживить изображение. Не говоря больше ни слова, она встает и идет в спальню, ее каблуки цокают по дереву.

— Я уже подготовил твой наряд. Я дам тебе время переодеться. Просто дай мне знать, когда будешь готова, и не снимай каблуки, — добавляю я, прежде чем она исчезает.

Уитни поворачивается, чтобы посмотреть на меня, когда она цепляется за дверной проем в своей комнате, ее бровь слегка приподнята в легком удивлении. Она ожидала, что я буду смотреть. Но сегодня я придерживаюсь сценария. Я жду, пока она не позовет меня через несколько минут, давая мне знать, что она одета, и мой член начинает твердеть от предвкушения.

Одетая в прозрачный черный халат с мягкими оборками там, где ткань заканчивается у локтей и чуть ниже бедер, Уитни практически полностью демонстрирует свое тело. Ее ребристый лиф приподнимает грудь, подчеркивая ее декольте, а подвязки для чулок вдавливаются в мягкую, эластичную плоть, удерживая на месте ее высокие чулки до бедра. Ее туфли идеально сочетаются с нарядом, каблуки заставляют ее сильные икры изгибаться. А ткань ее чулок облегает ее ноги.

— Почему бы тебе не устроиться поудобнее? — Предлагаю я, указывая на кровать.

Она так и делает, ложась на живот и скрещивая лодыжки в воздухе, точно так же, как она делала, когда играла школьницу, пытающуюся учиться. Мои яйца напрягаются от воспоминаний, и я сосредотачиваюсь на том, чтобы запечатлеть ее с лучшего ракурса, когда она смотрит на меня и камеру. Она игриво прикусывает губу, и мне приходится сделать второй снимок в этой позе, прежде чем сказать ей перевернуться.

Она так и делает, принимая позы, как могла бы делать модель. Демонстрируя свое нижнее белье с впечатляющим пониманием того, как это сделать, и ее вид становится чрезвычайно соблазнительным.

— Теперь сними обувь и встань у края кровати. Подними ногу и начинай снимать чулок. — Говорю я.

Теперь я откидываюсь на кровать, делая снимки, пока она делает то, что ей говорят, расстегивая подвязки, прежде чем медленно спустить чулок вниз по ноге.

— Хорошо. Теперь другой, — говорю я.

Румянец окрашивает ее щеки, когда Уитни снимает и второй чулок, ее движения медленные и чувственные.

— Сними халат.

На этот раз я демонстративно откладываю камеру в сторону, когда она подчиняется, и ее глаза метнулись ко мне. Поднявшись с кровати, я медленно подхожу к ней, не утруждая себя тем, чтобы скрыть свой блуждающий взгляд.

— Что ты…

— Думаю, пора обсудить оплату, — многозначительно говорю я, подходя к ней, мои руки находят ее талию.

— Я…

— Как фотограф, я люблю думать о своей работе как об искусстве. О чем-то, выходящем за рамки цены, которую можно назначить за нее с помощью суммы в долларах. Так что, почему бы нам не считать это больше… одолжением. Я оказал тебе одолжение. Теперь пришло время и тебе сделать его для меня, — выдыхаю я, наклоняясь ближе.

— Что ты задумал? — Бормочет она, глядя на меня сквозь свои густые длинные ресницы.

— Ну, раз ты уже одета для этого… Я подумал, что ты могла бы дать мне попробовать то, что находится между твоими идеальными ножками.

Я наклоняюсь, чтобы погладить пальцами ее кружевную киску, и Уитни ахает.

— Я имею в виду, что заключаю с тобой сделку, — настаиваю я, дразня край ткани. — Несколько личных фотографий для меня, а все остальные ты можешь получить взамен.

Ее глаза расширяются, и она нервно облизывает губы.

— Ладно. — Кивает она.

— Хорошо. Тогда ложись на кровать, — командую я.

Уитни колеблется, прежде чем сделать то, что я говорю, откидываясь на подушки, пока я снова беру камеру.

— Сними трусики, — приказываю я.

Она так и делает, направляя кружевную ткань вниз по бедрам, затем коленям. Она откидывает их в сторону ногой и снова переводит взгляд на меня.

— Ты никому их не покажешь? — Спрашивает она, и я думаю, не сомневается ли она?

— Они только для меня, — обещаю я. — А теперь раздвинь ноги и дай мне посмотреть.

Уитни дрожит, и она не сводит с меня глаз, раздвигая колени, открывая себя мне. Мой член пульсирует, оживая, и я стону от влажного возбуждения, скользящего по ее складкам.

— Прикоснись к себе, — командую я.

Ее рука скользит вниз по ее лифу к ее обнаженной плоти, и ее пальцы начинают обвивать ее клитор. Ее голова откидывается назад, глаза закрываются, когда волна удовольствия омывает ее черты. Я фокусирую камеру на этом, запечатлевая эротическое выражение, а не более непристойный образ того, как она ласкает себя. Она доверяет мне, что я не воспользуюсь ею, и я не хочу, чтобы она пожалела об одном снимке. Камера оживает, и ее глаза открываются, чтобы найти мои.

— Красиво, — хрипло говорю я. — Теперь еще одно… — Я откладываю камеру в сторону и цепляюсь пальцем за галстук, ослабляя его, когда медленно развязываю узел.

Уитни наблюдает, как я подношу галстук к ее запястью и завязываю его узлом.

— Что ты делаешь? — Спрашивает она.

— Не волнуйся. Будет весело. — Я поднимаю ее руки над головой и завязываю свободный конец галстука вокруг ее свободного запястья.

— Ты сделаешь еще один снимок? — Спрашивает она.

— Я беру то, что мне причитается, — поправляю я. — Я просил попробовать твою киску. И несколько фотографий.

На ее лице отражается шок, а затем я перемещаюсь между ее ног, раздвигая ее колени, чтобы я мог наклониться и погладить ее щель языком. Уитни задыхается, туго затягивая мой галстук, когда ее руки дергаются. Я сосу ее клитор между губами, не давая ей времени сопротивляться или спорить, пока я заставляю ее получать удовольствие. Она стонет, ее спина выгибается, когда ее ноги начинают дрожать под моими руками, и я массирую ее плоть, сося и облизывая ее более непреклонно.

— Блядь, — стонет она.

Я отпускаю одно колено, чтобы втиснуть пальцы в ее мокрый вход, и ее киска отвечает, сжимаясь вокруг моих пальцев.

— Твое тело — произведение искусства, — хрипло говорю я, когда мои губы отпускают ее клитор. — Я хочу увидеть, какие позы ты действительно можешь принимать.

Груди Уитни вздымаются, борясь с ограничениями ее лифа, когда я сильнее ее ласкаю, мой большой палец поднимается, чтобы одновременно нажимать и вращать ее клитор. Свободной рукой я расстегиваю рубашку, затем ремень и брюки.

Я убираю пальцы, чтобы эффективно снять костюм, и через несколько мгновений возвращаюсь к игре с Уитни. Небольшое затишье дало ей достаточно времени, чтобы выразить протест, сказав, что это не та плата, о которой мы договаривались, но я вижу, что она этого хочет. Ее глаза затуманены похотью, и ее ноги без колебаний раздвинуты, когда я снова встаю на колени между ними.

— Я дал тебе час своего мастерства, — торгуюсь я. — Я бы сказал, что это стоит одного оргазма. Не стесняйся кончать столько раз, сколько хочешь, прежде чем я закончу. Я не эгоист.

Глаза Уитни искрятся страстью, и она больше не возражает. Когда я глажу свой пульсирующий член между ее скользких складок, она скулит. Я поднимаю ее бедра с кровати, когда я вталкиваюсь в ее узкую киску. Мой член еще больше напрягается от горячей влаги, которая обволакивает его, заставляя адский рев оживать в моей груди. Уитни задыхается, ее глаза широко распахиваются, когда я начинаю покачиваться в ней и выходить из нее, мои руки удерживают ее на месте, пока я трахаю ее с колен.

Ее пальцы обхватывают прутья ее изголовья, закрепляя ее, когда спина и бедра напрягаются, помогая поддерживать ее незначительный вес тела, пока она держит свои бедра приподнятыми. Схватив ее упругую задницу, я энергично вхожу в нее, движимый сексуальным напряжением, которое нарастало между нами, пока я всю ночь сохранял дистанцию. Моя жажда ее сильна и обжигающа, и она только усиливается, когда Уитни кричит мгновение спустя, ее глаза закрываются, когда она кончает вокруг моего члена через несколько мгновений после того, как я начинаю ее трахать.

Я стону, когда ее киска снова и снова сжимается вокруг меня, умоляя меня войти в нее. Как она может продолжать чувствовать себя такой чертовски великолепной даже после года наших сексуальных игр и игр в связывание, я не могу понять. Все, что я знаю, это то, что я жаждал быть погруженным в нее, заставляя ее снова и снова кончать вокруг моего члена.

Когда ее оргазм подходит к концу, я опускаю ее бедра обратно на кровать и тянусь вперед, чтобы схватить верхнюю часть ее лифа, стягивая его вниз на ее полные груди, чтобы я мог видеть, как они подпрыгивают от движения моих толчков. Переместив вес своего тела между ее ног, я опираюсь на один локоть и кладу ладонь на одну твердую грудь. Я разминаю ее, продолжая входить в нее, и Уитни выгибается ко мне, жаждая моих прикосновений.

— Я думаю, тебе нравится платить мне так, — рычу я ей на ухо. — Будь честной.

— Да! — Задыхается она, когда я тру ее клитор.

— Грязная маленькая шлюха, — упрекаю я. — Может быть, я беру с тебя недостаточно платы. Может, мне просто держать тебя связанной здесь, пока я не удостоверюсь, что получил надлежащую компенсацию, — угрожаю я.

— Но… — Возражения Уитни заканчиваются криком, когда я щипаю ее сосок и беспощадно толкаю ее точку G, вызывая у нее второй оргазм прежде, чем она успевает закончить предложение.

Черт возьми, трудно не кончить, когда она сжимает мой член, как тиски.

— Я приму это как согласие, — рычу я, сильнее всаживаясь в нее.

Уитни содрогается от своего освобождения, ее грудь вздымается, а бедра двигаются в такт моим толчкам. Ее полные губы раздвигаются, и она вздыхает с каждым глубоким проникновением, и мне ужасно хочется поцеловать ее. Но я не должен. Я не могу. Это слишком интимно, и эта сцена — о восстановлении некоторой дистанции. Я ставлю нас в роли совершенно незнакомых людей, чтобы закрепить это. Я не могу просто отменить это сейчас. Но это не делает ее менее желанной.

Я внезапно отстраняюсь, выскальзывая из глубин Уитни без предупреждения, чтобы схватить ее за бедра и перевернуть ее на живот. Она издает визг, от которого мои яйца напрягаются от предвкушения, и я раздвигаю ее ягодицы, выстраиваясь в линию с ее сморщенной дырочкой. На этот раз я вхожу в нее на дюйм, позволяя ей привыкнуть к моему размеру, пока я обхватываю ее, чтобы поиграть с ее клитором. Ее бедра поднимаются от предвкушения, одновременно предоставляя мне лучший доступ к ее анальному отверстию.

Я стону, заполняя ее тугую задницу дюйм за дюймом, и Уитни хнычет от нового проникновения. Мне нравится звук ее возбуждения, тихие стоны, которые говорят мне, что она хочет большего. Мои пальцы обхватывают ее клитор, непреклонно нажимая на маленький комок нервов, когда я начинаю покачиваться в ней и выходить из нее. Уитни жадно отвечает, натыкаясь на меня, и я не нахожу ничего более горячего, чем мою женщину, молча требующую, чтобы я трахнул ее задницу.

Продолжая играть с клитором большим пальцем, я просовываю два пальца в ее киску, и она восхитительно сжимает их. Уитни сопротивляется, ее спина выгибается, когда она вытягивает руки до предела, пытаясь усилить проникновение. Я сильно толкаюсь, поскольку мой надвигающийся оргазм вытесняет из моего разума всякое чувство нежности. И когда Уитни взрывается вокруг меня в третьем интенсивном оргазме, я больше не могу сдерживаться.

Я глубоко вталкиваюсь в ее задницу, выпуская свой заряд взрывами, пока она рыдает подо мной, ее тело дрожит, ее клитор дергается, а ее киска пульсирует вокруг моих пальцев. Ее задница крепко сжимает меня, удерживая мой член в своих глубинах, пока она не удерживает всю мою сперму. Я нежно выхожу из нее, делая все возможное, чтобы загладить жестокость, которой я пользовался ее задницей в прошлый раз.

— Бля, как же это было приятно, — задыхается она, прежде чем снова рухнуть на живот.

Я мрачно хихикаю.

— Хорошо. Потому что я планирую не давать тебе спать всю ночь.

Полная похоти дымка, которая застилает ее глаза, когда она смотрит на меня через плечо, вызывает на моем лице озорную улыбку, а та, что она возвращает, — застенчивая и голодная. Эта девушка чертовски ненасытна, и я не могу дождаться, чтобы попробовать еще раз.