Милая маленькая игрушка

27

УИТНИ

К тому времени, когда водитель Ильи звонит, чтобы сообщить, что ждет меня у входа, я уже одета и готова выходить. Кажется, в последнее время мы с Иваном довольно хорошо познакомились, так как Илья его все чаще присылает за мной, чем приезжает сам. Когда я сажусь в черный внедорожник, Иван встречается со мной взглядом в зеркало заднего вида и вежливо здоровается. Мне потребовалось некоторое время, чтобы сломать стены чопорного, формального русского водителя, но мы наконец-то достигли того места, где он не обращает внимания на все мои невыносимые вопросы. Думаю, ему даже нравится моя компания в такие дни, но трудно сказать, когда он никогда не улыбается.

Сегодня вечером я удивлена, когда меня встречает не только Иван, но и один из личных телохранителей Ильи, Эрик. Он поворачивается на переднем пассажирском сиденье, чтобы кивнуть мне в знак приветствия, и я одариваю его улыбкой, когда сажусь на мягкое кремовое кожаное заднее сиденье и закрываю дверь.

— Привет, Эрик, — приветствую я небрежно.

— Барышня, — говорит он, — термин, который Иван объяснил, как вежливый способ обращения к молодой женщине.

Все мужчины Ильи называют меня так. За последний год мне удалось познакомиться с несколькими из них, с тех пор как Илья начал чаще приглашать меня к себе домой, а не сам приходить. И я была впечатлена их постоянным почтительным отношением ко мне. Это говорит о том, что мужчины Ильи, должно быть, очень уважают его, чтобы оказывать мне такое же уважение без вопросов. Потому что они, безусловно, достаточно внушающие, чтобы делать все, что захотят.

Одно я могу сказать с уверенностью: Братва Ильи состоит из горы мускул. Даже Иван впечатляюще массивен, и, насколько я понимаю, его работа даже не подразумевает поднятия тяжестей или необходимости сражаться. Я не знаю, является ли это общей русской чертой, частью организованной преступности или Илья просто случайно набирает крупных, мускулистых мужчин, которые могут легко разорвать меня пополам. Сначала было довольно пугающе осознавать, что Илья, которого я всегда считала исключительным по размеру, почти средний по росту и мышечной массе среди своих людей. Но за последние месяцы я настолько привыкла к ним, что даже осмеливаюсь иногда поддразнивать их, хотя они, кажется, не восприимчивы к моему юмору. Мне еще ни один из них не улыбнулся.

— Итак, что происходит? — Спрашиваю я, когда Иван выезжает на шоссе на юг. — Я имею в виду, не то чтобы мне не нравилась твоя компания, Эрик, — шучу я, — но ты обычно не присоединяешься ко мне и Ивану в наших вечерних поездках.

Глаза Ивана мелькают, чтобы встретиться с моими в зеркале заднего вида, и я вижу в них вспышку подтверждения, которая говорит мне, что что-то происходит. Но Эрик продолжает изучать дорогу через лобовое стекло, его лицо лишено эмоций.

— Это просто мера предосторожности.

Это наименее полезное объяснение, которое он мог дать. Я приподнимаю бровь, но ни один из мужчин не оборачивается, чтобы признать это. Как бы я ни старалась, я не могу заставить мужчин выйти из их угрюмого молчания, пока мы едем к дому Ильи и после десяти минут сосредоточенных усилий я сдаюсь. Думаю, мне придется спросить Илью, когда я доберусь до его дома. Но мысль о том, что что-то может быть не так, заставляет меня сжиматься. Илья не звучал по телефону как обычно. Он был резок, даже бесцеремонен и повесил трубку не закончив фразу.

Я терзаю губу, размышляя о возможностях. Я знаю, что в последнее время он испытывал сильный стресс, работая сверхурочно, пытаясь положить конец конфликту Братвы, о котором он мне немного рассказал. Так он объяснил, почему недавно позвонил мне и попросил приехать к нему, вместо того чтобы приехать ко мне. Сначала это было только время от времени, но особенно в течение последнего месяца или около того наши свидания постепенно становились все реже и реже, поскольку давление, которое он испытывает, кажется, усиливается.

Я знаю, что моя цель — обеспечить ему снятие стресса, предложить ему побег и удовлетворить его потребности, и иногда у него нет времени или свободы, чтобы угощать меня роскошными свиданиями, на которые мы раньше регулярно ходили. Но я также начала задаваться вопросом, не потому ли, что он устал от меня. Что это его ответ на угасающий интерес, и что он может просто отправить меня куда подальше в любой день.

Он уже оплатил мое обучение за семестр, так что мне нечего бояться в этом отношении, но перспектива того, что он потеряет ко мне интерес, заставляет меня чувствовать себя на удивление уязвимой, даже обиженной. И как бы ужасно это ни звучало, необъяснимое присутствие Эрика дает мне лишь намек на надежду, что все это может быть у меня в голове. Что отстраненность и озабоченность Ильи на самом деле просто связаны с конфликтом, который он пытается уладить.

Погрузившись в свои мысли, я едва замечаю, как летит время, пока мы внезапно не въезжаем на длинную подъездную дорогу к огороженной территории Ильи. Дом в конце подъездной дороги огромен, больше похож на особняк, чем на дом, с элегантным фасадом, покрытым ползучим плющом, который летом был прекрасного оттенка изумрудно-зеленого, осенью — потрясающего пурпурно-малинового, а теперь выглядит ужасно сухим и безжизненным в холодном январском климате.

Иван ставит машину на парковку, и Эрик выходит, чтобы открыть дверцу моей машины и проводить меня к крыльцу.

— Он должен быть в своем кабинете. — Говорит Эрик, его выражение лица напряжено, когда он приглашает меня в фойе и жестом указывает в сторону кабинета Ильи.

— Спасибо, Эрик. — Повернувшись, я направляюсь в широкий зал с темным деревянным полом и богато украшенными дорожками красного, золотого и зеленого цветов.

Дверь в его кабинет слегка приоткрыта, поэтому я не стала стучать. Вместо этого я осторожно толкнула ее, мои губы раскрываются, чтобы объявить о своем присутствии. Но мои слова замирают в моем горле, так как шок останавливает меня на месте. Илья стоит, уставившись в окно, упершись руками в подоконник, спиной ко мне. Он, кажется, совершенно не замечает полного разрушения вокруг него. Кажется, будто в комнате выпустили бешеного зверя. Ни один предмет мебели не стоит прямо. Красивые книги в кожаных переплетах разбросаны по полу, их корешки сломаны, страницы разорваны в клочья. На его столе вырезаны глубокие бороздки, а одна из его резных ножек полностью отсутствует. Я не знаю, что здесь произошло, но что бы это ни было, это ужасает меня.

— Илья? — Я вдыхаю, делая неуверенный шаг в разрушенную комнату.

Он не отвечает, хотя в слабом отражении окна я вижу, как его глаза закрываются, а его челюсть с силой двигается, заставляя сухожилия лопаться. Его явный гнев пугает меня — редкое явление, и я не совсем понимаю, как действовать. После нескольких мгновений колебаний я укрепляю свою решимость и иду к нему.

Он не двигается ни на дюйм, пока я пробираюсь через кладбище книг и мебели, не поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и не говорит ни слова, когда я дохожу до него. Я протягиваю ему руку, слегка кладу пальцы на его мускулистое плечо, и я нахожу его невероятно напряженным, трясущимся от того, что я могу только предположить, что это ярость, исходя из его выражения.

— Что случилось? — Мягко спрашиваю я, мой голос приобретает тон, который можно использовать, когда неожиданно сталкиваешься с диким животным.

— Я не хочу об этом говорить. Ты здесь, чтобы отвлечь меня от дерьма, происходящего в моей жизни, — хрипло говорит он, его глубокий голос почти хриплый.

Наконец, он поворачивается ко мне, и дикое отчаяние в его глазах бьет прямо мне в сердце. Я никогда не видела его таким расстроенным, и это одновременно беспокоит меня и заставляет меня болеть за него. Взяв его за руку, я осторожно поднимаю ее с подоконника, чтобы провести его через сцену разрушения и выйти в коридор. Он охотно следует за мной в свою спальню, его большая рука обхватывает мою, позволяя мне вести — чего он никогда не делал за два с половиной года, что мы вместе.

Я отпускаю Илью, чтобы закрыть за нами двери, и когда я поворачиваюсь к нему лицом, он пристально смотрит на меня, его выражение лица мрачное и полное смятения. Это заставляет мое сердце замирать. Но я отталкиваю это чувство в сторону, вместо этого приближаясь к нему, не отрывая от него глаз. Дотянувшись до бежевого подола моего флисового платья-свитера, я медленно поднимаю его по изгибам, одним движением раздеваясь до нижнего белья. Судя по времени, когда он позвонил, я знала, что это то, что он искал. Никакого ужина или свидания, просто потрахаться. Я стою в своих черных кожаных сапогах по колено. Они хорошо сочетаются с охотничьим зеленым бюстгальтером с драгоценными камнями и бархатными трусиками с высокой талией.

Илья не двигается, хотя его глаза сканируют мое тело, чтобы осмотреть мой гардероб. Я немного не знаю, что делать. Обычно он инициирует сцену, говоря мне раздеться, приказывая мне делать все, что он задумал на вечер. Но не сегодня. Я делаю судорожный вдох, переключая внимание на одежду Ильи, беря на себя ответственность, расстегиваю его пиджак, рубашку, а затем стягиваю их с его плеч и рук, позволяя им упасть на пол.

Я приседаю, раздвигая колени, чтобы дать ему хороший обзор, пока я расстегиваю его ремень и снимаю с него брюки и боксеры. Он не останавливает меня. Он даже заходит так далеко, что снимает свои туфли и штаны, но не подает мне никаких знаков, что я делаю то, что он хочет, — ну, кроме впечатляющей эрекции, которая поднимается наверх, как только она освобождается.

Подняв глаза на Илью, чтобы оценить его реакцию, я хватаю основание его члена и вставляю его в рот. Его челюсть сжимается, а ноздри раздуваются, когда в его взгляде вспыхивает вспышка света. Но он все равно остается напряженным, его плечи сжаты, а руки сжаты в кулаки, даже когда я начинаю сосать его так, как ему нравится.

Чего я от него жду, я не совсем уверена. Мне никогда не приходилось проявлять инициативу, и вдруг я возвращаюсь к своему первому опыту с Ильей, когда я пыталась отсосать ему не зная, как это сделать. Я на удивление теряю равновесие, как олененок, впервые пытающийся встать. И когда я смотрю на лицо Ильи, я не вижу никаких подтверждений того, что я делаю что-то правильно. Если на то пошло, он почти отвлекается, как будто его мысли в миле отсюда, хотя я выкладываюсь по полной, вбирая его член глубоко в свою глотку, пока глотаю его твердый кончик.

Чувство неуверенности, с которым я боролась по дороге сюда, с ревом оживает, когда я начинаю задаваться вопросом, не размышляет ли он, хочет ли он быть со мной дальше. Это что, проверка, чтобы увидеть, смогу ли я все еще развлекать его, предложу ли ему что-то новенькое? Гнев пронзает меня, словно электрический разряд, сжигая боль отвержения, и я вытаскиваю его член изо рта, когда поднимаюсь.

Отбросив всякое чувство здравого смысла, я встаю во весь рост и сильно толкаю грудь Ильи, заставляя его сделать шаг назад. Его колени ударяются о ножку кровати, и он садится, на его лице мелькает легкое удивление.

— Зачем ты вообще потрудился мне позвонить, если хочешь просто депрессировать? — Требую я. — Что, ты просто хотел убедиться, что я приду, когда ты меня позовешь? Ну, теперь я здесь, и ты ясно дал понять, что не хочешь разговаривать. Так что если ты также не хочешь трахаться, что тебе надо от меня? — Боль, сжимающая мою грудь, выливается в едкую злость, мой тон одновременно обвиняющий и обиженный, и я на удивление близка к слезам, что только еще больше меня расстраивает.

Это заводит Илью, и раздражение мелькает на его лице, а его темные, прикрытые веками глаза загорятся новым гневом. Хорошо. Я бы предпочла, чтобы он был зол, а не отстранен. Холодный, отстраненный способ, которым он обращается со мной с тех пор, как я вошла в дверь, ранит сильнее, чем пощечина, которая, судя по его выражению, может быть получена мной. Не то чтобы он когда-либо бил меня так раньше, но, судя по состоянию его кабинета, у него есть потенциал серьезно выйти из себя. Мне все равно. Я зла.

Илья поднимается с кровати, его лицо напряжено от гнева.

— Не разговаривай со мной так, — рычит он, нависая надо мной, когда мы стоим всего в нескольких дюймах друг от друга.

— Ну, какого хрена, Илья? Я здесь, но ты, черт возьми, точно не здесь. Если ты больше не хочешь меня трахать, то хотя бы будь так любезен оставить меня в покое. Я не просто какая-то гребаная игрушка с кнопкой вкл/выкл, которую ты можешь взять или отложить в сторону, когда тебе захочется! Я уважаю то, что у тебя есть гребаная жизнь вне меня, и я не хожу вокруг и не прошу тебя прийти и посмотреть, как я дуюсь. Какое право ты имеешь так со мной поступать?

Я знаю, что веду себя неразумно, что у него явно много забот. Но все мои собственные проблемы заставили меня чувствовать себя опасно уязвимой, а он даже не удосужился спросить о них, пока возводил защитные стены вокруг своих собственных проблем. Неважно, что даже если бы он спросил, я бы не осмелилась сказать ему, что мое растущее волнение во многом связано с мыслью о том, что наш контракт подходит к концу, и я потеряю его навсегда.

Когда мое разочарование взлетает до небес, я снова толкаю его, мои ладони шлепают его по грудным мышцам, когда они соприкасаются. Но на этот раз Илья неподвижен, его тело как неподатливая скала. С молниеносной скоростью он хватает меня за запястья и дергает вперед к своей груди. Тем же движением он заводит мне руки за спину, прижимая мои ладони к моим бархатным трусикам, и смотрит на меня сверху вниз.

Я отвечаю уничтожающим взглядом, задирая подбородок, чтобы посмотреть на него, пока я пытаюсь вырваться из его хватки. Но его руки словно железо, прижимают меня к своему телу, его твердый член упирается в мои бедра. И несмотря на чувство отверженности, которое угрожало поглотить меня мгновение назад, возбуждение затопляет мое тело от явного признака возбуждения.

— Я могу делать с тобой все, что захочу, — обещает Илья с тихим рычанием.

Черт возьми, я хочу, чтобы он это сделал. И в то же время я все еще злюсь на него за то, что он заставляет меня чувствовать себя такой слабой. Я наклоняюсь ближе к его лицу, не желая отступать.

— Пошел ты, — шиплю я, набрасываясь словесно, потому что не могу двигаться, пока он так эффективно меня удерживает.

Ярость вспыхивает в его ониксовых глазах, и они смотрят на мои губы, которые так близко к его губам, что я чувствую его дыхание, шепчущее по моей коже. А затем он целует меня — яростно, настойчиво. Он почти агрессивен в том, как он захватывает мои губы, его язык проникает в них, чтобы поглотить меня. Ненасытная потребность вспыхивает в моей груди, еще больше разжигаемая моим гневом, и когда Илья целует меня с такой страстью, что у меня перехватывает дыхание, я обнаруживаю, что борюсь, чтобы углубить поцелуй, чтобы забрать у него каждую каплю жадности, которую он из меня вытягивает.

Я, наверное, могу сосчитать, сколько раз Илья целовал меня за два с половиной года нашей совместной жизни. Но ни один из них не сравнится с этим. Отчаяние, с которым он целует меня, заставляет мои пальцы ног покалывать, а клитор пульсировать под моими трусиками. Его лихорадочная плоть обжигает мою открытую кожу и просачивается сквозь мое белье, когда он держит меня опасно близко. И когда он наконец отпускает мои запястья, чтобы схватить мои ягодицы и притянуть меня невозможно ближе, я не колеблясь обхватываю его шею руками.

Его руки спускаются к моим бедрам, когда он поднимает меня с моих ног, а мои ноги обхватывают его талию, когда я цепляюсь за него. Он не теряет ни минуты, поворачивается со мной на руках и укладывает меня на кровать, следуя за мной всем своим весом, вдавливая меня в матрас.

Я стону, когда его твердый член упирается в мой клитор через нижнее белье. Он мне так отчаянно нужен внутри меня, что я могу сойти с ума. Глубокое убеждение оживает во мне: если я собираюсь потерять Илью, то я планирую выжать из него каждую каплю удовольствия, которую смогу, до того дня, как он меня отпустит. Потому что я никогда раньше не чувствовала этого всепоглощающего чувства голода, которое сводит меня с ума.

Пальцы Ильи расчесывают мои волосы, и он грубо откидывает мою голову назад, вызывая у меня крик боли, даже когда его губы смыкаются вокруг нежной плоти под моей челюстью, и сильный всплеск возбуждения лижет мою сердцевину. Его рука ощупывает меня, разминая и сжимая мою плоть почти болезненно, пока он исследует каждый дюйм меня с тем, что, кажется, является тем же уровнем животной похоти, что и горит внутри меня.

Я остро осознаю, насколько сильна наша связь. Это горячо и грубо и лишено обычного притворства, которое Илья настаивает поддерживать, чтобы держать дистанцию между нами, чтобы не дать чувствам развиться. Это очень эротично, и это наполняет меня необычной уверенностью, которая делает меня смелой.

Обхватив одной ногой бедро Ильи, я ставлю другую ногу и поворачиваю бедра, используя локоть, чтобы помочь удержать его тело, когда я перекатываюсь на него сверху. Рычание срывается с его губ, когда он снова захватывает мои, как будто жадно отвечая на мое редкое проявление доминирования. Положив ладонь на его сильную грудь, я отстраняюсь, садясь, и когда я оседлала его, моя рука прижимает его к кровати.

Огонь танцует в его взгляде, и глубокое удовлетворение наполняет меня, когда я вижу, что теперь он полностью присутствует, все его внимание сосредоточено на мне с интенсивностью, которая заставляет дрожь бежать по моему позвоночнику. Я вращаю бедрами, трясь бархатистыми трусиками о его твердую длину, когда я тянусь назад, чтобы расстегнуть свой бюстгальтер. Я с наслаждением спускаю его вниз по рукам, медленно обнажая грудь, прежде чем отбросить его в сторону.

Теплые руки Ильи тянутся вверх, чтобы обхватить их, его пальцы смыкаются вокруг моих сосков, чтобы сжать и покатать их. Я больше не могу этого выносить. Я даже не могу заставить себя слезть с него и снять трусики. Вместо этого я наклоняюсь и отодвигаю ткань в сторону, прежде чем взять его толстый член в руку и направить его к своему входу. Я опускаюсь на его длину, мой стон совпадает с его более глубоким, урчащим, когда он скользит в мою мокрую киску.

Чувство силы и власти, которое приходит, когда я на нем, опьяняет, и я выгибаю спину, наклоняясь к его рукам, когда начинаю покачивать бедрами. Ощущение того, как его эрекция растягивает меня, наполняет меня, прогоняет последние оставшиеся фрагменты неуверенности в уголках моего сознания. Он хочет меня. По крайней мере, в этот момент он хочет трахнуть меня, заявить на меня права. И сегодня вечером я тоже заявляю на него права. Я скачу на нем жестко и быстро, наслаждаясь ощущением того, как он глубоко проникает в меня, прежде чем его возбужденный член выскальзывает из меня.

Мой клитор трется об него каждый раз, когда я вращаю бедрами, и мое возбуждение резко возрастает, когда я мчусь к оргазму. Руки Ильи спускаются вниз с моей груди и по изгибам моей талии, пока не находят мои бедра. Его пальцы впиваются в мою плоть, когда он крепко сжимает меня и помогает моему движению, поддерживая меня, даже когда он усиливает каждый толчок внутри меня. Я осмеливаюсь потянуться вперед и упереться в его сильные грудные мышцы, которые напряжены от усилий, чтобы не отставать от моего требовательного темпа.

Его пресс пульсирует и напрягается, и я не знаю, видела ли я когда-либо что-то столь же сексуальное, как Илья, позволяющий мне ездить на нем, его тело охотно отвечает моим требованиям, его мышцы напрягаются от его борьбы, чтобы удержаться. Я вижу это в каждой черточке его тела, он на грани оргазма. И, черт возьми, я тоже.

— Кончай для меня, krasivaya, — рычит Илья, когда его пальцы начинают царапать мою плоть.

— Блядь! — Кричу я, разваливаясь на части вокруг него.

Горячая сперма вырывается глубоко внутри меня, когда мы кончаем одновременно, его член набухает и твердеет с каждым толчком, когда моя киска сжимается вокруг него, жадно выдаивая его семя, пока я пульсирую и трепещу в экстазе. Я содрогаюсь, когда мое тело превращается в желе, мои локти подгибаются, пока я не падаю ему на грудь. Руки Ильи обнимают меня, крепко прижимая к своему телу, пока он продолжает подниматься и входить в меня, заставляя эйфорией волну за волной проникать в кончики моих пальцев рук и ног.

Мы не сказали ни слова, чтобы разрешить нашу ссору, но почему-то больше не кажется, что это то, что мы делаем. Я вдыхаю воздух глубоко в легкие и слышу, как сердце Ильи колотится в его грудной клетке. Мое ухо прижимается к мощному органу, заявляющему о своей жизненной силе, качая жизнь по его венам. Когда мое дыхание начинает выравниваться, я отрываю щеку от его груди и смотрю на Илью.

Напряженность в его взгляде уравновешивает меня, качая меня до самой глубины души. А затем он снова начинает разбухать во мне. Покалывание в предвкушении распространяется по мне, когда пальцы Ильи скользят по моим бокам, скользя по моей коже и вызывая мурашки на моей плоти. Одна рука обхватывает мою талию, прижимая меня к себе, в то время как другая рука упирается в кровать, и он перекатывает нас, пока не оказывается сверху.

Наш первый раунд плавно перетекает во второй, когда Илья начинает трахать меня, почти не сбиваясь с ритма. Я хочу этого. Я хочу, чтобы он был внутри меня вечно. Кажется, я не могу насытиться им. Неважно, как сильно или быстро мы трахаемся, интенсивность нашей страсти, кажется, только растет. Я теряюсь в ощущении его тела, окружающего меня, все ограничения исчезают, когда мы растворяемся друг в друге.

Я знаю, что я слишком близко. Я падаю, несмотря на все оправдания и отрицания, за которые я так отчаянно цеплялась. Я не верю в любовь, но это чувство чертовски близко к разрушению земли. Это одновременно и воодушевляюще, и опустошительно, потому что я знаю, что как бы хорошо это ни было сейчас, это не продлится долго. Илья уйдет через несколько коротких месяцев, и я боюсь того, что будет дальше.