Милая маленькая игрушка

30

ИЛЬЯ

Я увидел все представление. С того момента, как заиграла музыка, объявив, в какой комнате находится Уитни, до заключительной ноты и того, как она держала свое тело, словно идеально высеченную статую, прежде чем ее партнер опустил ее обратно на пол, я увидел все это. Я намеревался объявить о своем присутствии, но вид ее оживавшего тела, ее красоты, когда она полностью потерялась в танце, поразил меня. Помимо ее показательных выступлений, у меня никогда не было возможности посмотреть балет Уитни, но я вижу, что этот отличается от других ее выступлений. Она вложила в этот танец свое сердце и душу, и сила ее страсти лишила меня дара речи. Я поражен тем, как глубоко он меня тронул.

Затем Трент поднял ее и фактически закружил, и внезапно в моей груди взорвалась необузданная ревность. Мне никогда так не хотелось убить парня за то, что он прикоснулся к моей женщине, и за последние несколько лет эта мысль приходила мне в голову много раз.

Мне требуется вся моя выдержка, чтобы позволить Тренту уйти, хотя меня очень подмывает схватить парня за горло и задушить. Но я знаю, что отчасти виноват в той ситуации, в которой я оказался, потому что я избегал Уитни. Не то чтобы я не был занят. Да, был. Я провел каждую свободную минуту этих последних нескольких недель, пытаясь найти, где могут скрываться враги моей Братвы, но с тех пор, как они объявили войну, они, кажется, растворились в воздухе. Я в отчаянии, и хотя мне еще не удалось разобраться в своем конфликте из-за Уитни, я решил провести ночь с ней, желая увидеть ее, потому что я не могу больше оставаться вдали. И что я вижу? Свою женщину в объятиях другого мужчины.

Во мне вскипает сильная зависть, потому что я вижу это там, связь, которая, как я беспокоился, может возникнуть между ними все это время. Танец может сделать это, сблизить двух людей. В конце концов, они были в тесном физическом контакте друг с другом в течение многих лет. И теперь, когда я так удобно отстранился, освобождая от своего присутствия, я оставил им прекрасную возможность исследовать это.

Возможно, мое молчание в течение последних нескольких недель заставило Уитни подумать, что наш контракт расторгнут. Полагаю, я не могу полностью винить ее. Но сегодня вечером я собираюсь стереть все остатки сомнений из ее разума. Увидев широко раскрытые глаза Уитни и ее губы, приоткрытые от удивления, я отпускаю дверь, чтобы пересечь комнату четырьмя длинными шагами.

— Илья, я… — выдыхает она, ее плечи напрягаются.

Я не хочу слышать ее объяснений или оправданий. Я не думаю, что смогу их вынести. Вместо этого я крепко сжимаю ее голову между своих ладоней и приближаюсь к ее губам, сжимая их в страстном поцелуе. Уитни скулит, когда ее пальцы смыкаются вокруг моих запястий, и я не знаю, собирается ли она оттолкнуть меня, чтобы сказать, что уже слишком поздно. Но это не ее дело. Я не могу ее отпустить.

— Я еще не закончил с тобой, — рычу я, разрывая наш поцелуй и отстраняясь ровно настолько, чтобы заглянуть в ее темно-шоколадные глаза. — Ты не сможешь влюбиться ни в кого другого, пока я не дам тебе совершенно ясно понять, что наш контракт окончен, и ты будешь со мной до конца года. Ты понимаешь?

Уитни дрожит под моим прикосновением, оставаясь немой, ее глаза полны сильных эмоций, которые я не могу прочитать. Это только усиливает мой гнев, пронизанный тревогой, и мои руки опускаются на ее плечи, когда я хватаю ее и с силой отодвигаю назад, пока ее плечи не упираются в стену зеркал от пола до потолка. Она задыхается, ударяясь о отражающую поверхность, и я не колеблясь обхватываю пальцами лямки ее купальника и стягиваю его с ее плеч. Я снимаю с нее одежду прямо здесь, в студии, быстро справляясь с этим, когда беру ее танцевальную юбку вместе с купальником, а затем возвращаюсь за ее леггинсами, трусиками и туфлями.

Она не возражает, кажется, слишком шокирована, чтобы пошевелиться, когда дрожит передо мной. А затем я поднимаюсь, беру ее руки, захватываю их за головой и прижимаю к зеркалу в студии. Она выглядит великолепно и так чертовски соблазнительно после недель без прикосновений. Не помогает то, что образы нашего последнего времени вместе мелькают в моей голове, напоминая мне о том, как сексуально выглядит Уитни, когда она берет то, что хочет от меня.

— Ты моя, — хрипло говорю я, перекладывая оба ее запястья в свою левую руку и провожу правой рукой по ее руке и по ее груди, ощупывая ее, пока я спускаюсь вниз по ее телу. Прижав ее к зеркалу рукой и грудью, я пристально вглядываюсь в ее глаза, пока излагаю свою точку зрения.

Уитни тяжело сглатывает, все ее тело дрожит напротив меня, и я не знаю, от страха ли это, холода, предвкушения или чего-то еще. Мне все равно. Она нужна мне с таким отчаянием, которого я никогда раньше не испытывал, и что бы это ни было, я сделаю это лучше.

Когда мои пальцы достигают ремня, я перемещаюсь, чтобы расстегнуть его и джинсы, отодвигая ткань в сторону, чтобы вытащить свой болезненно твердый член. Я не трачу время на проверку того, готова ли она ко мне, но, когда я раздвигаю ее ноги коленом и направляю головку члена к ее входу, она уже скользкая от возбуждения. Возбуждена для меня? Возбуждена для ее партнера-рукодельника? Эта мысль почти сводит меня с ума от ревности.

Уитни кричит, когда я глубоко в нее вхожу, и моя свободная рука перемещается к ее бедру, удерживая ее на месте у балетного станка, пока я трахаю ее.

— Скажи, что ты моя, — командую я, наклоняясь к ней и сильно толкаясь. — Пообещай мне, что ты не была ни с кем другим с тех пор, как мы были вместе в последний раз. — Мне нужны эти слова больше, чем мне нужен кислород. И так приятно возвращать Уитни, когда я требую того, чего так сильно жажду.

Но вместо слов, которые я хочу услышать, с губ Уитни вырывается рыдание, и она начинает плакать. Глубокие мучительные рыдания сотрясают ее тело, когда она борется за то, чтобы втянуть воздух, но слезы текут так сильно, что она, кажется, не может контролировать свое дыхание.

Я замираю, в ужасе осознавая, что она, возможно, действительно спала с кем-то другим, насколько я понимаю. Конфликт, искажающий ее лицо, почти подтверждает это, и острая боль пронзает мою грудь.

— Ты это сделала, не так ли? Ты трахнулась с кем-то. С кем? — Требую я, моя рука покидает ее бедро, когда я в своей внезапной ярости бью кулаком в зеркало рядом с ее головой. Моя левая рука держит ее руки прижатыми над головой, пока я смотрю в ее глаза, требуя правды.

Уитни едва вздрагивает. Вместо этого она сердито смотрит на меня с сильной ненавистью.

— Я никогда не была ни с кем, кроме тебя, — шипит она, ее слова прерываются спазматическими хрипами.

Я сбит с толку тем, что она расстроена.

— О чем же ты тогда плачешь? — Мой тон наполнен замешательством.

Но губы Уитни сжимаются в тонкую линию, и она отворачивается от меня, глядя вдаль.

— Ответь мне, — требую я, хватая ее за подбородок и заставляя ее снова посмотреть на меня.

Когда она все еще не говорит ни слова, я рычу от разочарования. Все мое сдерживаемое напряжение в сочетании с моим раздражением заставляет меня чувствовать, что я просто взорвусь. И я не могу больше выносить эти смущающие эмоции, бурлящие внутри меня. Мне нужно освобождение. Грубо вытащив из нее, я разворачиваю Уитни и снова толкаю ее к зеркалу, на этот раз отворачивая ее лицо от себя в попытке создать некоторое расстояние между нами, потому что я чувствую себя слишком уязвимым, слишком открытым.

Затем я наклоняюсь к ней, прижимая ее руки и грудь к зеркалу своими собственными. Уитни задыхается, когда мой член находит ее скользкую щель, и я вхожу в нее, трахая ее сзади. Я вбиваюсь в нее неустанно, не уверенный, наказываю ли я ее или просто отчаянно нуждаюсь в какой-то форме облегчения.

Уитни стонет, и я инстинктивно поднимаю взгляд, чтобы увидеть ее лицо, прижатое к зеркалу. Ее глаза плотно закрыты, скрывая от меня эмоции, которые я мог бы там прочитать. К сожалению, отражение ее лица делает это каким-то образом более интимным, когда я наблюдаю за ее выражением. Я вижу, что ей больно по напряжению на ее лице, глубокому хмурому взгляду, губам, сжатым в изогнутую вниз линию — скорее всего, это из-за чего-то, что я сделал, хотя она не говорит мне, что. Я знаю, что это не потому, что я трахаю ее слишком жестко, потому что я не грубее с ней, чем был в прошлом.

Тем не менее, я хочу заставить ее кончить. По крайней мере, доставить ей физическое удовольствие. Даже если она нашла кого-то другого, я хочу доказать, что могу заставить ее чувствовать себя лучше. Продвигаясь вниз по ее телу одной рукой, я нахожу вершину ее бедер и надавливаю на крошечный комок нервов там. Содрогаясь от моих прикосновений, Уитни стонет, и ее бедра откидываются назад ко мне.

— Ты моя, — выдыхаю я ей на ухо, пока кружу и вращаю ее клитор, подкрепляя свое заявление, когда я заявляю права на ее тело.

Слезы Уитни переходят в рыдания удовольствия, когда я вбиваюсь в ее точку G и терзаю ее клитор неослабевающим вниманием. Я чувствую, как ее возбуждение усиливается, когда ее киска становится все более влажной с каждым толчком, а ее стенки начинают сжиматься вокруг меня. Боже, она так чертовски хороша, и после недель разочарования и отсутствия передышки я так готов кончить. Но я отказываюсь кончать раньше нее.

— Кончи для меня, moya feya, — командую я, мои губы касаются мягкой кожи ее мочки уха. Затем я зажимаю ее клитор между указательным и большим пальцами, одновременно вращая его.

Уитни кричит от своего освобождения, ее бедра дергаются назад ко мне, а ее киска сжимает мой член, как тиски. Она пульсирует вокруг меня, сильно доя меня, пока ее стенки затягивают меня глубже в ее теплые, влажные глубины. Мои бедра спазмируются, когда я делаю три беспорядочных толчка и глубоко вталкиваюсь в нее яйцами, прежде чем кончить. Взрыв черного фейерверка взрывается у меня за глазами, когда я заполняю ее киску своей спермой, снова и снова выплескиваясь внутрь нее. И все это время Уитни пульсирует вокруг меня, сжимая мой член, как будто ее тело молчаливо умоляет меня остаться.

Когда облегчение медленно просачивается в мое тело, делая мои конечности тяжелыми, я тяжело дышу. Быстрое дыхание Уитни заставляет ее спину подняться во мне, а затем опуститься, и я отстраняюсь от нее, давая ей пространство, чтобы я больше не раздавливал ее. Теперь, когда мы закончили, тишина, которая заполняет пространство между нами, оставляет меня с дырой в груди. Я осторожно выхожу из Уитни и отступаю назад, отпуская ее.

Не говоря ни слова, она опускается на пол, чтобы собрать свою сброшенную одежду. Пока я убираю свой член, она ловко одевается, натягивая на себя нижнее белье и леггинсы, трико и юбку одновременно.

— Я отвезу тебя домой, — настаиваю я, пока она застегивает лямки на плечах.

— Хорошо. — Ее голос ровный и бесстрастный, выражение лица нечитаемое. Подойдя к куче вещей, она надевает зимнее пальто и шапку, затем обматывает шею шарфом.

Через мгновение я следую за ней к двери, внезапно не зная, что еще сказать или сделать. Мы молча едем в ее квартиру, и когда мы приезжаем, я высаживаю ее у входа, а не паркуюсь в гараже, намереваясь остаться на ночь. У меня такое чувство, что она не хочет, чтобы я был в ее постели сегодня вечером, и, кроме того, мне нужно прочистить голову. Этот визит должен был помочь мне сделать это, но я еще больше запутался. Когда я ставлю машину на парковку, Уитни открывает дверь и начинает выходить, не говоря ни слова.

— Я позвоню тебе завтра. — Говорю я.

— Хорошо, — говорит она тем же бесстрастным тоном.

Но когда дверь за ней закрывается, я думаю, что она снова начала плакать. Мой живот болезненно скручивает, и на мгновение я раздумываю, стоит ли идти за ней, когда она исчезает в своем доме. Но я этого не делаю. Вместо этого я скрежещу зубами и снова включаю передачу, отъезжая от входа, прежде чем я сделаю или скажу что-то еще, о чем могу пожалеть.