Милая маленькая игрушка

38

УИТНИ

Я привожу себя в порядок в больнице, пока жду, пока меня подлатают, и жду новостей об Илье. Мои пальцы дрожат, когда я стою перед раковиной в ванной, оттирая и оттирая кровь с ногтей, рук, предплечий, лица. Я вся в ней, и мне страшно думать, что то, что на мне надето, — это лишь малая часть крови, которую он потерял.

Когда я делаю все, что могу, чтобы удалить кровь с тела, я возвращаюсь в зал ожидания. И сижу, колени подпрыгивают, мысли в смятении. Хотя искушение не дает покоя, я не осмеливаюсь грызть ногти, потому что я покрасила их в такой же оттенок красного, как кровь, и каждый раз, когда я смотрю на них, у меня выворачивает живот. Не могу поверить, что только сегодня утром я занималась рутинными делами, чтобы не слишком беспокоиться о разговоре с Ильей.

Сейчас все это кажется таким нелепым. Моя неуверенность в себе, тревога, все это потраченное впустую время, когда я могла просто посмотреть своим эмоциям в лицо и что-то сказать. Теперь я бы отдала все, чтобы убедиться, что с Ильей все в порядке. Даже если это означало бы, что мы расстанемся, а не будем вместе. Чего бы это ни стоило. Потому что я бы предпочла знать, что он жив и счастлив, даже если я не могу быть с ним, чем увидеть проблеск счастья с ним, а потом его потерять.

— Уитни Карлсон? — Кричит медсестра немного позже и ведет меня в комнату, чтобы мне наложили швы.

— Все не так уж плохо. — Говорит она, прокалывая нежную кожу иглой. Быстро наступает покалывание. — Пять или шесть швов должны помочь. У вас может остаться шрам, но я сомневаюсь, что он будет слишком заметен.

Я молчу, пока она приступает к работе, и избегаю смотреть на ее прогресс, боясь, что вид крови снова вызовет у меня рвоту. Она эффективна, и я чувствую, как она дергает меня за кожу, хотя это не больно.

— Вы пришли с мужчиной, с огнестрельными ранениями, не так ли? — Спрашивает она мягким голосом.

Я бросаю взгляд на ее лицо, пока ищу ответы.

— С ним уже закончили в операционной? С ним все в порядке? — Спрашиваю я настойчиво. Хотя меня заверили, что они сообщат мне, как только операция закончится, я продолжаю беспокоиться, что они могут забыть. Кажется, что прошло слишком много времени. Сколько человек может находиться под ножом? Боже, пожалуйста, не умирай.

Медсестра качает головой, заставляя мое сердце остановиться.

— Я ничего не слышала, но, по-моему, он все еще в операционной.

Я закрываю глаза, понимая, что ее качание головой было ответом на вопрос. Черт, мои нервы так на пределе, что я чувствую, будто вот-вот упаду в пропасть. Закусив губу, я пытаюсь сдержать эмоции. Я не могу позволить себе потерять его, пока нет.

— Дорогая, ты хочешь, чтобы мы кому-то позвонили, чтобы предупредить, что ты здесь? Может, кому-то из членов семьи? — Медсестра встает со своего стула и идет к стойке, избавляясь от окровавленной марли, прежде чем взять бутылку с чем-то.

Я тяжело сглатываю и смотрю на свою руку, когда она возвращается, чтобы нанести антисептик на свежие швы, которые делают мою руку похожей на чудовище Франкенштейна. Она закрывает уродливое зрелище свежей полоской белой марли, затем заклеивает ее.

Есть ли кто-то, кому я должна позвонить? Я потеряла свой телефон во всей этой суматохе сегодня, так что, если я хочу, чтобы кто-то пришел за мной, мне придется принять предложение медсестры. Хочется сказать «мама», но, когда мои губы раскрываются, чтобы ответить автоматически, я вспоминаю, как она сказала мне, что будет на Гавайях. Мое сердце колотится, когда я понимаю, что есть вероятность, что ей сделал предложение ее парень. Слишком иронично, что я могу потерять любимого мужчину в один из самых счастливых дней в жизни моей мамы. Я отбрасываю эту мысль, пытаясь сосредоточиться на простом вопросе медсестры, а не на мрачном наблюдении.

Илья — единственный человек, который приходит мне на ум. По правде говоря, он мог бы быть моей первой мыслью, если бы не тот факт, что он уже дал мне все, что может дать мужчина. Он поставил свою жизнь на карту ради моей и оставил меня совсем одну терпеть невыносимую боль перед лицом и страхом его потери. Новые слезы жгут мои глаза, когда я осознаю, насколько я одинока, и качаю головой.

— Никого нет.

Лицо медсестры становится сочувствующим, и она сжимает мое плечо.

— Почему бы тебе не подождать здесь немного, чтобы восстановить силы? Я снова проверю тебя через некоторое время. Ты можешь сообщить мне, если вспомнишь, кому ты хочешь позвонить.

Я тупо киваю, когда она снимает хирургические перчатки, избавляясь от них, прежде чем повернуться и уйти.

— Подождите, — говорю я, когда лицо Ани всплывает в моем сознании. — Есть кое-кто, кому я хочу, чтобы вы позвонили.

— О, дорогая. — Говорит Аня, входя в больничную палату меньше чем через час, и ее лицо выражает беспокойство, когда она пересекает комнату, чтобы оказаться рядом со мной.

Николо Маркетти тихо следует за ней через дверь, его выражение лица сдержанно, он остается молчаливым и внимательным.

— Есть какие-нибудь новости? — Спрашивает Аня, снова обращая на меня свои встревоженные глаза.

Мой подбородок дрожит, когда я качаю головой.

— Он все еще на операции, — бормочу я. А затем я теряю самообладание, разражаясь слезами.

Аня крепко обнимает меня, ее рука гладит мои волосы, когда она пытается меня успокоить.

— Тсс. Все в порядке. Все будет хорошо, — уверяет она меня. — Илья сильный. Он выкарабкается.

Я рыдаю сильнее, когда мое признание всплывает на поверхность.

— Это моя вина. Он использовал свое тело, чтобы защитить меня, — заикаюсь я между глотками воздуха.

— Что ты имеешь в виду? — Мягко спрашивает Аня.

— Мы только что заказали ужин и, о, Аня. Ты была права. Я думала, он собирается расторгнуть наш контракт и, полагаю, в каком-то смысле так и было. Но потом он сказал, что хочет попробовать встречаться со мной по-настоящему, и… — Я замолкаю, поскольку начинаю плакать сильнее, когда думаю о том, как на короткое время у меня было все, чего я хотела.

— Уит, это замечательно, — тепло говорит Аня, и я качаю головой, пытаясь взять себя в руки.

— Когда мы выходили, подъехала та машина. Все произошло так быстро, но эти парни опустили окна и начали кричать по-русски. Потом они вытащили пистолеты, и просто… — Я икаю, пытаясь сохранить контроль над своими эмоциями. — Я не знала, что делать. Я замерла, но Илья не колебался. Он встал передо мной, заслонил меня, и они просто… открыли огонь. — Я содрогаюсь и содрогаюсь, переживая заново этот момент, этот ужасающий взгляд решительного смирения на красивом лице Ильи, ощущение его массивного тела, обмякшего в моих руках. — А теперь я чувствую, что потеряю его сразу после того, как мы все исправили, — бормочу я.

— Кто это сделал? — Рычит Николо, вырывая меня из задумчивости.

Когда я смотрю на него, я поражаюсь свирепости на его лице, тому, как его руки сжимаются в кулаки по бокам. Он выглядит бледным, что меня удивляет. У меня не было впечатления, что они с Ильей были хоть чем-то даже близко похожими на друзей.

— Не знаю, — признаюсь я. — Он уже почти год разбирается с каким-то территориальным конфликтом, но только вчера он сказал мне, что все кончено. Он решил это… — Мои глаза расширяются, когда я думаю, не ошибался ли он, что это было своего рода возмездие за то, что он сделал.

— Ты сказала, что они говорили по-русски? — Требует Николо, полный деловой решимости.

Я киваю.

— Эти ублюдки пересекли границы территории без разрешения. Кажется, они полностью игнорируют границы. Тот ресторан — территория Маркетти, так что это был такой же акт насилия по отношению к моей семье, как и к семье Ильи.

Вязкий звук в его голосе разжигает во мне чувство мести, и внезапно мой момент всепоглощающей ненависти, когда потенциальные убийцы Ильи скрылись, возвращается ко мне. Я была так беспомощна, сидя там на пропитанном кровью цементе, что не могла полностью выразить свой гнев. Я не могла оставить Илью. Но теперь Николо, кажется, завладел моей яростью таким образом, что мое сердце колотится.

— Возможно, я здесь не очень помогу. — Говорит Николо, оглядывая больничную палату. — Но я присоединюсь к людям Ильи и выслежу змей. Отрежу им головы, прежде чем они успеют уползти обратно в дыру, из которой выползли.

Впервые за несколько часов мои конечности наполняются силой, и я никогда в жизни не чувствовала такой благодарности Николо Маркетти. Я сажусь прямее и киваю, мои губы сжимаются в решительную линию. Руки Ани падают с моих плеч, когда она поворачивается лицом к своему мужчине, беспокойство проступает на ее лбу.

— Николо, подожди. — Говорит она, прежде чем он успевает повернуться и уйти.

Он резко останавливается, когда Аня шагает через комнату. Ее рука тянется к его щеке, и он накрывает ее своей рукой.

— Пожалуйста, будь осторожен, — бормочет она. — Эти люди вооружены и явно опасны. Я не знаю, что я буду делать, если…

Она позволяет возможности остаться невысказанной, пока ее взгляд скользит в мою сторону. Кажется, она слишком поздно уловила свои острые слова. Укол боли и потери пронзает меня, когда я понимаю, куда она направляла свои мысли. Она не знает, что бы она делала, если бы что-то случилось с Николо — как что-то случилось с Ильей. Несмотря на все ее утешительные слова, Аня так же не уверена, что Илья переживет это, как и я.

— Это то, для чего я был рожден, любимая. — Говорит Николо с шокирующим количеством нежности. Его пальцы закидывают прядь золотистых волос Ани ей за ухо, и он наклоняется для страстного поцелуя.

Я быстро отвожу взгляд от интимного момента, и в моей груди пульсирует ноющая пустота. Неужели всего несколько часов назад мы с Ильей целовались, не обращая внимания на свидетелей вокруг нас, настолько потерянные в своем собственном мире, что все остальное просто растаяло? Кажется, это было целую жизнь назад. С тех пор я видела, как умирает мой любимый человек, по крайней мере, дважды.

Дверь с шепотом закрывается, и Николо уходит, не сказав больше ни слова, а затем Аня пересекает комнату, чтобы снова оказаться рядом со мной.

— А что, если они не смогут его спасти? — Выдыхаю я, глядя в добрые глаза Ани. — А что, если он не выживет?

— Ничто не помешает этому человеку вернуться к тебе, — уверенно говорит Аня, снова. — Я видела, как он смотрит на тебя, и он не позволит такой незначительной вещи, как пуля, помешать этому.

— А что насчет восьми из них? — Бормочу я, и непрошеные слезы снова начинают течь.

Аня отважно скрывает свой шок, но я вижу это по тому, как она бледнеет. Никто не выживает после восьми пуль в спину. Только Бог знает, какие внутренние повреждения он получил, помимо непомерной потери крови.

Должно произойти чудо, чтобы Илья вернулся ко мне.