Мой босс: Искушение соблазном

2. Железный король

Ответ пришел на удивление быстро, с бездушной эффективностью, которая, казалось, была визитной карточкой этой империи. На следующее утро, когда Ариана сидела над чашкой холодного, горького кофе, пытаясь составить хоть какой-то план выживания на ближайшие месяцы, на телефон пришло лаконичное, лишенное всяких прикрас письмо.

"Уважаемая Ариана Сергеевна, приглашаем Вас на собеседование на позицию Личного ассистента Председателя Правления. Сегодня, 15:00. Просьба иметь при себе паспорт для пропуска. Адрес: пр-т Свободы, 1, "Башня Вольского", 50-й этаж. Опоздание недопустимо. С уважением, Служба персонала "Вольск Групп".

Она перечитала сообщение три раза, впитывая холодный посыл каждого слова. "Сегодня" означало, что у нее нет и дня на подготовку, ни шанса прийти в себя. "50-й этаж" — вершина, с которой смотрят на всех свысока. "Опоздание недопустимо" — не просьба, а ультиматум. Этот набор фраз — ее первый взгляд на внутреннюю кухню "Вольск Групп" — бесчеловечную эффективность, не терпящую слабостей.

Ровно в три часа дня Ариана, облаченная в свой лучший, купленный за нереальные по ее меркам деньги деловой костюм, стояла в вестибюле "Башни Вольского". Это был не просто небоскреб, это был храм, возведенный в честь денег и власти — Стекло, Сталь и Глянец, доведенные до пугающего абсолюта. Воздух был стерильным и прохладным, пахло дорогим диффузером. Звуки шагов отлично подчеркивал идеально отполированный до зеркального блеска пол из белого мрамора. Люди в безупречно сидящих дорогих костюмах молча скользили по бесконечному холлу, их лица были масками отстраненной сосредоточенности. Здесь не суетились, не смеялись, не жили. Здесь функционировали, словно детали одного гигантского, безупречного механизма.

Она представилась службе безопасности, прошла через сканер, и ей выдали пропуск с унизительной красной надписью "Временный доступ. Сопровождение ОБ". Ее проводили к лифту из матового, холодного на ощупь металла. Поездка на пятидесятый этаж заняла не больше двух минут, за которые уши успело основательно заложить, а в желудке поселилась тревожная тяжесть. Это было не просто перемещение в пространстве, это был прыжок в другую реальность.

Двери лифта открылись с тихим сигналом, и Ариана оказалась в другом мире. Тот же глянец и стекло, но здесь царила абсолютная, давящая тишина, нарушаемая лишь приглушенным гулением климатической системы, напоминавшим дыхание спящего дракона. За массивным стойком из темного, почти черного дерева сидела женщина с безупречной гладкой прической и таким же безупречным, выточенным из льда лицом. В ее глазах не было ни любопытства, ни приветствия.

— Орлова Ариана Сергеевна? — ее голос был тихим, четким и безжизненным, как щелчок затвора камеры. — Вас ожидают. Проходите.

Она провела Ариану по длинному, лишенному каких-либо украшений коридору к единственной массивной двери из темного дерева в торце. На двери не было ни таблички, ни имени, ни номера. В них не было нужды. Каждый в этой башне знал, чей это кабинет. Это был эпицентр власти.

— Заходите, — сказала секретарь и, не дожидаясь ответа, мягко, но без возможности отказа толкнула тяжелую дверь.

Кабинет был огромным, аскетичным и оттого еще более внушительным. Казалось, все его пространство было подчинено одной цели — подчеркнуть мощь того, кто здесь находился. Еще больше стекла, открывавшего ослепительную, почти божественную панораму всего города, лежащего как на ладони. Воздух был наполнен дорогими, мужскими ароматами — кожи, старого дерева и чего-то еще, холодного и металлического. Посреди комнаты, на огромном расстоянии от входа, стоял одинокий монолитный стол, а за ним — он.

Марк Вольский.

На фотографиях в Forbes он выглядел харизматичным, уверенным, почти доступным. В жизни он был другим: холодным, острым, опасным. Он словно сидел не в кресле, а будто на троне, составляя с ним единое целое. Его поза была расслабленной, но в лице читалась готовность к мгновенной атаке. Темные, идеально уложенные волосы, острые скулы, твердый, упрямый подбородок. Но главное — глаза: серые, как сталь перед грозой, лишенные всякого тепла. Они уставились на Ариану с безразличной, изучающей остротой, сканируя ее с ног до головы, выискивая изъяны, слабости и страх. За те доли секунды, пока она шла от двери к столу, он, казалось, успел прочесть всю ее жизнь.

— Орлова, — произнес он. Его голос был низким, бархатным, но абсолютно лишенным теплоты и каких-либо интонаций. Это был голос, привыкший отдавать приказы, которые не обсуждаются. Голос, не терпящий возражений. — Садитесь.

Ариана молча, почти на автомате, опустилась в низкое кожаное кресло перед столом. Оно оказалось на несколько сантиметров ниже, чем его, и она почувствовала себя школьницей, вызванной на ковер к грозному директору. Он смотрел на нее сверху вниз, и это было не случайностью, а продуманным элементом устрашения.

Он взял со стола ее единственное, скромное резюме, пробежался по нему глазами. Ни один мускул не дрогнул на его каменном лице. Казалось, он не читал, а ставил про себя пометки "негодно".

— Три года в "Альфа-Капитал". Среднестатистические, ничем не выдающиеся показатели. Ни одного громкого проекта, который можно было бы выделить. Уволена вчера, — он отложил бумагу, как выкидывают мусор. — Объясните мне, почему я должен рассмотреть вашу кандидатуру? Вам прислали приглашение по ошибке?

Ариана сделала глубокий, почти судорожный вдох, пытаясь собрать в кулак расползающиеся от страха мысли. — Мои показатели были стабильно выше среднего по отделу, — начала она, слыша, как голос чуть дрожит. — А мое увольнение… это недоразумение, несправедливость.

— Недоразумений в бизнесе не бывает, — парировал он, не дав ей договорить. Его тон был ровным, но каждое слово било точно в цель. — Бывают последствия. Вы либо сами создали проблему, либо не смогли ее предотвратить. И то, и другое в моей системе координат говорит не в вашу пользу. Я не нанимаю жертв обстоятельств. Я нанимаю тех, кто обстоятельства создает и контролирует.

Его взгляд, тяжелый и пронзительный, продолжал сверлить ее, выискивая малейшую трещину в броне. — Стрессоустойчивость. Что это для вас значит? Развернутый ответ, без заученных формулировок из учебников по кадровому менеджменту.

— Это… это значит сохранять ясность мысли и действовать эффективно в условиях давления и неопределенности, — все же выдала она первую пришедшую на ум, заезженную фразу.

— Бред, — он отрезал, даже не задумываясь. — Стрессоустойчивость — это когда на вас кричат, когда ваши ошибки стоят компании десятков миллионов, когда от вас требуют невозможного в нереальные сроки, а потом еще и винят во всех грехах. И вы не бежите плакать в туалетной кабинке, не ищете сочувствия. Вы стираете слезы, если они были, и находите решение. Вы к такому готовы?

— Да, — выдохнула Ариана, заставляя себя смотреть ему прямо в эти ледяные глаза, хотя внутри все сжалось в один тугой, болезненный комок страха.

— Абсолютная лояльность? — продолжил он свой безжалостный допрос, не меняя интонации. — Для меня это значит, что с сегодняшнего дня ваше личное мнение, ваши амбиции, ваши семейные обстоятельства, ваши моральные принципы — больше не существуют. Есть только мои интересы и интересы компании. Вы — мое продолжение, мой инструмент, моя тень. Вы не имеете права на собственный голос. Понимаете, что это значит?

Она молча кивнула, сглотнув комок в горле, не в силах вымолвить ни слова. Слова застряли где-то глубоко, парализованные холодом, исходящим от этого человека.

— Нет, не понимаете, — он уловил ее малейшую неуверенность, как хищник улавливает запах крови. — Но это и не главное. Главное — почему вы здесь, передо мной? Отчаялись после увольнения? Жаждаете заполучить большой куш и строчку в резюме? Или вам, наивной, просто нравится бросать вызовы и проверять себя на прочность?

Ариана замерла. Она чувствовала, что правильного ответа не существует. Любой ее выбор будет проигрышным. Он ловил ее на лжи, на полуправде, на попытках казаться лучше, чем она есть. И тогда она решилась на предельную, отчаянную честность.

— Мне нужна работа, — сказала она тихо, но четко. — Срочно. И я не боюсь сложностей. Я готова учиться, работать день и ночь, готова быть лучше всех, кто был до меня. Я докажу это.

Вольский молча смотрел на нее еще несколько бесконечных секунд. Казалось, он будто сканировал и оценивал ее воможную ценность. В его глазах что-то мелькнуло — не интерес, не одобрение, а скорее холодное любопытство, с которым ученый смотрит на новый, неисследованный штамм вируса.

— Ладно, — наконец произнес он, и это слово прозвучало как приговор, а не как предложение. — Испытательный срок — один месяц. Зарплата, как указано в вакансии. Первый рабочий день — завтра. Будьте здесь в семь утра. Не опаздывайте ни на секунду. Елизавета ознакомит вас с обязанностями и правилами.

Он резко отвернулся к огромному монитору, явно и бесповоротно давая понять, что аудиенция окончена. Весь этот допрос, решивший ее ближайшее будущее, длился не больше пяти минут.

Ариана вышла из кабинета, ее колени слегка подрагивали, а ладони были влажными. Она сделала это. Она получила шанс, билет в ад или в рай, она еще не знала. Елизавета, та самая девушка за стойкой у лифта, проводила ее взглядом, пожелав хорошего дня.

Но, спускаясь на стремительном лифте вниз, в шумный и полный жизни город, она поймала себя на стойком, леденящем ощущении. Она чувствовала себя не новым сотрудником, а лабораторной мышью, которую только что запустили в сложный, извилистый лабиринт. И где-то в самом его центре, в кромешной тьме, ждал хитрый, безжалостный хищник с холодными стальными глазами, который уже потирал лапы в предвкушении игры.