Мой босс: Искушение соблазном

41. Конфликты

Между ними повисло тяжелое, невысказанное молчание. Ссора в сквере не была забыта — она осела между ними густым, невидимым туманом, искажая каждое слово, каждый взгляд. Ариана старалась вести себя как обычно, но ее улыбки были слишком натянуты, а смех — чуть слишком громким. Марк, в свою очередь, ушел в привычную ледяную сдержанность, его забота стала формальной, почти ритуальной.

Поводом для взрыва послужила сущая безделица. Они завтракали, и Ариана, разливая кофе, случайно задела его чашку. Фарфор со звонким лязгом стукнулся о блюдце, и несколько капель черной жидкости пролилось на идеально белую скатерть.

— Прости, я нечаянно, — автоматически сказала она, тянусь к салфетке.

Но нервы были натянуты струны. Вместо того чтобы отмахнуться, Марк резко отодвинул свою чашку, его лицо исказилось гримасой раздражения.

— Боже, Ариана, можно хоть немного аккуратнее? — его голос прозвучал очень раздраженно. — Или теперь даже базовый контроль за движениями стал для тебя непосильной задачей?

Это было несправедливо и удивительно жестоко. Удар пришелся точно в цель, в ее и без того расшатанное самообладание.

— Базовый контроль? — ее голос задрожал от возмущения. — Ты серьезно? Из-за пары капель кофе? Может, тебе стоит нанять робота-ассистента, раз живой человек так раздражает своей неидеальностью?

— Не прикидывайся дурочкой! Речь не о кофе! — он встал, откинув стул. Его фигура, казалось, заполнила всю кухню. — Ты ходишь по дому, как привидение, вздрагиваешь от каждого моего слова! Хватит этого театра! Если у тебя есть что сказать — говори!

— Хорошо! — выкрикнула она, тоже вскакивая. Вся боль, обида и страх последних дней хлынули наружу. — Хочешь правды? Я говорю о детях в сквере! Я говорю о той стене, которую ты снова возвел! Но нет, конечно, проще всего обвинить меня в том, что я пролила кофе!

— Мы договорились не поднимать эту тему! — его глаза вспыхнули опасным огнем.

— А я передумала! Потому что я живу в этом доме, Марк! Я делю с тобой постель! И мне не все равно, что ты считаешь нашу возможную семью "обузой" и "слабостью"!

Они стояли по разные стороны кухонного острова, как враги на поле боя. Воздух трещал от непереносимого напряжения.

— Это не обсуждению не подлежит, — сквозь зубы произнес он. — И я не собираюсь оправдываться за свои взгляды.

— О, да, твои священные взгляды! Неприкосновенные и совершенные, как и все, что ты делаешь! — в ее голосе зазвенели истеричные нотки. Ее потрясла его непоколебимость. — А как насчет твоих взглядов на Милану? Они тоже неприкосновенны?

Имя, произнесенное вслух, повисло в воздухе, как ядовитый газ. Марк замер, его взгляд стал острым, как бритва.

— Что? — это было тихое, смертельно опасное шипение.

— Милана! — повторила Ариана, чувствуя, как ревность, копившаяся неделями, отравляет ее изнутри. — Эта женщина постоянно появляется в нашей жизни! Она звонит тебе, пишет сообщения, "случайно" оказывается в тех же ресторанах! И ты ничего не делаешь! Ты не останавливаешь ее! Может, тебе нравится это внимание? Нравится, что она плетет интриги, а я из-за этого схожу с ума?

— Это бред, — холодно отрезал он. — У меня с Миланой давно все кончено. Я тебе говорил.

— Говорил! Но твои действия, Марк, кричат об обратном! Ты потворствуешь ей! Ты позволяешь ей быть тенью в нашем доме! Почему ты просто не поставишь ее на место? Или она все еще что-то для тебя значит?

Это была ловушка, и она сама в нее угодила. Вместо того чтобы говорить о своей боли, она набросилась на него с обвинениями, которые он счел бы необоснованными.

— Потворствую? — он рассмеялся, коротко и ядовито. — У меня, извини, есть бизнес, который требует моего внимания! А твоя необоснованная ревность к женщине, которая не стоит твоего мизинца, начинает серьезно действовать на нервы! Я не намерен отчитываться перед тобой за каждый телефонный звонок или деловой обед!

— Необоснованная? — Ариана задохнулась от обиды. — Она написала мне, Марк! Написала, что я просто "текущее увлечение"! Это необоснованно?

— И ты повелась на ее провокации? — он смотрел на нее с неподдельным изумлением и разочарованием. — Я думал, ты умнее. Я думал, ты понимаешь, с кем имеешь дело. Она пытается раскачать лодку, и у нее, как видишь, прекрасно получается! Ты сама играешь по ее правилам!

— А ты ничего не делаешь, чтобы изменить эти правила! — рыдала она уже, слезы текли по ее лицу, смешиваясь с размазанной тушью. — Тебе плевать, что я чувствую! Тебе важнее твой покой и твои принципы! Может, тебе и правда с ней проще? Она не будет донимать тебя разговорами о детях и требовать эмоций!

Он резко шагнул к ней, его лицо было искажено гневом. Он схватил ее за плечи, не больно, но так, чтобы она наконец замолчала и посмотрела на него.

— Молчи! — прошипел он, его дыхание обжигало ее кожу. — Просто… молчи! Ты хочешь знать, почему я не вышвыриваю ее к чертовой матери? Потому что у ее отца есть акции моей компании, и сейчас не время для открытой войны! Потому что я веду сложные переговоры, где ее семья — ключевой игрок! Это бизнес, Ариана! А ты со своей детской ревностью пытаешься все это разрушить!

Он оттолкнул ее, отвернулся и провел рукой по волосам, его плечи напряженно вздымались.

Ариана стояла, обняв себя, трясясь от рыданий и унижения. Он бросил ей в лицо правду, но эта правда не принесла облегчения. Она лишь подчеркнула пропасть между ними. Его мир был миром сделок, акций и стратегических союзов. Ее мир — миром чувств, доверия и страха потерять его.

— Значит, это просто бизнес, — прошептала она, вытирая лицо. Ее голос был пустым и усталым. — Как и все остальное. Как и мы. Просто еще одна сложная сделка.

Он резко обернулся, в его глазах что-то мелькнуло — не гнев, а что-то похожее на боль.

— Не говори ерунды.

— А что мне говорить, Марк? — ее силы были на исходе. — Ты только что ясно дал мне понять, что мои чувства — это "детская ревность", которая мешает твоему бизнесу. Что наша личная жизнь — это поле боя, где ты отказывается сражаться, потому что это невыгодно. Поздравляю. Ты победил. Я больше не хочу говорить.

Она развернулась и вышла из кухни, оставив его одного среди осколков их завтрака и их доверия. Буря утихла, оставив после себя опустошение и ледяное молчание, которое было гораздо страшнее любых криков.