Мой босс: Искушение соблазном

43. Забота

Утро после ночи примирения было окутано теплой, ленивой дымкой. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь панорамные окна, казалось, танцевали на полу, освещая их разбросанную одежду — немые свидетели страстного перемирия. Ариана проснулась первой, прислушиваясь к ровному дыханию Марка, чувствуя тяжесть его руки на своем бедре. Она улыбнулась, прижимаясь к нему спиной, наслаждаясь ощущением полного покоя и принадлежности.

Но едва она попыталась подняться, чтобы приготовить кофе, как мир резко поплыл перед глазами. Голова закружилась, в висках застучало, а в горле запершило знакомое, противное саднение. Она снова рухнула на подушки, сглотнув комок.

— Черт, — прошептала она, накрывая глаза ладонью. Слабость разливалась по телу тяжелой волной.

Ее движение разбудило Марка. Он перевернулся, его рука инстинктивно потянулась к ней, но, не встретив привычного ответа, замерла. Он приподнялся на локте, его взгляд, еще мутный ото сна, стал внимательным и острым.

— Что такое? — его голос был хриплым от сна, но уже лишенным дремотной расслабленности.

— Ничего, — попыталась отмахнуться она, но голос выдал ее хрипотой. — Просто голова кружится немного.

Он не стал слушать. Его ладонь легла ей на лоб — прохладная, твердая и безошибочно точная.

— Ты горишь, — констатировал он, и в его глазах вспыхнула тревога, та самая, что обычно была припасена для сорвавшихся многомиллионных сделок. Он тут же сорвался с кровати, его движения стали собранными и быстрыми. — Лежи. Никуда не вставай.

Он исчез в ванной и вернулся с электронным термометром и стаканом воды.

— Держи, — приказал он, сунув ей стакан в руки, пока сам настраивал термометр.

Она послушно поставила градусник, чувствуя себя одновременно трогательной и глупой. Он стоял над ней, скрестив руки на груди, его взгляд был пристальным, будто он силой воли мог снизить температуру. Тихий звук сигнала заставил его вздрогнуть. Он выхватил термометр и посмотрел на цифры.

Ариана удивленно подняла на него брови.

— При чем тут ты? Я сама, наверное, где-то продулась.

— Нет, — он покачал головой, его пальцы с нежностью, которой она от него не ожидала, отодвинули прядь волос с ее влажного лба. — Это моя вина. Моя девочка слишком много работает. Слишком много нервничает. И слишком мало спит из-за моего сложного характера.

Слова "моя девочка", сказанные его низким, бархатным голосом, отозвались в ней теплой волной. В них не было патернализма, лишь глубокая, почти отчаянная нежность и чувство ответственности.

— Марк, я…

— Я все уже решил, — перебил он ее, вставая. Его тон снова стал командным, но на этот раз заботливым. — Сегодня и завтра ты не работаешь. Твоя единственная задача — лечиться. У меня срочная командировка — лечу в Гонконг. Всего на пару дней.

Ее сердце екнуло. Остаться одной, да еще и больной, когда они только что восстановили хрупкий мир…

Он, казалось, прочитал ее мысли.

— Я не оставлю тебя без дела. Пока я буду в полете и на переговорах, у тебя будет миссия, — Марк сделал драматическую паузу. — Начать паковать вещи. Окончательно. Чтобы к моему возвращению от твоей старой квартиры остались только воспоминания.

Мысль о том, чтобы физически прикоснуться к своему решению, перевезти свои книги, безделушки, окончательно вписать себя в его пространство, заставила ее сердце учащенно забиться от радостного волнения. Болезнь отступила на второй план.

— И, — продолжил он, глядя на нее с тем пронзительным пониманием, которое все еще поражало ее, — если к вечеру температура спадет, можешь встретиться с подругами. Порадуй их историями о моем невыносимом характере. Тебе нужен отдых. Не только физический, но и моральный. От всего этого, — он неопределенно махнул рукой, имея в виду и офис, и Милану, и их недавние ссоры.

Ариана смотрела на него, и любовь перехватывала ей дыхание. Этот человек, способный на совещании разнести в пух и прах вице-президента, сейчас стоял перед ней в одних боксерах, с взъерошенными волосами и составлял для нее план "выздоровления и отдыха", включающий переезд и девичник.

— Хорошо, доктор, — улыбнулась она, чувствуя, как слабость отступает перед накатившим теплом.

— Вот и умница, — он наклонился и поцеловал ее в макушку. — А теперь лежи. Я все соберу сам.

Он повернулся, чтобы идти в гардеробную, но она остановила его.

— Погоди. Дай я хоть помогу тебе с вещами. Я уже в порядке, честно.

Он хмыкнул, но разрешающе кивнул. Ариана с наслаждением потянулась, превозмогая легкое головокружение, и накинула его халат, который пахло им и теперь — ею.

В гардеробной царил идеальный порядок, но его сборы всегда были стремительным, но точным хаосом. Он уже отбирал костюмы, а она подошла к комоду с аксессуарами.

— Галстуки? — спросила она, открывая ящик.

— Три. Темно-синий, бордовый и тот, в тонкую серую полоску, — бросил он через плечо, закидывая в кожаный чемодан рубашки.

Она аккуратно выбрала указанные галстуки и подошла к нему. Он стоял, проверяя содержимое папки с документами. Она взяла один из галстуков, темно-синий шелк, и приложила его к его груди.

— Этот? — переспросила она, хотя прекрасно поняла его с первого раза. Ей просто хотелось продлить этот момент — эту странную, почти супружескую близость сборов в дорогу.

Он оторвался от документов и посмотрел на нее. Его строгий взгляд смягчился.

—Да, этот, — он положил свою руку поверх ее, прижимая ее ладонь с галстуком к своей груди. — Ты уверена, что тебе не нужно обращаться к врачу?

—Абсолютно, — она улыбнулась. — У меня есть личный врач Вольский. Он прописал мне покой, переезд и суши с подругами.

Он коротко рассмеялся, и этот звук наполнил комнату теплотой. Последующие полчаса они работали в слаженном тандеме. Она аккуратно складывала носки и белье, проверяла, есть ли в дорожной аптечке нужные ему таблетки от головной боли, пока он собирал зарядные устройства и технику. Она положила в боковой карман чемодана его любимые капли от насморка, хотя знала, что он, железный человек, никогда в этом не признается.

Когда чемодан был готов, он закрыл его с тихим щелчком. В воздухе повисла тишина, наполненная предстоящей разлукой, хоть и короткой.

Он подошел к ней, обнял за талию и притянул к себе.

— Береги себя, — приказал он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Выздоравливай. И наводи здесь свои порядки. Этот дом теперь твой.

— Возвращайся скорее, — прошептала она в ответ, вдыхая его запах, который теперь будет напоминать ей о нем эти два дня.

Он еще раз крепко поцеловал ее, взял чемодан и папку с документами и вышел. Дверь лифта закрылась, и в пентхаусе воцарилась тишина.

Ариана осталась стоять посреди гардеробной, кутаясь в его халат. Она чувствовала слабость, першение в горле и легкий жар. Но поверх всех этих неприятных симптомов она чувствовала нечто иное — глубочайшее, всепоглощающее чувство покоя и счастья. Он уехал, но оставил ей не пустоту, а задание, заботу и официальный статус хозяйки. Она подошла к окну и смотрела, как его машина скрывается в потоке машин. Затем она повернулась и окинула взглядом их общий дом. Ее дом. И улыбнулась. У нее было два дня, чтобы начать новую жизнь. И она была полна решимости сделать это.