— А когда мы перейдем к самому главному?
— Смотря что для тебя главное.
— Ну там… поцелуи, например.
— Ешь яблоко.
Сэм оперся на ладонь, глядя на меня. Я раскладывала бутерброды на тарелке.
— А я давно тебя заприметил. Еще до того, как мы переехали в твой дом. Случайно забрел сюда, ты у реки сидела, вот на этом же самом месте, и с кошкой разговаривала. А затем огрызком яблока в меня запустила, помнишь?
— Не помню. — Но в памяти что-то шевельнулось.
— А потом ты до дома бежала как угорелая. Я никогда не видел, чтобы кто-то такую скорость развил.
— Что ты всякую ерунду вспоминаешь? Больше не о чем поговорить? — нахмурилась я. — Постой-ка. Ты сказал, что был здесь раньше? Может, ты специально свою семью ко мне в дом привел?
— Нет, — покачал головой парень. — А может, и да. Мне никогда не попадались девушки, которые с кошкой как с подружкой разговаривают. Стало интересно.
Он выжидательно смотрел на меня. Я на него.
— Да шучу я. В тот ливень и в ад бы попал, да всё не по своей воле. Помнишь же, какая гроза была?
— Значит, не по своей воле?
— Нет. Я, когда тебя узнал, еще два часа хохотал. Надо же такому случиться, чтобы в такую бурю к хозяйке кошки попасть? Невероятное совпадение.
— Совпадение?
— А что же еще? Хотя и приятное. Ну, всё, яблоко я съел, можно и к самому главному приступить, — вытер он тыльной стороной ладони губы.
— Еще бутерброды, — придвинула я тарелку с ними… целых три. Это его на время отвлечет.
Он с явным сожалением принялся их жевать.
— И когда я тебе понравилась?
— Да почти сразу. Ты забавная и симпатичная. Мне такие нравятся.
— А тебя не смущает, что я похожа на Адель?
— Вот еще новость. Что за бред? Кто тебе это сказал?
— Твоя мама. Что у меня волосы как у нее. И вообще.
— Ты совсем на нее не похожа. Разве что такая же субтильная. А волосы… да у нее они были светлые, а у тебя темные. Хочешь, фотографию ее покажу? Где-то в вещах валялась… Если найду.
— А отчего она умерла?
Сэм задумался. Отложил надкушенный бутерброд и отряхнул руки от крошек.
Он молчал, а я ждала ответа.
— Этот вопрос уж точно не для первого свидания, — наконец сказал он. — Но раз ты так хочешь… Адель связалась с дурной компанией, и это ее погубило.
— И это всё?
— Пока, да. Она жила, она была, но потом ее не стало. Мы редко о ней говорим, но когда это случается, мама весь день плачет, ходит с покрасневшими глазами и опухшими веками. Это тяжело. Но я не могу ей ничем помочь, только быть рядом.
— Я понимаю. — Хотя я ничего не понимала. Оборотни напали на дом Стайлеров. Сэм пострадал, едва не погиб от волчьего укуса. А Эмма рассказывала, что они потеряли дорогого для них человека… Адель? Так не связана ли сестра Сэма и Джека с оборотнями?
— Николетт, давай договоримся, что сегодня ты меня больше не будешь спрашивать об Адель, хорошо?
— Ладно.
— Вот и прекрасно, — принялся Сэм за недоеденный бутерброд. Он оказался последним.
— Вы потому охотитесь на оборотней? Из-за Адель?
Сэм с видимым усилием проглотил вставший в горле кусок. Налил себе чая, выпил одним махом, сполоснул последним глотком рот. Пятерней зачесал волосы назад, явно к чему-то готовясь.
— Мне известен только один способ заставить девушку замолчать, — сказал он и притянул меня к себе.
Оказавшись в его крепких объятьях, я немного растерялась.
Но тут мы приступили к самому главному.
— За что?
Сэм держался за покрасневшую щеку, а внутри меня всё кипело. И рука нещадно ныла.
— Это был мой первый поцелуй! А ты его украл! — Глаза щипало от слез, и было жутко обидно.
Джек, прости! Я не подарю тебе свой первый поцелуй.
— Сама повесила кусок колбасы, а теперь говоришь — не ешь! — возмутился Сэм.
— Я тебе что, кусок колбасы? — Отвернувшись, я заспешила прочь. Вот нахал!
— Николетт… Николетт, постой! — кинулся он вдогонку.
— Оставь меня в покое! — Но сама, не удержавшись, повернулась, чтобы высказать ему всё в лицо: — Я тебя ненавижу! Ты сломал мне всю жизнь! — Слезы текли из глаз ручьем. Это было невыносимо.
Чтоб ему было пусто!
— Дурак! Мерзавец! Ненавижу!
Сэм стоял на месте, глядя в изумлении, словно я его «била» не словами, а в самом деле.
Развернувшись, я кинулась в дом.
Пролетела мимо удивленной Эммы и взбежала на второй этаж, к себе в комнату.
Захлопнув дверь, бросилась на кровать и обняла подушку, собираясь от души наплакаться. Но замерла, затаив дыхание.
Что это было?
Что такое со мной случилось, когда Сэм меня поцеловал? Этот остолоп!
Да у меня чуть сердце из груди не выскочило и перехватило дыхание.
Что со мной?
Может, пирог с шафраном оказался несвежим?
…Самая же мука началась на следующий день.
Я не знала, куда глаза девать. А Сэм, как назло, был тут как тут. Он словно меня преследовал, чтобы встретиться лицом к лицу.
— Да что такое? — наконец заподозрила неладное и Эмма. — Сэм что-то натворил? Он напроказничал? Ты только намекни, Николетт, и я ему устрою взбучку!
И как ей скажешь, что такого сделал Сэм?
Но тяжелее всего было глядеть в глаза Джеку.
Я его предала. Предала в самом своем сердце. Как теперь жить с этой виной?
— Николетт, — улыбнулся он своей ясной, лучезарной улыбкой, полулежа на диване, с перебинтованным плечом. Его еще мучила температура, но не такая высокая, по словам Эммы, чтобы переживать. — У тебя что-нибудь случилось?
Я сидела рядом на стуле, положив ладони на колени, глядя в пол. И вздыхала.
— Нет, ничего.
— Если это из-за меня, то не волнуйся. На мне всё как на собаке заживет, — подмигнул он.
И я снова вздохнула.