Одна дорога из Генуи

Глава 44. 15 декабря. К вопросу о допустимости кровопролития для добрых католиков

Золотой обоз с эскортом из 23 всадников благополучно достиг паромной переправы в Перпанезе и большей частью переправился.

Корсиканцы Джованни и Бруно угнали паром, который последним рейсом забрал третью телегу с золотом. Паром уходит по течению, его преследует один Фредерик по суше.

Кокки устроил так, что вместо внезапного нападения из засады папский отряд и эскорт обоза вступили во встречный бой. Обе стороны несут потери, а у Кокки с Мартой под рукой четырнадцать бойцов во главе с молодым Борухом из Тортоны.

Максимилиан ранен, подробности пока неизвестны. Но он верхом вырвался из деревни. За ним проскочила одна телега золота, где Птичка и Тодт. Мятый догоняет их верхом. Вторая телега, которую вел Терцо, встала посередине Парпанезе с раненой лошадью.

— Едут, — сказал Борух, — Смотри, как они засуетились.

Борух и Кокки дворами прогулялись до места, с которого получилось разглядеть тот берег и реку.

— Три телеги и двадцать-тридцать всадников, — сказал Борух, — А тут в деревне полсотни пеших. Хороший замес будет.

— Не будет, — ответил Кокки, — Половину положат первым залпом, остальных пять на одного сомнут. Там же никак не рыцарей двадцать. Такие же солдаты, только верхом.

— Там три рыцаря, которых вы преследуете, да еще, наверное, один командует этими новыми солдатами.

— Вот их всех первым залпом и положат. Если не совсем дураки.

— И что делать? Бросить все? — Борух спросил таким тоном, по которому стало понятно, что бросать все он уже никак не хочет.

— Надо вовремя подыграть слабому, чтобы уравнять их шансы. Чем более на равных начнут битву, тем больше обе стороны понесут потерь. Если вовремя впишемся под конец за проигрывающую сторону, то добьем сначала одних, а потом и других. Но рыцарей надо отстреливать в любом случае.

— Отличный план. Надежный, как швейцарский пеший строй! Как мы впишемся под конец, если вовремя подыграем слабому в начале? Нас в начале и сомнут.

— Мы не полезем в драку, а дадим им подсказку. Пошлем человека, который скажет, что здесь засада с арбалетами.

— И арбалетчики сразу выстрелят.

— Кто из твоих людей говорит по-немецки?

— Никто.

— Кто способен запомнить и передать пару слов?

Пока паром два раза ходил туда и обратно, Кокки и Борух расставили своих стрелков, перекрыв дальний конец деревни. Если победят конные, то они переправлялись для того, чтобы поехать дальше. Если победят пешие, то они пойдут обратно, откуда пришли. То есть, и так и этак через выезд из Парпанезе на север. Про лодки, готовые доставить золото в Пьяченцу, фехтмейстер со своим сухопутным мышлением не подумал.

Кокки вез с собой арбалет и рассчитывал сделать хотя бы один выстрел. Марта зарядила старую пятизарядную аркебузу с пятью замками. Евреи взяли пять арбалетов на всех. Борух имел репутацию хорошего стрелка, остальные «в упор не промажут».

— Сансеверино… — задумчиво протянул Кокки, глядя, как оставшийся в одиночестве конный рыцарь лихо рубит алебардистов.

— Марта, этот рыцарь случайно не де Круа? — на всякий случай спросил фехтмейстер.

— Лица не видно, а доспех не его, — ответила Марта, — У него нюрнбергский, красивый, а у этого миланский и простой. Конь тоже не тот. У него всегда был гнедой фриз, а у этого вороной дестрье. Каким местом этот рыцарь похож на де Круа?

Нюрнбергский доспех за последние два года получил немало ударов и отправился в оружейную замка на всякий случай. Будучи в столице оружейников Милане, Максимилиан заказал себе новый комплект защиты в миланском стиле. Там же и в том же стиле, что и доспехи Сансеверино, Тривульцио и других вассалов короля Франциска из Милана и окрестностей. С конем Марта тоже ошиблась. Она помнила коня, на котором Максимилиан ездил от Швайнштадта до Ферроны, но совсем забыла про Паризьена, верхом на котором рыцаря не видела ни разу. Круиз же от Генуи до Марселя Марта провела с больной головой и не вспомнила, что за коня везли в стойле.

— Ударом наотмашь, — поморщился Кокки, — Миланская школа, Пьетро Монти, светлая ему память. Наставник семьи Сансеверино, моего друга Антиллези и многих других достойных людей.

— Что будем с ним делать? — спросила Марта.

— Борух, убей этого рыцаря, — принял решение Кокки.

— Далеко же, — возразил Борух.

— Марта?

— Не из этой аркебузы.

Из пятизарядки Марты предпочитала дальше пятидесяти шагов не стрелять, а лучше и вовсе в упор.

— Дайте мне мой арбалет.

Кто-то протянул фехтмейстеру арбалет со стальной дугой. Арбалет не для боя, а для соревнований. Очень точный, но не слишком убойный.

Кокки взвел тетиву, облокотился на подоконник и прицелился. Рыцарь остался один, но все еще рубился с несколькими пешими противниками.

— Борух, выстрели в середину крайнего слева окна, — сказал Кокки и отодвинулся.

Борух точно так же облокотился на подоконник и выставил перед собой арбалет, похожий на арбалет Кокки.

— Зачем? А если не попаду?

— Мне нужна поправка на ветер.

— Тихо все, — шепотом сказала Марта.

Щелк! Болт Боруха воткнулся в стену на ладонь правее середины окна. Тут же выстрелил Кокки.

Рыцарь схватился за голову и пошатнулся в седле.

— Вы попали! — удивленно крикнул Борух.

— В голову. Ты молодец, поправку дал как надо, — сдержанно похвалил Кокки.

— Чтоб я так жил, как он стреляет, — сказал кто-то сзади.

Рыцарь, все еще державшийся за голову, оказался скорее жив, чем мертв. Конь вынес его из схватки, а потом понесся по дороге от деревни. Всадник держался в седле и не падал. Конечно, в рыцарском седле с высокими луками и мертвый усидит, но уж больно осмысленно действовал конь.

— Идем, — сказал Кокки, — пора нам забрать свое.

— Перед нами не меньше пяти человек на ногах, на том конце неизвестно, сколько. С ранеными и того больше, — сказала Марта, — Может мы поторопились с тем рыцарем?

— Вот тебе загадка, — ответил Кокки, — Рыцарь ростом за шесть футов. В миланском доспехе. На дорогом французском коне. Во главе отряда тяжелой кавалерии из Вогеры. Предан королю, а не королеве и везет золото в армию де Фуа. Не боится выехать оставшись один против дюжины и не спеша рубит солдат по удару на каждого. Кто это такой?

— Не знаю, — ответила Марта.

— Галеаццо Сансеверино? — предположил Борух.

— Конечно. Если бы мы его не застрелили, сейчас бы против нас был он, а не эти солдаты.

— Такой опасный противник? — спросила Марта.

Евреи и фехтмейстер дружно рассмеялись.

— Один на один, без коней и доспехов я бы рискнул, — серьезно ответил Кокки, — Если бы выбора не было.

— Все за мной! — скомандовал Борух.

Обе телеги, набитые золотом, оставались посреди улицы совершенно без охраны. Борух перезарядил арбалет. Кокки, наоборот, оставил свой и вышел из дома с мечом в руке. Из остальных евреев трое вышли с арбалетами и десять с разнообразным клинковым оружием. Парень, которого послали предупредить обоз о засаде, спрятался где-то там, если еще жив.

Первая телега резко сорвалась с места навстречу банде. Арбалетчики навскидку отработали по возчику. Фигура под тентом повалилась назад, лошади вильнули вправо, но в повозке оказался еще один человек, который перехватил управление, выровнял телегу и еще раз звонко хлестнул вожжами.

Смельчаков запрыгивать на ходу на лошадей и телегу почему-то не нашлось, и половина золота прорвалась через засаду.

— Вы что? — крикнул Кокки.

— А сам что? — ответил Борух.

— Трусы! — Кокки сплюнул и богохульно выругался.

Все евреи повернулись к нему, сначала наставив оружие, потом опустив. Были бы они достаточно смелыми, чтобы напасть на мастера меча, хоть у кого-нибудь хватило бы духу прыгнуть в повозку.

— Парни, не ссорьтесь, — сказала Марта, — Во второй телеге еще столько же.

С другой стороны к второй телеге уже подходили шестеро алебардистов. Кокки направился им навстречу. Марта с аркебузой и зажженными фитилями за ним. Евреи цепью по дороге. Арбалетчики отстали, перезаряжаясь.

— Вы кто такие? — спросил один из солдат, — Это вы подстрелили рыцаря?

— Мы от епископа Тортоны, — соврал Кокки, подходя еще на пару шагов.

Евреи в пешем строю биться не будут. Если эти солдаты побегут вперед, то евреи выстрелят один раз и свалят во все стороны. С мечом против шести алебард никак. Марта, может быть, отстреляет все пять зарядов, отступая. Но попадет ли? Все, что можно сделать, это подойти поближе, чтобы стрелять в упор.

— Жиды-то? — усмехнулся один из солдат, приглядевшись.

— Руби их! — и все шестеро побежали вперед.

Борух крикнул что-то на своем языке. Сзади бахнула аркебуза, щелкнули арбалеты. Два щелчка и все? Они что, не успели перезарядиться после выстрела по возчику?

Мало того, что выстрелили не все, так еще и без толку. Марта попала бегущему алебардисту в кирасу, но он бежал немного под углом к ней, и пуля скользнула по выпуклой груди. Второй стрелок попросту промазал. Третий задержался с выстрелом, но попал крайне неудачно, болт застрял в кирасе под острым углом и вряд ли серьезно ранил солдата.

Кокки оглянулся. Евреи куда-то молниеносно подевались. У Марты не сработал второй замок, и она бросилась к ближайшему дому. Фехтмейстер последовал за ней, не вступая в бой.

Стучать в дверь не стоит, не откроют. А вот ворота конюшни хозяева закрыть забыли. Марта протиснулась между створок. Кокки за ней и дернул створку на себя.

Поздно! Крюк алебарды подцепил воротину. Ладно, будем сражаться среди лошадей. Здесь длина алебарды не особо поможет, да и даже вдвоем на одного не особо развернешься.

Борух отлично знал свое воинство. Против других разбойников, вооруженных чем попало, сгодится. Против строя солдат с алебардами — ни в жизнь. Вслед за Кокки по улице навстречу солдатам направились меньше половины, да и те сбежали. Как только последний солдат зашел во двор, за воротами которого скрылся Кокки, евреи чудесным образом в полном составе материализовались у телеги.

Вот телега. Вот в ней небольшие, но тяжеленные ящики и бочонки. Возчик или сбежал, или спрятался.

— Не утащим, — кто-то примерился к грузу.

— Пешком не надо, — ответил Борух, — Со стороны задних дворов есть проезд к пристани. Можно и на одной лошади доехать. Главное, убрать телегу с видного места.

— Искать же будут.

— Они видели, что телеги пошли на прорыв, и что их на улице нет. И Сансеверино нет, а он бы свой груз не бросил. Погонятся дальше по дороге, а мы тем временем перекидаем все в лодки.

— Да, но эти-то солдаты видели…

— Фехтмейстер и фрау их уделают.

— А если нет?

— То нам надо отогнать телегу к пристани быстрее, чем они поймут, куда она подевалась.

За разговором евреи быстро выпрягли раненую лошадь, успокоили вторую и повернули телегу к проезду между домами. Лошадь не очень хотела идти, но телегу за разные места тянули и толкали все четырнадцать человек. Вытянули на параллельный проезд к пристани, проходивший по задним дворам.

— Куда это вы собрались? — спросил откуда-то взявшийся священник.

— Да мы тут просто не хотим мешать добрым католикам, — ответил Борух и нисколько не соврал. Он действительно не хотел мешать христианам убивать друг друга.

— Я вот подумал, а распространяются ли на евреев Десять Заповедей? — вежливо поинтересовался священник.

— У него меч! — сказал кто-то сзади.

Священник действительно держал в левой руке меч в ножнах.

— Он нам не мир принес, — пошутил какой-то эрудит, но никто больше не знал Новый Завет настолько, чтобы оценить шутку.

— Вообще-то распространяются, но с Богом мы договоримся без Вашего посредничества, — ответил Борух.

— Евреи распяли Христа, но их стоит не любить не только за это, — вздохнул брат Витторио.

— Мы распяли Христа? Да на себя посмотрите, — Борух тянул время, пока его люди окружали монаха.

Витторио посмотрел на свое отражение в луже.

— Судя по Вашему носу, Вы потомок тех еще римлян. Надо полагать, Ваши предки были скорее воинами, чем крестьянами, — продолжил мысль Борух.

— Верно.

— Вот Ваши предки-легионеры и распяли Иисуса. А мои если только немножко на это посмотрели.

— Да ладно. Помнится мне, Понтий Пилат спросил евреев, не хотят ли они освободить Иисуса, но они выбрали освободить другого приговоренного.

— Видите ли, уважаемый, если предположить, что этот ваш Иисус и правда сын Божий…

Витторио недвусмысленно дернул правую руку к мечу.

— … то он мог бы рассчитывать на помощь отца, — продолжил Борух, — Но на чью помощь может рассчитывать приговоренный к смерти обычный еврей, как не на своих братьев?

— А на чью помощь вы рассчитывате сейчас? Божью или братьев? — спросил наглый монах.

Борух даже не понял, на что тот намекает. Не будет же монах драться один против всех.

— Мы с братьями с Божьей помощью пока что отлично справляемся. Будьте любезны, отойдите с дороги. Этот груз не Ваш и даже не вашей церкви.

— Но и не ваш.

— Слушай, преподобный, удачно поднятый меч не делает тебя воином…

— Разве?

— И мы тебе не католики, чтобы не намять тебе бока. Понятно?

— Не хотел бы я пролить кровь добрых христиан… — Витторио потянул меч из ножен.

Евреи бросились на него пока что без оружия. Ни к чему убивать лишний раз, тем более, монаха. Схватить, связать руки-ноги и пусть полежит немножко.

— Но! Вы! Не! Добрые! Христиане!

Монах пнул в голень одного еврея, освободился от захвата другого, выхватил меч и пошел рубить направо и налево. Остальные «братья» схватились за оружие, но поздно. Даже не то, чтобы поздно, а сразу безнадежно. Классический меч и так превосходит всякие тесаки, длинные ножи, посохи и дубинки. Тем более, в умелых руках.

Витторио изрубил всех так быстро, что не все евреи успели сообразить, что пора разбегаться. Одно дело убегать от строя солдат с алебардами, а другое от одного монаха. Одно дело убегать пустыми, как пришли, а другое — бросать настоящее тяжелое золото. И, самое главное, что никто не принимал монаха за мастера меча. Будь Витторио в нормальной одежде с ровно тем же оружием, к нему бы отнеслись не в пример серьезнее. Может быть, кто-то бы и сбежать успел. Но когда берется за меч монах, это смешно и нелепо. В кого-то попал — повезло. В другого — ну этот не боец и был. В третьего — сам дурак, не подставляйся. В четвертого — да каждому иногда везет. И так далее.

Убежать попытались только последние двое, но разбойник в сутане бегал быстрее.

Даже молодой Борух при всем своем недюжинном умище попался в эту ловушку. Старый Борух бы раскусил монаха сразу. Но иногда кроме ума нужны еще опыт, чутье и осторожность.

Витторио вытер меч о чью-то спину и заглянул в телегу. Покачал ближайший ящик. Тяжелый. Интересно, кто там победил? Если французы, то они ведь не видели, что с папскими еще и священник?

За военными действиями на длинной улице внимательно следили Бонакорси и Мальваузен. Они заранее сложили вещи и вывели своих мулов на задние дворы в середине деревни. Когда первая телега прорвалась, а вторая осталась, решили разделиться.

— Тони, ты присмотри за той телегой, что осталась в деревне, а я догоню ту, что ушла, — сказал Мальваузен.

— Хорошо.

— Губернатор на Рождество будет в гостях у брата в Турине, туда и надо ехать докладывать. Все претензии на предмет, почему золото куда-то там не доехало, пусть Ее Величество адресует покойному де Ментону, а со скромных лекарей спрос невелик.

— Понял.

— Удачи!

Мальваузен подбежал к коновязи, вскочил на своего мула и поскакал к выезду из деревни, но не центральной улицей, а околицей, чтобы никто не выстрелил на всякий случай ему в спину. Тони остался наблюдать, кто заберет себе вторую телегу.

Еще до того, как начались военные действия, Тони подготовил подаренный Мартой в Марселе казнозарядный пистолет. Вставил первый заряд и подсыпал пороха на полку. Менять заряды несложно, сложнее подсыпать порох быстро и чтобы руки не тряслись. Заодно зарядил пистолет, встроенный в охотничий нож работы Содерини.

Выглянул в окно и с удивлением узнал Марту. Марту сложно не узнать, тем более, что она и не маскировалась, а вышла в бой как на праздник, в ярком открытом платье с низким вырезом. Как тогда на таможне и как раньше в Ферроне. Чтобы ни один мужчина не смог узнать ее в лицо, а тех, кто стал бы описывать фигуру, обвиняли бы в преувеличениях. Еще и без головного убора, чтобы ее запомнили как брюнетку.

Марту окружала толпа народа, которая почти полностью разбежалась от атаки алебардистов. Марта тоже побежала. Тони последовал за ней.

Пока он спускался, потерял из виду улицу, но быстро разобрался, кто где. Шестеро солдат совещались у ворот конюшни. Двое пошли к заднему входу, а четверо распахнули ворота и бросились внутрь. В это время у брошенной телеги начали собираться те странные люди, которые бросили Марту посреди дороги.

Тони решил, что лучше пока помочь Марте, а эти с одной лошадью в пароконной телеге далеко не уйдут. Он выстрелил в спину последнему солдату, входившему в ворота, спрятался и перезарядился.

Не рассчитал. Солдаты не успели обнаружить, где прячутся женщина с аркебузой и мужчина с мечом, и развернулись. Тони выстрелил в лицо первому и удачно попал. Выронил пистолет, который не успевал перезарядить. Переложил в правую руку нож и выстрелил из встроенного ствола. Но навскидку не прицелился толком, и пуля расплющилась об отгиб на верхней кромке стального нагрудника.

Попытался убежать и попался. За ногу подцепили крюком алебарды. Запнулся, упал и тут же перекатился от нисходящего удара другой алебардой. Хорошо, что не выронил нож. Вовремя перехватил нож еще и левой рукой за обух и, силами двух рук отвел укол первой алебарды.

В любом случае, нельзя продержаться против двух алебард с ножом, лежа на спине.

— Сзади! — крикнул один из алебардистов. Краем глаза он увидел, что из ворот выскочил человек с мечом, и обернулся.

Кокки не видел, кто на улице стрелял в солдат. Он подумал «Кто бы это ни был, он за нас, и я не буду прятаться в сарае, пока союзник сражается». Выскочил и успел схватить за древко одну алебарду. Второй солдат тут же ударил его, но фехтмейстер увернулся и поднырнул под то древко, за которое держался. Тут же уколол владельца древка в живот под кирасу, бросил меч и отбил укол уже трофейным древком.

Остался посреди улицы против вроде бы одного, но тут как раз вернулись те двое, что поначалу стали обходить дом. Бой на длиннодревковом не его конек, но сколько-то продержаться можно за счет превосходства в скорости и выносливости, если не делать ошибок. С двух сторон на Кокки посыплись удары, а он только и успевал брать защиты. Но успевал.

Марта ничем не могла помочь. Несработавший заряд требует распыжовника, а шомпол с насадками остался в доме евреев вместе с остальными вещами. Обычай идти в атаку со всем походным добром в заплечном ранце появится позже и не у гражданских.

Тони вскочил и полоснул одного из алебардистов ножом по ягодице. Бритвенно-острый клинок, которому пока еще не выпадало тяжелой работы, не успел затупиться и рассек большую полную крови мышцу чуть ли не до костей. Солдат заорал, и другой отвлекся от фехтмейстера. Ненадолго. Но фехтмейстеры в бою клювом не щелкают.

Кокки подскочил к оставшемуся и ударил древком ему по пальцам. Бросил свою алебарду, перехватил вражескую. Дальше элементарно. Палка, рычаг, подножка, обезоруживание и добивание лежащего уколом. Атака на последнего солдата, который затупил между Бонакорси и Кокки, не рискуя ни к одному из них повернуться спиной. Можно бы было поговорить, но не о чем. Это никакие не загадочные заговорщики, а папские солдаты из Пьяченцы. И они здесь не случайно, а в засаде на золото.

Более интересно, кто такой этот «доктор».

— Кажется, мы встречались в Генуе, — сказал Кокки, держа в руке кинжал и обходя «доктора» с большим ножом по дуге, чтобы подобрать свой меч.

— Очень приятно, — сказал Тони, на всякий случай не опуская оружие.

— Тони? — удивилась Марта, выйдя на свет.

— Марта? — повторил интонацию Бонакорси. На самом деле, он удивился не меньше, но раньше, и первая волна удивления уже прошла.

— Что ты тут делаешь? Следишь за мной? Мы неделю назад расстались в Марселе.

— Это ты что тут делаешь? Я в Марселе ничего не забыл. Помог тебе, получил свою долю и еду домой, в Феррону, — идеальный ответ, совершенно неопровержимый.

Марта знала, что у Бонакорси родина в Ферроне, а маршрут туда из французского Марселя через пока еще французские Геную, Тортону, Пиццигеттоне, Кремону и предположительно нейтральную Мантую выглядел достаточно разумным. Этим путем путешественник ни разу бы не пересекал границы территорий, контролируемых воюющими армиями.

— Через Геную? — все-таки, в Генуе изрядно наследили.

— А через что еще?

Из Марселя до Тортоны можно добраться и сушей, через Савойю, но это очень большой крюк, горные перевалы и неоднократное пересечение границ.

— Тебя там разве никто не ищет после этого всего?

— Зубодера, который сидел у Банка? Наверное, ищут. Мало ли кому зубы рвать пора. Если бы нашли, я бы выдернул.

— И ничего, что тут война?

— Как раз, пока конклав не закончился, можно проскочить. Тем более, что я всем встречным солдатам предлагаю лечение зубов за тарелку супа. А ты бы каким путем поехала из Марселя в Феррону? И куда ты-то тут можешь направляться, не в Феррону же в самом деле? В Милан?

Тони знал, что Марту в Ферроне и окрестностях должны разыскивать за убийство, а еще ее с подачи де Вьенна могут искать и французы. Одних только крашеных волос с сохранением стиля не то кампфрау, не то вавилонской блудницы недостаточно, чтобы проскочить незамеченной. Хотя от Генуи до Парпанезе как-то она добралась. Но в стиле кампфрау стоит ехать только туда, где водятся ландскнехты. То есть, в Милан.

— В Милан, — ответила Марта.

Она сама только что прокрутила в голове варианты ответа и выбрала наиболее правдоподобный.

— Куда подевалась вторая телега? — спросил Кокки, — Только что тут была.

— Толпа евреев укатила ее между теми домами, — показал Бонакорси.

— Хоть какая-то от них польза, — ответил Кокки, и направился в указанную сторону. Марта за ним, и Бонакорси следом.

Вот грунтовая дорога по околице. Вот телега с одной грустной лошадью. Вокруг покойники.

— И ты, Борух… — задумчиво сказал Кокки, — Вы тут что, между собой передрались? Есть кто живой?

Из-под тента выпрыгнул монах.

— Здравствуй, учитель, — сказал брат Витторио.

— Здравствуй, ученик, — ответил Кокки, — Твоя работа?

— Моя, — удовлетворенно ответил монах, — Четырнадцать нехристей, а на мне ни царапины. Всю жизнь за Ваше здравие буду молиться. А что Вы здесь делаете?

Когда Витторио увидел Кокки, он не подумал, что учитель фехтования тоже охотится за золотом. Тем более, в компании евреев. Кокки и раньше не занимался явным криминалом, а последнее время вовсе отошел от дел.

Кокки тоже не сразу сообразил, что Витторио причастен к засаде. Но сообразил быстрее, чем ученик. Засада папская, а Витторио служит у епископа.

— Не хочу тебя огорчать, но я здесь делаю то же, что и ты.

— Грабите караваны? Вы же отошли от дел.

— Бывают предложения, от которых сложно отказаться.

Репутация фехтмейстера была такова, что Витторио и не подумал, будто Кокки соблазнился просто на золото само по себе. Он предположил, что учитель вошел в дело на стороне кого-то из сильных мира сего, но не французов.

— От имени и по поручению моего епископа предлагаю сменить сторону, — сказал он, — Гарантирую отпущение грехов.

— С искренним сожалением должен отклонить твое щедрое предложение, — максимально вежливо ответил Кокки.

— Тогда нам придется скрестить мечи, потому что я не отступлю, — Витторио вытащил из телеги меч в ножнах.

— Мне бы этого очень не хотелось, — сказал Кокки, — Я правильно понимаю, что ты монах? Плохая примета пролить кровь священника.

— Рукоположен лично епископом. Я теперь брат Витторио, демоноложец.

— Точно рукоположен? Я смотрю, ты тут кое-кого убил и даже не в целях самозащиты.

— Я не должен проливать кровь христиан. А тут, видите, евреи.

— То есть, мою кровь тебе проливать нельзя?

— Если Вы настаиваете, учитель, то придется, — вздохнул Витторио, — Хотя это и грех.

— Не настаиваю.

Кокки оглянулся и поднял из травы два паломничьих посоха. Ходить с посохом удобно, а бегать не очень, вот паломники и разбежались налегке, когда начались боевые действия. Один посох он бросил Витторио, а второй оставил себе, взявшись как за двуручный меч.

Витторио поймал посох, повертел им в воздухе и тоже перехватил как меч.

Марта и Бонакорси не подошли ближе и слышали разговор с приличного расстояния. Тони достал пороховницу, чтобы перезарядить встроенный в нож пистолет, но Марта взяла его за руку и покачала головой.

Посохи мелькали как воробьиные крылья в полете. В воздухе стояло непрерывное тук-тук-тук от ударов деревом об дерево. Бойцы стоили друг друга, почти каждый удар мог бы стать последним, если бы не грамотно взятая защита. За несколько десятков ударов никто ни в кого не попал, и даже не отбил пальцы, не прикрытые перекрестьями.

Рыцари часто рубились на своих турнирах «сходами». Один атакует, другой защищается. Расстояние шага и вытянутого меча. Шаг на противника, короткий обмен ударами, поворот в сторону, обоюдный выход в защиту на безопасном расстоянии. Подумать. Повторить.

Обычно один из рыцарей валился на землю, пропустив хороший удар во время схода. Реже успевал привычно выйти в защиту перед тем, как упасть. Совсем редко рыцарь оценивал полученную рану и сдавался на милость победителя.

Сейчас же разыгралась битва совсем другого типа. Непрерывный обмен ударами, на который нормальному человеку нипочем не хватило бы дыхания. Оба противника загоняли темп.

— Черт! — раздался громкий возглас и рухнули оба.

Марта и Тони подбежали к упавшим.

— Не при дамах будет сказано, — приподнялся на локте Кокки, — Но я чертовски хороший учитель. Этот душегуб в сутане мне ногу отбил. Сучий потрох. Научил на свою голову.

Витторио не вставал. На его левой скуле отпечатался след от посоха.

-Вроде живой, — сказал Тони.

— Что ему будет, чугунной голове, — ответил Кокки, — Но быстро не встанет.

— Добить? — предложила Марта.

— Нет.

Кокки, хромая, облокотился о борт телеги с золотом.

— Что будем делать? Куда поедем? — спросила Марта.

— Как раз думаю, — ответил Кокки.

— Точно не на тот берег.

— Это понятно. Главное свалить побыстрее из Парпанезе.

— Поехали. То есть ой, — Марта по-хозяйски взяла лошадь под уздцы и снова обратила внимание, что упряжь пароконная, а второй лошади нет.

— Ты умеешь править повозкой? Я нет, — сказал Кокки.

— Какая же кампфрау не умеет править повозкой? Сейчас купим у кого-нибудь здесь упряжную лошадь и поедем.

Неумение править повозкой не означает боязнь лошадей. Взяв лошадь под уздцы, Кокки развернул телегу. Марта вместо второй лошади привела целую пароконную телегу с возчиком. За ней шел Бонакорси и вел под уздцы своего мула с притороченными к седлу вьюками.

— Он с нами? — спросил Кокки.

— Пригодится. Потом объясню, — ответила Марта.

— А это зачем? — Кокки кивнул на телегу.

— Перегружаем.

— Не понял.

— Лошади хорошо тянут только постоянной парой. И с подогнанной упряжью. Вот пара и упряжь. Пятьдесят дукатов, нас тут никто не видел. Перекидываем груз и погнали.

— Тони, нужна твоя помощь, — сказал Кокки. Перекидать дюжину мест груза с отбитой ногой он не то, чтобы не мог, но не мог быстро.

— Говорила же, пригодится, — сказала Марта.

Бонакорси запрыгнул в телегу.

— Эй, мужик! — крикнул он возчику, — Еще пять дукатов, если поможешь с грузом.

У мужика, который бодро распрягал остающуюся ему лошадь, второй раз за день глаза на лоб полезли. Пять дукатов за работу, которая стоит пять сольдо? Там что, золото?

Втроем работа пошла быстрее. Мужик вытаскивает к заднему борту, Кокки перекладывает в другую телегу, Бонакорси расставляет вдоль бортов.

— Тут еще вещи какие-то, одежда вроде, — сказал мужик, — Тоже надо?

— Давай, — ответил Тони, — Сверху раскидаем.

Когда последние французы еще добивали последних папских, телега с золотом уже резво выезжала из деревни. За ней ехал на муле Бонакорси.

За ними, торопливо, но отставая, удачливый местный возчик вел под уздцы выжившую упряжную лошадь из телеги Терцо. Надо же так! Просто попался с пустой телегой на глаза нужным людям. И телега на ладан дышит, и лошади так себе, а пятьдесят пять дукатов как Бог послал, еще и лошадку добрую добавил. И на новую телегу хватит, и на кобылу в пару к этой, и жене с детьми на подарки. Еще и на выпить останется и на продажных женщин. Нет, жирно им будет. Лучше постоянную любовницу завести.