Глава 40. 14 декабря. Последняя миля.

«Команда Марты» в составе самой Марты, фехтмейстера Антонио Кокки, представителя заказчика Петера Грубера, известного также как «Пьетро Фуггер» и ученика алхмика Симона отбила последнюю телегу золотого обоза, которую сопровождал Луи де Ментон.

Марта и Кокки продолжают погоню за остальным золотом. Кокки договорился насчет помощи с бандой евреев из Тортоны.

Петер и Симон довезли золото до Генуи, чтобы там его спрятать и поделить. Предположительно, операции с золотом сможет провести представительство Фуггеров. Пока что прошли городский ворота.

Ангелочек, один из шести разбойников, которые зашли за золотом к Абраму от Моисея, удачно избежал ареста в Портофино, вернулся в Геную, решил отхватить себе еще немного золота и выехал вслед за отрядом Луи де Ментона.

Если всадник едет быстрее телеги, то при равном качестве лошадей одинокий всадник едет быстрее конного отряда. До Борго-Форнари Ангелочек добрался быстрее французов. Как раз к тому времени, когда проезжий рыцарь бросил золото в толпу. Началась давка. Приличные вроде бы люди проталкивались, чтобы ухватить свой кусок счастья. Стражники били их сначала плашмя, потом по-настоящему. Разозлился и сам занялся наведением порядка рыцарь — начальник заставы.

Хорошо бы было обойти по обочине, но с мулом не получалось никак. Пришлось подождать, пока появятся французы. Появились. Навели порядок. Поделили отряд пополам. Первая половина сорвалась вскачь, вторая занялась золотом. Борта телеги разбиты, два колеса оторваны. Лошади лежат мертвые. Сундуки и бочонки растащены по дороге.

Солдаты под мудрым руководством сержанта собрали все в кучу. Остановили какую-то подходящую телегу, ехавшую из Генуи. Скинули груз. Возчику заплатили дукатами, отобранными у мародеров. Положили золото. Сели верхом и вместе с телегой поехали дальше, на Тортону.

Тем временем, стражники стали пропускать без досмотра всех, кто шел или ехал в Геную и с верхней, и с нижней дороги. А весь поток, двигавшийся из Генуи, направили на верхнюю. Ангелочек поехал вместе с потоком. Можно обогнать караван через Гави, оказывается, не так уж далеко он успел уйти. Если только французы не догонят раньше. А они догонят.

Свернув налево, Ангелочек после перекрестка проехал немного, а потом свернул направо на первую же тропинку. Взял мула под уздцы, срезал угол по тропинке, вышел между домами на нижнюю дорогу по берегу Скривии и поехал вслед за французами.

Вслед за кем? Пока он срезал угол, застава пропустила еще четверых всадников. Один из них подозрительно похож на Антонио Кокки, а второй на Симона, ученика алхимика. С ними фигуристая женщина, сидевшая в дамском седле. И еще один мужчина с мечом. Лучше отставать на один поворот, и пусть они не оглядываются.

В Изола-дель-Кантоне Ангелочек въехал, когда Петер инструктировал местных и проезжих. Спрятался. Подождал. И увидел, как Симон и неизвестный с мечом уводят какую-то телегу в сторону Генуи в середине колонны из пяти телег. Похоже, перекинули груз, чтобы на заставе их не узнали.

Кого преследовать дальше? Эту телегу или догонять остальной караван? Что тут думать. Даже один сундук с собой так просто не унесешь и не увезешь. Зато тут ничего уже не надо искать и выслеживать. И всего двое охранников. Ангелочек развернулся и поскакал к Борго-Форнари.

Караван и преследователь прошли засветло Борго-Форнари и перевал Джови. Встали на ночлег в Миньянего. Ангелочек чуть не попался на глаза Симону, но повезло. Подумал, не стащить ли что-нибудь из золота ночью. Не вышло. Симону и четвертому повезло с попутчиками. Крепкие парни при оружии. Дорожат грузом и лошадьми, с вечера распределили дежурства. Нет уж, к этим лучше не лезть.

Городские ворота Ангелочек прошел спокойно и привычно, как любой прилично одетый человек без груза с понятным стражникам североитальянским произношением. Видел, как телега с золотом отделилась от остальной группы и поехала своим путем в сопровождении тех же двоих человек. Но куда они едут? Здесь нормальная дорожная пароконная телега еле пропихивается между домами. Петляют и сбрасывают хвост? Или у них тут логово? Первый шел пешком, держа лошадей под уздцы. Вел телегу какими-то мелкими улочками и что-то про себя высчитывал, иногда шепотом ругаясь. Второй сопровождал сзади, чтобы никто не запрыгнул под тент и не скинул какой-нибудь бочонок.

Разбойник не считал себя особым патриотом Генуи и борцом с французскими оккупантами. Но уверенно предположил, что только патриоты могли среди бела дня на большой дороге атаковать французский отряд, развернуться на Геную, а не от Генуи, и так быстро договориться и с жителями Изола-дель-Кантоне, и с попутчиками, и со стражником на заставе. По сумме улик не подходили ни кто-то из преступного мира Генуи, ни агенты Императора или Папы. Тем более, что Симон и Магистр связаны с патриотами. Они уезжали из Генуи вместе с рыжей фурией после нападения на таможню.

Чтобы перебросить мостик от патриотов к Фуггерам или опознать Петера в лицо, знаний у него не хватило. Тогда бы он легко достроил маршрут до заднего входа в представительство Фуггеров. А так основной версией осталось что патриоты будут прятать украденное у себя, в небогатом районе. Сгрузят сейчас в какую-нибудь лавку и пиши пропало. Пока соберешь братву на штурм, оттуда уже и золото перетащат, и ящики с телегой на дрова пустят.

Но сейчас двое патриотов проходят не по своей территории! Оба прячут лица, и ни один ни с кем не поздоровался. Передний, несмотря на меч под плащом, извинился перед безоружным подростком.

Проехали очередной перекресток. Ангелочек заметил, что преследуемые и здесь все еще чужие, зато он уже почти свой и знает местных авторитетов. Тогда пора нападать. Местных тут чужие разборки не волнуют. Если даже не дадут увести телегу, можно отговориться.

Начинать, конечно, надо с первого. Он главнее и опаснее. Сзади идет Симон, который просто подмастерье алхимика, хотя и с мечом.

Ангелочек обогнал верхом телегу слева и осторожно вытащил меч. Капюшон скрывает лицо от чужих взглядов, но он и сильно ограничивает боковое зрение. Удар по голове — и Первый падает под ноги своим лошадям.

Теперь Второй, то есть, Симон. Верхом не развернуться, да и незачем. Ангелочек спрыгнул с мула, бросил поводья первому встречному и побежал навстречу Симону.

Телега резко остановилась. Симон, не доставая меч, остановился тоже. В городе в принципе невозможно проехать без постоянных остановок. Под тентом что-то громко пискнуло. Оно и раньше пищало, но на ходу Симон не мог заглянуть под тент. Что среди груза может пищать как животное?

Пользуясь остановкой, Симон приподнял тент и увидел перед собой клетку с бесхвостым рыжим зверьком, мордой похожим на крысу. Грызун стоял на задних лапках и злобно пищал по-крысиному.

Ни сам Симон, ни Петер не клали в телегу клетку с крысой. Значит, эту диковинную тварь зачем-то положили туда еще французы вчера. Тогда получается, что она ругается, потому что уже сутки не ела.

Слева навстречу выскочил человек с мечом.

В другой день Симон не отреагировал бы так быстро. Но сегодня он ожидал нападения каждую секунду. Привычный к сопровождению грузов охранник не ожидает нападения каждый миг, а новичок в охранном деле нервно вертит головой и готов схватиться за оружие при первом подозрении.

Противник потерял пару секунд, потому что хотел напасть на «второго», считая, что он в двух-трех шагах за телегой, а не что он в нее засунулся.

Не будучи воином, Симон не приобрел рефлекса, которым в случае опасности рука сама выхватывает меч с такой же скоростью, как глаз защищает себя морганием. Ближе всего оказалась клетка с крысой, Симон схватил ее и бросил во врага.

Тот не понял, чем конкретно в него бросили, и поймал летящий в голову предмет левой рукой. Рефлекса отбивать летящие предметы мечом нет ни у кого, кроме, может быть, жонглеров и шутов.

Крыса не успела ухватить палец Симону, но не упустила шанса впиться в палец Ангелочку. Тот заорал и попытался ее сбросить. Мыть не особо грязные руки даже перед едой в то время никто не заморачивался, и от пальца вкусно пахло не только соплями из носа, а еще сегодняшним завтраком и вчерашним ужином. Крыса не успела отпустить вкусный палец, ее длинная морда до упора высунулась между прутьями решетки и застряла, не имея возможности разжать челюсти.

Симон успел отпрыгнуть, выхватить меч и взять защиту.

Любой человек меча морально готов продолжать сражаться, невзирая на раны. Тем более, что палец определенно не та часть тела, боль в которой парализует до затемнения в глазах. Разбойник атаковал.

Обмен ударами. Противник явно превосходит опытом, хотя и не мастер, судя по тому, что Симон еще жив.

Если не мастер, и мы с ним фехтуем первый раз, то может прокатить прием из школы Кокки, который против бойцов своего уровня на первый раз прокатывает почти всегда.

Симон отбил очередной удар и первый раз перешел в атаку. В голову.

Противник отбил и сразу же перевел в атаку. Злится. Отбивает со всей дури и бьет от всей души. Отлично, против осторожного не сработает.

Симон повторил атаку. Противник отбил удар с той же яростью. Симон дернул правую руку немного на себя, и как только противник разорвал соединение мечей, И сразу же перешел в выпад с уколом.

Укол вместо защиты, это верное обоюдное поражение. И если укол достигнет цели, то меч задержится в теле врага. А враг, даже если проткнуть ему сердце, все равно успеет довести свой удар.

Кокки, когда показывал этот трюк, успевал взять оппозицию клинком или перекрестьем. Но ученикам советовал подставить под ответный удар плащ, кинжал или какой-то еще предмет.

У Симона не получалось ни первое, ни второе. Поэтому он делал максимально низкий выпад, падая вперед с опорой на левую руку. Вывернуться из такого положения в защиту никак не возможно, но если противник убит, то защита как бы и не нужна. В школе этот прием у него получался достаточно часто. В жизни пока что никогда. В Генуе народ не особо конфликтный. Если самому знать нехитрые правила, не нарываться и не подставляться, то можно годами не доставать меч на улице.

Левая рука плюхнулась в кучку конского навоза. Симон отвлекся и не увидел, куда прошел укол, но рука почувствовала сопротивление при уколе. Клинок воткнулся в тело врага, наверное, пальцев на пять. И враг сразу упал, судя по тому, как рвануло меч из руки в падении.

Симон поднялся, брезгливо глядя на левую ладонь, измазанную свежим навозом. Еще не успев встать, по одобрительным возгласам зевак он понял, что получилось. Противник повалился замертво, и напротив сердца расплывалось темное пятно. Да, черт возьми! Полевой хирург знает, где у человека сердце!

Почему меч врага в крови? Симон оглядел себя, но не увидел никаких ран или разрезов на одежде.

— Что смотришь? — сказал кто-то из зевак, — Он в тебя не попал. Это друга твоего кровь.

Петер лежал убитый. С первого взгляда видно, что голова разрублена до середины мозга.

— Помогите положить его в телегу, — попросил Симон, — И где тут какой-нибудь рынок?

— Этот нужен? — спросил другой зевака, намекая на мертвого врага.

В совсем плохом районе покойника уже обобрали бы, никого не спрашивая. Но в совсем плохих районах улицы не такой ширины, чтобы там пролезали телеги. В приличных местах с широкими улицами о деликатных вещах все-таки спрашивают. Особенно людей с мечами.

Симон подошел к покойнику, срезал с него кошелек. Ого! Серебро и даже золото.

— Все, что с него возьмете, ваше, — сказал Симон, протягивая кошелек спросившему, — Но!

Тот радостно заглянул внутрь, и на его лице отобразилась быстрая смена эмоций. Подарок — золото — это не простой разбойник — его победитель тем более не простой.

— Слушаю, — ответил тот, выражая все возможное уважение и серьезность.

— Его надо отпеть и похоронить, а не скормить свиньям.

— Ладно.

— И нас здесь не было.

— Понял. Если что, я вас не видел, — улыбнулся собеседник.

Симон положил руку ему на плечо.

— Ты не понял. Никто нас здесь не видел. Господь завещал делиться.

Симон сказал это достаточно громко, чтобы слышали и остальные подтянувшиеся зрители.

— Эээ…

— Ты делись, а мы не видели, — сказал еще кто-то.

На прощание Симон освободил странную крашеную крысу. Иногда бывает так, что вроде свой человек, а в беде покажет себя как крыса. Но бывает, оказывается и так, что всю жизнь крыса крысой, а в беде как свой человек.

— Эй, парень, это у тебя не свинья морская? — спросил один из местных.

— Не ругайся, — ответил Симон, — Я эту тварь первый раз вижу, и она поступает вовсе не по-свински.

С покойником поверх золота никем не видимый Симон свернул к овощному рынку. Встретил знакомого. Блеснул знанием местных авторитетов. Продал телегу и лошадей. Нанял грузчиков и возчиков. Груз из телеги быстро переложили в два маленьких фургончика с мулами.

— Ученик алхимика накупил не то свинца, не то ртути — с удивлением сказал один из грузчиков.

— Будут золото делать, — ответил второй.

— Если бы он мог золото делать, то во дворце бы жил, — возразил первый, — Наверное, пули лить будет.

— Зачем алхимику пули?

-Война на носу, а у него литейка точно есть. Пули сейчас хорошо будут брать. Подзаработает себе на дорогу куда подальше.

На прощание Симон сказал товарищу:

— Этот покойник служил у Фуггеров. Судя по одежде, не последний там писарь. Они будут благодарны, если ты отвезешь его им, чтобы похоронили с отпеванием, прощанием и надгробием.

— А его бумаги?

— Бумаги тебе не нужны. Мне тоже, но я их сам отнесу Фуггерам.

— Мне не доверяешь?

— Хочу, чтобы они и передо мной были немного в долгу. Я бы и тело им отвез, но свое барахло мне как-то ближе.

— Понятно.

Куда это все везти? В банки, к менялам, к финансистам? Все знают, что внезапно в центре города всплыл тот самый Рыцарь Королевы с тем самым золотом, которое у него тут же похитил Лис Маттео. Кто сможет нормально принять эпическое богатство от скромного ученика Магистра?

Допустим, покойный Петер мог рассчитывать, что груз примут, не задавая вопросов у Фуггеров. У Фуггеров по-белому, через дверь под вывеской или по-черному через какой-нибудь тайный подвал? Какая гарантия, что писарь, сидящий за конторкой под вывеской, в курсе про тайную миссию Петера? Что он не завербован конкурентами или не разболтает все бесплатно тут же за ужином?

Единственное надежное место — подземелье Магистра. Там, конечно, станет потеснее. Но никто не обидится, если у него станет тесно от золотых слитков. Тем более, что, судя по весу, в ящиках золото занимает не такую уж большую долю объема. Если выкинуть всю бутафорию, то сами слитки займут не так уж много места. Со стороны Магистра заходить нельзя. У него и так последнее время проходной двор. Надо зайти через дверь по ту сторону старой стены.

По пути Симон ожидал, что придется еще раз упомянуть авторитетов, но наткнулся на старого пациента, который провел его с фургончиками до места, не задавая лишних вопросов. Мало ли где ученик Магистра спер две тележки барахла. Все воруют, и ученики магистров тоже воруют, а потом идут, оглядываясь, и прячут барахлишко за неприметными дверями.

Нежданному помощнику Симон не рискнул давать золотые дукаты, поэтому вытряхнул почти половину дуката серебром. Тот воссиял, а Симон попросил не болтать.

Уф! В нише спрятаны свечи, огниво и трут. При открытой двери Симон зажег свечу, а потом закрыл дверь на засов. Дверь, которая открывается, если засунуть пальцы в дырку и потянуть за веревочку, недостаточная защита для кучи золота. В холодном коридоре стоят бочки Содерини с порохом и селитрой. На них все еще лежит труп Виоленты на столешнице. Дальше в подземелье есть дверь покрепче, ведущая в кладовку Магистра. Надо подтащить сокровища к ней поближе, а потом идти к Магистру за ключом.

По пути домой, Симон подумал, а кто теперь готовит для Магистра? Эннио способен если только сходить за готовой едой. Наверное, он ходит через улицу. Симон и сам, устав от таскания маленьких, но тяжеленных бочонков и ящиков, проголодался.

— Маринелла…

— Симон! Ты вернулся! Так быстро! — Маринелла выскочила из-за прилавка, обняла его и положила голову на грудь.

— Я ненадолго и уезжал.

— Я уже соскучилась.

— Слушай, я тут подумал…

— Да, любимый?

— Давай поженимся?

— Да! Конечно, да!

Тут же они спрятались в темный угол и начали целоваться.

— Маринелла! Что там у тебя? — спросил строгий женский голос.

— Мама! Симон сделал мне предложение!

— Вот как?

Мама Маринеллы выглядела как бы ни моложе Симона. Она, скорее всего и была моложе Симона, потому что старшую дочь могла родить лет в пятнадцать. Рожала она не часто, раз пять или шесть, и неплохо сохранилась для своих лет. Не будь Маринеллы, Симон и сам бы за ней приударил. Теоретически. Потому что отец Маринеллы никуда не подевался и производил впечатление отца семейства в самом расцвете сил. Он пять-шесть раз не рожал, занимался здоровым трудом без излишней вредности и в силу профессии хорошо кушал. Не в смысле много ел, а в смысле ел только качественную пищу и не голодал.

— Рада за Вас, молодой человек, — строго сказала будущая теща, — Вы уверены, что Вам по силам содержать семью? Я правильно понимаю, что в Ваши годы Вы все еще подмастерье и занимаетесь подсобными работами?

— Смею Вас заверить, я не транжира, — ответил Симон, — Я прошел обучение, и у меня есть достаточные сбережения, чтобы открыть свою больницу.

— Вот как! Свою больницу! В Генуе это дорого.

— Я рассчитывал на Турин. Нам бы покинуть Геную, пока война не началась.

— Мне надо посоветоваться с ее отцом. А Вам советую подтвердить свою состоятельность.

— Мам…

— Я знаю, что Симон честный человек, — ответила мама, — И докторскому ремеслу он честно учился, у него пациенты чаще выздоравливают, чем умирают. Но я пока не уверена, что ему по карману содержать семью. Он уже делал тебе подарки?

— Пока нет…

Мама строго посмотрела на Симона.

— Воспитанные молодые люди сначала ухаживают за девушками, потом делают предложения. Ваша поспешность меня пугает.

— Мы все успеем.

— Надо брать пример с приличных людей. А не с Ваших квартирантов. Мальчишка два дня как приехал, сразу женился без всяких ухаживаний и тут же уехал. Как это называется?

— Мам, он же рыцарь…

— А Симон не рыцарь. Он приличный горожанин. Я надеюсь? — будущая теща строго посмотрела на Симона.

— Я приличный горожанин, — подтвердил Симон.

— Все твои знакомые — разбойники.

— Это по работе.

— По твоей или по их работе?

Симон тяжко вздохнул. Интересно, у отца Фредерика теща и правда ведьма, или это такая популярная фигура речи.

— Да ладно, — улыбнулась будущая ведьма, — Я пошутила. Скушай пирожок и хорошо подумай, надо ли тебе жениться или это просто вдруг зачесалось.

— Мама! — возмутилась Маринелла.

Симон мог бы посидеть подольше, но он вспомнил об одном очень важном деле. Пьетро что-то обещал стражнику на заставе. Пришлось спешно распрощаться и бежать к въезду в город.

Успел.

— Извините, сеньор. Можно Вас на пару слов?

— Я Вас внимательно слушаю.

— Мы с Пьетро Фуггером сегодня проходили заставу.

— Да? — стражник явно притворился, что не узнал.

— Пьетро Вам что-то пообещал.

— Да?

— Но он, к глубокому сожалению, скоропостижно скончался…

— Матерь Божья и целая бочка святых с Иисусом вместо крышки! — стражники и путники по соседству оглянулись, убедились, что ничего особенного не происходит, и вернулись к своим делам.

— А балансы должны сходиться, — закончил Симон, пока стражник переводил дыхание.

— Чертов немец и после смерти за порядком следит, — выругался Пабло удовлетворенным тоном, — В аду заставит чертей котлы от копоти отмывать и по ниточке выравнивать.

Симон пожал плечами.

— Пьетро обещал погасить долги Пабло Публикани старшего по счетной книге Антинари, — сказал стражник.

— На какую сумму?

— На всю.

— Побожись.

— Вот те крест.

К темноте Симон наконец-то вернулся домой. Иеремия грустил и читал книги. Вместо Эннио за охранника почему-то сидел одноглазый Луиджи Брассо. Стоило на денек уйти, как на Кармину напали и разбили голову Эннио, чуть не убили. Симон осмотрел остаток глаза Луиджи, сменил повязку и принес болеутоляющее.

Сама Кармина с головой зарылась в счетные книги. После того, как французские оккупанты сожгли дом, семья оказалась в долгах у тех, кто сдавал товар на реализацию. Конечно, кроме недвижимости, у семьи имелись и другие активы, но не всегда ликвидные. Ими предстояло гасить долги, в том числе через цепочки взаимозачетов. К Кармине каждый день заходил братец Пьетро, иногда вместе с какими-то людьми бухгалтерского или разбойного вида. В компенсацию за беспокойство Пьетро освоился у Симона на кухне и пытался завоевать сердце алхимика фруктами и мясом. Тем более, что ни Кармина, ни Брассо готовить не умели. Могли перевести еду из сырого вида в съедобный, не более.

— Здравствуй, Симон, — сказала Кармина, подняв голову от книг, — Как там мой Котик?

— Я, вообще-то, не с ним ездил, — смутился Симон.

— Ах, да. Ты ездил в Тортону с Пьетро Фуггером, Антонио Кокки и какой-то вдовой. И мне кажется, что ты даже до Тортоны не доехал.

Кармина, с учетом рассказа Луки, предполагала, что Фредерик и компания захватили галиот с золотом и куда-то направились морем. Понятно, что никакой разумный человек не будет бегать за маневрирующей армией с грузом золота. Тем более, золота в слитках. Тем более, не будет возить золото в зоне военных действий без надлежащей охраны. В ее представлении Фредерик и Максимилиан сдали бы золото королевскому бюджету в Марселе и довольные могли бы вернуться домой. Дальше королевские финансисты уже сами бы разбирались, как доставить монету солдатам. Или, если им очень хочется передать ценности из рук в руки, то ближайший торговый порт — Пиза. Там обменять на векселя, пришпорить коней по относительно безопасным дорогам и через четыре дня гордо вручить сверток пергаментов интендантам в Кремоне. Можно, конечно, возить и золото. Но солдатам платят серебром, так что интендантам и так, и этак пришлось бы выменивать серебро по окрестностям.

Поэтому поездка Симона и Петера в Тортону с золотом никак не связывалась. Конечно, все знали, что французы погнались за мифическим золотым караваном Птички и Терцо. Только Кармина сама дала им этот ложный след. Теоретически, Петер Фуггер, Кокки и Симон могли бы поучаствовать в погоне. Как Томазо Беккино. Но из погони по ложным следам никак нельзя вывезти сколько-то добычи.

— Так получилось, — пожал плечами Симон.

— Ну и ладно. Я все равно рада, что ты жив и здоров. Какие планы на будущее? Возвращаешься в ученики Магистра или займешься своим делом?

Кармина со временем, конечно, узнала бы обстоятельства смерти Петера, включая Ангелочка, Симона и телегу с грузом. Но Петер Грубер не был настолько публичной фигурой, чтобы новость про его убийство обежала город в тот же день. Желание взрослого мужчины дорасти из учеников до своего дела она только приветствовала, но не считала приличным расспрашивать слишком подробно, что за предложение получил Симон от Петера. Захочет — сам расскажет.

— Женюсь и открою свою практику, — ответил Симон, — И в Турин перееду, пока не поздно.

Глупо скрывать такие решения от людей, с которыми живешь под одной крышей.

— Отлично! Надеюсь, ты про ту девушку, с которой был на свадьбе?

— Да.

— Я вас поздравляю. Если надумаешь дарить подарки, могу посоветовать, где не обманут. И по самой свадьбе тоже обращайся. Там все непросто, чуть зазеваешься — втридорога сдерут.

Кармина знала, что Симон у Магистра скорее компаньон, чем подмастерье, а алхимик на самом деле очень богат, хотя уважают его не за это. Симон же мужчина основательный, добросовестный и не отягощенный расходами ни на семью, ни на содержание дома. Мог давно уже накопить на свадьбу.

— Слушай, тут еще дело такое. Петер просил погасить долги одного человека по счетной книге Антинари. Чтобы это никак не было связано ни с Петером, ни вообще с Фуггерами.

— Могу сделать. Он хочет расчет по книге через еще кого-то или расчет с посредником монетой?

— Монетой.

— Сколько?

— Не знаю. Сказал всю сумму. Спроси у Антинари, сколько там будет, а я принесу монету.

— Отлично. Завтра утром оформим. Антинари перепишет долг с него на меня, а нам как раз нужна монета, чтобы рассчитаться с особо недоверчивыми.

Загрузка...