Одна дорога из Генуи

Глава 62. 19 декабря. Пилите, Алессандро, пилите.

События в Генуе и нестабильная политическая ситуация в окрестностях побуждают Кармину, Иеремию и Симона бежать из города.

Кармина после приема настойки из мухоморов временно не способна к умственной деятельности.

Иеремия и Симон вывозят золото, залитое оловом под видом свинцовых слитков.

Фабио Моралья дал Кармине сутки на поиск золота и подозревает Иеремию и Симона, но без стопроцентной уверенности боится их трогать.

Дорога до Тортоны заняла у Иеремии и Симона почти два дня. Брассо нанял отличную большую телегу с опытным возчиком и внушительными лошадьми. В нее загрузили тысячу роттоло свинца и усугубили прочими вещами. Поскольку свинец в объеме невелик, Иеремия погрузил еще сундук с книгами первой необходимости и сундук со специфическим оборудованием, которое нельзя просто пойти и купить в незнакомом городе. Возчик запротестовал, когда в телегу попытались положить еще и личные вещи, поэтому все, что можно навьючить на мулов, навьючили в седельных сумках на мулов. Итого получился обоз из одной телеги и трех всадников.

Застава покопалась в слитках, взвесила парочку и ничего подозрительного не обнаружила. Заглянули в сундуки. Книги и странное оборудование, ничего особенного. Бегло осмотрели седельные сумки, но не копались. От алхимика и не ждали, что он будет вывозить золото, да и золота искали столько, что в седельных сумках не вывезешь. Хотя две тысячи дукатов Иеремия честно предъявил со словами, что он обеспеченный человек и временно укрывается от войны, но потом вернется. Стражники нисколько не удивились, такие речи они слушали уже третью неделю.

Перегруженная телега еле ползла и вверх, и вниз, и заставляла всех нервничать. Особенно Симона, потому что вдруг они опоздают в Тортону, Кармину хватит удар от уверенности в том, что она отравлена, а Пьетро зарежет Маринеллу. У попутчиков беспокойство Симона вызывало вовсе не сочувствие, а раздражение.

Общими усилиями не опоздали. Солнце садилось, когда Брассо свернул в сторону «Приюта грешника».

— Эй, нам ведь к праведнику! — возмутился Симон.

— С телегой? — удивился Брассо, — Ты как будто в Тортоне не был.

— Да был я, и в «Праведнике» ночевал.

— С телегой?

— Нет, — вздохнул Симон.

Из названия явно следовало, что хозяин «Праведника» хотел привлечь паломников, а паломники обычно бывают пешие, или конные и редко тащат за собой обозы. Как раз из-за паломников Симон ночевал именно там каждый раз, когда проезжал через Тортону. Он никогда не ценил интересные знакомства под выпивку и хорошую кабацкую драку.

В «Приюте грешника» собралось немало путников. В основном свита богатых генуэзцев, зачем-то массово отправившихся в Турин. Сами богачи ночевали в более приличных местах ближе к центру города. На всех хозяин дал одну комнатку, и то пришлось переплатить. Возчик сказал, что пойдет спать в телегу. Симон сбегал к «Праведнику», но две приличных девушки там пока не появлялись.

Вернулся и вместе с Иеремией и Брассо спустился в таверну при постоялом дворе. Уселись за стол и с аппетитом принялись за чечевичную похлебку.

В таверну зашли пять человек с аркебузами и встали полукругом напротив стола. Фитили дымились, пальцы лежали на спусковых рычагах. Иеремия, Симон и Брассо подняли руки над столешницей, демонстрируя пустые ладони.

— Огонь! — скомандовал Фабио Моралья.

Все пятеро выстрели в алхимика. Один в лоб, остальные в грудь.

Иеремия повалился на пол. Симон и Брассо вскочили и попытались выхватить мечи, но стрелки атаковали их с аркебузами как с дубинками, а Фабио уже держал меч в руках и ловко воткнул его в бок Брассо. Возчик отпрыгнул к стене и сел на корточки, закрыв голову руками.

Симон вовремя понял, что сопротивление бесполезно, и повалился на пол. Получил несколько раз вскользь прикладами и стволами, ушиб костяшки левой руки, но в целом урона не понес.

Брассо, как человек намного более эмоциональный и боевой, полез в драку, но получил прикладами и в лицо, и по почкам, и по раненому боку. Свалился на пол и затих.

В таверну вошли трое в открытых шлемах, нагрудниках и с алебардами. Местная стража.

— Как вы тут? — сурово спросил старший, оглядываясь, — Поймали колдуна своего?

— С Божьей помощью, — Фабио кивнул на тело.

— Жан, что это все значит? — спросил хозяин таверны, обращаясь к новым гостям.

Хозяин таверны стоял у дверей кухни, обуреваемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, ему очень хотелось понять, что происходит. С другой стороны, ему не хотелось и близко подходить к трупу без головы, накачанному святой водой.

Фабио подошел к нему и развернул пергамент с печатью.

— Грамотный? Читай.

— Указ архиепископа Генуи Его Высокопреосвященства кардинала Инноченцо Чибо, — запинаясь, прочитал трактирщик, — Повелеваю опасного чернокнижника Иеремию Вавилонского взять живым или мертвым. Сообщников арестовать. Имущество конфисковать. Местным властям оказать содействие предъявителю сего документа.

— Настоящий? — спросил кто-то из посетителей.

— Пергамент такой хороший и печать подвешена, — ответил трактирщик, — Вроде как настоящий. Я настоящих-то раньше не держал в руках.

— Я тоже, — ответил старший из местных стражей, — А вы кто вообще, что на колдунов охотитесь? Инквизиторы какие-нибудь?

— Охотники за головами, — ответил Фабио, — Нет у нас столько колдунов, чтобы ради них специальных людей содержать. У вас тоже нет. Ни у кого нет.

— Так это что получается, если у нас ведьма заведется, то это нам ее изводить?

— Первый раз что ли? — спросил патрульный справа.

— Да ну тебя! И в тот раз тошно было, и сейчас тошно. Развелось пакости всякой, тьфу!

— Еще вопросы есть? — спросил Фабио.

— Труп сами уберете или тут бросите?

— Только не тут! — возмутился трактирщик, — Нет такого закона, чтобы дохлых чернокнижников по трактирам раскладывать!

— Гробовщик нужен, могильщики и священник. До полуночи чтобы в земле лежал.

— Кто платит?

— Генуя платит. Поехали.

Фабио снял с алхимика пояс, с пояса снял кошелек и выудил оттуда золотой дукат.

— Настоящий? Или колдовской? — усомнился патрульный.

— А ты бы какой хотел? Можешь не брать, — Фабио залез в другое отделение кошелька и достал мелкую серебряную монету, — Выбирай.

Патрульный ловким движением выхватил у Фабио весь кошелек.

Генуэзцы схватились за оружие.

— Если покойника хоронит стража, то кошелек, оружие и одежду берем себе, — объяснил стражник.

— Спокойно, парни, у нас так же, — сказал своим Фабио, — Но телеги и сообщники наши. Указ епископа.

— Забирайте. Не наше и было.

Стражник покопался в кошельке, сильно повеселел и сказал:

— Мы ему гроб обручами перетянем. И мраморную плиту сверху положим. Черта с два при нашей жизни выберется.

Фабио подошел к лежавшему на полу алхимику.

— Первая страница Псалтыря, освященная пуля в лоб, пуговица от облачения епископа, кость из пальца святого Доната, серебряная пуля с кровью девственницы, — сказал он, — Хотел бы я знать, что из этого сработало.

— Еще не все, — ответил один из стражников.

— Режь, — согласился Фабио.

Стражник положил на стол аркебузу и вытащил из ножен тяжелый разделочный нож. Одним движением разрезал шею мертвого алхимика до позвоночника, тяжелым ударом перерубил позвонок и поднял голову за волосы.

— Пулю не вздумай доставать, — напомнил Фабио.

Стражник фыркнул с таким видом, будто ему напомнили что-то очевидное, и передал нож другому.

Второй стражник сделал глубокий разрез в области солнечного сплетения, вставил туда деревянный колышек и глубоко забил его рукояткой ножа.

— Надо было сердце вырезать, потом его проткнуть и в той же могиле не хоронить, — сказал третий.

— Где это написано? — спросил Фабио.

— Бабки говорят.

— Кто из бабок хоть одного колдуна извел? Давай дальше.

Труп посадили, прислонив к стене. В горло вставили воронку, а в воронку залили две фляжки святой воды. Фабио в это время читал молитву с листка.

— Вроде хватит. Еще отпеть и закопать. Не знаю только, за оградой или в освященной земле.

Больше всего Фабио переживал за поддельный пергамент с печатями. Если бы пришлось его показывать епископу Тортоны или мэру, или начальнику стражи, или рыцарю, то могло бы и виселицей запахнуть. Нельзя убивать и грабить людей посреди города, аргументируя это фальшивыми пергаментами. Даже печати подделывать уже за гранью.

Но по-другому не вырисовывалось никак. Пойти к духовным или светским властям с одними только подозрениями без доказательств означало риск лишиться должности. Фабио знал, что алхимик человек непростой и водит знакомство с сильными мира сего, в том числе, и с епископом, и с управляющими Банка Святого Георгия. Поймать и допросить с пристрастием Симона означало спугнуть алхимика. И ищи его потом даже с настоящими указами и печатями в тонких мирах или куда там колдуны прячутся.

Вчера утром оказалось, что исчезла Кармина. Сбежали или убита, никакой помощи от нее не будет, и остается только трясти алхимика.

Еще позавчера вечером Фабио понял, что к алхимику можно зайти любому количеству вооруженных людей, и никто вокруг не побежит никуда доносить. Все привыкли, что Магистр с любыми врагами сам справится, а если не враги, то и беспокоиться не о чем. Значит, можно зайти в масках, извести колдуна и допрашивать Симона хоть до утра. Допрашивать Фабио и компания умели хорошо. Симон бы сдал золото, а дальше можно бы было половину забрать себе, а половину гордо отдать губернатору. Это золото не принадлежит ни Генуе, ни патриотам, ни Фуггерам. Почему бы не переукрасть украденное, как говорил Томазо Беккино. Никто ведь не знал, сколько золота изначально было в телеге, что попалась в Борго-Форнари, и какую часть рыцарь раскидал в толпу.

В случае, если след каким-то образом оказался бы ложным, всегда оставался шанс уйти неопознанными. Или упрыгать, но это вряд ли. Стрелять надо раньше, чем колдун рот откроет.

Половину вчерашнего дня Фабио потратил на подготовку. На боеприпасы для одного залпа. На амулеты для всей компании. Потом узнал, что Луиджи Брассо вывез через заставу телегу свинца, а магистр Иеремия выехал в том же направлении в компании Симона. Брассо не того уровня фигура, чтобы быть на слуху. Считанные друзья, да еще Фабио знали, что он последние дни служит алхимику. Фабио поставил парня следить за ним и не ошибся.

Фабио поблагодарил того, кто выследил Брассо, и отправил его следить дальше по дороге. Другому парню выдал пригоршню дукатов из личных сбережений на подготовку лошадей и припасов для отряда, а сам побежал к известному мастеру фальшивых документов. Стоило бы еще Кармину поискать, но с большой вероятностью ее труп уже лежит рядом с трупами Андреа Ботте и компании.

Вчера вечером Фабио решил рискнуть и заглянул в логово алхимика. Позвал священника, полил дверь святой водой и вскрыл замок. Священник взял дорого, хотя на вид не боялся нисколько. Сначала освятил все здание, и только потом туда вошли Фабио с парнями.

Наверху нашли много странных штук, которые не рискнули трогать. И осколки форм для литья. А свинец, который купил Брассо, и литейное оборудование не нашли. Эти важные улики Симон унес в подземелье и сложил второпях у самого входа. По количеству золы поняли, что в литейной печи что-то плавили. Было бы время, можно бы было разобраться лучше, но увы.

На втором этаже нашли много женской одежды. И мужской одежды на женскую фигуру. И костюм суккуба, нестиранный и с грязью на коленях. Конечно, не тот костюм, в котором похоронили Виоленту, а просто один из костюмов. Поняли это неправильно. Что Кармина баловалась переодеванием в нечистую силу, как, прости Господи, шлюха какая-то. Может быть, и по улицам бегала вовсю, и верхом ездила, притворяясь скромницей, которая из дома не выходит.

В приемной нашли свечи, которым особого значения не придали, и скрытый арбалет под столешницей, который тоже никого не заинтересовал. Определенно не колдовская вещь и не золотая. Пентаграмму на полу не нашли. Симон вымыл пол сразу после того, как оказалось, что некоторые оруженосцы способны распознавать пентаграммы. Так что нашли только плохо замытую лужу крови.

В спальне алхимика нашли мужскую одежду, в кухне нашли всякую утварь. Ничего особенного.В кухне могли бы найти вход в подземелье, если бы искали как следует.

Сегодня на рассвете отряд дал шпор лошадям и погнал на север, заглядывая в оговоренные места, где человек, отправленный вчера следить за алхимиком, должен быть оставлять весточки. Так и добрались к вечеру аж до Тортоны, на удивление, не загнав по пути ни одной лошади.

Очевидно, что Фабио вложил в это дело все свои сбережения и немного кредитных средств вовсе не для того, чтобы убить опасного колдуна, на которого никто до сих пор не жаловался. Погоня изначально шла за золотом. И не за теми двумя сотнями, которые при обыске сняли с пояса Симона. За суммой на пару порядков больше. В вещах алхимика есть еще монеты, но зачем они везут свинец?

При посредничестве тортонских стражников вся честная компания с конями, трофеями и пленными переехала из «Приюта грешника» к местному кузнецу. Фабио, заглянув в повозку и увидев слитки, выбрал именно кузнеца из трех предложений. Кузнец вовсе не жаждал принимать гостей на ночь глядя, но репутация слуг закона, подтвержденная местной стражей, и десять золотых дукатов его мгновенно убедили. Кузнецы, если кто не знает, бывают разные. Бывают такие, у которых кроме молота, горна и наковальни за душой ни гроша. А бывают такие, у кого дюжина работников каждый день за инструменты берется. И дом свой, и мастерская при нем со всякими приспособлениями, и заготовок свой склад, и товара свой склад, и лошади свои.

Не постоялый двор, конечно, но упихаться можно. Телегу во двор, лошадей в конюшню, людей в комнату подмастерьев. Подмастерья одну ночь и с хозяйскими детьми поспят. В тесноте, да не в обиде. Для пленных пустых кладовок не нашлось, кузнец выдал бухту веревки и предложил привязать их к чему-нибудь капитальному. До утра потерпят. Для трех мулов злодеев и шести лошадей преследователей у кузнеца места не нашлось. За ночлег скотины Фабио заплатил хозяину «Приюта грешника». Дукаты разлетались как брызги из колеи.

Возчик-генуэзец оказался дальним знакомым одного из парней Фабио. Его успокоили, сказав, что в сообщники не запишут, телегу не отберут и за работу заплатят. И репутацию в Генуе не испортят, если только сам трепаться не будет. Мужик довольный ушел спать на сеновал над конюшней.

Брассо, пока его таскали туда-сюда, потерял сознание.

— Симон, что с ним? — спросил Фабио.

— Не жилец, — ответил Симон, — Рана на вид небольшая, но воняет чечевичной похлебкой, которую мы только что ели. Это значит, что в кишках дырки. Если еда из кишок вылилась в брюшную полость, то пациента пора исповедовать, а не лечить.

— Жаль, — сказал Фабио, снял шляпу и перекрестился, — Но он и так, если честно, не жилец. Лучше уж в бою умереть.

Симон понял, что допрашивать теперь некого, кроме него. А ему еще надо найти Кармину, пока братец Пьетро или кто там с ней не зарезал Маринеллу. Или ее уже зарезали?

— Слушайте, забирайте себе весь груз, а мне надо срочно встретиться с одной девушкой, пока она еще жива, — сказал Симон.

— Ты не в том положении, чтобы торговаться, — ответил Фабио, — Груз и так наш, и тебя мы не выпустим. Что с твоей девушкой?

— Ее убьют, если я не принесу противоядие.

— Кому противоядие?

— Кармине Ладри.

— Она тоже здесь? Хрен ей, а не противоядие. Хитрая слишком. Меня отлично устроит, если она сдохнет.

— А я?

— А ты для начала придумай, почему ты мне нужен живым.

— Для начала посмотри на наш груз.

Симона увели, а Фабио ушел досматривать груз. Но быстро вернулся.

— Симон, я ведь тебя знаю, — сказал Фабио, — Чтобы вы с Магистром занялись такой ерундой как сопровождение какого-то свинца? Вы точно везете серебро или золото. И не тычь мне документами на Брассо!

— Это просто тысяча ротолло свинца, — спокойно ответил Симон, — И можете проверить любым доступным вам способом. Просто ложный след.

— Я сомневаюсь, что это свинец, — сказал Фабио, — Не такой человек Луиджи Брассо, чтобы возить мирные грузы.

— Тогда взвесьте какой-нибудь слиток, — предложил Симон, — Они должны быть по десять ротолло.

— И взвешу! Парни, где тут весы?

Парни поискали весы, не нашли и побежали к хозяину. Хозяин весов не дал, но отправил старшего сына. Сын, здоровый сорокалетний мужик, сказал, что любезно предоставит в краткосрочную аренду любой инструмент, но за отдельную плату. Фабио выругался и выложил еще пять дукатов.

Кузнец протер глаза, сграбастал деньги и притащил весы с гирями. Весы показали, что каждый положенный на них слиток весил честные десять ротолло с минимальными отклонениями. Перевешали штук двадцать.

— Значит, это по объему не свинец, — сказал Фабио.

— А что тогда? Контрабанду ищете? — спросил кузнец.

— Ищем. Но ты потом молчи.

— За отдельное вознаграждение, если помогу найти. Десять процентов?

— Десять уд срамных!

— Что ругаться-то? Не нравится, так торгуйтесь, как приличные люди. Десять процентов не далите, а сколько дадите?

— Десять дукатов.

— По рукам.

— Если найдем.

— Не вопрос. По объему не свинец? Давайте объем измерим.

— Как?

— Утопим в ушате вот эту свинцовую гирю на десять ротолло и зальем водой. Слитки как раз столько же весят, значит, и объем должен быть тот же. Сделаю черточку на стенке по уровню воды. Потом уберем гирю и положим слиток в эту воду. Вода поднимется до той же черточки, если там свинец. Если там что другое, то будет выше или ниже.

При свете свечей и масляных ламп в ушате утопили сначала гирю, потом слиток. Потом еще четыре слитка. Свинец свинцом.

Симон начал волноваться, не раскроет ли его этот умник.

— Вроде свинец, — развел руками специально приглашенный эксперт, — А что ищете такое, что за свинец можно выдать?

— Золото или серебро, — буркнул Фабио.

Кузнец взял топор, потюкал по краю слитков.

— Мягкий металл, сам вижу. И золото мягкое, и серебро мягкое.

Поднес к подсвечнику.

— По цвету вроде тоже свинец. Никак не золото. Да золото и тяжелее бы было. Да и где это видано, тысяча ротолло золота?

— Может это сплав какой-нибудь с серебром или золотом. Или и вовсе серебро крашеное. Может, они золото на серебро обменяли. Кстати, а серебро тяжелее свинца или легче?

Кузнец почесал щетину на щеке.

— А пес его знает.

— Десять дукатов, умник, — напомнил Фабио.

— На серебро другие проверки нужны, — решился кузнец, — Свинец плавится легко, а для серебра и золота у ювелиров горн с поддувом, как для железа. Я знаю, мы с отцом как-то ювелиру печь с горном ставили.

Кузнец отрубил топором кусок с краю слитка, разжег горн и поднес к пламени этот кусок на железной лопатке. Тот исправно расплавился с примерно такой скоростью, как положено плавиться свинцу. Пули здесь хоть раз в жизни лил каждый второй, а грузила каждый первый.

— Не серебро, — сказал кузнец.

Если кто вдруг забыл, то олово намного менее плотное, чем золото. Поэтому золотые слитки находились в самой глубине олова, позволяя отколоть топором кусок с краю. Температура плавления олова 231 градус, а свинца 327 градусов, что при нагревании маленького кусочка на древесном угле отличить на глаз очень сложно. Зато температура плавления серебра 962 градуса, а золота аж 1064. Свинец или олово при тесте на расплав с золотом или серебром не перепутать, разница слишком большая. Олово, конечно, легче, чем свинец, и имеющимися средствами все еще оставалась возможность найти контрабанду.

— Может быть, это сплав? — предположил Фабио.

— Сплавы разделять не кузнечное дело, тут или ювелирное, или алхимическое оборудование нужно.

— Если там золото свинцом залито? — спросил один из парней.

Фабио протянул ему слиток и кивнул на висящие на стене пилы.

— Пилите, Алессандро, пилите.

— Да ну его, — Алессандро не горел желанием пилить вязкий свинец.

— Дайте мне, — сказал Симон.

— Пилу?

— Слиток.

— Выбирай любой, — Фабио указал на кучу слитков.

Руки ему не связали, только отобрали оружие. Против шести вооруженных противников Симон понимал, что ничего не сможет сделать, только умрет попусту.

Симон взял один слиток, положил его на наковальню и попросил топор.

— Не давай! — сказал Фабио, — Что хочешь сделать?

— Свинец мягкий. Пилить долго, разрубить быстрее.

— Слышал? — Фабио обернулся к кузнецу, — Руби.

Кузнец поставил топор на слиток, двумя ударами молотка по обуху разделал слиток почти полностью, доломал клещами и показал половинки всей компании. Однородный металл от и до.

Если кто вдруг забыл, слитков с начинкой вышло всего семьдесят пять. Поэтому до тысячи ротолло телегу догрузили настоящими свинцовыми. Они немного отличались от оловянных, но, чтобы заметить это при свете масляных ламп, надо было знать, что здесь два вида слитков, и смотреть очень внимательно. Из кучи в двадцать слитков конечно же, попались и два-три свинцовых, без начинки. Если бы Алессандро не поленился пилить, то наиболее вероятно, что ему бы достался слиток с начинкой. Скорее всего, он взял бы тот самый, от которого уже отрубили кусочек. Поэтому Симон разыграл карту так, чтобы выбрать самому.

— Сплав, — сказал Фабио, — Руку на отсечение.

— Руки на отсечение не ко мне, это к палачу, — ответил кузнец, — Сплавы разделять к ювелирам и алхимикам. Спать пойдем или еще чем могу помочь? Утро вечера мудренее, как умные-то люди говорят.

— Да какое утро! Не усну я сейчас! Вот сплав, вот алхимик. У него что там в телеге?

— Сундук инструментов каких-то, — ответил кто-то из парней.

— Тащите. Точно говорю, если они золото сплавили со свинцом, то не забыли подумать о том, как разделять будут.

— Не буду я вам ничего разделять! — возмутился Симон.

— Что ты там говорил про девушку?

— Да ночь уже, ее, наверное, зарезали из-за вас!

— А если нет? Если еще только собираются? Кармина ведь сплеча не рубит. Да и братец Пьетро скорее недосолит, чем пересолит.

— Ладно. Я вам покажу и побегу искать Кармину.

— Показывай. А искать будем вместе.

Симон попросил разжечь горн и выдать хороший кузнечный жар. В сундуке нашел подходящий тигель с крышкой и длинную ручку для него. Попросил подтащить ящик с песком. Попросил у кузнеца кожаный фартук, кожаные рукавицы и валяный колпак. Во время подготовки Симон переставил ушат, где топили гири, между горном и скамейками для публики.

Чисто технически хватило бы нагреть слитки с начинкой до температуры плавления олова, слить олово и освободить золото. Но тогда бы рухнула легенда про сплав, потому что при разделении сплава никак нельзя собрать обратно африканский слиток с клеймом. Получалось бы слишком большое и неправдоподобное колдовство с точки зрения цивилизованного человека.

Олово предсказуемо расплавилось раньше, и Симон за три раза слил его по частям в песок, с умным видом читая молитвы на латыни. Тигель нагрелся еще, и золотой слиток потерял форму.

Симон бросил тигель в ушат с водой, в котором топили гири. Жахнуло так, будто взорвалась вся кузня. Кто-то заорал, а Симон уже бежал к воротам, на ходу сбрасывая рукавицы, фартук и колпак.

Накрыть всех в кузне не удалось. Нормальные люди относятся к высокотемпературным колдовским процедурам с недоверием и принимают меры пропорционально балансу недоверия и заинтересованности. Двое вообще вышли во двор. Фабио ждал подвоха и прыгнул в безопасное место еще до того, как тигель коснулся воды. В зоне поражения брызгами оказались всего два генуэзца, но ослепило троих, а оглушило всех.

Сейчас вся округа вскочит с кроватей. Вдруг это война или пожар? У Фабио хоть кто-то да ранен, а еще ему предстоит объясняться с хозяевами и с публикой. Кармина ни за что на свете не поехала бы в другой город без надежных мужчин. Тем более, с похищенной девушкой. С ней наверняка братец Пьетро, а может и какие-то недешевые браво.

На самом деле, хлопок заглушили сначала каменные стены кузни, потом двор-колодец. Поэтому по-настоящему проснулась только ближайшая округа да собаки залаяли. Прочие сонные горожане выглянули в окна, убедились, что ни пожара, ни войны не видно, и плюхнулись обратно спать.

Симон с разбегу преодолел закрытые ворота, получил кулаком поддых, едва ноги коснулись земли, и отлетел под забор.

«Кто?» — удивился он в первый момент, но сразу же понял, кто.