В Борго-Форнари золотой обоз потерял одну телегу. Марта, Кокки, Петер Грубер (Фуггер) и Симон отбили ее у французов. Петер и Симон взялись довезти золото до Генуи. Петер погиб. Симон спрятал золото в подземелье алхимика Иеремии.
Кармина после отъезда Фредерика все еще живет у Иеремии. Ранее к ней приходил с претензиями насчет золота Лука из банды Лиса Маттео в компании с контрабандистом Доменико и двумя греками из гребцов с захваченного Фредериком галиота.
Симон намерен жениться на Маринелле, дочери булочника, живущего напротив.
С утра пятнадцатого, Симон всерьез занялся свадебными делами. Купил кольцо для невесты и подарки для ее семьи, включая всех братьев и сестер. В тот же день подписали sponsalia и назначили дату свадьбы в рождественские празднества. Поскольку и Симон, и семья Маринеллы относились к скромным простолюдинам, от них не требовалось соблюдать столько же формальностей, сколько положено в высшем обществе.
Ювелир скептически посмотрел на свеженькие золотые дукаты. Не алхимическое ли золото? Проверил. Самое настоящее и определенно местного производства. Богато живут ученики алхимиков. Вспомнил, что и ювелиры, и менялы, и банки регулярно обращались к Магистру по поводу методов определения подделок. Так что да, с легальным золотом у него должно быть все в порядке.
Кармина отправила посыльного к Антинари, и тот ответил, что долг Пабло Публикани старшего составляет сто семьдесят три дуката. Богато живут начальники смен на городских заставах. Симон сбегал в подземелье и принес искомую сумму. Кармина не особенно удивилась. Фуггерам вполне по карману покупать стражников хоть оптом. Хотя в этом случае речь явно идет не о коррупционных услугах, а о жизни, чести, репутации или чем-то еще скорее бесценном, чем ценном. У стражников нет служебных задач, которые стоят по сто семьдесят три флорина.
Неприятности начались после обеда. Вернувшись домой от будущих родственников, то есть, перейдя улицу, Симон встретил в холле боевой отряд Портовых. В Генуе банда, контролирующая порт, могла себе позволить очень хорошие боевые отряды.
Внизу за столом сидел грустный Луиджи Брассо. Двое Портовых прижали его столом к стене. Не столько чтобы ущемить, сколько чтобы ловчее было впускать людей и как-то поворачиваться на лестницу.
— Этот? — спросил третий с лестницы.
— Этот, — ответили двое снизу.
Симона обезоружили и отвели в приемную. В приемной в окружении еще троих охранников сидел один из старших в банде, Андреа Ботте. Напротив него сидели Иеремия и Кармина. На шее у Ботте висело несколько крупных амулетов на серебряных цепочках. Среди них завязанный мешочек и маленькая иконка. Пальцы на левой руке он держал скрещенными.
— Ну что же, начнем, — сказал Ботте.
— Давайте хоть свечи зажжем, — сказал Иеремия и поставил на стол семисвечник.
— Вроде светло, — ответил бандит.
— Вам моих свечей жалко? Я всегда зажигаю этот подсвечник для важных гостей.
Ботте пожал плечами, а один из подручных выбил искру и зажег свечи. В комнате стало немного светлее.
— Симон, не хочешь конфетку? — спросил алхимик, пока бандит чиркал огнивом.
— Не откажусь, — ответил Симон, вспоминая, что за свечи в семисвечнике.
Вкус Симон распознал сразу. Антисонная пилюля для повышения работоспособности.
— Нам тут встретился один интересный человек. По имени Микас, — начал Ботте.
На имя никто не отреагировал.
— Он хотел уехать в Пирей, но ему не хватало денег даже на еду. Зато он мог поделиться знаниями, которые стоят очень дорого. И поделился.
У всех в шкафах свои скелеты. Намека никто не понял.
— Твой молодой муж, сестричка Кармина, в сговоре с Тодтом с «Ладьи Харона» захватил галиот, который вез очень ценный груз. Догадываешься, какой?
Кармина кивнула. Она догадывалась. Микас — греческое имя. Вместе с Лукой и Доменико к ней вломился один грек. Где один, там мог быть и второй.
— Если об этом узнает дож или какие-нибудь французы, или кто-то еще, тебе придется делиться. Скорее всего, тебя посадят в тюрьму и будут пытать. Понятно?
Кармина снова кивнула. Ее губы дрожали.
— Поэтому всем будет лучше, если ты поделишься только с нами и ни с кем больше. Совершенно добровольно и без всякого принуждения.
— А мы тут при чем? — возмутился Иеремия.
— Вы двое — часть корабля и часть команды. Ходили с ними в рейд, устроили у себя их малину. Ее брат может и не быть в деле, но вы двое в деле точно.
— Но у меня нет никакого золота, — тихо ответила Кармина, — Вы ведь знаете, что они ушли и пока не вернулись.
— Они сошли на берег у Аренцано, — Ботте зевнул, и эпидемия зевков прокатилась по комнате.
— Зачем? — удивилась Кармина.
— Я знаю? — удивился в ответ Ботте, — Микас сказал, им сильно не хватало матросов.
— Понятно.
Даже сухопутным понятно, что корабль бесполезен без матросов. Кармина задумалась, куда мог податься Котик после Аренцано.
— Эй, не спать! — Босс принял задумчивое выражение лица за попытку потерять сознание.
Кармина же вспомнила, что из Аренцано всего два пути кроме того, что ведет в Геную. На запад, по побережью. И на север в Алессандрию или Тортону, а оттуда уже веером куда угодно. Причем на север она своими руками отправила погоню. Но ей почему-то хотелось спать.
— Я отлично знаю, что этого золота нет в Генуе. Пробеги по ростовщикам и возьми кредит, — сказал Ботте, — Под возвращение экспедиции.
— Ростовщики не знают про экспедицию. Меня повесят, если я начну рассказывать, — на удивление спокойно ответила Кармина, лениво растягивая слова.
— Возьми для начала тысяч... эээ… двадцать. Под залог чего… чего… хочешь. Потом… поговорим.
— Но французы сожгли наш дом, — Кармина сама себе удивлялась. Надо было кричать и плакать, а она так спокойно об этом говорит.
— Заложи участок, — Ботте снова зевнул, — Кстати, Магистр, ты в доле.
— Я?
— Дерзкие вы. Так спокойно разговариваете, эээ…, будто у вас эти пятьдесят тысяч под подушкой лежат, — Ботте обхватил воображаемую подушку.
— Двадцать, — ответил Иеремия.
— Это первый взнос. Сломать бы тебе… нос… за то, что споришь. Но как-то мне лень…
— Можно я сломаю? — отозвался один из бандитов. Иеремия с тревогой посмотрел на него.
— Тебе сильно охота? — ответил Ботте.
— Не, я так… мало ли вдруг…
— Сиди спокойно, — Ботте обернулся к Иеремии, — Так вот, вы с ним часть этого… как его… корабля. И этой… мать ее… команды… Я не говорю про пятьдесят на пятьдесят, кто в какой доле, сами решите. Но двадцать… этих… тысяч с вас со всех. Для начала.
— Я что, финансист?
— Твой… ээээ… дом с уютной спальней, — Ботте снова обнял воображаемую подушку, — Тоже стоит… денег.
— Небольших.
— Опять, колдун ты и этот… чернокнижник… споришь. Не дом, так этот… философский камень вскипяти, — Ботте протер глаза, — Ну ты понял, да?
— Ну я понял.
— А эта… В обмороке с перепуге? Или того… дрыхнет? — Босс посмотрел на Кармину.
— Сознание потеряла. Нежная девушка.
— Парни, подойдите что ли… По щекам похлопайте… — Босс потянулся, — Хорошо сидим… Душевно… Никто не спорит… Красота.
Симон к этому времени уже откровенно клевал носом. Один из троих бандитов, зашедших в приемную с Ботте, прислонился к стене и съехал на корточки. Двое пока держались. Один из них неспешно двинулся вокруг стола к Кармине.
— Симон, — тихо позвал Иеремия и кивнул на идущего.
Симон встрепенулся. Что-то сейчас будет.
Иеремия положил руку на край стола и нажал какой-то скрытый рычаг. Столешница тихо повернулась серединой к второму неспящему бандиту.
— Что за шутки? — Ботте дернулся и вскочил, — Стол кружится? Это колдовство?
— Как раз в этом никакого колдовства, — ответил Иеремия, навел стол и нажал еще что-то под столешницей.
Под столом щелкнула мощная пружина.
— Ай, — сказал бандит и повалился на стену. Из живота над гульфиком торчало характерное оперение арбалетного болта.
Симон ударил второго бандита кулаком поддых. Кулак не встретил никакого сопротивления расслабленных мышц. Бандит сложился пополам и упал.
— Эй, — Ботте, вставая, запутался в стуле и стоял с кинжалом в руке. На его лице читалось раздумие, выскочить в дверь, кого-то тут поубивать, или все-таки лечь поспать.
Симон легко отнял у него кинжал и приставил к горлу.
— Правильно, — сказал Иеремия, — Теперь вниз и тем скажи, чтобы не дергались.
Симон никогда раньше не брал заложников с ножом к горлу. Те трое это чувствовали. Их сдерживал только Ботте, который не мог сказать ничего вразумительного. Но одна команда, и Симону конец. Пока он спускался, из комнаты раздалось веселое кваканье. За алхимиком вышла Кармина, шатаясь и держась за стену.
Брассо вылез из-за стола и встал рядом с Симоном.
— Там у меня в комнате три жабы, — сказал Иеремия, спускаясь. В руках он держал хрустальный графин и три рюмки, — Я смотрю, на всех амулетов не хватило?
Трое переглянулись. С Ботте что-то определенно не так. Наверху оставались еще трое крутых парней, что с ними? И никакого ведь шума никто не слышал.
— Переговоры продолжаются, — продолжил Иеремия, — Но на других условиях. Вы не поняли, с кем связались. Пейте!
Он поставил на стол графин и налил рюмку.
— Ты первый, — алхимик ткнул пальцем в одного из бандитов.
— Нет.
— Это аквавита тройной перегонки.
Действительно, тянуло крепким.
— Зачем?
— Не травить же вас. Полежите немного.
— Сначала он пусть попробует, — бандит указал на Брассо.
— Пей залпом, — сказал Иеремия, — Не яд. Клянусь.
Брассо перекрестил рюмку, перекрестил себя и выпил. Перекрестился снова.
— Ухххх! Я закушу! — и бросился на кухню, оттолкнув Симона с Ботте.
Иеремия встряхнул графин и налил три рюмки.
— Пейте! Или я щелкну пальцами и будь что будет.
Трое бандитов перекрестились, взяли рюмки и закинули в себя содержимое. Успели фыркнуть и повалились замертво.
— Что это? — спросила Кармина, — Вы же клялись, что не яд.
— В первой рюмке и был не яд.
— Но Вы налили их из одного графина. Прозрачного.
— В горлышке прозрачная крышка, — ответил алхимик, — На нее я налил своей аквавиты. Потом встряхнул графин, жидкость внизу выбила крышку вверх и спокойно вылилась мимо нее.
— Что за жидкость? — спросил Брассо, яростно жуя хлеб.
— Яд, — спокойно ответил Иеремия, — Кстати, наверху надо двоих связать.
— Там было трое.
— Третьего черти в аду вяжут.
— Да что такое? — начал возмущаться Ботте, на сквозняке малость придя в себя, — Вы понимаете, на кого наехали? Что ты сделал там наверху? Свечи?
— Конечно, свечи, — согласился Иеремия, — Расслабляют и успокаивают. Замечательная вещь, правда?
— Кроме вас с Симоном?
— У нас есть конфетки на этот случай.
— Слушай, ты не понял. Мы самая большая банда в Генуе. Мы тебя сомнем. Всех не отравишь.
— Мне и не надо всех. Расскажи-ка, кто еще знает про Микаса и что вы пошли сюда.
Ботте подняли наверх и зажгли другие свечи. Свечи-катушки, что делались для суккуба и чудесным образом развязывали язык. Бандит рассказал, что насчет золота в курсе всего двое из старших авторитетов, а из рядовых все, кто что-то знал, лежат у вас под ногами мертвыми. Самого грека на всякий случай удавили и труп закопали. И еще он рассказал много интересного. Мог бы и на несколько смертных приговоров себя оговорить, но Иеремию интересовали только подробности, полезные для ликвидации тех двоих.
Луиджи Брассо знал обоих авторитетов. Кармина тоже про них слышала, но работать по совместным делам не доводилось. Серьезные люди и лидеры в самой большой банде. Так просто не подберешься.
— Один наш друг экспериментировал с составом пороха, — начал Иеремия, — Однажды он решил проверить, что получится, если в селитру, которая, как известно, сделана из всякого дерьма, добавить вместо серы и угля белый, сладкий и чистый сахар.
— Гадость какая, — сказал Брассо, — Из фунта дерьма и фунта сахара выйдет два фунта дерьма.
— Или противоположности уничтожат друг друга и ничего не произойдет, — сказала Кармина, — Как воды в огонь налить.
— Вы плохо знаете природу вещей, друзья мои, — сказал Иеремия, — Получился, конечно, не порох, но очень интересная субстанция, которая горит едва ли не лучше пороха. И у нас, наверное, есть и селитра, и сахар, да Симон?
— Селитра точно есть, Содерини в нашем подвале ее хранил. Сахара точно нет. Мы же не кулинары.
— Пьетро найдет вам сахара сколько нужно, — сказала Кармина.
Иеремия продолжил.
— Вы, человек меча, рискнете принять участие на нашей стороне? — Иеремия повернулся к Луиджи Брассо.
— Я, конечно, Портовых никогда не любил… Но…
— Хотите новый глаз?
— Тогда, конечно, рискну.
— И что, мы придумаем хитрый план из селитры и сахара? — спросил Симон, — К Портовым не так-то просто подойти.
— Не только, — ответил алхимик, — Еще у нас есть медленногорящий фитиль, карта для скрытного перемещения по крышам и маска суккуба. И я вам подберу какой-нибудь веселой боевой алхимии. Мы зажжем эту ночь, как никто еще не зажигал. Подумать только, какие-то портовые разбойники требуют денег с Иеремии Вавилонского! Куда катится мир!
— Ты серьезно? — спросил Ботте.
— Да. Симон, зарежь его, он больше не нужен.
Будет ли честного труженика мучать совесть из-за убитых преступников? Не будет. Вот из-за недобитых мучала бы. Симон повернулся к сонному и растерянному Ботте и вбил кинжал ему в сердце. Но вытаскивать не стал, чтобы не залить кровью все вокруг. Кинжалов сейчас в доме хватает. Даже с избытком.
Луиджи Брассо побежал к Пьетро за сахаром. Сахар стоит денег, но Симон как раз сегодня насыпал себе полный кошель дукатов на свадебные расходы. Можно бы было и Симона отправить, но кто-то должен без лишних глаз убрать тела в подземелье и извлечь оттуда селитру. Иеремия и Кармина отправились в лабораторию наверх за посудой для смешивания.
У каждой банды есть как бы штаб. База. Притон. Малина. Всем известное место, где собираются главари. Вокруг, конечно, охрана. Где-то рядом, чтобы были под рукой, оборачиваются рядовые. Нет, это, конечно, не казарма. Женатые спят дома, молодые у родителей, кто-то ночует у любовницы. Но тем, кто должен где-то снимать угол, почему бы не жить на базе?
Если человек снимает угол или комнату, он должен где-то питаться. В том числе, горячей пищей. Готовить сам одинокий мужчина не будет, ему и некогда, и возможности нет. В жилом доме очаг один, на кухне. В съемной комнате все, что можно сделать кулинарного, это порезать на куски принесенную еду. Даже не подогреть.
Поэтому, раз уж Портовые прибрали к рукам таверну, то комнаты на втором этаже, которые сдавались внаем, они использовали для своих бойцов. На третий переехали авторитеты.
На случай внезапного нападения каких-нибудь конкурентов третий, последний, этаж предоставлял наилучшие возможности для отступления. Застройка в Генуе плотная, и забег по крышам можно устроить на длинную дистанцию. Особенно, если заранее знать, где лежат мостики, а где лестницы. Впрочем, «верхними путями» пользовались не только преступники и куда-то подевавшийся суккуб. Мирное население активно использовало крыши для своих целей вроде сушки белья и под настроение ходило друг к другу в гости, не спускаясь на улицы.
На карте надземных путей, которую в свое время заготовили Иеремия и покойный Габриэль Морской Кот, несколько домов вокруг штаба Портовых обозначались как опасная зона. Тут могли встретиться как часовые, так и бандиты, идущие по своим бандитским делам.
Под лунным светом Симон, Пьетро и Брассо с мешками на плечах дошли почти до штаба Портовых. Может быть, кто-то и хотел бы их по пути ограбить, но трое вооруженных мужчин с мешками близко не похожи на добычу. Когда у ночных путников мечи и мешки одновременно, то это еще хуже, чем когда у них только мечи. Скорее всего, они не свое добро тащат под покровом ночи. Может быть, они за эти мешки уже кого-то зарезали.
Один раз большая компания все-таки попробовала поговорить за груз. Пьетро и Брассо ответили на таком злобном жаргоне, что Симон, много лет живший в Генуе, ничего не понял, а собеседники извинились и разбежались.
Второй раз ночных грузчиков окликнул часовой на соседней крыше. Специфическая лексика вызвала у него достаточное доверие, чтобы подпустить Брассо на расстояние шага и вытянутой руки. И еще двух дюймов — столько осталось между гардой стилета и телом часового.
Воровскую малину охраняют на самом деле не часовые, а репутация и агентурная работа. Кто бы ни решил атаковать Портовых, любая из организованных сил в Генуе, они бы узнали об этом задолго до нападения. В худшем случае — когда враги вышли бы на улицы при оружии. Караульная служба же у бандитов поставлена за счет плотности глаз и ушей по окрестностям, а не за счет патрулей и недремлющих часовых на оборудованных постах. Этой ночью глаза и уши или спали, или посчитали очевидных воров с добычей, пробирающихся в воровской притон, обыденными деталями пейзажа.
Ботте рассказал, где в здании находятся комнаты авторитетов. Два мешка рассыпали над комнатами. Еще один — над ближайшей лестницей. В каменном доме очень даже есть чему гореть — стропила и перекрытия деревянные и сухие.
Подожгли фитили. Пьетро и Брассо спустились, чтобы ловить убегающих внизу. Один с кинжалом и удавкой, другой с мечом. Симон перешел на крышу ближайшего к окнам авторитетов дома с двуствольным ружьем.
Вспыхнуло так, что проснулись все, у кого окна выходили на ту сторону. Позже моряки рассказывали, что огонь видели с тридцати миль, раньше, чем маяк.
Обычно дерево так не горит, но здесь огонь мгновенно охватил деревянные конструкции крыши. В паре мест стропила перегорели насквозь и сразу же рухнули вниз. Трактир на первом этаже к этому времени уже закрылся. Полуодетые жильцы второго и третьего с криками выбегали на улицу.
Симон периодически выглядывал из-за парапета соседней крыши. Жар нестерпимый. Самому не сгореть бы. Прикрывая глаза ладонью как козырьком, он бросал взгляд на окна третьего этажа. Вдруг будут прыгать.
Одно окно со скрипом открылось. Симон выглянул снова. Из окна высунулась длинная доска. Длиннее человеческого роста раза в два. Доска сначала нацелилась на крышу, но упала на подоконник окна напротив. Примерно под Симоном. На самом деле, окна там не было. Когда-то там сделали обычную несущую стену из арок на столбах, окна и подоконники, а потом проем заложили камнем.
Седой мужчина в одних подштанниках выполз на четвереньках на доску. За спиной у него болтался заплечный мешок на двух лямках. Наверное, «тревожный мешок», собранный заранее. Из окна у него за спиной выглянула женщина в нижней рубашке.
Симон прицелился.
— Сверху! — крикнула женщина.
Мужчина рванулся вперед, и заряд картечи прошел мимо. Симон сел верхом на парапет и прицелился из второго ствола.
И вовсе это не заложенное камнем окно. Это штукатурка под камень поверх деревянного щита. Симон не успел выстрелить, а мужчина уже нажал какие-то защелки по краям, и «каменный» щит упал внутрь.
Выстрел. Мимо! Пока фитиль шел к полке, задница скрылась в оконном проеме, а пятки осыпью не накрыло.
Симон положил ружье на парапет и чуть не спрыгнул на доску. Женщина уже вылезла на тот конец, в окне за ее спиной мелькали отблески пламени. Но из окна под Симоном высунулись две руки и с силой дернули доску. Тот край соскочил с подоконника, и доска вместе с женщиной полетела вниз. Женщина заорала еще в полете и не замолчала, когда упала. Хотя бы жива, и ее найдут, все лучше, чем сгореть.
Симон сунул руку в поясную сумку и вытащил плотный шарик. Дымовые гранаты суккуба, которые взрываются от удара. Он закинул первую в окно, и оттуда раздался кашель. Вторую, третью. Теперь пороховая граната. Поджег фитиль от фитиля ружья и забросил в окно латунный шар размером с яблоко. Из окна раздался крик. Похоже, дымовушки задержали беглеца, а пороховая хоть немного, да накрыла.
Как залезть с крыши в окно, верхний край которого ниже парапета футов на шесть, стена ровная, а подоконник еле выдается? Никак. Симон бросил в окно вторую пороховую, и в ответ на взрыв из окна вырвалось грязное ругательство. Жив. Что еще туда бросить? Как будто выбор есть. Зажигалку из той же селитры с сахаром. Фитиль, бросок. Вспышка! Если там какие-то деревянные конструкции, то и в этом доме будет хороший пожар.
Теперь обратно по крышам. Два дома на восток, спуск на второй этаж и приставная лестница в уголке. И можно домой. Нет. Кашель.
По пустынному переулку шел кашляющий человек. В туфлях, в легком плаще, но без чулок и без штанов. К груди он прижимал мягкий мешок.
— Я могу Вам помочь? — спросил Симон.
— Свали с дороги, — ответил тот тоном, не допускающим возражений.
Он вышел под лунный свет. Седой и коротко стриженый. Тот самый.
— Зачем ты ее сбросил? — на всякий случай спросил Симон.
— Так это был ты? — ответил седой, еще кашлянул и вытащил из мешка длинный нож, — Я сбросил доску, а шлюхой больше — шлюхой меньше, кто их считает? Или это была твоя мать?
Симон приблизился с мечом в руке.
— Скорее, дочь, — усмехнулся седой, — Кто ты?
— Угадай.
— Ученик алхимика?
Симон удивился и не ответил. Он никак не ожидал, что такие люди знают его в лицо.
— У кого еще могут быть такие штучки? Сейчас посмотрим, силен ли ты с мечом.
Нож против меча? Что ту смотреть? Симон атаковал уколом, но седой отбил удар мешком и сделал два быстрых шага навстречу, разрывая дистанцию и выставив нож перед собой.
Симон отскочил и чиркнул лезвием по бедру. Но в переулках не особо отскочишь. Он больно ударился затылком об стену, а седой на бегу полоснул его по руке и вот-вот ударил бы в сердце, но порезанная нога сложилась, и укол прошел вскользь.
Ученик алхимика левой схватил руку с ножом, а правой ударил мечом снизу в живот. Но враг перехватил клинок своей левой и тоже повернулся, пропуская удар. И легко освободил правую с ножом из захвата, вывернув ее между большим и указательным пальцем.
Симон отскочил еще дальше по переулку. Острый меч сильно порезал седому ладонь.
— Вся надежда была, что тупой или ты, или твой меч. Или вы оба, — сказал седой, опускаясь на левое колено. Из ноги уже натекла заметная лужа крови, — Пленных берешь? Я много знаю.
— Нет.
Когда Симон вернулся к алхимику, его уже давно ждали.
— Ты долго, — сказал Пьетро, — Стрелял ты?
— Один через окно убегал. Я два раза промазал. Закидал гранатами, потом еще мечом добивать пришлось.
— Я как чувствовал, что все эти штуки ерунда, — сказал Брассо, — Мы своего тоже закололи.
Оказалось, что второй объект успел слететь вниз по лестнице раньше, чем пламя отрезало его жилище. Но не бросился наутек, а попытался организовать тушение пожара и одновременно на всякий случай круговую оборону. Если крыши поджигают, значит, это кому-то нужно? В суете к нему подошел Пьетро, ударил в спину длинным шилом и ушел.
— Вот теперь нам всем самое время покинуть Геную, — сказал Иеремия.
— Разве мы не решили все вопросы?
— Мы прихлопнули первого весеннего комара. Дальше их будет больше. Насколько я понял истинную сущность мессира Фредерика, он не очень скрытный человек. Его дядя тем более. Судя по тому, что они успешно отбили королевское золото, за ними уже должна идти хорошая такая погоня. Даже облава. А потом еще кто-нибудь из недоброжелателей вспомнит, кто делил с этими рыцарями кров, еду и постель.
— Как лучше? — спросила Кармина, — Бежать вместе или в разные стороны?
— В разные. У нас день на подготовку. Следующим утром пора седлать коней.
Когда все разошлись спать, Симон и Иеремия поговорили еще немного.
— Симон, ты зря предложил рыцарю остановиться у меня, — сказал Иеремия, — Теперь от него просто лавина какая-то бед и страстей. Нельзя было придумать что-нибудь получше? Скажи теперь, почему я не должен превратить тебя в жабу?
— Так меня французы съедят. Кто Вам будет завтрак готовить? И вообще, Вы никого еще в жабу не превращали. Даже тех троих не стали. Но квакаете хорошо, все поверили.
— Симон, мы недавно договорились, что твое ученичество закончилось. И ты был готов сбежать, оставив мне вот это вот все, что здесь творится с твоей подачи? Почему я должен уронить слезинку, если тебя съедят французы? Или там унесут в ад Астарот и Бегемот?
— Вы и демонов в жизни ни одного не вызвали.
— Не зли меня. Я могу сказать и менее поэтично, без намеков. Если ты вдруг схватишься за горло и не сможешь дышать. Или почувствуешь резкую боль в животе?
— Извините, Магистр, я все компенсирую, — твердо сказал Симон.
Алхимик внимательно посмотрел на ученика.
— Симон, я знаю тебя достаточно долго, чтобы отличать твои обещания от намерений. Ты каким-то образом ухватил свой кусок от королевского золота?
— Да.
— И ни сказал об этом ни вчера, ни сегодня.
— Просто там не только моя доля…
— Где? Погоди, вчера ты брал ключ. У нас в подземелье?