«Команда Марты» в составе самой Марты, фехтмейстера Антонио Кокки, представителя заказчика Петера Грубера, известного также как «Пьетро Фуггер», и ученика алхмика Симона отбила последнюю телегу золотого обоза, которую сопровождал Луи де Ментон.
Марта и Кокки продолжают погоню за остальным золотом. Кокки рассчитывает на помощь друзей из Тортоны.
Петер и Симон везут золото в Геную, чтобы там его спрятать и поделить. Предположительно, операции с золотом сможет провести представительство Фуггеров.
Перед тем, как покинуть Изола-дель-Кантоне, Кокки немного поговорил с местными. Оказалось, что тот рыцарь, который с одним оруженосцем раскидал целый отряд на въезде в деревню, прибыл сюда одновременно с имперским боевым возом. А оруженосец ждал его в компании другого мессира и с обозом из двух телег. Дети за мелкую монетку добавили, что под тентами двух телег прятались мавры. По меньшей мере двое.
— Антонио, только давай не быстро, а то я всю задницу о седло отбила, — призналась Марта, садясь в седло.
— Что же ты раньше не сказала?
— При всех?
Марта в принципе умела ездить в женском седле, но уже давно не практиковалась. Тем более, в чужом седле, на чужой лошади и целый дневной перегон без подготовки.
Под мысли об отбитой заднице они доехали до Серавалле, там со всеми удобствами переночевали и выехали на рассвете. Потому что задница задницей, а три четверти от трехсот тысяч дукатов упускать нельзя. Правда, местный шорник за ночь поставил на седло подкладку помягче на радость большим ягодичным мыщцам и копчику.
Не так уж сложно идти по следам, когда дорога всего одна. Сложнее, когда начинаются развилки. Но не сильно сложнее, потому что уж больно приметный обоз. Не одного, так другого кто-то встречный запомнил.
— Куда свернули? — переспросил Кокки.
— На Сареццано, сеньор, — ответил крестьянин.
— И с тремя телегами был рыцарь?
— Как есть, настоящий рыцарь! На огромном коне!
— Француз?
— Нет, с лица вроде как не француз, да и выговор у него похожий как у швейцарцев.
Кокки дал ему мелкую монету и вернулся к Марте.
— Может быть, я чего-то не понимаю…
— Я понимаю не больше, — ответила Марта.
— Но золото королевы украл рыцарь, отряд которого наполовину состоит из немцев, а остальные — корсиканцы и генуэзцы. И везут они золото не в Монферрат и не в Савой. И не в Тортону, и, тем более, не в Вогеру к Сансеверино, верному рыцарю короля, и не в Пиццигеттоне к не менее верному Тривульцио. То есть, или в Пьяченцу, или в Милан.
— Точно?
— Если бы я ограбил королеву-мать, я бы уносил ноги подальше от Франции. В той стороне или папская Пьяченца, или в очередной раз императорский Милан. На месте грабителей, я бы гнал, что есть сил, в Пьяченцу. Туда французам хода нет, а дальше можно хоть до самой Венеции спокойно ехать без войны и погони.
— Рыцари не воруют, — сказала Марта, — То есть, грабят, конечно, но не так. Или рыцарь сидит у себя в замке и грабит всех, кто проходит мимо. Или он идет в набег на врагов с хорошим отрядом, а не с двумя оруженосцами и пятью мужиками.
— Ты не веришь, что мы идем по следам рыцаря? Или это какой-то неправильный рыцарь, и он ворует неправильное золото?
— Ни то, ни другое. Это правильный рыцарь. И он человек чести, а не вор. Иначе он бы не прошел Борго-Форнари с поединком. Он украл золото у врагов и везет его своему государю.
— Императору или Папе? Может быть. Но тогда все равно, у нас на выбор Милан или Пьяченца.
— Будь он итальянским кондотьером, я бы ставила на Пьяченцу. Но он немец, поэтому Милан.
— Тогда у него одна дорога, раз уж он свернул на Вогеру. Переправа в Парпанезе, потому что через Календаско тот еще крюк. Если ставить на немца, императора и Милан, то надо ехать быстрее в Тортону и с моими старыми знакомыми гнать в Парпанезе на лодках. А если ставить на кондотьера и Пьяченцу, то я не уверен, что мы успеем взять подкрепление в Тортоне и догнать их в удобном месте до Пьяченцы.
— Хоть монетку бросай, — сказала Марта.
— Может, стоит помолиться, и Господь подаст нам знак? — с характерным итальянским благочестием предложил Кокки.
— Мы вчера уже молились в Генуе перед выездом, — Марта со своим опытом походной жизни не привыкла обращаться к Богу на каждый чих.
— И где тогда знак?
— Моя задница тебе достаточно большой знак? Она явно намекает, что стоит выбрать тот вариант, где лодки, а не конная гонка. Но мы точно догоним их до переправы?
— Точно. Кони должны ночью спать, а лодка идет себе по течению.
— То есть, если они до завтрашнего заката не появятся в Парпанезе, значит, они повернули на Пьяченцу. И мы с твоими друзьями из Тортоны можем сесть в те же лодки и быть в Пьяченце к утру. А они к утру еще там не будут.
Кокки мысленно прикинул расстояния и с удивлением понял, что Марта неплохо ориентируется в местной географии.
— Ты здесь уже была?
— Да, с первым мужем. Мы тогда везли золото в Геную.
— С первым? То есть, был и второй? Легенда вдовы не просто легенда?
— Я тебе потом расскажу. Поехали.
И они поехали в Тортону, которая уже виднелась на горизонте. Даже не подумав, что за ними скачут Фабио и Мальваузен с нисколько не натертыми задницами. Впрочем, зацепив краем глаза даму с кавалером на верховой прогулке и не заметив никакого обоза с конной охраной, преследователи развернулись и поскакали обратно.
В Тортоне Кокки повел Марту в гости к евреям.
— Чем отличается Тортона от Генуи, так это легкостью на подъем, — сказал он, — Генуя большой город, где жизнь кипит. Можно кормиться с меча, вообще никуда не выезжая, а если выезжая, то на корабле, а не верхом.
— Да уж, Тортона намного меньше, — ответила Марта.
— Зато Тортона это перекресток шести дорог. Поэтому здесь зарабатывают перевозками и сопровождением грузов.
— Шести?
— Римская дорога ведет нас из Генуи, это раз. Она же в Пьяценцу и далее это два. Дорога паломников через Боббио в Рим это три. На запад, Алессандрия-Асти-Турин это четыре. После переправы через По, Павия-Милан это пять, а на север, в Женеву — шесть.
— И чем тут занимаются твои друзья? Сопровождением грузов?
— Здесь все только этим и занимаются. Старый Борух возит зерно, соль и квасцы.
— Еврей? Как ты с ним подружился?
— Чисто деловые отношения. Через еврейские общины можно узнать много новостей так, чтобы эти новости не узнали, что ты ими интересовался. И справедливость евреям так же дорога, как добрым христианам. Дорога в обоих смыслах.
Еврейский квартал здесь примыкал к городской стене и охранялся от посторонних. Не то, чтобы прямо значимый район города, но плотно стоящие несколько домов, с трех сторон ограниченные улицами. Центром еврейской культуры в ближайших окрестностях считалась Алессандрия, а в Тортоне даже синагоги не было. Но община была и работала, не покладая рук.
У ворот сидел суровый стражник с брюшком, бородой, алебардой и всей скорбью еврейского народа, сложенной в мешки под глазами. Правда, ходить туда-сюда он никому не мешал.
Кокки присмотрелся к стражнику и решил, что он представляет собой нечто большее, чем почетный караул.
— Не соблаговолит ли уважаемый страж… — с фальшивой избыточной вежливостью начал фехтмейстер.
— Кто ты такой, и кто тебе здесь будет рад? — с фальшивой избыточной грубостью спросил стражник.
Вместе ответа Кокки одним движением отступил на шаг, выхватил меч, взмахнул им горизонтально и вернул меч в ножны.
Стражник скосил глаза вниз и схватился за подбородок. Неровная борода получила фасон «лопатой», а срезанный пучок волос лежал, зацепившись за пуговицы, на выпуклом животе.
— Я вот кто такой, а рад мне будет старый Борух, если он вдруг случайно еще жив.
— Вы зря думаете, что он не будет Вам рад, лежа в могиле, — грустно ответил стражник, — Еврейское кладбище по ту сторону городской стены.
— Может быть, кто-то остался за него?
— Молодой Борух, но если он для Вас «кто-то», то можете сразу двигать на кладбище к старому.
— Я бы с удовольствием сделал молодому Боруху крайне интересное предложение.
— Вы думаете, что умения элегантно взмахнуть мечом достаточно, чтобы просто заходить к Боруху и делать предложения?
— Думаю, да.
— Должен Вас огорчить, но для начала, Вы тут такой не первый, а в заключение намекну, что даже совсем обычная дверь очень плохо рубится мечом, когда она недостаточно открыта.
— Тогда просто передайте ему вот это, — Кокки залез в кошелек, не глядя зацепил там несколько золотых дукатов и вложил их в ладонь стражнику.
— Вы уверены, что я знаю, где сейчас Борух? — спросил стражник.
— Нет, но я уверен, что ему не понравится, что ты присвоил его дукаты. Вот тебе, кстати, за труды, — Кокки добавил еще два дуката, а потом еще два, — Это за то, что будешь молчать.
— Если не секрет, они все настоящие и не превратятся в тыкву после полуночи?
— Настоящие, но на ближайшие полсотни полуночей лучше бы им полежать в сухом и темном месте. Или в тыкву превратишься ты.
— Полсотни полуночей? Хотел бы я знать, что Вы там такое подломили.
— Поверь мне, некоторые вещи спокойнее не знать.
— Позвольте Вам не поверить. Если бы Вы когда-нибудь побывали у палача, Вы бы молились этому Вашему Христу, чтобы Вы знали то, о чем Вас будут спрашивать, — стражник бросил на Марту более внимательный взгляд, — Эта почтенная вдова у Вас за спиной случайно не рыжая фурия с французской таможни?
— Что? — хором спросили Марта и Кокки.
— У нее зеленые глаза.
— Глаза? — снова оба одновременно.
— Я достаточно стар, чтобы замечать, какого цвета глаза у женщин. А волосы у Вас, прекрасная сеньора, на самом деле рыжие. На рыжие волосы черная краска ложится совсем не с таким цветом, как на светлые или седые. Поверьте старому еврею, который разбирается в чернении рыжих волос. Покрасили Вас очень хорошо. Если не заподозрить, что волосы крашеные, можно и не догадаться. Но у брюнеток зеленых глаз я отродясь не видел.
— Если ты весь из себя такой внимательный, то не говори, что не знаешь, где Борух.
— Идите за мной, — стражник тяжко вздохнул и встал.
— Обязательно было рубить ему бороду? — спросила Марта вполголоса, — Невежливо как-то.
— Накладную? Я бы ему еще в пузо потыкал.
— За что?
— За подушку. При старом Борухе такого бардака не было. Если уж рядились, так на совесть, чтобы мать родная не узнала.
Молодой Борух обитал за одной из ничем не примечательных дверей в одном непримечательном доме. Везде вокруг ездят груженые телеги и тележки, снуют грузчики, мельтешат дети, степенно вышагивают продавцы и покупатели. Каждый с удовольствием отправит опасного чужака куда подальше. Например, на кладбище, хоть по верхнюю сторону земли, хоть по нижнюю.
Для завязки разговора Кокки начал длинный обмен любезностями с упоминанием множества еврейских имен и степеней родства. Понемногу молодой Борух выяснил, что круг общения странного гостя в достаточной степени совпадал с кругом общения старого Боруха. Особенно в части специфических интересов.
Марта сидела в кресле, не поднимая глаз. Всю легенду, которую придумали люди Фуггера, за один взгляд развеял один старый импотент, которому, можно подумать, некуда было больше посмотреть.
Кокки тем временем аккуратно подходил к сути дела.
— Как Вы, мой юный друг, относитесь к ограблению караванов?
— Как проводник караванов, крайне отрицательно.
— По личному опыту?
— В том числе.
— То есть, Ваши караваны есть, кому защитить.
— Не жалуюсь.
— Полагаю, люди, владеющие искусством защиты, неплохо осведомлены об искусстве нападения?
— Правильно полагаете, — Борух вздохнул, — У меня такое чувство, что еврей здесь Вы, а не я.
— Отчего же?
— От того, что вопросы задаете Вы, а я не могу ответить вопросом на вопрос.
— Любезно предоставляю Вам такую возможность.
— Я правильно понимаю, что Вы с дамой хотите ограбить некий караван, но у вас остро не хватает верных людей? Судя по Вашей осведомленности в некоторых делах, у Вас есть немалый список, к кому обратиться. Но Вы выбрали старого Боруха, которого не видели минимум года три. Это значит, что Вам обязательно нужны люди, которые гарантированно сохранят все в тайне. Единственное преимущество, которое имеют в плане Ваших интересов всеми обижаемые евреи над гордыми и свободными браво.
Кокки дернулся, чтобы встать и пройтись по комнате по своей домашней привычке. Марта положила ладонь ему на руку, и он остался сидеть.
— Я правильно понимаю, что такой человек, как Вы, при нормальном ходе событий не занимается кражами, грабежами и разбоями? — продолжил Борух, — То есть, здесь либо что-то личное, либо заказ от очень значимых фигур, которым нельзя отказывать. Фрау может символизировать как первый, так и второй вариант.
Теперь дернулась Марта. «Фрау», не «сеньора». Легенда «вдовы Пескатори» лопается по всем швам.
— Я правильно понимаю, что в обоих случаях ваше обращение к нам даже не переход к запасному плану, а спасительный бросок костей на удачу? Очевидно, что, дожив до Ваших лет, мастер меча обрастает верными друзьями и надежными партнерами, а не беспокоит случайно попавших под руку евреев.
Кокки собрался ответить, но, пока он подбирал слова, Борух продолжил.
— То есть, подводя итог. Я правильно понимаю, что Вы с вашими планами, покровителями, ресурсами и связями провалили несвойственную Вам задачу и хватаетесь за соломинку? Потому что моя скромная семья никак не может предложить Вам того же, что у Вас уже было, только лучше.
— Нет, — ответил Кокки.
— Вот как? Не говорите пока ничего. Я что-то не учел.
Борух поднялся, подошел к окну, почесал подбородок.
— Монеты. Монеты только что из чеканки, но уже могут накликать беду. Вы получили их не от заказчика. Вы их украли. В Генуе или по пути из Генуи. Не далее, чем вчера, или мы бы здесь уже знали. И это определенно не таможня с прошлой недели, хотя и там вы причастны. Это золото французской королевы-матери!
— Что?
— Вы выехали из Генуи сильно позже того, как Лис Маттео зарезал две еврейские семьи и украл хранившееся у Абрама золото королевы. Обращаясь за помощью к евреям, вы думали, что мы еще об этом не знаем? Учитывая, что Вы тот самый Антонио Кокки, за голову которого Лис Маттео давал тысячу дукатов, надо полагать, что Вы с ним не в сговоре. Вы преследуете тех, кто ограбил наших братьев. Налегке. Но с горячими дукатами. Я правильно понимаю, что часть добычи вы отбили?
— Да.
— Мы идем по следам Лиса Маттео и золота королевы?
— Про золото верно, а Лиса Маттео французы уже поймали и выпотрошили.
— Но золото французы не получили. Если бы оно шло с настоящей охраной, Вы бы ко мне точно не обратились. Есть еще какие-то охотники? Да, конечно, есть. Как только предмет украден, его перестает охранять закон, и любой желающий может невозбранно переукрасть его себе. Должно быть, за этим золотом сейчас идет настоящая охота, и к нам в Тортону скоро пожалуют все генуэзские головорезы и все разбойники с большой дороги, сколько их бегает по этой дороге.
— Пока не слышал. И золотой обоз идет не в Тортону.
— Парпанезе или Пьяченца?
— Я смотрю, Вы достойный потомок старого Боруха.
— А Вы еще успеваете на свою долю жениться и стать фигурой уровня того же старого Боруха. Я в деле. Что там за караван?
— Три телеги золота с очень скромным сопровождением.
— Подробнее.
— Три рыцаря. В каждой телеге возчик и два охранника. Возчики не бойцы.
— Бог Вам судья, уважаемый, если три рыцаря Вам скромное сопровождение.
— При старом Борухе у вас было кому натягивать арбалеты.
— Арбалет отлично помогает от рыцарей, но…
— Никаких но. Садимся побыстрее на лодки. Сплавляемся по течению в Парпанезе без остановки на ночь. Встречаем их на левом берегу. У вас есть кто-то, кто в состоянии устроить стрелковую засаду?
— Есть.
— Первым залпом снимаете хотя бы одного рыцаря. Лучше двух. И не даете охранникам путаться у меня под ногами, пока я уберу третьего. Дальше очевидно.
— Ваши слова да Богу в уши. Извините, что интересуюсь, но насколько велик и успешен Ваш опыт ограбления караванов?
Кокки высыпал на стол с десяток дукатов.
— Как Вы мудро догадались, вчера у них было четыре телеги.
— А убирания рыцарей?
— Последний раз одного вчера в Изола-дель-Кантоне.
— Без последних двух ответов я бы мудро отказался, но, учитывая их, я в деле, — сказал Борух.
Тем временем, обоз из Тортоны в Геную, вышедший вчера из Изола-дель-Кантоне, прошел перевал Джови и заночевал в Миньянего, а к середине дня добрался до городской заставы Генуи.
Перед городской заставой Петер и Симон со своей телегой отделились от остальных. Дальше у каждого своя дорога.
— Телегу эту не видишь ты, — сказал Петер начальнику смены восточных ворот, вертя в пальцах монетку.
— Не надо тут этих штучек, — отмахнулся стражник, — Это мэтр Кокки так может сказать. От него и без того мороз по коже. А все остальные должны показывать груз для досмотра.
— Я Пьетро Фуггер и еду в торговый дом Фуггеров по особой надобности.
— Груз покажите и проезжайте, не задерживайте.
— В чьей счетной книге твои долги?
— Антинари, — стражник сначала ответил, потом задумался, надо ли было отвечать.
— У тебя нет долгов, — сказал Петер, — Как тебя зовут?
— Паоло Публикани старший. Только с младшим не путайте.
Петер стегнул лошадей.
— Сеньор, а что записать про груз?
Петер остановил телегу.
— Смерть французским оккупантам, — тихо-тихо сказал он на ухо стражнику. И добавил, как послышалось Симону, несколько имен.
— Проезжайте, — махнул рукой стражник, — Но насчет Антинари мы договорились!
— Вот жопа так жопа, прямо адского содомита огнедышащая жопа, — в сердцах выругался Петер. По-итальянски, но в своей северной традиции. Местный бы непременно для усиления эмоций присовокупил к жопе какого-нибудь святого. Или даже совокупил бы.
— Где? — удивился Симон. Никакой особенной жопы на протяжении всей миссии он пока не заметил.
— Мы оставляем столько следов, как будто у нас из жоп течет понос с ароматом аниса! Я оставляю! Мне осталось еще табличку на груди повесить «Я, Петер Грубер, граблю короля и королеву-мать».
— Можно было не оставлять? — спросил Симон, — Я просто не знаю.
— Господи, да ты-то еще бы знал. Ничего не было, ни планов, ни подготовки. Чертов рыцарь вытащил свою жопу на дорогу, и понеслась жопа по кочкам! Еще и смена на заставе не та, что должна была быть! Жопой они свой график соблюдают, или головой?
— И что делать?
— Ноги делать! Сдавать груз и делать ноги из Генуи. Бежать быстрее, чем дорогу видишь.
— Куда?
— Да хоть к дьяволу в жопу! И пока не закончится конклав, носа из этой жопы не высовывать.
Симон вздрогнул. Он, конечно, тоже беспокоился. Нельзя не беспокоиться, имея на руках шестьдесят тысяч дукатов краденого золота. Но, судя по поведению до сих пор невозмутимого Петера, поводов для беспокойства существенно добавилось. Сначала Петера узнали те контрабандисты. Стоит им спросить, вернувшись домой, какие есть свежие новости, им расскажут что? Про французского рыцаря и золото королевы-матери. А стражник будет ли молчать? Про свою счетную книгу будет, а про Пьетро Фуггера с загадочным грузом?