Огненный смерч

Глава 30

«Лансер» альбиноса уже приближался к Мехико Сити, когда на борт пришел вызов от сенатора Майерса. Сенатор, не тратя времени на приветствия, устроил Соларису разнос.

— Мистер Соларис, сдается мне, что вы наделены даром обращать в дерьмо все, к чему бы вы ни прикасались.

Соларис напрягся в своей упряжи из ремней безопасности, но ничего не ответил.

— Вы меня слышите, мистер Соларис?

— Я вас слышу, Сенатор.

— Госпожа Президент решила немедленно освободить вас от занимаемой должности. Вам надлежит вернуться в Штаты и явиться с докладом в Кэмп-Дэвид завтра, в восемь утра. Если не вернетесь добровольно, я прикажу доставить вас в наручниках. Прихватите с собой все записи, имеющие отношение к делу «ВириВака». Я ясно выражаюсь?

— Да, Сенатор, вполне.

— Тогда у меня все. До встречи.

Сенатор прервал связь как раз в тот момент, когда «Лансер» начал заходить на посадку. Соларис не стал спрашивать Майерса, кто заменит его, поскольку теперь это уже была не его забота. Альбинос понимал, что на сей раз он не просто впал в немилость, а выбран козлом отпущения и проведет остаток своей жизни в какой-нибудь федеральной тюрьме.

«Вот чего ты добился, — с грустью подумал он, — бесчестия и позора. И это после всего, что ты сделал для своей страны, десятки раз спасая ее лицо! Они покрывают тебя позором, чтобы самим остаться чистенькими».

Соларис давно знал, что все в конце концов так и закончится. Такова уж природа бюрократии — при первых же признаках крови заклевать до смерти кого-либо из своих.

Вертолет, доставивший Солариса из аэропорта в его офис, пролетал над кварталом, где располагался товарный склад «Койот», и альбинос увидел царящую внизу кровавую кутерьму. Весь квартал был оцеплен кордонами американских и мексиканских войск, на улицах и на крышах Соларис заметил трупы. По дороге в офис он ни с кем не разговаривал, надеясь получить всю нужную ему информацию от своего коммуникатора. В данный момент он не мог заставить себя общаться с людьми.

Коммуникатор показал ему ужасающие последствия стычки у склада «Койот». Соларис насчитал пятьдесят восемь уже начинающих разлагаться тел, в пятерых из которых он узнал comandantes повстанцев, пытавшихся образумить своих вышедших из повиновения соратников, засевших в пакгаузе. Остальные пятьдесят три были «Рейнджерами Иисуса», наступавшими на склад плотным строем, что оказалось весьма на руку снайперам герильясов.

Команда герильясов «Мир и Свобода», захватившая «Койот», называла себя теперь «Бригадой Смерти». Террористам все равно, кого убивать, — они понимали, что и сами скоро погибнут, независимо от исхода нынешнего противостояния. У Трентона Солариса имелся собственный план, запасной, который гарантировал бы их гибель, однако Соларис молил Бога, чтобы ему не пришлось претворить его в жизнь. До последней минуты он рассчитывал на то, что Йоланде Рубиа удастся договориться со своими взбунтовавшимися боевиками, но, судя по тому, что они и ее прикончили, она не нашла нужных доводов, способных склонить «Бригаду Смерти» к компромиссу.

Лидеры повстанцев знали, должно быть, с самого начала, как и сам Соларис, что их уничтожение неминуемо, и сейчас преследовали лишь одну цель: отодвинуть эту неизбежность настолько, насколько возможно в сложившихся обстоятельствах.

Должность Солариса в Управлении позволяла ему командовать более чем двумя сотнями агентов, а одним-единственным сигналом со своего «Сайдкика» он мог мобилизовать целые дивизии. Обычно он казался себе гораздо выше своих ста шестидесяти сантиметров, но сегодня чувствовал себя маленьким, слабым и усталым.

«Жаль, что полковника здесь нет».

Частичное выздоровление полковника Толедо было чревато существенными препятствиями для Солариса. У Рико едва хватило сил записать свои показания для Сенатской Комиссии по Разведке.

«Наверное, с ним что-то сделали в «ВириВаке», когда он отправился туда вызволять детей, — решил Соларис. — Впрочем, они и до этого немало над ним поработали».

Соларис еще не оправился от шока, вызванного предательством по отношению к нему со стороны Кейси, Мишве и «ВириВака». Ведь на протяжении многих лет он занимался вместе с ними различными проектами — военными, медицинскими, сельскохозяйственными, — которые сделали его, Солариса, любимцем Министерства Обороны… и весьма состоятельным человеком. Сам не будучи Садоводом, он вложил в «ВириВак» значительный капитал.

Сейчас Соларис отдавал себе полный отчет в том, что не только на его карьере, но и на его жизни поставлен крест. В Ла-Либертад «насекомые смерти» вырвались на свободу, однако блокировка коста-браванских аэропортов, гаваней и автострад внушала надежду на нераспространение вируса за пределы страны. Здесь, в Мехико, ситуация складывалась более чем критическая, ведь Мехико — самый большой город на земном шаре, центр мирового туризма и торговли, и отсюда высвобожденный вирус способен достигнуть самого Вашингтона в течение трех-пяти дней. Во всяком случае, так говорили Соларису его аналитики, а его аналитики никогда не ошибались.

На «Сайдкике» и коммуникаторе настойчиво замигали индикаторы вызова, но альбинос проигнорировал их. Развернувшись в своем вращающемся кресле, Трентон Соларис воззрился на фреску, представляющую из себя пластисизированную угольную репродукцию майямского календаря, наложенного на изображение ацтекского Храма Солнца. Соларис большим пальцем нажал на кнопку в подлокотнике кресла, и фреска с легким жужжанием приподнялась, открывая окно, выходящее на знаменитый район Мехико, Зокало. Инженеры Управления встроили в поляроидное оконное стекло совершеннейшие светофильтры, и все же Соларис прищурился от сияния безжалостного ока враждебного солнца.

Немного проморгавшись, альбинос обвел взглядом заброшенный Зокало — отборные крупные камни собора, одна ненадежная стена Национального Дворца, реставрированный и неповрежденный храм Теночтитлана. Чугунная ограда оберегала уцелевшую половину фрески Диего Риверы от охотников за сувенирами. Соларис надел свои черные очки и отхлебнул ледяной воды из запотевшего стакана. Обычно Зокало «принадлежал» бедноте, голубям и туристам. После того, как служба сейсмологического наблюдения опубликовала свой сфальсифицированный прогноз о землетрясении, туристы перестали посещать достопримечательность. Возможно, очень скоро здесь не останется и бедняков.

— Землю унаследуют голуби, — пробормотал альбинос.

Великое землетрясение тринадцатого года превратило в руины треть Мехико и воодушевило Солариса на создание своей собственной фрески — практичного произведения искусства, защищающего его офис от враждебного солнца, враждебной электроники и шрапнели осколков стекла, на которые рассыпалось прежнее окно во время того землетрясения. Хотя империя ацтеков затмила государство майя, Трентон Соларис, заказывая художнику свою фреску, пожелал, чтобы на первом плане был майямский календарь — косвенный намек на свое собственное происхождение, которое он на протяжении всей жизни тщательно скрывал и которое постоянно давало о себе знать, несмотря на псевдоблэкпульский акцент и англизированное имя.

Трентон Соларис мысленно произнес тост за прошлое, поскольку его план последнего рубежа — разработанный им на тот случай, если вирус вырвется на свободу здесь, в Мехико, не оставлял надежды на будущее ни ему самому, ни нескольким сотням его соплеменников. Провались он, этот план, — не останется надежд на будущее и у всего человечества.

Соларис спросил себя: а не умереть ли сейчас, немедля, избежав тем самым грядущих кошмаров? «Нет, я не смогу приставить пистолет к виску», — решил он. Допив воду, Соларис закрыл окно фреской и обдумал два наиболее вероятных сценария развития событий.

По первому сценарию повстанцы не сумеют пробиться через установленную им линию обороны, а вирус высвободится в результате случайного повреждения хотя бы одной ампулы во время боя.

Второй сценарий предполагает, что повстанцы намеренно высвободят вирус, отчаявшись вырваться из ловушки.

И в том, и в другом случае выход один: детонировать находящееся близ товарного склада «Койот» нейтронное устройство, взрыв которого распылит на атомы и самих повстанцев, и захваченный ими смертоносный груз.

Именно Соларис рекомендовал руководству Управления разместить подобные устройства во всех крупнейших городах мира — на сортировочных железнодорожных станциях, в грузовых портах и ангарах. Аренда помещений была гораздо дешевле, нежели контроль тех или иных районов ракетными войсками, к тому же, она не привлекала нежелательного внимания со стороны властей. Используя свое служебное положение, Соларис прибрал к рукам все детонационные коды, посредством которых он мог задействовать каждое детонационное устройство.

«Умирать, так с музыкой».

Альбинос принял такое решение потому, что ни одно из заключений его аналитиков не включало в себя добровольную капитуляцию «Бригады Смерти», завладевшей запасом вируса. Соларис поежился, вспомнив о том, что произошло в «ВириВаке».

«А ведь та разновидность вируса даже не распространялась через воздушную среду, — подумал он. — Слава Богу, мы расположили предприятие в гуще джунглей».

Он мог только догадываться, сколько других разновидностей погребено под грязью в Коста-Брава и как долго они будут оставаться погребенными. Впрочем, судя по складывающейся в Мехико Сити ситуации, это уже не имело большого значения.

Скорее всего, «ВириВак» на протяжении какого-то периода времени манипулировал — посредством своих клиник-сателлитов — с источниками водоснабжения и в Соединенных Штатах. Эти новые ИВА являлись чем-то вроде частей головоломки, которые нельзя обнаружить до тех пор, пока они не соберутся воедино внутри клетки. А когда их можно было обнаружить, то становилось уже слишком поздно. Несколько незначительных искривлений протеина вызывали у непривитых людей болезнь, не выявляемую тестами фактора заражения, поскольку на первых стадиях она и не была заразной.

Дети Эдема брали под свой контроль деревни, города и целые регионы, внедряя в источники водоснабжения одну из разновидностей ИВА и адаптируя к ней своих людей с помощью другой. Стандартные тесты ничего не выявляли. При массовых заболеваниях населения, собственность становилась никому не нужной. Дети Эдема скупали города и деревни за бесценок, обвиняя людей, не исповедующих философию Садоводов, в «нездоровом образе жизни».

«Только подумать, что я гордился проектом, когда «ВириВак» предложил УБН тот ИВА, предназначенный для преодоления пристрастия к марихуане!»

Соларис вспомнил, как смеялись они с директором Управления по Борьбе с Наркобизнесом, просматривая видеозапись: после одной-единственной затяжки испытуемых рвало до изнеможения. Поначалу Соларис был разочарован тем, что данный ИВА неприменим для опиатов или кокаина. Затем пелена спала с его глаз, и он узрел истину. ИВА был применим для опиатов и кокаина. Как заметил полковник Толедо, «марихуана» — это дымовая завеса. Соларис утешал себя мыслью о том, что он всегда руководствовался благородными мотивами. Все, что он делал на протяжении своей карьеры, вершилось во благо его государства. Он никогда не поступался принципами ради сиюминутной выгоды; даже вклады в «ВириВак» производились на законных основаниях. А теперь вот коллеги по УРО и конгрессмены считают его не альтруистом или героем, а болваном.

Трентон Соларис снова наполнил свой стакан ледяной водой, добавив на этот раз дольку лимона.

Да, в Коста-Брава вирус, похоже, локализован, но здесь, в Мехико — в этом «пупе земли», где сконцентрированы огромные запасы «Насекомых Смерти», — меры надлежит принимать самые крутые.

«Вирус не должен покинуть этот город, иначе с человечеством покончено!»