Огненный смерч

Глава 32

Соня Бартлетт расплела свою длинную косу и, распустив светлые волосы по груди, принялась энергично расчесывать их массажной щеткой. От резких движений щетка слегка царапала нежную кожу, то и дело задевая соски, и к тому моменту, когда девушка закончила приводить волосы в порядок, ее небольшие беленькие грудки зарделись сердитой краснотой.

Пока ванна наполнялась горячей водой, Соня вылила в нее флакон лавандового шампуня, затем открыла дверцу висящего над туалетным столиком шкафчика и вынула из него ножницы и ручное зеркало. Положив ножницы и зеркало на пол рядом с ванной, Соня забралась в нее, окунулась в благоухающую лавандой воду с головой, потом села, намылила волосы, промыла их и отключила оба крана. Подняв с пола зеркало, она установила его на смеситель над кранами и начала подрезать волосы, пользуясь при этом ножницами и пластмассовым гребнем с жесткими зубцами, который достался ей «в наследство» от покойного отца.

У отца были густые, слегка вьющиеся рыжие волосы, в отличие от Сониных — длинных и светлых, почти белых, как и у матери. После его смерти Соня обнаружила застрявший между зубцами рыжий волосок, который она бережно положила в бумажный конверт, хранящийся сейчас в ее спальне, в ящике для чистого нижнего белья. Соня пообещала себе, что при первом же удобном случае купит подходящий медальон, куда и поместит драгоценную для нее реликвию.

Соня аккуратно разложила отрезанные волосы на полу подле ванны, стараясь не вспоминать о том, что агенты Управления записывают на видео каждое ее движение. Впрочем, в данный момент ее не особенно волновало то, что за ней с любопытством наблюдают, поскольку впервые за шестнадцать лет своей жизни она была пьяна и уже успела удостовериться в давней истине: выпивка не срабатывает, когда хочется что-то забыть.

А забыть ей, несмотря на столь юный возраст, хотелось очень многое. Два управляемых ею самолета потерпели крушение, один из них — в то время, когда она спасалась бегством от кошмарной эпидемии, превратившей тысячи людей в густую вонючую грязь. Соне вдруг показалось, что она вновь ощутила то зловоние, хотя в ванной комнате восхитительно пахло лавандой.

— Соня! — донесся из коридора голос Нэнси Бартлетт. — Ты там не уснула?

Девушка сделала глоток из бутылки с мескалем и тихонько захихикала.

— Соня!

— Да, мама, двойняшка моя!

— Я боялась, что ты утонула. К тебе пришел сержант Третевей.

Соня зачерпнула пригоршнями ароматную пену и, положив ее себе на груди, посмотрелась в зеркало. Первым ее побуждением было сказать матери, что она не желает видеться ни с сержантом Третевеем, ни с кем-либо другим. Разве что с Гарри. С ним ей хотелось поговорить — просто поговорить, а не обсуждать очередной план побега, хотя его присутствие напоминало ей об ужасах «ВириВака». Кроме того, он сейчас постоянно работает с Мартой Чанг и, всякий раз, когда рассказывает об их совместной работе, в глазах у него появлялось какое-то подозрительное, мечтательно-романтическое выражение. Гарри тоже игнорировал Соню, поэтому не замечал, что она избегает его. Равно как и всех остальных. Она и на заливку территории «ВириВака» согласилась лететь только затем, чтобы попытаться угнать вертолет, а не для того, чтобы пообщаться с кем-то.

— Сержант Третевей?

Да, мама, видно, доведена до отчаяния. Прежде она ни за что не позволила бы Соне разговаривать с военным, особенно из унтер-офицерского состава, как сержант Третевей. Наверное, парень внушал ей доверие.

— Ты скоро, Соня?

— Да-да, мама, — отозвалась девушка, повысив голос. — Выйду через несколько минут.

— Хорошо, дорогая. Мы будем на кухне.

Соня еще раз окунулась, затем села и струей из пульверизатора промыла свои коротко остриженные волосы. Теперь, со стрижкой, она выглядела старше своих лет и как бы более уверенной в себе. Посмотрев на свое отражение в зеркале, Соня сузила глаза и решила, что она немного похожа на полковника Шольц.

«О’кей, сержант, — подумала она. — Посмотрим, как ты воспримешь меня в таком виде».

Соня спустила из ванной воду и тщательно вытерла полотенцем все тело. Сырая и теплая коста-браванская ночь подавляла вентилятор ванной комнаты, и на бледной коже девушки сразу же начала выступать испарина. Всего несколько комнат в «Каса Канаде» имели кондиционеры воздуха, и ванная не входила в их число.

Соня завернулась в свежее полотенце, выбралась из ванны и перешагнула через лежащие на полу волосы. В голове у нее закружилось, и ей пришлось ухватиться за ручку двери, чтобы сохранить равновесие. Сделав три глубоких вдоха-выдоха, как учила ее мать, девушка вслушалась в звуки, наполнявшие дом.

«Впредь буду жить в ангаре, — решила она. — Понравится это охране, или нет».

Соня вздернула подбородок и, подняв правую ногу, толкнула ступней дверь ванной комнаты.

Нэнси Бартлетт стояла в коридоре, массируя виски длинными тонкими пальцами. Ее голубые глаза с красными от плача и недосыпания веками изумленно округлились, когда Соня провела ладонью по ежику на своей голове и хихикнула.

— Девочка моя, что ты с собой сделала? — в ужасе прошептала мать.

— Я сделала себе новый имидж, — сказала Соня, глуповато улыбаясь. — Теперь я — элегантная и крутая чувиха, как вокалистка из той сиэттлской группы, которая тебе так нравится — «Генитальные Марионетки».

— Перестань, Соня, ты же знаешь, что я ненавижу эту группу, — поморщилась Нэнси. — Зачем ты…

Она вдруг замолчала и снова помассировала виски.

— Извини, дочурка, я отвратительно себя чувствую, а они собираются отправить меня утром в Штаты.

Нэнси повела носом, шагнула поближе к Соне и принюхалась.

— Да ты, наверное, выпила? — удивленно спросила она. — Где ты достала спиртное?

Соня пожала плечами.

— Нашла бутылку мескаля в ангаре. Случайно наткнулась на тайничок. Наверное, старый месье Марко любил пропустить стаканчик-другой в уединении.

— Как ты можешь, Соня, у нас еще столько дел впереди…

— Это у тебя дела, — мотнула девушка головой и, покачнувшись, оперлась рукой о стену. — А у меня нет никаких дел, кроме как сидеть и ждать, пока меня не закончат обследовать, словно подопытного кролика. Мне все это обрыдло, мама, и я боюсь, что скоро не смогу больше…

И тут Нэнси Бартлетт, раскрыв рот, судорожно глотнула воздух и схватилась обеими руками за горло. Глаза ее закатились, и прежде чем Соня успела подскочить к ней, мать тяжело повалилась на пол. Соня встала перед нею на колени и ощутила характерный жар, исходящий от ее тела.

— О, нет, только не это! — прошептала девушка в отчаянии, осознав, что происходит с ее матерью.

Позвать кого-нибудь на помощь? Нет, нельзя подвергать риску заражения остальных.

Соня без промедления взяла мать под мышки и отволокла ее обмякшее тело в ванную комнату.

Только со второй попытки удалось ей затащить мать в ванну, и к тому моменту с рук Нэнси уже сошла кожа, а лицо деформировалось почти до неузнаваемости. Соня до отказа открыла кран холодной воды и поддерживала голову матери, пока ванна наполнялась.

Соня начала плакать, когда поняла, что это безнадежно: плоть матери большими кусками отваливалась от костей и, мгновенно растворяясь, всплывала на поверхность воды в виде серой пены с гнусным запахом. Девушку едва не вырвало, когда она, пытаясь удержать голову матери над водой, вдруг почувствовала у себя в руке оторвавшееся правое ухо, расползающееся в липкую слизь…

Соня сидела на полу, прислонившись спиной к ванной, когда в дверном проеме появился сержант Третевей.

— О Господи, Соня! — только и вымолвил он.

Зловонная вода переливалась через край переполненной ванны и падала на пол, смешиваясь с огромными комками отрезанных Сониных волос. Сержант Третевей показался девушке храбрейшим в мире человеком, когда он шагнул в это месиво и, протянув руку над головой Сони, перекрыл хлещущую из крана воду.