И казнили детей у могил… В этот час
Спали люди спокойно на свете.
Из народов земли Ты избрал только нас —
И любовью Своею отметил.
Ты избрал нас, Господь, среди прочих людей,
Утвердил нас под солнцем упрямо…
Видишь, мальчик стоит над могилой своей
Потому лишь, что он от рожденья еврей,
Кровь его — как вода в этом мире зверей.
Просит он: «Не смотри, моя мама!»
Плаха залита кровью, зазубрен топор,
А святейший отец в Ватикане
Не желает покинуть прекрасный собор —
Поглядеть на погром, на закланье.
Постоять хоть часок — может, Бог что простит —
Там, где агнец разнузданным миром забыт,
Где дитя
над могилой
стоит.
Помнит мир о сокровищах прошлых веков —
Ведь наследие предков бесценно.
А хрустальные чаши ребячьих голов
Изуверы
дробят
о стены!
Крик последний звенит «Мама, ты не гляди,
Это зрелище — не для женщин.
Мы ведь тоже солдаты на этом пути,
Только ростом пока что поменьше».
И, казалось, кричит разможженная плоть:
«Бог отцов наших, платим мы кровью:
Средь народов земли Ты избрал нас, Господь,
Ты отметил нас трудной любовью.
Ты, Господь, из мильонов детей нас избрал
Пред Тобой нынче гибнем мы, Боже,
Нашу кровь Ты в огромные чаши собрал —
Потому что ведь некому больше.
Запах крови вдыхая, как запах вина,
Всю до капли собрав ее, Боже,
Ты взыщи ее с наших убийц — и сполна.
С большинства молчаливого — тоже».
…За то, что
он живым зарывал меня в землю и жег,
и состарился я, словно древнее небо,
дай мне ненависть — серую, как мешок,
тяжелую — и вдвоем не поднять ее чтобы.
Я к живущим врагам заявлюсь неживой
и над ними луной взойду полной:
они полем и лесом гнались за мной —
буду гнать их и лесом, и полем.
И увидят мучители мести лицо,
жертва встанет казнить палача,
и тот, кто считался давно мертвецом,
как хищник вернется и как саранча[55].
Бог-отмститель, восстань! Из могильной земли
вопиет кровь убитых. Простри свою длань!
Встань, же Отче! Карай!
Ведь на то Ты отец. —
Есть предел униженью, есть мукам конец!
Иль о многом прошу? Только б этой рукой
дотянуться к их горлу, Отец дорогой.
Или золото ищет в их доме Твой сын?
Лишь зеницу их ока ищет Твой сын.
Тяжела его горечь, его сердце в золе,
он истоптан врагом на горячей земле,
но, оплеванный весь,
он твердил: грянет месть!
Заставляли молчать — предавался мечтам,
повторяя в душе Твой обет: Аз воздам!
В день, когда Твоя месть вспыхнет праздничным светом,
пусть оставшимся глазом увидит все это.
Но будь радость его велика — не снести —
не проси его: сжалься! помилуй! прости!
Не забудь, не забудь, как терзали его,
как по сотне бросались на одного…
Прими благосклонно месть сынов и отцов.
Благословен Ты, Господь мертвецов!
(1942)