Оружейник

Глава 12

В бинокль городок выглядел на удивление аккуратным. Такое больше ждешь увидеть где-нибудь в Дании, Баварии… еще Швейцарии. А вот южнее — редко. Может, жителям более теплых мест некогда возиться с покраской заборов и прочим наведением красоты. Или они просто более беззаботные… не знаю. Но этот городок вполне бы вписался среди лесов и холмов примерно так на тысячу километров северо-восточней. Хотя стиль архитектуры, конечно, местами совсем иной — мавританский или как там называются галереи с арками? Ну и церковь явно другая.

Тут в поле зрения снова оказался Ковбой. С момента въезда в город его закрывали дома, а сейчас он выехал на площадь, осмотрелся… кажется, перекинулся парой слов с кем-то невидимым, под стеной… спрыгнул на землю, привязал вороного, сунул голову в фонтан и принялся смывать пот и пыль. Нехитрое вроде занятие, но Ковбой в него вложил весь свой актерский талант — фыркал, мотал башкой, брызгался во все стороны… в общем, смотреть на это со стороны было тяжело. Хоть я и лежал в тени, но вспотеть успел. Да и голову мыл последний раз еще в парижском отеле… все-то три дня назад? Вот она, относительность в действии. Кажется, что Париж с утренним кофе и круассанами был давным-давно. А на самом деле просто в эти считанные дни уйма событий впрессовалась.

Наш геройский разведчик тем временем снова скрылся за обрезом крыши. Я отложил бинокль в сторону и взял винтовку, аккуратно пристроив ложе на валик из куртки. Вряд ли Ковбоя начнут прямо вот сейчас убивать, но стоило еще раз прикинуть — что и как будет получаться, если работать все же придется.

Получалось не очень весело. Сейчас от моей позиции до площади было метров семьсот. Слишком далеко, даже с учетом превышения. И даже для новой швейцарской винтовки, неисповедимыми, — как любит ввернуть в таких случаях Князь, — путями откочевавшей с заводского испытательного стрельбища в Берне на склад к Штейну, вместе с кипой стрелковых карточек. Если верить им, заводской испытатель из неё спокойно попадал за километр. В принципе, я верил. На привычной местности, где настрелян далеко не первый ящик патронов и влияние каждой паршивой кочки на ветер можно представить с закрытыми глазами — почему бы и нет. У меня такое тоже могло бы получится в паре с Котом. Француз был довольно хреновым стрелком, предпочитая ближний бой, но вот поправки на ветер угадывал фантастически. Все же кровь — не водица… в смысле, сам-то Кот воду любил примерно как его тотемное животное, но когда из века в век из рыбацкой деревушки под Марселем мужчины большую часть жизни проводят в море, умение по тучке на горизонте предсказывать погоду на неделю будет уже врожденное. Но Кот сейчас валяется на койке в немецкой клинике. А у скучающего рядом Леви, конечно, глаза молодые, но вот опыта…

Впрочем, это все не имеющая отношения к делу лирика. Если Ковбоя зажмут в самом городишке, я ему все равно особо ничем не помогу. А прикрыть отход — до крайних домов триста-четыреста метров, здесь мне и "мигнона" хватит. Мастер хоть и ворчал, что Адольф Фуррер десять лет чертил винтовку, максимально неподходящую для установки оптики, но все сумел закрепить трубу от Карла Калеса на две точки. Равно как и предусмотрел защиту прицела от вылетающей гильзы. Заряжание, правда, теперь лишь по одному патрону, но для тех, кто любит пулеметить, пулеметы придуманы…

Тут из-за дома у въезда в город вышел человек, шагнув из тени прямо в прицел. Я на рефлексах "перечеркнул" его сеткой и даже начал выбирать свободный ход спуска, прежде чем опомнился. На всякий случай даже убрал руку от скобы. Выстрел был бы отличный, чистый… а этот пожилой крестьянин, в пропотевшей рубашке, с мотыгой на плече, наверняка даже и подумать не мог, что кто-то в рощице на склоне горы только что решал: жить ему или умереть.

Интересно, кстати, куда он собрался? Большинство местных спустилось к своим полям и садам еще на рассвете, а сейчас уже и до сиесты недалеко.

— Проследи-ка за этим знойным мачо… — велел я Леви. Тот не отозвался и я, не дождавшись ответа, уточнил: — мужчина лет сорока, только что вышел из города, спускается в долину.

— Уже смотрю, — не отрываясь от бинокля, сообщил Минц.

— Отлично. И, на будущее, Леви… сигнализируй как-то, что ты услышал приказ и начал его выполнять.

— Принято, сэр. Разрешите задать вопрос?

— Разрешаю расслабиться и спросить чего хотел, рядовой Минц, — произнес я и добавил, постаравшись максимально скопировать выговор сержанта Тэтчера: — У нас, мать его, что угодно, но не чертова армия.

— Что мы здесь делаем, мистер Мартин?

— В Испании? Или конкретно на этом склоне?

— Насчет испанского гешефта мне более-менее понятно, — быстро сказал паренек, — я про сейчас.

— А, тебя же не было в кают-компании, когда док рожал этот план, — вспомнил я. — На самом деле все просто. У нас есть груз, который надо как сбыть местным герильерос, причем как можно скорее. Во-первых, потому что надо двигаться дальше, во-вторых, груз этот… нервозный. Испания хоть и бедная страна, но кое-какой воздушный флот у неё все же имеется и если здешние горы начнут прочесывать на бреющем частой гребенкой, мы на "Доброй тетё" под сеткой не отсидимся. Но контакты наших французских друзей напрочь скомпрометированы. Они были так или иначе завязаны на местного партизанского вожака… от имени которого нас так радостно встретили у озера. Конечно, может он героически пал в бою за свободу, а частоты и шифр просто не успел как следует прожевать перед смертью…

— …но правильно будет думать, что в контрразведке из него выжали все… что знал и что давно забыл, — закончил за меня Леви. Мой… первый старший группы всегда повторял: если не уверен, что твой товарищ мертв, рассчитывай на худшее: попал к ним живым и его разговорили.

Минц произнес это вроде бы обыденно, но что-то в его голосе мне подсказало… нет, прокричало: так о живых не говорят.

— Когда он сам погиб?

— В прошлом году, в Галилее… натолкнулись на патруль, началась пальба. Иосиф и еще один товарищ остались прикрывать отход. Британцы тела родным не выдают, но при морге в госпитале был санитар из наших… рассказал, что у одного была рана на виске, а второй подорвался на гранате.

Я не стал расспрашивать, кем приходился ему этот Иосиф — братом или кем-то еще. Так бывает: кому-то выпадает остаться и умереть, кому-то жить и задаваться вопросом "почему я, а не он?" Если успеешь прожить достаточно долго, приходит и понимание, что вопрос дурацкий. Мы все живем в долг и в конце пути у каждого из нас рано или поздно случится самый длинный день, тропа, которую не обойти, пара глотков воды и последняя обойма. Или что-то еще. Просто бывают долги, вернуть которые можно лишь другим.

— Знаешь, что для партизан важнее всего?

— Предполагается, — после короткой паузы отозвался Леви, — что я не задумываясь, отвечу "оружие и патроны"? Так, мистер Мартин? Но я скажу иначе: важнее всего для партизан идея. Только не подумайте, что я коммунист, хотя Лейбу Бронштейна у нас уважают. Если есть правильная идея, все остальное тоже найдется: люди, оружие, деньги…

— Мои аплодисменты, — я несколько раз слегка хлопнул по прикладу винтовки. — Даже спорить не хочется… еще и потому, что другое имел в виду, более практическое. Попробуем иначе: ты местный герильеро, борешься в этих горах за мировую революцию, свободу Страны Басков и вообще все хорошее. С идеями полный порядок, из Москвы и Мюнхена регулярно транслируют новости Коминтерна. С оружием тоже кое-как налаживается, как видишь. Да партизанам не нужно пять суток артподготовки. А вот пожрать хотя бы раз день хочется, вне зависимости от идеологии.

— Теперь понимаю…

— В здешних горах, если верить нашим французским друзьям, партизан должно быть много. А значит, среди населения друзей у них еще больше. Один спрятал на чердаке винтовку и в нужный момент по сигналу примкнет к отряду и пойдет в бой. Второй носит в горы еду, третья следит за полицейским участком… и еще два десятка просто делают вид, что ничего не видят и не знают.

— Чужаку они этого тем более не скажут.

— Верно мыслишь, парень, — одобрительно произнес я. — Только наша задача проще. Надо лишь прикинуть, кто именно должен знать. А насчет поговорить по душам Ковбой у нас первый. В это поверить сложно… но полетаешь с нами годик-другой и сам убедишься, какую массу информации люди порой выбалтывают, сами того не желая.

Леви промолчал и я снова вернулся к разглядыванию крыш, окон и горшков с цветами в четырехкратную оптику.

— Крестьянин скрылся в рощице, — доложил Минц, — ушёл куда-то в глубину, за деревьями не видно.

— Занятно…

Конечно, это могло не значить ровным счетом ничего. Мало ли что стукнет в голову человеку, чтобы в жару взять мотыгу и потащиться куда-то вниз, в долину. А может, он и впрямь решил сходить, рассказать кому-то по появление в городе подозрительного чужака.

Солнце поднялось еще выше, старательно выжигая из мира яркость красок. Южный полдень на излете лета — та еще парилка. Два года назад, в Персии, примерно в такой же полдень я едва не схлопотал тепловой удар… караван должен был пройти утром, а появился только под вечер. В тот раз тоже из окружающего мира ушли цвета, все растворилось либо в ослепительно-белом, либо беспросветно-черном. Лишь внизу, возле самой тропы маячило зеленое пятно, куст ежовника.

Тут было все же полегче — мы лежали в тени, да и с жидкостью было проще, метрах в двухстах позади весело прыгал по камням горный ручей, так что фляги можно не экономить. Еще имелся кофе в термосе. Но во-первых, это идти еще дальше — к лошадям на другой стороне склона, — а во-вторых, его лучше приберечь на случай, если совсем начнет в сон клонить.

— Возвращается…

Сначала я не понял, о ком говорит Леви — приподнявшись, глянул в сторону долины, никого не заметил и лишь затем сообразил, что речь идет о Ковбое. Он как раз выехал из города, встал метрах в полусотне и старательно жестикулировал — но перед собой, так, чтобы со стороны домов ничего видно не было.

— Мне кажется, он показывает, чтобы мы спустились для встречи с ним, — озадаченно сказал Минц. — Но я не уверен…

— Зато я уверен.

Ковбой действительно показывал, что нам необходимо вновь собраться. Причем настойчиво — повторил свою пантомиму раз пять или шесть, пока я не спохватился и не отправил ему в ответ солнечного зайчика карманным зеркальцем. Черт-черт-черт… что-то явно пошло не по плану.

***

— Это авантюра!

— Конечно авантюра, — не стал отрицать Ковбой, — но это также и шанс получить нужный контакт.

— Куча дерьма это, а не шанс, — зло сказал я. — Устраивать вдвоем… Леви, не дуйся так смешно, ты не жаба… втроем, с голыми руками, устраивать засаду на броневик…

— Положим, насчет голых рук ты совсем уже перегибаешь, — возразил Ковбой. — Стволов у нас хватает, динамит и пара гранат у меня найдется. И потом, ты же видел местных в деле? Думаешь, у этих сонных мух тут, в глуши, найдется взаправдашний броневик? Наверняка грузовик или автобус железными листами обвесили, вот и весь los blindados.

— Скорее всего, так и есть, — неожиданно вмешался в разговор Леви. — В Палестине англичане тоже делали такие, пока из метрополии не пришли нормальные машины.

— Вы, главное, их займите на пару минут, — добавил Ковбой. — А остальное я сделаю. Плевое же дело.

— Вы, янки, все сумасшедшие, — вздохнул я, — привыкли у себя в штатах поезда грабить. Причем заразно сумашедшие…

— Дилижансы, Мартин, дилижансы Уэллс Фарго, — Ковбой уже понял, что я поддаюсь. — И поверь, это было сложнее.

Предмет нашего спора в этот момент должен был пылить по дороге километрах в двадцати. А может уже и ближе. Броневик местной полиции, на котором в городок должны были доставить пойманного борца за свободу для опознания. Поскольку для горожан это была главная новость дня, Ковбою пересказали её четыре раза, со всеми подробностями. Ну и наш скромный герой, в свою очередь, загорелся идеей получить нужный контакт с партизанами, что называется, на блюдечке. Правда, блюдечко это могло быть чересчур горячим…

— А если это все-таки ловушка?

— Да брось, Мартин. Во-первых, для местных полицаев это слишком сложно. Во-вторых, так даже силки на кроликов не ставят. Прикинь сам — хозяин трактира сказал, им позвонили час назад, ну чуть больше. Пока кто-то добежит до партизан в горах, пока те выдвинуться, выберут место для засады… так не бывает. Это же Испания… здесь на все один ответ — hasta mañana. О, а вот и этот чудный поворот!

Место было действительно удобное. Петляющая по горному склону дорога здесь делала очередной резкий поворот, на котором водитель наверняка сбросит скорость до минимума. Слева от него будет склон… пологий, но с неприятными даже на вид камнями, справа — деревья. Так что дорогу водитель и все в машине не будут видеть, пока не закончат поворот. Причем внимание их будет занимать край дороги с левой стороны — одно дело ткнуться бронированным радиатором в дерево, а другое, на перетяжеленной машине вниз по каменистому склону кувыркаться. Шанс… но все равно — безумная авантюра. Будь у нас хотя бы пулемет…

Придержав лошадь, я огляделся вокруг, пытаясь еще раз взвесить все "за" и "против". Вместо этого почему-то вспомнил слова Женевьевы. Как она сказала тогда, у озера — "здесь очень красиво". Думаю, ей бы и это место понравилось. Те, кто рожден внизу, обычно находят в горах особую красоту, которой можно любоваться часами. Жить, правда, не очень удобно — почва тонкая, бедная, толком и не запашешь, разве что террасы понаделать. А до благ современной цивилизации вверх-вниз топать и топать. Сейчас, конечно, с этим стало чуть проще, генератор Теслы можно куда угодно взгромоздить, но, думаю, большинство местных в жизни своей столько денег разом не видали. Двадцатый век с электричеством и горячей водой, остался внизу, а тут еще не до всех дошли свежие новости о битве в Ронсевальском ущелье.

— Мартин… — тихо произнес Леви, неправильно истолковав мое длительное молчание. — Из-за меня можно не тревожиться. Понимаю, вы не видели еще меня в деле… но это будет не первый мой бой.

— Да я не тревожусь, я считаю… надо вперед еще немного проехать.

Отвык я все-таки от седла. Ну и одежда… тонкие штаны ещё с утра пропитались едким конским потом, как бы выбрасывать не пришлось. Там, на берегу был один, примерно моего роста, в хороших кавалерийских бриджах, с кожаными вставками… кто мешал снять?

Через дорогу, шустро перебирая лапками, проскочила длинная зеленая ящерица. Моя лошадь, всхрапнув, попятилась от ней. Наклонившись, я похлопал её по шее, пытаясь успокоить, и вдруг понял — вот оно, нужное место. Бывают иногда такие озарения, словно кто-то в тебя в голове развернул бумажный лист. А там набросаны кроки будущего поля боя и все, что надо, уже отмечено: поворот, точка подрыва, позиции стрелков и сектора огня.

Спрыгнув на землю, я прошел еще немного вперед, затем вернулся, вытянул руку, прикидывая направления… да, все сходилось отлично.

Леви наблюдал за этой пантомимой с легким недоумением, зато Ковбой растянулся в улыбке до ушей. Еще бы ему не лыбиться… теперь, когда я знаю, как все должно пройти, сесть обратно в седло и уехать… сложно. Пусть это и дурацкая авантюра.

— Ладно, парни, — сказал я. — Раз уж карты сданы, давайте разыграем их красиво.

Самую главную работу должен был сделать Ковбой — сначала остановить броневик в нужной точке, а затем подобраться к нему вплотную и поставить точку финальную. Теоретически — очень теоретически — он должен был при виде броневика еще раз взвесить наши шансы и оценить, насколько это бронечудище будет нам по зубам. Но я даже не стал ему ничего говорить. Ковбой это… Ковбой. Даже появись из-за поворота сухопутный крейсер, он все равно попытается эту тушу остановить, а затем взять на абордаж.

Впрочем, нервничал я на этот счет меньше часа — пока этот самый броневик, натужно воя мотором, не показался из-за поворота. Это был совершенно не крейсер и даже не нормальный армейский бронавтомобиль, они с таким уродцем постеснялись бы стоять в одном гараже. Ребята угадали, основой для этого изврата инженерной мысли послужил грузовик, у которого капот и водительскую кабину обшили бронелистами, а грузовую платформу заменили на короб, поверх металла обшитый еще и толстыми досками. Венчал же эту конструкцию «гочкисс», прикрытый полукруглым щитком. Вот уж спасибо — достать пулеметчика в башенке было бы значительно сложнее.

Машина вышла явно перетяжеленной — несмотря на завывания мотора, разгонялся этот эрзац в темпе сонной черепахи. Наконец приметный белый камень скрылся под капотом… глухо рвануло, броневик подпрыгнул, затем осел передней частью. Из открывшейся дверцы вывалился водитель, сделал несколько заплетающихся шагов, держась обеими руками за голову… и упал, скошенный очередью Минца. Не повезло… вообще-то по плану спрятавшийся между камней на склоне Леви должен был всего лишь обстрелять из "фольмера" броневик, чтобы отвлечь на себя внимание. Что кто-то после подрыва рискнет высунется из-под брони… такой идиотизм предвидеть сложно.

В кузове тоже началось шевеление. Кто-то выставил в амбразуру ствол карабина и принялся азартно палить — в противоположный склон, потому что целиться в Леви под таким углом он явно не мог, скорее всего, даже и не видел, откуда тот стреляет. Затем из люка высунулся еще один, в забавной шапке — эдакая помесь канотье с треуголкой. Этот попытался развернуть пулемет в сторону склона и опустить ствол, но получалось у него плохо — видимо, от взрыва что-то в турели перекосило. Собственно, я мог попробовать достать его уже сейчас, но решил подождать, пока он развернет все-таки щит и откроется полностью. Однако вышло иначе — гвардеец просто выдернул пулемет из креплений, опёр его на край щита… получил пулю в голову и свалился вниз. Затем из люка высунулась еще одна смешная шапка, но увидев, что пулемета на месте больше нет, спряталась, прежде чем я успел выстрелить. Стрелять в люк наугад я не рискнул — кроме гвардейцев, там где-то должен был сидеть еще и наш будущий друг, да и Ковбой уже почти дополз до машины.

Одну пулю истратить все же пришлось. Стрелявшего в белый свет гврадейца то ли все-таки сумел подранить Леви, то ли этот герой сам о что-то треснулся, но раздавшийся из кузова вопль услышал даже я, за две сотни метров от машины. Карабин вывалился наружу, а парой секунд позже из двери в корме выпал сам стрелок… и бросился бежать, продолжая вопить, размахивая левой рукой, словно пропеллером и при этом еще и петляя, как заяц… хотя нет, бегущего зайца подстрелить куда сложнее.

А затем Ковбой запрыгнул на подножку, взвился на крышу, свесился в люк, слитно, почти без паузы треснуло несколько револьверных выстрелов — и на этом бой закончился.

Когда я подошел, из-под "жалюзи", прикрывавших решетку радиатора, уже начало вяло тянуть дымком. Похоже, при подрыве там что-то здорово коротнуло… а в современных машинах пусть и нет бензина, но вот обходиться без масла их пока не научили. Ну и вообще морду ему перекосило знатно, вот уж не думал, что пара динамитных шашек может натворить такое. Ковбой, конечно, у нас мастер по части направленных взрывов, но все равно… один бронелист с капота вообще сорвало, второй полуоторванный болтался на паре заклепок. Кто-то конкретно схалтурил при сборке… или даже сознательно саботажничал, облегчая работу собратьям по борьбе, здесь среди работяг каждый второй если не троцкист, значит анархист. При том, что изначальная ходовая по большей части осталась на месте, даже колеса удержались, просто встали враскоряку.

Леви уже был тут, сидел на корточках возле шофера. Издалека мне показалось, что Минц просто решил обыскать убитого, но подойдя ближе, понял — он просто смотрит. Погибший оказался очень молод, лет восемнадцать-девятнадцать, не больше и… рыжий. Нетипично для испанца, хотя как раз среди басков чаще попадаются и рыжие и блондины. У этого еще и шоферская крутка была из рыжей кожи.

— О чем задумался?

— О разном, — Леви выпрямился, отряхнул руки, — просто, когда походил… в какой-то миг показалось, что это я тут лежу. Вот же глупость, а… — он глянул на меня, ожидая ответа, но я промолчал. Мне вспомнился наш проводник Никаноров, "дед Никанорыч" как мы его называли — со своей любимой самокруткой из газетного листа и старой, почти как он сам, берданкой. "Каждый раз как убиваешь другого человека", сказал он однажды мне, "убиваешь и частицу самого себя".

Тогда я возразил, что мы убиваем врагов революции. Сейчас… не знаю, что бы сказал.