Оружейник

Глава 23

— Добрый вечер, синьор…

Командир патруля был еще молод, несмотря на внушительные габариты — ростом он был повыше меня, а шириной плеч мог, пожалуй, с Князем померяться. Но вот лицо настолько детское, что я даже заподозрил: усики он себе чем-то подрисовал, чтобы хоть за их счет выглядеть чуть постарше. Наверное, в ночное дежурство его более старшие коллеги как раз и выпинали, набираться опыта и ума-разума.

К сожалению, как раз рост в данном случае играл против нас — будь он пониже, стоял бы в луче фар. А это не очень приятно для глаз, особенно когда зрачки уже подстроились к южной ночи с парой тусклых фонарей. Собственно, поэтому я и вылез из машины ему навстречу. Разговаривать, сидя за рулем было бы куда проще, а уж стрелять… просто приподнял ствол и жмешь на спуск. Но тогда бы он получил возможность разглядеть меня, а не смутный силуэт на ярком фоне.

— Any problem, officer?[1] — От волнения это прозвучало скорее в американской манере, чем в британской. Впрочем навряд ли этот юнец сможет уловить разницу. Будь у него хорошее образование, не стоял бы сейчас посреди дороги.

— Nada especial, signor. Chequeo de rutina.[2]

— Uh… listen, officer, my Spanish isn't very good… I'm in a hurry… it's late…[3]

Как и ожидалось, под напором английских слов паренек стушевался и даже оглянулся в сторону скучавших у будки троицы своих подчиненных.

— Pedro, ¿alguien sabe inglés?

– ¡En absoluto, teniente signor! — отозвался один из них, торопливо затаптывая сигарету. Мне он чем-то напомнил Кота, лежащего сейчас в немецкой больничке… не лицом и даже не фигурой, а, скорее, голосом и движениями, эдакая опасная расхлябанность. Может и не случайно, до Марселя тут не так уж далеко, а рыбаки не всегда одними дарами моря пробавляются.

– ¡Oh, mierda![4]

— So can I go, officer?[5]

— Please wait mister. We… ¿Qué demonios se supone que tengo que decir?[6]

Я пожал плечами, изобразил как можно более дружелюбную улыбку.

— I live at the Continental Hotel! My friends are going home. Very fast. Then I will return to the hotel.[7]

Все это я проносил, старательно выговаривая каждой слово и еще помогая себе жестами. Почему-то многие люди уверены, будто таким способом можно донести смысл произносимого на непонятном языке. В реальности оно нихрена так не работает, в лучшем случае вас просто поймут неправильно. А кое-где и пристрелить могут: чего, мол, этот белый руками так машет, может, порчу наводит, они же колдуны через одного…

— Отель "Континентал"? — похоже, испанец просто повторил единственную знакомую ему фразу из моей речи. Что не помешало мне изобразить буйную радость от появления в беседе хоть какого-то взаимопонимания.

— Yes, exactly, Hotel Continental — выудив из кармана пиджака пару визиток отеля, я торжественно вручил их остолбеневшему офицерику и, сочтя на этом свою миссию законченной, развернулся к машине.

Как раз вовремя, чтобы увидеть, как давешний тип, напомнивший Кота, уже стоит рядом с машиной — когда только мимо просочился — и сует рыло в стекло задней правой двери.

— Signor teniente, usted… — и тут за лобовым мелькнула неяркая вспышка, словно кто-то хлопушку рождественскую в салоне бахнул.

— Твою ж…

Будь этот лейтенант самую малость поумнее или проворнее, все могло бы обернуться… неважно. Я-то уже повернулся к нему спиной и, откровенно говоря, почти поверил, что все обошлось. А этому юному бычку достаточно было бы врезать мне по затылку кулачищем, пока я тяну пистолет из-за ремня и разворачиваюсь.

Зато упрямства и живучести ему было не занимать. Две пули в правую сторону груди, затем я на пару с выскочившим зачем-то Князем расстрелял двух оставшихся у будки — а когда вновь обратил внимание на лейтенанта, он не только продолжал стоять, но и кобуру лапал. И даже получив третью пулю, лишь вздрогнул.

— Три пули в грудь, а мы идем… — пробормотал я. В "старе" оставался еще один патрон, только стрелять я не стал.

Что-то во всем этом было похоже на так любимую испанцами корриду. Когда бык, уже получивший смертельную рану, но еще не осознавший этого, стоит, качаясь, перед матадором — а потом все же заваливается набок. Ничего такого, чем стоило бы гордиться. Просто еще одна дурацкая и ненужная смерть.

— Какого хрена ты выстрелила в него?!

— Да я… он же…

— Заткнись, истеричка французская! — за этой фразой последовал хлесткий звук, от которого меня передернуло, прежде чем понял: это всего лишь пощечина. А потом Тереса добавила еще пару слов на испанском, интуитивно понятных без перевода.

— Ах ты…

— Так, заткнулись обе! Живо!

Князюшка, что называется, спохватился. Хотя лично у меня даже особой злости на Женевьеву не было, больше жалость. Ну, сдали у девчонки нервы, бывает. При такой нагрузке даже у бывалых мужиков порой крыша едет в разных странных направлениях.

Пока в машине переругивались, я присел и попытался разглядеть гильзы от своего "стара". С остальным-то было просто. У Их Сиятельства револьвер, от первого выстрела гильза в машине и осталась, а пуля вообще улетела к черту на рога. Но вот мои гильзы… вообще пистолет их кидал довольно кучно, но по булыжной мостовой… три штуки в освещенном фарами пятне валялись, а остальные разлетелись незнамо куда. Жаль, я-то уже начал понемногу к этому "стару" привыкать, да и другого похожего под рукой нет. Кольт-покет все-таки больше для скрытого ношения и стрельбы в упор. А если до цели метров пять-семь, тут мне желателен кто-то из семейства 1911 побольше. И калибром и размерами.

С другой стороны, предохранитель на затворе этой модели вызывал у меня неприязнь на органическом уровне. Творение Джона Мозеса Браунинга, это эстетически законченный шедевр, лезть в него грязными шаловливыми ручонками совершенно не…

— Леви, назад в машину!

Ушлый сын еврейского народа хоть и не принял участие в перестрелке — банально потому, что был зажат в центре заднего сиденья — сейчас выбрался из автомобиля и вознамерился заняться своим вторым, после стрельбы, любимым делом. Причем начал ворочать первым застреленного у машины, не обращая внимания, что у того снесло макушку, разбрызгав содержимое черепа до края моста.

Услышав мой окрик, он подчинился, но с таким обиженным видом, словно у него леденец отобрали. Пришлось кое-что пояснить…

— Не тот случай, рядовой Минц… — сев за руль, я сдал немного назад, чтобы объехать убитого лейтенанта. Место хватало, но впритык. Ладно еще, за все это время других авто не объявилось и просто не прибежал никто. Хотя может просто и не обратили внимание, на железной дороге даже ночью разных громких звуков хватает.

— …сбор трофеев дело святое, но не в этот раз. Ибо нас тут не было настолько категорически, что дальше просто не бывает. Verstehst du mich?![8]

Сам не знаю, чего я перешел на немецкий… привык, наверное, что команды звучат именно на нём. Впрочем, Леви меня прекрасно понял. Даже ответить что — то попытался на "местечковым немецком", но мне уже было не до него — мы въехали в жилой район и теперь надо было как можно быстрее сориентироваться. С нашим "везением" хватило бы и на второй патруль нарваться, а то и чего похуже.

***

— Вставай, лежебока!

— А?!

На самом деле я уже проснулся, но, как это иногда бывает — не до конца. Зыбкое пограничное состояние между сном и явью, когда вроде бы и открыл глаза, но стоит опустить голову на подушку, сразу провалишься обратно в забытье. Плюс к тому Тереса вчера уснула почти мгновенно, а я какое-то время промаялся без сна — комната над нами досталась Их Сиятельству, точнее Князю с Женевьевой и эти голубки… ладно бы просто любили друг друга, так они взялись ругаться, причем на русском, то повышая голос, то переходя на шёпот. В обычном состоянии мне на их сложные личные отношения было глубоко начхать, но как раз этой ночью взбудораженный мозг все пытался сложить отдельные долетавшие сквозь потолок слова в нечто разумное, а в результате я никак не мог нормально заснуть…

— Сколько время, женщина?!

— Твои часы на подоконнике, посмотри сам, — фыркнула Тереса. — А я пройдусь до базарчика, мимо которого вчера днем проезжали. На кухне пусто, в шкафчике… как ты говорил? мышь с голоду убилась?!

— Повесилась. А может сначала… — я попытался схватить её за руку, но девушка, хохоча, легко уклонилась и выскользнула за дверь, показав мне язык напоследок.

— Ладно-ладно…

Вставать уже действительно было нужно — хоть и не хотелось. На дворе уже не утро, а день в разгаре, судя по лучам солнца, наискось перечеркнувшим комнату. Эдакие величественные пизанские башни, наполненные тучей золотистых искорок. Пожалуй, пыль — это единственное, чего в этом доме имелось в избытке. А, еще картины на стенах, но вряд ли эта потемневшая от времени мазня представляла собой хоть какую-то ценность, иначе давно бы сняли, да продали.

К этому без пяти минут памятнику архитектуры как нельзя лучше подходила фраза: "осколок былого величия". Когда-то — по моим прикидкам, где-то в первой четвертиXIX века — он строился как загородный особняк аристократа или просто разбогатевшего на торговле с колониями купца. Но с тех пор строение явно сменило не одного владельца. Причем денег у них было все меньше и меньше, соответственно и дом ветшал, хирел и превращался в привидение самого себя. Где-то лет пять назад, после очередной смены хозяина, его на скорую руку подлатали, но это было подрумянивание усопшего, а не полноценная реанимация. Зимой я бы здесь остановиться не рискнул, даже в местном относительно теплом климате сырость и сквозняки мигом заставят соплями увешаться. Но пока даже ночью не было настолько холодно, чтобы одеяло не спасло. А вот заросший участок, каретный сарай с грудой ржавых железяк и вообще тот факт, что домик находился "на отшибе", в нынешних обстоятельствах меня более чем устраивал. Вода, правда, лишь в колодце, а как её греть, совсем не понятно. Но электричество имеется, значит, что-нибудь сообразим…

Одежда была сложена, вернее, брошена кучей на стул в углу. Только пиджак отчего-то валялся на полу. Подняв, я отряхнул его, аккуратно повесил на спинку стула, а поверх пристроил рубашку. Заглянул в зеркало справа от окна… м-да, лучше бы не смотрел. Новые белые "оксфорды" видны не были, легкие хлопковые брюки тоже — в пыльном стекле маячило нечто сонно-мятое, с подтяжками поверх грязной майки. Да уж, Ковбой после недельного запоя иной раз посвежее выглядел. Ладно хоть в парикмахерской был вчера утром, так что теперь наличествовала лишь легкая благородная небритость, а не кабанья щетина.

Впрочем, если подумать, тут все свои, вид подтяжек никого не шокирует.

Все же я честно попытался вспомнить, где последний раз видел трофейный несессер. Мои собственные мыльно-рыльные принадлежности остались в партизанском лагере, но в самолете нашелся вполне приличный набор, даже бритва не хуже золингеновской. Надо будет у Князя спросить…

По крайней мере, сигареты и зажигалку искать не пришлось, они лежали на подоконнике вместе с часами. Я попытался распахнуть окно, но проиграл сражение намертво приржавевшему шпингалету и решил выйти на веранду. Похоже, кто-то из наших предшественников любил проводить время именно здесь — плетеное из лозы кресло-качалка и столик были явно новее прочей мебели. Даже когда я сел, скрипа почти не было…

— Наслаждаешься идиллией?

Князь выглядел на удивление бодро, словно их с Женевьевой вчерашний заполночный спор мне приснился. Пока я придумывал достойный ответ, он уже выпрыгнул на лужайку перед особняком и принялся махать руками, нагибаться и совершать прочие гимнастические телодвижения. А ведь раньше Их Сиятельство в особой приверженности утренней зарядке и вообще раннему подъему не замечался. Вот в кабаке до утра погудеть, это бывало. Удивительные все же вещи иногда делает с мужчиной женщина. Почти как пуля.

Мне же хотелось делать именно то, что сейчас — ровно ничего. После череды дней безумной гонки, когда и оглянуться некогда: лай собак совсем близко, их жаркое дыханье волосками на заднице чувствуешь и сам рвешь жилы из последних сил и дальше… этот старый дом на меня подействовал как тростниковая патока на пчелу. Отличное место, чтобы затаиться, залечь на дно, переждать всяческую суету и беготню, а затем спокойно, не торопясь, выстроить путь отхода. Кое-какие идеи на этот счет у меня были, да и Тереса собиралась выйти на местных товарищей… что-то да выстрелит. Но ближайшие дня три, а лучше четыре-пять мы здесь встанем на мертвый якорь. Отсыпаться, отъедаться и так далее. Нервы, опять же привести в порядок, чтобы не было как вчера с Женевьевой…

Когда-то давным-давно, в детстве, я вообще не понимал, как такое возможно — изо дня в день садиться в одно и то же кресло, раскуривать сигару или трубку… как?! Когда вокруг яркий, полный чудес и совершенно неисследованный мир, стоит лишь делать шаг за калитку и ты сам себе Колумб, Магеллан и Ливингстон. И только когда тебя самого по этому миру вдоволь потаскает, с размаху швыряя мордой в грязь самых экзотических мест, начинаешь осознавать, что такое вот уютное кресло — далеко не самое плохое времяпровождение. Особенно если рядом будет кружка с холодным пивом и чтобы граморадио чего-то рядом наигрывало, а то…

Отложив недокуренную сигарету, я закрыл глаза и прислушался. Звук снова повторился — далекий, нечеткий, но вполне узнаваемый треск винтовочного выстрела. И еще раз… а вот чуть громче, это уже слитный залп как бы не десятка стволов.

Да какого чёрта?!

Забавно, но первый порыв был — схватить "фольмер" и бежать за Тересой. Я даже пробежал треть пути к сараю, прежде чем осознал, какую глупость собираюсь делать. Посмотрел на небо — авиации особо видно не было, лишь над морем виднелись какие-то белые точки, но это запросто могли быть и чайки, здесь они здоровые.

— Князь, ты ничего не слышишь?

Их Сиятельство прекратил свои любовные танцы и, нелепо застыв на одной ноге, прислушался. Как назло, как раз в этот момент пальба затихла.

— Ветер слышу. Прибой вроде…

Я только безнадежно махнул рукой. Дело было… присел, называется, в качалку отдохнуть.

Тут за спиной громко хлопнула калитка, холодно кольнув в груди слева — спустился безоружным, дурак эдакий. Но испуг был мимолетным, эти быстрые легкие шаги я уже научился отличать на слух. И…

— Ты что, марафон пробежала?

Тереса только мотнула головой, взметнув свой черный водопад — сказать что-то ей не хватило дыханья. Она и стояла с трудом, уперев руки в колени.

— Может, воды принести? — теперь уж даже Князь сообразил, что происходит что-то из ряда вон.

— К черту! — с хрипом выдохнула Тереса. — В городе восстание! Революция!

***

За несколько утренних часов Барселона преобразилась. Нет, конечно, с высоты это выглядело как и раньше, планировку городских кварталов с такой скоростью меняет лишь массированный артобстрел или бомбежка. Но вот внизу, на улицах, контраст был разительный. Все магазины, кафе и прочие лавки вплоть до самых крохотных были закрыты, металлические жалюзи опущены до земли, а улицы то и дело перегораживали баррикады, кое-где уже в рост человека. С материалом для их строительства проблем не было. Улицы Барселоны были вымощены булыжником, уложенным на щебень, милое дело — из булыганов строишь основание баррикады, а сверху мешки со щебенкой, пара часов работы и готово вполне приличное укрепление, которое и не поджечь с ходу и огонь легкого стрелкового вполне держит. Про такое и сказать не стыдно: "я дрался на баррикадах". Я вот тоже дрался, но то позорище из мебели да двух перевернутых телег даже вспоминать лишний раз неохота.

С флагами, лозунгами, а также прочим революционным украшательством у восставших тоже был полный порядок — размахивали красными флагами, местными каталонскими, классическими анархистскими "бандера неро" и черно-красными, с буквами FAI. Чего им явно не хватало, так это вооружения — с винтовками хорошо если бы каждый второй, пулеметов за все время пути я пока увидел только две штуки — и порядка с дисциплиной. В некоторых местах эти олухи перегородили улицу полностью, не оставив места для проезда. Но большую часть баррикад проехать получалось, на чистом везении. Плюс, конечно, рабочие комбинезоны Рохаса, горячность Тересы и наличие в машине настоящего раненого — не знаю, что сыграло большую роль.

Вообще армейский кордон при наличии правильных документов и знании некоторых ритуалов пройти довольно легко — если, конечно, они вообще пропускают хоть кого-то. Сложнее с полицией, эти обычно более подозрительные и любят задавать всякие вопросы. А такие вот "стихийно выдвинутые вожаки" плевать хотели на документы, они руководствуются своим "пролетарским чутьем". То есть запросто могут прислонить человека к ближайшей стенке потому что им запах одеколона не понравился.

Пока нам везло, легенда про экспроприированную у буржуев машину для доставки в госпиталь раненого товарища работала лучше любого мандата. Которые в этом анархическом бардаке и непонятно кто мог бы выписать. Впрочем, какой-то "штаб" у восставших все же имелся и мы к нему даже приближались. Как и к линии боевого соприкосновения, что радовало значительно меньше.

Наконец с очередной сплошной баррикады нас — после нескольких минут переругивания — развернули к площади, рядом с которой располагался монастырь бенедекцинцев. Он же госпиталь, к воротам которого тянулась струйка раненых. Приемом у входа распоряжались двое: приземистый дядька с охотничьей двустволкой и красной повязкой на предплечье и высокий худощавый монах. Последний при виде "несвежего" пациента удивленно вздернул бровь, но промолчал, позволив еще одной паре — тоже монах и рабочий, только уже без ружья — уложить раненого на носилки. Тереса, шепнув "ждите меня здесь", проскользнула внутрь, а мы с Князем отошли к машине и не сговариваясь, потянулись за сигаретами.

Само собой, на запах табачка тут же подтянулись еще желающие — двое бородатых "санитаров" с пустыми носилками, уже "сдавшие" свой груз и паренек с наскоро перевязанным плечом, решивший перекурить напоследок.

— Как обстановка-то?!

Старший из бородачей, зацапав сразу две сигареты из пачки, отделался невнятным "постреливают". Зато его напарник оказался более словоохотливым, хотя и знал немногим больше. По его словам, основная война шла вдоль Рамблас, разделившей контролируемые анархистами рабочие кварталы и Старый город, где засели "проклятые контрреволюционеры", то есть успевшие сбежать полицейские и какая-то сборная солянка из гвардейцев и военных.

Дождавшись, пока испанцы докурят и уйдут, я вкратце пересказал новости выбравшемуся из машины Минцу. Из нас четверых он имел самый "героический" вид — изображал контуженного с забинтованной головой. Сквозь повязку проступали вполне натурального вида пятна, целый пузырек мериолата на них извели. Вдобавок, у него единственного был пистолет-пулемет — остальные "фольмеры" мы прикопали в сарае, вместе с моей швейцарской винтовкой и патронным ящиком.

— И что дальше?

— Хороший вопрос…

Тут где-то совсем рядом, на соседней улице бешено захлопали выстрелы и мы, не сговариваясь, спрятались за машину. Не лучшее укрытие, на дистанциях городского боя её будет шить насквозь, но всяко лучше, чем просто маячить под пулями. Впрочем, перестрелка затихла так же внезапно, как и вспыхнула.

— Нам нужно, — я осторожно выглянул из-за машины и убедился, что до площади бой так и не докатился, — пункт "а", хоть как-то легализоваться у этих ребят и пункт "б", получить доступ к радиостанции, чтобы выйти на связь с "Доброй тетей" и свалить из этого бедлама. И побыстрее, потому что как только власти хоть немного протрезвеют, тут станет очень жарко. Причем небо перекроют в первую очередь.

— Вряд ли это будет быстро, — возразил Князь. — Это же испанцы. У них что не делается, все "маньяна", которое никогда не наступает.

— Угу. Только в Аспейтии нам на голову тоже свалились испанцы, не забыл?

Сам я все же надеялся, что пара дней у нас есть. Одно дело — поднять по тревоге десантную роту, а другое — когда вспыхивает не самый маленький город. Хотя небо закрыть они могут быстро, но и тут есть варианты…

[1] (англ.) Какие-то проблемы, сеньор офицер?!

[2] (исп) Ничего особенного, синьор. Обычная проверка.

[3] (англ) Эээ… слушайте, офицер, я не очень хорошо говорю по-испански… Я тороплюсь… уже поздно…

[4](исп) — Педро, кто-то знает английский?

— Никак нет, синьор лейтенант!

— Вот дерьмо!

[5] (англ) Я могу ехать, офицер?

[6] (англ) Подождите пожалуйста, мистер… (исп) какого чёрта я должен ему сказать?

[7] (англ) Я живу в отеле «Континентал»! Мои друзья едут домой. Очень быстро. Потом я вернусь в отель.

[8] (нем) Понимаешь меня?