Оружейник

Глава 19

Транспортник все же оказался урожденным итальянцем. "Савойя-марчетти", изначально пассажирская машинка на 8-10 мест, но за счет снятия кресел испанцы смогли утрамбовать в него отделение пехоты со всем положенным барахлом. Надписи на приборах в кабине тоже были на испанском, шкалы метрические… в общем, ничего сложного. Все же современные самолеты, хвала Тесле, достаточно просты и надежны — если научился кое-как справляться с тушей "Доброй тети", то более легкая машина уже не пугает.

Подключив генератор, я дал напряжение на движки, вывел их на четверть взлетной мощности — машина ощутимо качнулась, — и прислушался…

Техника умеет говорить, надо лишь суметь услышать. Мастеру было достаточно лишь пару раз щелкнуть затвором, чтобы сказать, когда и что сломается. Именно так — не сломано, а сломается в будущем, через сто, триста, тысячу выстрелов. Он умел разговорить оружейную сталь, все эти напряжения в металле, места повышенного износа и прочее для него выглядело как пациент, зашедший поведать доктору о своих многочисленных болячках.

Конечно, я так не умею — и вряд ли когда-нибудь научусь. Но с электромоторами в этом смысле проще.

— На правом крыле проблемы?

— У второго двигателя на днях сгорела обмотка, — неохотно сказал старший летун, — техники обещали заменить, но пока не сделали.

— Вы ведь не из «этих», — неожиданно произнес лейтенант, — верно, синьор?

— Допустим…

— Если вы сейчас улетите с нами, мы можем гарантировать вам…

— Помолчи, Фернандо, — перебил его старший. — Не говори ерунды…

— Но…

— Во-первых, мы ничего не можем гарантировать и синьор…

— Кристобаль, — подсказал я. У меня действительно имелся при себе паспорт на имя Кристобаля Маркеса, гражданина республики Перу, все подписи и печати подлинные. У одного из наших тамошних покупателей немного не хватило наличности рассчитаться за очередную партию винтовок, а вот бланки паспортов имелись. Само собой, английский или французский паспорт вызывает куда больше уважения, но случись что, достать новые куда труднее и дороже, а этот — не жалко.

— …Кристобаль это прекрасно понимает. Во-вторых, это бессмысленно.

— Приятно иметь дело с умным человеком, — прокомментировал я. — Предлагать мне подобное действительно бессмысленно, хотя должен сразу оговорить, лично против вас я ничего не имею. It's just business, как говорят за океаном.

Пояснять, что эту фразу придумал бугалтер мобстеров Отто Берман, я не стал.

— Собственно, вы мне не очень-то и нужны. Мне нужны полетные карты и рабочие частоты. Для успокоения вашей совести, — я чуть усмехнулся, — замечу, что получить все это можно и без вашего участия. Карты у вас в планшетах, уничтожить их вы не успели. Понять, на каких частотах ведутся переговоры, это пять, ну десять минут кручения верньеров у рации. Другое дело, что мне эти десять минут совершенно не лишние… а вам, синьоры, хочется жить. Не так ли?

Жить им действительно хотелось, так что десять минут я нам сэкономил. После чего вывел наружу и показал, какая улочка ведет к станции.

— Полагаю, синьоры, ваши приятели постараются взять вокзал как можно раньше. Хотя наименее опасным способом выжить, — добавил я, — сейчас для вас было бы отсидеться в каком-нибудь подвале. Вы ценные специалисты, рисковать жизнью в пехотном бою совершенно не ваша задача.

— То есть, — младший, похоже, никак не мог поверить мне, — вы нас просто так… отпускаете?

Я кивнул и, приложив ладони ко рту, проорал: «¡No dispares, los dejamos ir![1]» для верности повторив еще и на французском.

Пошли они вначале неуверенно, оглядываясь и явно каждую секунду ожидая подвоха. Ну да, «расстрел под видом попытки к бегству» одна из любимых подлых шуточек всяких парамилитарес. Я усмехнулся, взялся за край люка… и тут грохнули выстрелы, один и почти сразу за ним — второй!

Да какого хрена!

Кровь вскипела — это не всегда фигуральное выражение. Сейчас мне адреналина или чего там выделяется плеснуло так, что будь в руках пистолет-пулемет — положил бы всех троих одной очередью.

И главное, этот придурок еще и улыбался!

– ¿Por qué diablos disparaste?[2]

Этот придурок продолжал дебильно улыбаться. Ответил мне стоявший рядом Хосе-Лопес, тот самый, с которого содрали пиджак для Леви перед боем.

— Он вас не слышит, камерадо комиссар. Алонсо и так глуховат, а сегодня утром у него еще и стрельнули рядом, так что из ушей кровь текла. Вот он и пальнул, когда они побежали…

— А ты сам какого хрена стрелял?

— Ну так… Алонсо стрельнул, я решил, значит, так надо….

Все это было произнесено с такой характерной крестьянской основательной рассудительностью, что стало совершенно ясно: орать, ругаться и вообще выплескивать эмоции на этих двоих совершенно бесполезно. Ровно с тем же успехом стоит лупить кулаком бетонную стену, о которую расшиб колено. Можно только их пристрелить. Но и тогда умрут они, так и не осознав, что совершили. Да и третий такой же, он просто из-за ранения винтовку поднять не смог.

— Оружие соберите с убитых и в самолет, — устало приказал я. — Князь… проследи, чтобы они пулемет не угробили в процессе.

Странная штука — с утра здесь уже погибло несколько сотен человек, а сколько еще не увидит заката, знают разве что ангелы на небесах, да черти в аду. Но почему-то смерть этих двух меня задела. Очень уж глупо получилось, попытался уменьшить счет от мясника, а не вышло. Князь бы из этого наверняка развел сентиментальную философию на вечер с парой бутылок вина, слезами и соплями. Меня хватило на полторы минуты, пока я шел до места, где мы перед боем оставили Тересу — на одной из боковых улочек, у стены. До атаки она так и не пришла в себя, а так… даже наткнись на неё первыми легионеры, вряд ли кто-то с ходу опознает в ней партизанку. Просто лежит раненая женщина, y es todo[3]. Когда город обстреливают и бомбят, случается всякое дерьмо…

— Ты как?

— Хреново, по правде говоря.

Тереса уже очнулась, но пока что её хватило лишь приподняться, опираясь на локоть — и то на пределе сил.

— Что за хрень со мной приключилась?!

— Штурмовик пустил ракету…

— Помню. Еще успела подумать, что эта долбанная хрень летит прямо в меня. А потом — бац! и все, как свечу задуло. Сейчас открываю глаза, вижу облака… ну, думаю, неужели попы насчет рая не наврали. И тела не чувствую совсем…

— Так бывает после контузии.

— Ну тебе виднее… меня так еще не прикладывало. Сейчас-то болит все и везде. А знаешь, — неожиданно добавила она, — я почти сразу о тебе подумала. Что могло взрывом обоих накрыть, а раз так и в раю вместе окажемся.

— На это надежды мало. Таким как я, в рай путь заказан.

— Чушь! — Тереса, уцепившись за меня, попыталась встать, но тут же ойкнула и упала обратно на расстеленное прямо на мостовой одеяло, я едва успел придержать её. — Чушь это, слышишь, Мартин! Я в Бога не верю, но если он есть, ему наверняка плевать на все наши дрязги, склоки… он примет всех своих детей, даже самых заблудших. Выпить есть чего?

— Сейчас раздобуду, — пообещал я, выпрямляясь. У меня при себе имелась фляжка с кальвадосом, но за одну идею дать крепкий алкоголь человеку, мозги которого только что встряхнуло ударной волной, Косторез приколотит меня к днищу "Доброй тети". Самыми ржавыми гвоздями, какие только сможет найти.

Как назло, у легионеров из пулеметного расчета фляги посекло гранатой, кроме командирской, в которой была не вода, а что-то вроде разбавленного красного полусладкого. Вода отыскалась лишь в самолете, полканистры, слегка отдающей металлом, но вполне пригодной для питья. На мой вкус пригодной — когда я попытался напоить Тересу, она после первых же глотков закашлялась, а потом её обильно стошнило.

— Твою ж мать…

— Полегчало?

— Если бы… дай эту дрянь, хоть рот прополоскаю… чего ты так смотришь?! Я совсем на Святую Смерть похожа?!

У мексиканцев, как я смутно помнил, наличествуют какие-то особое специфичные воззрения на смерть и мертвецов. Включая отдельный культ для скелета с косой, на который очень косо смотрит официальная католическая церковь, празднование Дня Мертвых и прочие вещи. И да, в своем нынешнем виде Тереса запросто могла стать на этом празднике примадонной или кто у них там главный, без всякого дополнительного грима. Но…

— Ты очень красивая женщина, товарищ Тереса Гарза, — сказал я. — Даже сейчас.

— Люблю слушать, как ты красиво врешь, товарищ Мартин. Помоги встать… черт, да я не…

В этот раз нести её на руках почему-то было тяжелее. Хотя брыкаться она почти не пыталась — наоборот, обняла меня за шею и прижалась к плечу.

— Карабин жалко…

— Что?! я даже не сразу сообразил о чем идет речь. — Ты про свой "тридцать-тридцать"?

— Да… я к нему привыкла уже…

— Найдем тебе новый, — пообещал я. — Это новую Тересу найти сложно, а стреляющее железо всегда найдется. Тем более, как раз в этом деле я профессионал.

— Да, оружейник ты хоть куда, я оценила. Обещаешь?

— Слово скаута.

К самолету мы подошли как раз в тот момент, когда испанцы под присмотром Князя пытались затащить внутрь "гочкис". Получалось неважно, потому что даже снять несчастный пулемет с треноги они то ли не догадались, то ли не решились. В другое время, наверное, я бы стал где-то в сторонке, в тени, да и закурил, любуясь их попытками впихнуть невпихуемое. Но сейчас у меня на руках была Тереса, да и Марко требовалось как можно скорее доставить к доктору. А главное, притихшая было перестрелка снова начала разгораться. Некоторые выстрелы звучали совсем близко, как бы не на соседних улицах.

Внутри самолета тоже был полный бардак — винтовки, как свои, так и трофейные, эти ухари просто кинули на пол, даром что над бортовыми скамейками были специальные крепления. Ладно хоть, они сначала занесли в хвостовую часть Марко и своего раненого, но… твою ж мать, они мою винтовку тоже просто и тупо бросили на пол, в общую свалку! Если окажется, что прицел сбит — всех троих забью прикладом в землю по макушку.

— Я смогу сидеть, — увидев, как меня перекосило, но не угадав причину, решительно сказала Тереса. — Мне уже лучше… чуть.

— Тебе не…

— Делай свою работу, Комиссар, вытаскивай нас из этой чертовой задницы. Или я не сяду, а встану и начну командовать! Я смогу, будь уверен.

— Я уверен.

Будь где-то рядом Ковбой, наверняка бы ляпнул что-то глубоко философское, типа: "нашу цивилизацию непременно погубит если не коммунизм, то эмансипация негров и женщин". В начале нашего знакомства я на такие шуточки даже велся, но потом научился отвечать в стиле доктора: "… самогоноварение, дорогой мой, не забудьте про самогоноварение!"

Все же я едва не грохнулся, пока усаживал Тересу. Привязал рядом "швейцарку", огляделся — и решил, что с бардаком на полу надо что-то делать. Если придется резко маневрировать в полете, эта хрень будет очень весело скакать по всему отсеку. Надо сказать Леви… куда он подевался, к слову? Обещал проследить за сумками, вот они, сложены у кабины и не просто кинуты, а надежно примотаны… а где он сам?

Впрочем, долго искать героя сегодняшнего боя не пришлось, я его заметил, едва выглянув из самолета. Минц сидел на корточках над телом командира пулеметного расчета и делал… что-то…

— Знаешь эту систему, Мартин?

"Эту" было в специальном цилиндрическом футляре из красноватой кожи, с откидной крышкой на отстегивающемся ремешке и втором ремне, сбоку, чтобы можно было подвесить на снаряжение. Удобно и надежно. Если не знать, сразу и не догадаешься, что этот футлярчик для ручной гранаты. Granada ofensiva Lafitte она же Petardo Thevenot, по происхождению — французская граната Великой Войны. В начинке двести грамм нитрамита, довольно убойная штука, итальянцы из "ардити" очень их любили. А вот испанский вариант мне до сегодняшнего дня не попадался.

— Ты чего, собрался мертвецов заминировать?

— Только командира ихнего.

— Забудь! — приказал я. Прозвучало резче, чем собирался, Леви сразу вскочил, удивленно глядя на меня.

— Во-первых, это граната ударного действия, с двойной блокировкой ударника. Так просто мину ты из неё не сделаешь. — Не совсем правда, будь здесь Ковбой, он бы плюнул от обиды. Но Ковбоя с нами не было, а лично мне здесь и сейчас возиться с гранатой совершенно не хотелось.

— А во-вторых, что куда более важно, — я понизил тон, хотя испанцы были в десяти шагах и вообще им было не до нас, они по-прежнему пытались пропихнуть внутрь пулемет вместе с треногой, — ты не в Палестине. Нам никто не платит за убитых испанцев, на какой бы стороне они не дрались. Это вообще не наша чертова война, Леви. Сработай план Буше как предполагалось, мы бы даже пальцем никого не тронули. Прилетели, выгрузили товар, получили деньги, убрались восвояси, все живы, все довольны — вот идеальная схема нашей работы. А если приходится бегать и стрелять, значит, что-то пошло глубоко не так.

***

— Все готовы? — я оглянулся в салон. — Держитесь… за что-нибудь.

На полной тяге «Савойя» ушла в небо как хороший лифт. Понятное дело, до спортивной авиетки нам все равно было далеко. Но по сравнению с «Доброй тетей» земля провалилась вниз очень быстро. Только что дома и церквушка были рядом, а вот они уже где-то под нами, маленькие и аккуратные. Уже на пяти сотнях метров людские творения в большинстве своем выглядят игрушечными, только вот для детской комнаты струек дыма многовато — на дороге, где была расстреляна колонна, до сих пор что-то догорает, да и в городе уже в нескольких местах занялось. А день сегодня отличный, солнечный, низкие пушистые облака это солнце не закрывают, их еще мало, так — дать пару минут передохнуть в тени, наша-то тень слишком уж маленькая…

…а вторая, приближающаяся слева — еще меньше!

Черт, надо было заранее настроить рацию, где же эта бумажка с частотами, черт-черт-черт….

— …гель, Фернандо, почему совершили взлет без команды?! Полковник подтверждает приказ о заперте на взлет, до конца операции транспортные самолеты должны оставаться внизу, быть готовыми к манерву группами. Борт "двадцать пять", Мигель, Фернандо, вы меня слышите?

Прежде чем ответить, я несколько раз потер о микрофон рукавом куртки. Не знаю, что услышали на штурмовике, но в наушниках звук получился довольно противный.

— … были обстреляны… хыр-хыр-хыр… повреждения… есть раненые… срочно…

Говорил я сквозь платок, надеясь, что в сочетании с искажениями самой рации, это сделает голос в достаточной степени неузнаваемым. Раньше, конечно, было еще проще — «морзянка» еще менее индивидуальна, чем голос, конкретный «почерк» человека на ключе могут распознать специалисты, но не такой же собрат-пилот в кабине.

— Мигель, это ты? Садись на западную окраину, раненых приказано доставлять на сборный пункт, для их эвакуации выделена машина Рамиреса. Мигель?!

— Нет, так мы коммунизм не построим, — пробормотал я, срывая наушники…

Если бы штурмовик подходил справа, все было совсем уныло. Но сближался он с левой стороны… а там была дверь… а напротив неё — пулемет. Так себе шансы, но лучше дырявый мизер, чем верный проигрыш. А еще на "савойе" был автопилот. Не очень далеко ушедший от первого "сперри", но удержать самолет на заданной высоте и скорости он умел. И это было хорошо, потому что за штурвал на борту могли держаться полтора человека — в том смысле, что Князь тоже смог бы лететь по прямой… и с вероятностью процентов так 50 % не разбиться в хлам при посадке. Забавно, что при этом на легких авиетках Их Сиятельство мог выкрутасничать до безумия, а вот большие машины не чувствовал.

Впрочем, о существовании автопилотов знали не все. Когда я высунулся из кабины, один из испанцев стал что-то бормотать креститься, пытаясь при этом отползти в хвост самолета. Да и Женевьева, кажется, побледнела — хотя она сидела на полу, рядом с Марко и там своих поводов для бледности хватало.

— Штурмовик на параллельном курсе. Продолжим лететь, через пару минут они нас заподозрят в нехорошем.

— Предлагаешь врезать по нему из трещотки? — с ходу поймал мою мысль Князь. — А выйдет ли? Он, конечно, больше от обстрела с земли защищен, а тут будет прямо в борт и в упор, но все равно… сколько мы успеем пострелять, прежде чем они очнутся? Кассету, две максимум. Думаешь, получится им кабину разворотить?

— Я не про кабину думал. Движки на крыле. Нам не нужно непременно их завалить, достаточно будет стреножить.

— А… — Их Сиятельство на миг задумался, потом кивнул, — да, может сработать.

— Минута у тебя на все, — сказал я.

Штурмовик был уже совсем рядом. Пятьдесят метров или даже меньше. Я сел обратно в кресло пилота, вернул ручное управление, чуть прибавил мощности и потянул штурвал на себя, чтобы иметь немного высоты в запасе. В брошенных наушниках что-то булькало и хрипело, вопросительные интонации уже сменились на требовательные… ничего, подождут.

— Готов! — донесся до меня выкрик Князя и миг спустя тоже эхом повторил Леви Минц. Он-то что, из "фольмера" палить собрался? При скорости за три сотни даже на такой дистанции все снесет ветром к чертям. Хотя… пусть постреляет.

Легкое движение штурвала — и "савойя", слегка накренившись, скользит в сторону штурмовика. Наушники затрещали особенно громко и гневно, но это было не важно. Важно, что им так быстро не отшатнуться, "болтон-пол" не умеет порхать, как бабочка, слишком уж много на него навешано.

— Давай!

Запоздало пришла мысль, что я тоже мог бы принять участие в пальбе — одна из створок в кабине открывалась на манер форточки. Потом за спиной лязгнула дверь и сразу же загрохотал пулемет. Их Сиятельство не подкачал — концевой тянущий двигатель первыми же пулями буквально разорвало, он полыхнул снопом искр и пропал, оставив лишь дыру с рваными краями. Но даже на этом крыле оставалось еще пять. Конечно, будь у нас настоящая авиационная скорострелка, с спецпатронами, мы бы с такой дистанции уже превратили "болтону" всю плоскость в дырявые лохмотья, но даже так…

По крайней мере, Князь успел расстрелять минимум одну кассету, прежде чем пилот штурмовика опомнился и, умело отработав элеронами, "провалился" вниз и под нас, выходя из сектора обстрела. Теперь все решали секунды… полная мощность на движки, скольжение на правое крыло… три, два, один, наклон в другую сторону… но их стрелок тоже был хорош, слишком хорош. Я увидел, как нити трассеров прошили воздух перед кабиной, а следом прозвучала характерно-торопливая серия ударов. Приборная доска буквально взорвалась, в кабине явственно запахло горелой проводкой, за моей спиной кто-то заорал — судя по голосу, один из испанцев, но это ничего не значило, когда в тебя прилетает две-три пули, можно и не успеть заорать. А там, за спиной, было слишком уж много людей, жизнь которых стала для меня очень ценной. Но переживать и даже просто думать об этом сейчас было некогда. Если накрылось управление, мы все покойники, парашюты были только на летчиков, да и эти два ранца нацепить никто не успеет, запаса высоты не хватит. Вот ведь влипли, а казалось — такая отличная идея, не ножками по земле, сквозь заслоны, а по воздуху, как белые люди…

Мне потребовалось, наверное, секунд пять, чтобы осознать: чудо все-таки случилось, несмотря на разнесенную пулями приборную панель управление сохранилось, транспортник по-прежнему отзывался на движения штурвала. Понятно, что как раз эти системы всячески защищают и резервируют на случай повреждений, но все равно — чудо.

А потом по самолету простучала вторая очередь.

[1] Не стрелять, мы их отпускаем!

[2] Какого дьявола ты стрелял?

[3] Вот и все.