Стук в дверь меня не разбудил — до настоящего сна не хватило минут двадцати — но довольно резко выдернул из полудремы. Я и раньше иной раз был не против поспать после обеда, а близкое знакомство со некоторыми жаркими странами эту привычку еще больше упрочило. Сиеста — святое дело, только вот…
Стук повторился.
— Что надо?
— Вас к телефону, мсье.
Телефон, сколько я помнил, был внизу. Пришлось накидывать пиджак и влезать в туфли. Может и зря — ближе к ночи тут начнут бродить самые экзотические типажи. Вчера вечером, к примеру, когда мы заселялись, по лестнице навстречу ссыпался непрерывно призывавший Мадонну итальянец, на котором из одежды были пышные усы и дырявые кальсоны. Но пока вечернее веселье не началось, надо хотя бы видимость приличий соблюдать.
— М-мартин!? — голос в трубке заплетался, вдобавок, фоном гремел и визжал джаз. Так что звонившего я не столько узнал, сколько вычислил.
— Князь?! Ты где?!
— З-здесь!
— А поточнее? — я спросил это настолько спокойным тоном, что даже сам удивился. Злости действительно не было, даже тени. Ну набрался Их Сиятельство, так это был исход вполне ожидаемый.
— Это кабаре, ик… нет, ресторан… эй, человек! Гарсон! Как вас звать?!
К счастью Князя, официант на его зов явился достаточно толковый. Он сообщил мне название кабака и адрес, посоветовал — "вы же на моторе, мсье, не так ли?" — оставить автомобиль внизу на бульваре и даже пообещал приглядеть за Князем на случай, если его спутники начнут буянить и их придется выкидывать на улицу. По моим прикидкам, буйная стадия у Их Сиятельства миновала поллитра назад, но во-первых, возможны кратковременные рецидивы, а во-вторых, кто знает, с кем он там бухает…
Лишь положив трубку, я сообразил, что вопрос можно было решить еще проще — договориться, чтобы Князя погрузили в такси с оплатой по факту доставки. Но теперь уже делать нечего, придется ехать. Удовольствие так себе, город я знаю не очень, особенно как водитель. Моника в некоторых вопросах бывает прижимиста, как немка: "Chéri, давай не поедем в этот раз в ресторан, у меня так мало времени… лучше зайдем еще в один магазинчик". И то верно, зачем шиковать с любовником на деньги, который он может истратить ей на подарки? Но вот что замечаешь даже пешеходом — автомобилей за последние несколько лет ощутимо прибавилось. Лошадей зато почти не видно…
Ехать до Монмартра от гостиницы в норме нужно было минут 20, по вечернему времени, с учетом нервно бибикающих водителей и пары лишних поворотов я уложился в час. И еще пять минут потратил, чтобы втиснуть "примастеллу" в узкий проулок между домами и не снести при этом штабель ящиков. Оставлять машину на самом бульваре Клиши, как советовал гарсон, не хотелось. Фраза "французы паркуются, ориентируясь по звуку" к пьяным относится вдвойне и не важно, сколько при этом свободного места. Теперь оставалось подняться наверх, отыскать нужный кабак и надеяться, что Их Сиятельство еще не утратил способность перебирать ногами. И так идти пришлось дольше, чем я думал. В какой-то момент я даже начал сомневаться, не запутался ли в каменном лабиринте, но тут совсем неподалеку знакомо взвыл саксофон. Еще через пару шагов стало понятно: идти можно и на запах, табачный дым из распахнутых дверей струился, как при неплохом пожаре. А внутри на него можно было спокойно шляпу вешать.
— К сожалению, месье, все столики сейчас заняты. — Гарсон возник из сизых клубов прямо как персонаж Бела Лугоши, бледности разве что не хватило для полноты образа. — Могу предложить лишь…
— Я не занять, а освободить. Здесь мой друг, он звонил примерно час назад, потом я говорил с одним из ваших, Анри, кажется…
— Анри Леру, месье. Это наш старший по залу сегодня. Прошу за мной…
Сначала я решил, что Князь просто спит сидя. Он это умеет, несколько раз демонстрировал даже во время полета, прямо в рубке отключался. Но нет… он просто глядел куда-то… даже не перед собой — взгляд был абсолютно расфокусирован. попытка потрясти за плечо привела лишь невнятному мычанию.
— Надеюсь, его собутыльники вам не требовались? — в отличие от своих подданных, Анри Леру был в белом костюме и даже с сигарой. Которую, впрочем, не курил, а жевал. — Мы их выкинули почти сразу после звонка, эти пьяные скоты начали приставать к людям за соседними столиками. К тому же, без них ваш друг стал вести себя значительно тише и спокойней.
— Вижу, — кивнул я. — И да, его приятелей можно было выкидывать хоть прямиком в ад, меня лишь эта заблудшая душа интересует. Сколько за него?
— Нисколько, — обрадовал меня Леру, — мы их заранее рассчитали.
Пару монет я все же сунул ему "за труды", после чего Анри с еще одним парнем умело выдернули Князя из-за стола, дотащили к выходу и, аккуратно прислонив к стене, пожелали мне счастливого пути.
Удивительно, но смена табачно-алкогольной атмосферы на улично-помоечную дала отрезвляющий эффект — уже через полсотни шагов Их Сиятельство начали вертеть головой и пытаться познать окружающий мир.
— А… где я?
— Лучше спроси "кто я?". Как там у вас говорят: "послал же Бог дурака на мою голову…"
— Н-но… — Князь попытался взмахнуть рукой, но почти сразу бессильно уронил её. — Ты это… не замай. Я вас всех… и тебя особенно… насквозь вижу…
— Серьезно? А Косторез все нудит: "давайте купим рентгеновский аппарат". Вот в следующий раз ты ему и скажешь…
— … ты внутри красный! — перебил меня Князь. — Прикинулся… Комиссар… мало мы вас…
Должно быть какой-то святой за нами в этот момент приглядывал. Потому что большую часть времени я смотрел под ноги, а тут как раз покосился вбок — и увидел, как Их Сиятельство тянет из кармана пиджака небольшой пистолет.
— Ах ты ж…
К счастью, сил в конечностях у Князя было примерно как связности в мыслях. Стоило мне вывернуться из-под его плеча, одновременно перехватывая ствол, как Их Сиятельствотут же упал пятой точкой на булыжник.
— Больно! — как-то совсем по детски всхлипнул он. — Ты мне палец сломал.
— Я тебе сейчас все ребра с челюстями пересчитаю! — пообещал я, оттягивая затвор. Так и есть, патрон дослан, а ведь у "томишека" самовзвод… хорошо хоть, спредохранителя не снял, скотина пьяная!
— А ты все равно уже мертвец! — неожиданно сменил тему Князь и пьяно хихикнул. — Как и я… и все мы. Делаем вид, что живем, дышим… пьем, по бабам шляемся… но внутри-то уже все давно сдохло, верно? То, главное, ради чего стоит жить… осталось у тебя, Комиссар? То-то же… а душу свою ты, небось, еще в семнадцатом Троцкому за красные шаровары продал.
Тут мне уже стало просто смешно. Парижская ночь, на склоне Монмартра пьяный русский и трезвый словак спорят о душе и смысле жизни.
— За кожанку, Князь, за хорошую кожаную куртку.
Мне такую куртку действительно выдали в Саратове. Подозреваю, по той банальной причине, что другого подходящего кандидата на столь малый размер не нашлось. И щеголял я в ней почти четыре месяца, пока не сменял на овчинный полушубок, отрез на портянки и полмешка муки. Хорошая была куртка… хотя наши нынешние, от Ирвина, мне нравятся больше.
У Их Сиятельства в голове опять что-то перемкнуло — он закрыл глаза и принялся тихо напевать песню… мелодичную, красивую и на совершенно незнакомом языке.
Кое-как мне удалось поднять его на ноги и мы продолжили путь к машине. Повезло, что идти надо было вниз. На холм бы я эту пьяную тушу точно бы не затащил. Да и так три раза пожалел, что поехал сам, а не попросил вызвать такси. Обидно, но лучшие мысли обычно приходят с большим опозданием.
До "примастеллы" оставалось метров сорок, когда мне показалось, что в промежутке между домами шевельнулись тени. Конечно, это могла быть просто игра луны с тучами, а может, кошка прыгнула — но по спине прошел неприятный холодок и я на всякий случай высвободил правую руку. Шаг, другой… вот еще одна тень в низко надвинутой кепке вышла из — за машины, а из-за спины донесся топот по булыжной мостовой. Лезть за "штайром" времени уже не было, тут я сглупил… осталось только снова уронить Князя и выдернуть из кармана отобранный у него "томишек". Первые две выстрела — по ногам стоявшего у машины, чуть выше ступни, чтобы расхотелось прыгать, — и разворот к набегавшей троице. Двое при виде пистолета уже начали резко тормозить, забавно суча ногами. А вот бежавший первым — с раскрытым ножом, — то ли не понял, то ли решил, что успеет наскочить. Шансы-то у него были… но пули все же оказались быстрее.
Набегавший бандит выронил нож, схватился за простреленное плечо, что-то прошипел, попятился назад… а затем развернулся и побежал следом за своими дружками. Стоявший у машины тоже испарился. Лишь несколько масляно-темных брызг на мостовой доказывали, что мне это не почудилось и я даже не промахнулся из чужого "жилетника".
— Свят-свят-свят…
По крайней мере, у Князя выброс адреналина снял изрядную часть опьянения. Он даже поднялся сам и почти не шатаясь.
— Чего они хотели?
— Нож продать, — фыркнул я, пиная упомянутый предмет носком ботинка. Ну да, местное поделие по мотивам испанской навахи, с колечком для пальца. Окажись тут Кот, он бы наверное, и мастера назвал и трех-четырех прошлых владельцев. У него подобных ножиков десятка полтора, с фронтовыми еще гравировками, "Mort aux boches" и тому подобное. Хотя эта железяка совсем убогая, скорее всего фабричная дешёвка…
— А ты их…
— Слегка продырявил.
В отличие от Их Сиятельства, я испугаться толком не успел, слишком быстро все случилось. А потом… обошлось и ладно, трупов нет… по крайней мере, тут нет. А если кто-то сумеет истечь кровью после двадцать пятого калибра… ну, бывает.
— Мартин… слушай, я тут нес всякого…
— Ne beri v golovu, Sasha! — я нарочно сказал это по-русски, хотя обычно мы даже оставаясь вдвоем, говорили на английском. — Давай, садись в машину.
Для меня вопрос в самом деле был закрыт, а точнее — даже и не вставал. Но вот Александра явно жгло чувство стыда: как же, облаял человека и тут он же от смерти спасает. Минут через пять он собрался с мыслями и снова начал извиняться, жарко и путано.
— Вы, русские, любите все усложнять, — прервал я поток его словоизлияний. — Смысл жизни, душа, высокие идеалы. Мы все хлебнули этого дерьма и сейчас мне плевать, кто ты и что думаешь про меня. Зато я точно знаю: в бою мы разделим последнюю флягу и последнюю обойму. И это единственное, что важно.
***
Полицейский чиновник страдал. Вообще мелких чинуш я не люблю особо. Именно в их тараканьей популяции вызревает большой процент клопов, упивающихся своей маленькой, но властью над простолюдином. Но конкретно этот magistratus ordinarius даже сумел вызвать некое смутное сочувствие. Сидишь себе в этом центре чулочно-носочной промышленности, новости о битвах социалистов с правыми узнаешь из парижских газет. На службе же главное — досидеть до обеда, а там бутылочка с парой коллег и остаток дня пролетает совсем незаметно. Вдруг в эту гармонию врывается какой-то сомнительного вида субъект в дешевом твидовом костюме поверх водолазки, видно, что в прекрасную Францию сбежал прямо из нью-йоркского зоосада, только что этикетки с долларами не забыл срезать — и выкладывает на стол бумажки. Очень плохие бумажки — выполнять не хочется, проигнорировать нельзя, а выработанное годами сидения попное чувство шепчет, что крайним при любом исходе сделают именно тебя.
— Я не совсем уверен, месье… — тут он сделал паузу, видимо, ожидая, что я назову свое имя и к его отсутствию в ордерах Буше можно будет хоть как-то придраться.
— Там все написано. А если у вас есть сомнения, вы же знаете, куда нужно звонить?
Сам я практически не сомневался: если чиновничек все же решиться позвонить в местное отделение Сюрте Женераль, ему либо сразу подтвердят мои полномочия, либо найдут способ связаться с Буше и по-быстрому проверить их. А еще я знал, что многочисленные французские около-полицейские структуры, доставшиеся Третьей республике в состоянии винегрета, любят взаимодействовать друг с другом, примерно как собаки с кошаками.
— Да-да, конечно…
Мысли нам пришли в голову схожие. Чиновник тоскливо посмотрел на телефон, однако браться за трубку не стал, а вместо этого стукнул по кнопке звонка на столе. И еще два раза, прежде чем в кабинет заглянул пухленький и розовощекий херувимчик из рекламы печенья, но в полицейской униформе. Очевидно, спешить здесь было не принято даже на сигналы от начальства.
— Привести сюда заключенную из камеры номер пять. И все её вещи. — Ударение на "все" было явно неспроста. Покажите мне полицию, где у заключенных ценности не испаряются самым загадочным образом в самые кратчайшие сроки. Если найдете таких ангелов, я тоже в кого-нибудь уверую, а пока… В Оклахома-сити, помню, рекорд составил семь с половиной минут. Ровно столько затратил примчавшийся к участку взмыленный адвокат, чтобы добиться освобождения клиента, но вот часы, большая часть денег из бумажника и золотые запонки успели пропасть, хотя арестованный был трезв. Ну, почти трезв. При массе больше чуть ста кило полбутылки "средства от простуды" с ног не валит, даже в паре с несколькими пропущенными ударами. А вот наоборот — очень даже, так это надо совсем без мозгов быть, чтобы задираться с боксером-тяжеловесом, пусть и четверо на одного. Нос, правда, Майку Финнегану в очередной раз сломали, но по сравнению с переломами рук, ног, ребер и вроде даже одним проломленным черепом — так себе утешеньице.
— Шеф, вы же сами говорили, что суд будет на сле…
— Выполнять! Немедленно! — Кабинетный сиделец нашел, куда выплеснуть накопившееся раздражение и хоть на миг ощутить себя Наполеоном под солнцем Аустерлица. В прямом смысле, выплеснул, брызги даже до меня долетели, а ведь стул в стороне от "линии огня", да и лампа частично закрывала. Херувимчика же из двери просто выдуло, уже через секунду я расслышал торопливый грохот ботинок по лестнице.
— Сейчас её приведут, — спустив пар, месье "почти Бонапарт" сдулся обратно в канцелярскую крысу. — Вы уверены, что вам не потребуется… гм, сопровождение? Конечно, это не закоренелая преступница… там с некоторыми, признаюсь, даже в одном кабинете как-то не по себе. Но все же речь идет о вооруженном ограблении банка… попытке ограбления…
Ограбление? Банка? Твою ж мышь, во что Буше меня втянул?!
— Все в порядке, месье, — "успокоил" я. — Мне приходилось иметь дело даже с закоренелыми преступниками.
Чистая, как родниковая вода, правда. Более того, если припомнить некоторые страны, оставшиеся шибко недовольные нашими торговыми операциями, так я одного закоренелого уголовника в зеркале вижу каждый раз, когда щетину соскребаю.
"Немедленно" все же затянулось минут на семь. Когда же рослый ажан (херувимчик, видимо, решил не являться лишний раз перед мечущим громы и молнии начальством) втолкнул в кабинет нечто худосочное, закутанное в дырявую шаль и в мужских ботинках размера на два больше нужного, я окончательно перестал что-либо понимать.
— Арестованная Вервиль доставлена, шеф. И её вещи, — на стол шлепнулась небольшая полотняная сумка, — как вы приказали.
— А почему ма… мадмуазель Вервиль в таком виде?
— Так бегала же! Мы за ней, а она через изгородь и по полю… — полицейский широко развел руками, очевидно, иллюстрируя процесс ловли беглянки. — Ну и потом, когда задерживали, дралась, как дранная кошка, простите месье…
— Комиссар.
— Виноват, месье комиссар. Вы не подумайте, мы её потом, в машине, в одеяло завернули. А Луи даже несколько платьев из дома притащил, она сама их одевать отказалась.
— Сами травитесь этой дрянью! — По крайней мере, голос у мадмуазель Вервиль оказался не детский, как я уже начал опасаться. — Там не ткань, а нафталин с нитками.
— Ма-алчать!
— Ну зачем же так орать, — поморщился я. — Вон, даже стекла задребезжали. Сейчас я избавлю вас от этой… незакореневшей преступницы.
— Одну минуту, месье комиссар, — полицейский зашуршал бумажками, — необходима еще ваша роспись. Здесь, здесь… и вот здесь…
Вообще азартные игры, конечно зло. Даже когда играем со ставками по центу, "для интереса", как мы между вахтами. Но вот контроль за мимикой вырабатывается очень хорошо. Вот и сейчас, я даже глазом не моргнул — просто проигнорировал предложенную мне чернильницу, достал из внутреннего кармана собственную авторучку и размашисто подписал все три подсунутых листа, красивым таким темно-синим цветом. Исключительно из хулиганских побуждений. Во-первых, я был уверен, что ничего подписывать не требовалось — с мандатом от Буше я мог весь их участок заставить маршировать по главной улице в голом виде. Во-вторых, наверняка через какое-то время сюда нагрянет кто-то из подручных нашего парижского друга и тщательно все подчистит и приведет в нужный вид. Вервиль? Какая еще Вервиль? Не было ничего, ничего не было, а кто сильно переутомился и путает реальность и видения, так в Кайенне у тамошней полиции постоянный недобор персонала, не желаете ли поправить нервы в теплом климате?
Ну а в третьих, через несколько минут тимолфталеин снова станет бесцветным и от моих роскошных автографов не останется ни-чего-го. Жаль, я лица чиновника при этом не увижу.
Хотя, наверно, если не очень жать на педаль, вопль долетит.
***
Труа на самом деле красивый город. Будь у меня побольше времени, с удовольствием остался бы в нем дней на пять. Завтрак, неспешные прогулки по лабиринту старых улиц, обязательно зайти в одну из церквей — а вечером в ресторанчике у Сены неторопливо продегустировать очередной местный сидр. Древняя столица Шампани… пусть это не Бретань и не Нормандия, но в сидре здесь тоже понимают. По крайней мере, на мой вкус.
Только вот сейчас мне было не до базилик и сидра с шампанским. Остановив машину на берегу канала, я опустил стекло и закурил — торопливо, жадно, чувствуя как характерный вкус темного сирийского табака скребет горло… до кашля. Полсигареты ушло в три затяжки… пожалуй, перебор, хоть эти французские короче моих привычных кубинских.
— Что, слишком крепкие?
Я покосился на свою… спутницу. В машину её впихнули совсем в пришибленном виде, да и сама на сиденье зажалась так, словно не человек рядом, а кучка тряпья с блондинистым париком сверху. А сейчас распрямилась… осмелела… смотрит с вызовом, отвести взгляд не пытается. Наверняка и мысли дурные начали в голову лезть, а у меня, как назло, и наручников нет и бегать за ней совершенно неохота.
— Просто отвык.
— Дай затянуться…
А воткурить она, похоже, толком не умела. Взяла слишком далеко, почти обжигая пальцы… и раскашлялась после первого же вдоха.
— Сколько тебе лет?
— Что, рапорт даже не удосужился прочитать? Ай-ай-ай, такой с виду взрослый дядечка, а домашнее задание не выполнил.
Назвать её красивой… было сложно. Очень интересное лицо, восприятие сильно зависит от ракурса. По местным понятиям, слишком круглое и, наверное, плоское… а вот где-нибудь в Сибири, неожиданно подумал я, ей бы на улице вслед оборачивались. Волосы… видно, что раньше завивала по моде, но за последние дни — или даже недели — все успело распрямиться. Цвет спелой пшеницы, совсем как у Лизы, санитарки второго эскадрона. Только у Лизки глаза были синие, а у этой — зеленые…
…и продолговатый синяк на левой скуле. Уже чуть спавший, но все равно вполне отчетливый. Били не рукой — рукояткой револьвера или чем-то похожим. Очень паршивый удар, без пары зубов остаться можно запросто.
— Чего смотришь?!
— Изучаю.
На ногах синяков было куда больше — в нескольких места вообще сливались в одно неровное пятно. А вот руки — по крайней мере, видимая их часть, от локтя — на удивление чистые. Слишком чистые, сообразил я, да и пальцы, хоть и с обгрызенными ногтями, но все равно — кожа гладкая, не огрубевшая. Да вы у нас, барышня, белоручка, до недавнего времени тяжелой ручной работы знать не знали. Как там Алиса высказалась в похожей ситуации? Curiouser and curiouser!
Да уж, подкинул мне Буше… подарочек.
Мне очень захотелось то ли завыть на ближайшую часовню, то ли тупо спросить у мадмуазельЖеневьевы Вервиль: "И что же мне с тобой делать?!". Потому что прежний план — допросить по-быстрому мелкую уголовницу и выкинуть из машины — явно можно было зачеркивать. Причем это было даже не твердое знание, а нечто более худшее — основанная на многолетнем опыте уверенность, что с этой мадмуазель все будет… непросто.
А ясно было лишь одно: в таком виде привозить её на "Добрую тетю" нельзя, парни засмеют.
— У тебя под этой тряпкой еще хоть что-то надето?
— Тебе какое дело, флик?! — человеческий звереныш снова сжался на сиденье, плотнее кутаясь в шаль и яростно сверкая глазами. — Полезешь — загрызу!
Ну точно — звереныш.