Оружейник

Глава 3

До сегодняшнего вечера я считал, что наш коровий мальчик — хороший, опытный следопыт. Сейчас эта оценка казалась мне значительным преуменьшением. Там, где я в луче фонаря успевал разглядеть лишь траву и какие-то ночные цветочки, Ковбой словно читал утреннюю газету.

— Смотри… тут он бежал рывками, из стороны в сторону. А когда осталось полсотни ярдов, рванул по прямой, что было сил. Видно, решил, что они далеко, а лес — вот он, камн… а-апчхи! — остаток фразы перекрылся чихом и я больше по смыслу догадался, что Ковбой имел в виду "stone's throw".

— Они?

— Ну те… на дороге.

В первый момент я даже не понял, о чем речь. Нормальная дорога — гравийное шоссе, макадам или как-его-там, — где мы бросили машину с молочником, осталась внизу, за лесом. Лишь пройдя еще полсотни шагов, я разглядел среди травы бледную полосу. Грунтовка, но вполне неплохо укатанная, кто-то тут по ней время от времени катается…

…на тяжелых грузовиках. Вроде того "бюссинга-шеститонки", что Мастер взял напрокат. Широкие следы колёс на обочине — как раз там, откуда начал свой забег Кот — вряд ли были случайным совпадением. Ковбой явно считал также, поскольку теперь он принялся изображать не просто индейского скаута на службе бледнолицых, а настоящую ищейку. Выдернул несколько стебельков травы рядом с колеей, чуть ли не порычал на них, а затем, низко пригнувшись, медленно двинулся вдоль дороги. И метрах в 15 от места съезда грузовика замер, опустив фонарик почти к самой земле. Еще он что-то бормотал, но поскольку я держался позади, стараясь не мешать камланию, то слышал лишь неразборчивое быр-быр-быр, пока не подошел ближе.

— А-антиесный аскладец… — как обычно, при сильном волнении Ковбой иногда сбивался на какой-то диалект американского английского, тягучий и без "р". — Сдаается, без капленых кат не обошлось.

— А по человечески?

— Первым шел грузовик, — фонарик высветил отпечатки шин. — Дорога вокруг леса петлю делает, да еще вверх… а у "бюссинга" дури много. Сдается мне, Кот и поднажал, а потом вывернул на обочину и рванул к лесу. Только перед этим, — Ковбой сделал резкийжест кистью и в луче ярко полыхнула сталь, — кому-то улыбку нарисовал, справа от колеи на траве крови натекло.

Это было похоже на правду… в смысле, похоже на Кота. Как не обыскивай, а нож припрятанный у него всегда потом найдется и даже не один.

— Но не добежал.

— Две машины. Человек шесть, может больше… двое в "окопных першингах". Здесь такое не носят, а мне прилетело как-то… хорошо, не в морду, а пониже. Но все одно, каждую набойку запомнил, месяц синячины сходили. И вот…

Он кинул мне что-то маленькое, светлое — даже в полутьме блеска хватило чтобы я сумел поймать брошенный предмет. Гильза… короткая, толстая, без закраины… я провел большим пальцем по ободку и почти сразу нашел выдавленные цифры "45".

— Много их там было?

— В том-то и дело… эта одна и была.

Само по себе это еще почти ни о чем не говорило. К примеру, "томми-ган" швыряет гильзы довольно кучно, собрать их после одной очереди не проблема. Но только… я прогнал мысль, не до неё было сейчас.

— Как думаешь, сможем по их следам проехать?

— Ну так, — судя по гримасе, идея Ковбоя не вдохновила. — Можно-то можно… только я бы лучше к нашим вернулся. Расскажем Свену, покумекаем…

***

Жук был большой, черный и глупый. Последнее — потому что он упорно полз по крахмально-белой скатерти к поставленному на середину столика закопченному кофейнику. Очень зря, кофе тут готовить совершенно не умели. Коричневатую пузырящуюся бурду наши знакомые бедуины обозвали бы мочой верблюда и скорее всего, не сильно бы ошиблись. Даже Ковбой в итоге оставил всякие попытки довести эту жижу при помощи сахара и сливок до употребительного состояния.

Может, стоило брать пиво. Здесь после девятнадцатого года осело немало беженцев из Баварии, шваб швабу глаз не выклюет. Тем более, что яичница была неплоха, в меру солёная, с приправами. Если взять еще белых колбасок, то и до ужина хватит, а то мало ли.

Услышав низкое жужжание, я в первый миг решил, что нашему незваному гостю все же надоело ползать. Но нет — жук по-прежнему держал курс на кофейник, а источником звука оказался пузатый, как беременная гуппи, "юнкерс", примерно с той же ленивой грацией ползущий от горы до горы по затянутому облаками утреннему небу Шварцвальда. Мне даже стало интересно, кто из них доберется до цели раньше. Жуку оставалось все пара дюймов, но бедолага, похоже, устал и уже пару раз останавливался… а потом Свен просто смахнул его со стола, сдвинул кофейник вместе с блюдцами в сторону и развернул карту. Старую, на краю которой Дойче Райх еще граничил с Австро-Венгрией, а не куча германий со всякими там Tschecho и прочими slowakei.

— Полиция обнаружила машины примерно тут, — палец Свена уперся в крестик западнее Гютенбаха, изображавший то ли часовню, то ли могилу. Две легковые, их накануне угнали во Франции… и наш "бюссинг". Все пустое, само собой. А Штейн подтвердил, что товар передал, Мастер и Кот были на встрече одни, никаких знаков или еще чего подавать не пытались. Так что по всему выходит, их перехватили на обратном пути, вместе с грузом.

— Еще что-нибудь Штейн сказал?

— Почти ничего. По голосу наш горный друг выглядел сильно удивленным… и встревоженным. Сказал, что займется вопросом со своей стороны. И добавил, что хоть товар и был им передан с рук на руки, но такие вот проблемы при доставке плохо влияют на репутацию, а он ею очень дорожит. Еще предложил встретиться лично, но я думаю, с этим сейчас можно не спешить.

— Почему? — удивился Ковбой.

— Да потому что сейчас он сам еще ничего не знает, — ответил вместо шведа Князь. — Или замешан по самые уши, но тогда это тем более бесполезно.

— Не думаю, чтобы Штейн тут был замешан. Это не в его, — Свен сделал паузу, явно пытаясь облечь видимую ему логическую конструкцию в слова, — весовой категории. Был бы чем недоволен, просто бы перестал с нами работать. Очень сильно недоволен, ему и "охотников" нанять не проблема, встретили бы нас эскадрильей где-нибудь над Атлантикой и на корм акулам. Но раз Мастер сам поехал на встречу и взял одного Кота, значит, никаких проблем не предвиделось.

— А Кот? Он еще не очнулся?

Все дружно посмотрели на Костореза, методично нарезавшего яичницу на маленькие, не больше полуюйма, квадратики. Для человека, пять с лишним часов простоявшего за операционным столом, выглядел он удивительно свежим, — чисто выбрит, легкий пиджак и рубашка словно прямо из-под утюга, — разве что чуть более задумчивым, чем обычно.

— Я заходил к нему перед завтраком. Действие наркоза уже должно было закончиться, но… — нож доктора добрался до кругляша желтка и одним плавным движением отделил его, — сиделка сказала, что в сознание пациент не приходил. Состояние стабильное, но лежать в коме он может и несколько дней, крови потерял много.

— Плохо, — Свен побарабанил пальцами по карте. — Очень все плохо.

— Могло быть и хуже, — тут же возразил Косторез. — Пуля раздробила лопатку, но позвоночник не задет, легкое тоже. Полное выздоровление потребует время, но…

— Я не про Кота, — с досадой скривился швед. — То есть… ну я, конечно, рад, все мы рады, что он остался жив и вообще. Речь о нас.

— Мы — живы.

Князь неожиданно расхохотался — громко, заливисто.

— Ох, простите, господа… не сдержался. Вы, дорогой наш доктор, потрясающе умеете парой слов придать нам настрой оптимизма и веры в грядущее. В самом деле, у нас есть самолет, наверное, даже какие-то деньги… уж точно есть вещи, которые можно превратить в деньги… и, как вы совершенно точно заметили, мы живы, а некоторые даже и здоровы. Просто готовый образчик для зависти массы людей.

— Во-во, — поддакнул Ковбой. — Насчет зависти, это прямо в точку. Знать бы их в рыло…

"В рыло", это хорошо, подумал я. К сожалению, при нашем роде занятий списков недоброжелателей хватит оклеить всю кабину "Доброй тети" и на коридор останется. Торговля оружием, когда за твоей спиной не стоит государство или хотя бы крупная контора — дело специфическое. У каждого ствола две стороны и те, в кого летят проданные нами пули, как правило, им вовсе не рады. Мастер умеет правильно выбирать курс в этом тумане. Точнее, умел — но сейчас его нет и у нас на руках дырявый мизер: раненый товарищ, пропавший груз… а часики тикают, Штейн может "войти в положение" и согласиться подождать с расчетом, а может и не войти. Он-то себе новых клиентов легко найдет, не у каждого есть натоптанная тропинка на Société Industrielle Suisse. Да и в остальном куча всего была завязана именно на Мастера…

…который никогда не бросал тех, кого считал "своими". В самых безнадежных с виду ситуациях. Например, когда Марко во втором его с нами рейсе арестовали мексиканцы, приняв за агента Ватикана и даже Свен, пожав плечами, ограничился фразой "не повезло итальяшке, вроде неплохой был парень" — а Мастер приказал остаться и в итоге провернул головоломную многоходовку с местными "кристерос", выменявшими Марко у властей на взятого в плен офицера, ну а дальше дело решили пять ящиков "маузеров".

Но с Марко хотя бы имелась ясность — где он и что с ним. А сейчас понятно только… да ничего толком не понятно. Могли перехватить даже наши переговоры по радио. Хотя, если подумать, проще и надежнее было проследить за Штейном…. поправка, не проследить — отследить его заказы на заводе. Небольшая партия ручных пулеметов и наш прилёт в Страсбург — это как два фрагмента одной головоломки, складывай вместе, не ошибешься. И тут возникает интересный вопрос: а если бы швейцарец доставил нам товар сам, как договаривались заранее? Как там сказал Свен, про весовую категорию? Ну да, пять-шесть охранников с "солотурнами" плюс броневик это уже неплохой такой колониальный конвой, просто так из кустов не напрыгнешь. Сколько могло быть народу в тех двух брошенных легковушках? Шесть? Восемь? Вряд ли бы хватило…

А вот для неожиданной атаки на "Добрую тетю" — вполне, особенно если часть экипажа будет не на борту. Охрана временного аэродрома в Страсбурге имелась, но символическая, в виде нескольких сторожей с собаками. Гонять воришек, пытающихся скрутить посадочные фары хватит, а больших неприятностей здесь никто и не ждет.

— …Мартин, дальше вы с Князем на машине двинете в Париж.

Похоже, задумавшись, часть речи Свена я пропустил мимо ушей, среагировав лишь на свое имя. Париж?

— У Сикста там есть офис, так что проблем с арендой возникнуть не должно. Как думаешь, сколько времени займет?

Сколько я помнил, от Страсбурга до Парижа выходило километров пятьсот, не важно, через Метц или Нанси. Взятый нами "примастелла", если верить рекламе фирмы старика Луи, на длительном пробеге разогнался до 124 км/ч, но это случилось на "гусенице" автодрома Лина-Монлери. Вряд ли на всем пути до Парижа у нас под колёсами будет дорога схожего качества и полное отсутствие помех.

— В день уложитесь?

— С подменой за рулем — вполне.

— Годится! — Свен принялся сворачивать карту. — У вас будет еще два дня, переговорить с нужными нам людьми.

— Нужными? — повторил я, уже почти не сомневаясь в ответе. Конечно, был шанс, что швед меня удивит, но сорвать куш в казино куда проще. А это значило….

— Ты встретишься с Буше, — подтвердил мои подозрения Свен. — А ты, Князь… думаю, на месте разберешься, с кем из ваших эмигрантов стоит перекинуться парой слов. Я слышал, у вашей колонии до сих пор сильная контрразведка…

— Контрразведка, как же! — Их Сиятельство скривился, словно в него запихнули лайм вместе с кожурой, — я на этих сволочей в Крыму еще навидался. Вешали и стреляли кого попало не хуже красных, а на улице каждый день листовки, что ни ночь — то сожгут чего, то взорвут, то железку разломают или обоз разграбят. Ну а когда все рухнуло, грузиться на корабли рванули первые. А здесь, в эмиграции, поначалу еще чего-то пыжились, а потом, — Князь устало махнул рукой, — сутенерить бывших гимназисток, вот их уровень. Пусть вон лучше Комиссар к большевикам зайдет, поклониться портрету Троцкого, глядишь, ему чего расскажут интересного. Или к спартаковцам, вот уж кто точно в курсе.

— Если ты вместо меня пойдешь на встречу с Буше, — парировал я, — то могу и к спартаковцам.

Конечно, я блефовал, но если бы Князь и впрямь принял ставку…

— Все равно они ничего не знают и знать не могут. Сейчас не двадцать четвертый на дворе, РОВС после пропажи Кутепова занимается пустой говорильней, а остальные и раньше ничего не стоили…

В Свене все-таки нет-нет, да просыпается бывший школьный учитель. Или просто врожденная скандинавская флегматичность, позволяющая часами слушать любую ахинею, а затем разжевывать и заталкивать в мозг собеседнику прописные истины. Вот и сейчас он добросовестно выслушал поток жалоб Их Сиятельства на бывших соратников по борьбе и лишь потом начал говорить сам.

— Парагвай, Князь. У нас там особых друзей нет, мы торговали с их врагами. А ваших, говорят, в их армии сейчас изрядно и не в рядовых. Наверняка, если хорошо поищешь, найдутся если не прямые знакомцы, так общие, через кого выспросить можно будет. Понятно?

Князь тяжело вздохнул и швед, сочтя это положительным ответом, перевел взгляд на меня.

— Мартин, у тебя вопросы есть? Подумай хорошо…

Вообще-то я уже подумал, но раз уж Капитан просит…

— Нет. — И, поскольку Свен явно хотел более развернутого ответа, пояснил: — Если Буше будет хоть что-то знать, он мне сам все расскажет… просто сначала цену назовет.

***

Границу с Францией мы проехали рано утром. Проехали без проблем, да и с чего бы им быть? Машина — честный прокат со всеми положенными бумагами, сомневаешься, звони прямо в страсбургское бюро моего тезки Сикста, глядишь, найдется там какой клерк в неполных семь утра. Ну и, разумеется, австралийские паспорта, это вам не нансеновская бумажонка — солидные люди, без пяти минут англичане. Так что эльзасский страж границы вообще удостоил нас лишь косого взгляда из будки, а пара сонных французов хоть и учинила нечто вроде досмотра, но чисто "для галочки". Услышав же предложение взглянуть на образцы шерсти "настоящих австралийских мериносов", главный пограничник резко поскучнел и, окончательно утратив к нам интерес, махнул перчаткой своим орлам у шлагбаума.

Шлагбаум, к слову, был новый, поблескивающий росой по свежей краске, как и сам домик пограничников, с широкими стеклянными окнами и вывеской "Police de l'air et des frontières" над входом. Метрах в двухстах за ним и чуть выше по склону виднелся и старый пост. А точнее — полноценный бетонный дот, недобро щурившийся на дорогу темными полосками амбразур. Оборону от пехоты в таком держать удобно, а вот жить в мирное время — не очень. Но все равно… расслабились они тут…

Князь, наверное, думал примерно так же. С другой стороны — он с самого подъема был не в духе, то и дело находя повод к чем-нибудь да прицепиться.

— Ты зачем этот раритет взял? Ничего поновее не нашлось?

Я даже не сразу понял, о чем он говорит. Все же вождение по земле требует изрядного внимания, даже на хорошем современном автомобиле. Казалось бы — всего две педали, да и приборная панель на фоне самолетной даже смеха не заслуживает. Но самолет, по большому счету, надо просто поднять в воздух и направить вправильную сторону — остальное сделает "жужжалка Сперри". На земле такой номер даже в идеальную погоду и на хорошей дороге не пройдет…

Итак, что же я такого "взял"? Японский чемодан? Так он почти новый, лакировка в порядке, не "побит жизнью", а так, "слегка потрепан". Летные перчатки? Ах, ну да…

— Ты про "штайр"?

— Ну да.

Вообще-то пистолет вполне "сыграл" на образ — узрев среди бумаг в перчаточном ящичке угловатую железяку непривычного вида, жандарм повертел его в руках и понимающе кивнул на мое: "австрийский, память о войне". Если подумать, даже и не соврал — пистолет действительно австрийский, а что конкретно этот я не в Галлиполи затрофеил, а раздобыл значительно позже — это уже несущественные детали.

— Хороший пистолет. Мне нравится.

— С обоймой-то?

— С обоймой.

Похоже, Князь решил, что я его разыгрываю — и отвернувшись, принялся разглядывать пролетающий мимо пейзаж. Хотя и тут я был честен. "Штайр-хан", на мой вкус, один из самых лучших армейских пистолетов — надежный, мощный. И точный — запирание поворотом ствола в этом смысле все же работает лучше браунинговской схемы с понижением. Отдача, правда, получается чуть более резкая, но это уже вопрос привычки.

А что до обойм… я после одного случая очень не люблю нехватку патронов вообще и готовых к бою патронов — в частности. Например, "наган" в общем, не самый плохой револьвер, но пока его перезарядишь, тебя могут успеть убить. А когда тебя убивают парой выстрелов в упор, а потом еще и штыком докалывают, это очень неприятно. На всю следующую жизнь запоминается. Но человек, у которого во всех карманах по 2–3 магазина, может вызвать нездоровый интерес всяких там не в меру бдительных граждан, полиции… опять же, тяжелые они, место много занимают… гремят. А четыре пачки патронов к "штайру", где патроны уже в "готовом к употреблению" виде, то есть в обоймах — это просто картонные пачки. Опять же, к обычному пистолету магазин потерял и все, а "штайр" можно хоть по одному патрону дозаряжать.

Вслух я этого говорить, понятное дело, не стал. Раз уж человек не в настроении — пусть уж лучше молчит, чем цепляется ко всему подряд. Я такое готов терпеть от жены и то, не чаще одного раза в месяц, когда причина уважительная. А так — от дороги не отвлекает и хорошо. Через какой-нибудь час уже можно будет остановиться перекусить, заодно и смениться за рулем. А может и через два — день выдался облачным, солнце в глаза не светит… да и вообще все вокруг какое-то серое.

Я не уловил, когда мир за лобовым стеклом начал терять краски. Должно быть, это случилось не сразу, а постепенно, по мере того, как мы все дальше углублялись… куда? Дорога тут одна, мелкие съезды не в счет, да и указатели попадаются регулярно. Откуда же взялось это желание выкрутить руль и гнать, гнать подальше и как можно быстрее…

— Включи… радио…

Это был не голос, а так — хрип, раненые при смерти иной раз лучше говорят. Оглянувшись, я увидел, что и выглядит Их Сиятельство не сильно лучше умирающего — серый, рот распахнут, как у рыбы на прилавке, пытается ослабить узел галстука, но из-за трясущихся рук не получается…

— Кнзяь?! Сашка, да что с тобой?!

— Х-х-хр-р-ено…

Барабанный тормоз "рено" не подвел — когда я с перепугу вжал педаль до пола, машина остановилась почти сразу. Кажется, в какой-то миг даже слегка подпрыгнув кормой — но до кувырка через капот все же не дошло. Повезло… а еще повезло, что в багажнике нашлась бутылка сельтерской воды — когда я наполовину опустошил её на голову Князя, его "глаза бешеной селедки" приобрели более осмысленное выражение. Да и придушенный хрип сменился на понятные, хоть и непечатные выражения.

— Прости… накатило…

— А я уж подумал, укачало.

— Н-нет. Просто смотрел… а потом понял… это же Верден. А мы тогда у Нарочи, — Князь мотнул головой, — пошли наступать, чтобы "подсобить союзникам". Март… днем то снег, то дождь… ночью морозы. Знаешь, я тогда больше всего боялся, что не убьют, а ранят и вытащить не смогут. Сразу — оно не так страшно, а вот лежать и чувствовать, как в ледышку превращаешься. Ну, ты понимаешь.

— Понимаю…

Только теперь я осознал, куда мы заехали. Вот что значит "мыслить по-лётному", прокладывая самый прямой из возможных маршрутов. Да, мы здесь пролетали, не один раз, но с высоты все выглядит игрушечным и совсем не страшным. А на земле…

Из всех полей битв Первой мировой Верден произвёл на меня самое тягостное впечатление.

На Ипр, Сомму, Аррас, Галлиполи жизнь вернулась. Города и деревни выросли вновь, в полях зреют урожаи, а из-за заборов смотрят коровы и лают собаки. Да, кое-где следы войны еще видны, а чтобы собрать «железный урожай» надо просто наклонится в поле, но жизнь победила. Но не здесь, не в Вердене. В снесенные артобстрелами до фундамента деревушки не вернулся никто, нет смысла бросать зерно в отравленную взрывчаткой и газами почву. Здесь деревни так и остались призраками. Зато есть мрачные леса, высаженные поверх изуродованной земли. Все это сделало грань с адом исчезающие тонкой. В метре от дороги траншеи в которых можно укрываться и сейчас, петляющие среди воронок. Руины расстрелянных фортов, обрушившихся землянок и артиллерийских позиций. Проволока по земле и весь спектр жутких находок.

Здесь законсервировали смерть. Здесь ты чувствуешь как она насыщает воздух.

«Гора мертвых» останется таковой на веки.