— Надо идти внутрь, — Майк стащил шлем и попытался рукавом комбеза вытереть пот со лба.
— Зачем? — удивился Штейн. — У нас же имеется еще один комплект газовых шашек.
— Верно, — кивнул Стетлер. — И эти ваши осветительные факелы…
— …фальшфейеры…
— … пока еще не кончились. Но скоро закончатся и тогда счет снова станет четыре или пять к одному.
— Мне не очень нравится эта идея, — вдохнул швейцарец. — Я надеялся, что до этого не дойдет.
— Все мы надеялись, — кивнул Майк, — но при этом у нас был и "план Б". Давайте, парни, — обернулся он к своим подчиненным, — не спим. Надеваем броню, газовые маски, ну и все прочее.
— А гранатами поделитесь?! — Ковбой разве что не приплясывал вокруг длинного ящика, обляпанного со всех сторон длинными же надписями на швейцарском жаргоне немецкого. — И это… стволы у вас интересные.
— Это из новых, — пояснил Штейн. — Пистолет-пулемет Фюррера под его же патрон 21 года. Сюрприз для абордажников нашего пещерного друга, бронежилеты их не держат.
— Ух ты… а можно…
Стетлер молча протянул ему свое оружие и продолжил набивать карманы гранатами. Я тоже подошел поближе. С виду, вполне обычный пистолет-пулемет, разве что магазин шире и больше изогнут. А вот сбоку… святые гномы, неужели Фюррер и сюда свою любимую рычажную систему воткнул? Ну точно его в юности "парабеллумом" покусало…
— Скоро поступит в продажу, — зубасто улыбнулся Штейн. — А пока… мы проводим нечто вроде полевых испытаний.
— Постойте… — державшаяся до этого момента за спиной Князя Женевьева выскочила вперед. — Вы что, собираетесь внутри пещер кидать гранаты? Но там же может быть Сюзи…
— О, не переживайте, мадмуазель, — продолжая улыбаться, отозвался Штейн. — Эти итальянские гранаты почти что хлопушки. Мало взрывчатки, мелкие осколки. Оглушить или ранить, нет, поцарапать они еще могут, но убить? Нет, нет… Петардо, так они сами говорят. Я прав, Майк?
— Совершенно правы, мистер Штейн, — подтвердил Стетлер и, повернувшись к своим, добавил. — Парни, еще раз напоминаю: всех проверять, за спиной никого не оставлять.
— Кто пойдет во вторую пещеру? — негромко спросил Свен. — Ковбой?
Их Сиятельство молча сделал шаг вперед и Женевьева тут же вцепилась в его рука, буквально повиснув на нем. Свен отрицательно мотнул головой.
— Нет, ты мне нужен здесь.
— Давайте я пойду, — неожиданно раздался голос Питера О’Фаррелла, — хоть постреляю сегодня, а то на берегу доктор в одиночку выставил счет для мясника.
— Хорошо, — кивнул Свен. — Кто еще…
— Я тоже пойду, — услышал я чей-то до боли знакомый голос и с удивлением сообразил, что это были мои слова.
— Мартин?! — Свен, похоже, удивился не меньше моего.
— Запасных масок у нас только две, — предупредил Майк.
— Это не важно. Возьму кислородную, с ней даже лучше.
Самое дурацкое, что я до сих пор не понимал: какой черт дернул меня вызваться добровольцем. Лезть под пули… зачем? Это у Стетлера потом будут лопаться карманы от премиальных и, вдобавок, у него противопульная кираса. Интересно, кстати, "фольмер" её возьмет? Девятка "маузер экспорт" ведь тоже не из слабых…
И да, насчет итальянских гранат Штейн все же соврал. Да, это не самая мощная в мире ручная бомба, но для наступательной гранаты лишняя мощность и разлет осколков и не очень нужны. А вот в замкнутом пространстве… вроде пещеры… даже итальянка может натворить много чего. Тем более, когда швыряют одну за другой сразу три, как это сделал Ковбой.
Первым — ну, после гранат — в пещеру шагнул О’Фаррелл, еще от порога "перекрестив" её очередью "льюиса". Сквозь плетенку рикошетирующих трассеров я успел разглядеть два скрючившихся тела, короткую "кишку" пещерного коридора, заканчивающуюся чем-то более широким, вроде зала — и пустил туда же ракету.
В ответ выстрелили — раз, другой — и Питер дал еще одну очередь, уже целясь по вспышкам. Ковбой тем временем как-то умудрился проскочить вперед, вдоль стены и закинул еще две гранаты в тот самый зал, где в дальнем конце горела пущенная мной ракета.
Только этот зал оказался неожиданно большим.
Если бы не газ, все кончилось бы очень быстро, их было не меньше дюжины. Но слезогонка подправила шансы, хоть пираты и пытались защититься от газа, дыша сквозь мокрые тряпки. Но все равно их было больше, вдобавок, они лучше ориентировались в этой мешанине скалагмитов и ящиков. Один почти сумел подкрасться ко мне со спины, но в последний миг зашелся в приступе кашля и получил две пули в голову. Еще один рыдал, забившись в какой-то угол… кажется, убили его в итоге свои же, стреляя на звук.
У меня осталось полмагазина, когда враги вдруг закончились.
— Вы долго возились…
Этой фразой Штейн встретил нас на выходе из пещеры. Можно было и огрызнуться в ответ… но сил и желания уже не оставалось. Я заметил, что небо уже заметно светлеет и вяло удивился, сколько же мы играли в эти чертовы прятки. Точно не больше часа, иначе у меня бы закончился кислород в баллоне. А вот фальшфейеры закончились, вход в третью пещеру теперь освещался посадочной фарой "Доброй тети".
— Как дела у Майка?
— Ему повезло больше.
Ну я уже и сам разглядел что хотел и, не слушая уже начавшего что-то говорить толстяка, быстро прошел вперед, где Женевьева и Косторез вместе склонились на чем-то небольшим, похожим на сверток тряпья…
…или сломанную куклу. С длинными светлыми волосами, круглым личиком и чуть курносым носиком. Красивая у Женевьевы сестренка, даже сейчас.
И, кажется, где-то я её уже видел.
— Как она?
Женевьева только всхлипнула, прижимая руку сестры к щеке.
— Глубокий шок, — Доктор встал и принялся старательно стряхивать с колен песок. — многочисленные синяки по всему телу и признаки истощения. Но переломов и серьезных травм вроде бы нет, по крайней мере, физических и обнаружимых при первичном осмотре. Сейчас перенесем её на борт, а дальше… будем наблюдать за развитием ситуации.
Наклонившись, он легко подхватил девушку на руки — в голове мелькнула дурацкая фраза «нежно, как пулемет» — и пошёл к самолету. Я дёрнулся было за ним, потом кое-что вспомнил… развернулся к Женевьеве, но рядом с ней уже сидел Князь и что-то горячо втолковывал, размахивая руками, словно лопастями пропеллера. Влезать в их беседу было как-то неловко, и я отправился искать Свена — вроде бы он зашёл в первую из пещер, которую зачистила группа Майка и сейчас там в глубине мелькал белый луч фонарика.
Эта пещера была заметно больше «нашей» — настоящий подземный ангар, в котором без особых проблем разместились два пиратских самолета. Итальянский «пьяджо» и еще один, забавный с виду бочкообразный триплан, названия которого я не знал — кажется, это было что-то американское. Повезло, что бывшие хозяева не попытались использовать их в роли наземной огневой точки — «гаст» штука мощная, но против батареи в шесть стволов может и не сыграть.
Здесь даже имелось освещение, только большая часть лампочек не пережила боя. Команда Майка тоже не жалела гранат, на каменном полу там и сям виднелись характерные «звезды» разлетавшихся осколков. А вот концентрация газа тут была слабее, больший объем и тяга хорошая. Сейчас уже большую часть выдуло, хотя стоило сделать шаг с центрального продуваемого прохода, как в горле запершило.
— Мартин, это ты?
С фонариком, как оказалось, вошёл не Свен, а наш дорогой швейцарский друг. Сейчас он стоял перед какой-то клетушкой из досок.
— Узнаешь?
— Что-то вроде склада для инструментов и запчастей, — я тронул носком ботинка странной формы фигурную хреновину с торчащей сбоку рукояткой, смутно похожую на половинку тисков. — Ну, был им прежде чем в него гранату закатили.
— Да я не про железки, — Штейн взмахнул рукой с фонариком, мазнув лучом по стенам и снова вернул свет на доски. — Сюда смотри.
Только сейчас я сообразил, что доски были светло-зеленые… и со знакомыми надписями. Машиненгевер, ага.
— Ящики от ваших пулеметов?
— Нет, от ваших пулеметов, — вернул мне реплику толстяк. — Из той парии, что я передал мастеру в тот раз. Точно-точно, у меня хорошая память на цифры.
— Что ж, — я постарался хотя бы выглядеть спокойным, — значит, мы действительно зашли по нужному адресу.
Странно, но при этих словах из толстяка словно частично выпустили воздух. Он подобрал валявшийся на боку трехногий табурет и сел, сгорбившись и не обращая внимания на мертвеца с простреленной головой у самых ботинок. Усталый… и далеко не молодой человек. Сколько ему на самом деле лет? Мне всегда казалось, что чуть за сорок, но сейчас он выглядел все шестьдесят.
— Прохода в соседнюю пещеру нет. Поленились или побоялись… камень так себе, чего не так сделаешь, вся скала тебе на голову рухнет. Дай глотнуть чего-нибудь, — неожиданно попросил он. — У тебя всегда есть при себе, я знаю…
Я протянул фляжку и Штейн цепко схватился за неё, сделал большой глоток… и зашелся в приступе кашля.
— ХоспдиИсусе… что это за огненная вода?
— Испанский самогон.
— Раньше мне казалось, — швейцарец сделал еще один глоток, — уф… я думал, ты предпочитаешь более качественные напитки.
— Раньше ты у меня флягу не просил.
— Угу. — Штейн замолк секунд на двадцать. — Мне страшно, Мартин.
Хорошо, что в этот момент фляга была у него в руках — я бы её непременно уронил, вместе с челюстью. Понятно, что даже Альберт Штейн живой человек из плоти и крови, а значит, может испытывать страх… пауков там бояться, тараканов или биржевого краха. Но чтобы он признался в этом кому-то постороннему…
— Не ожидал, да? — так и не дождавшись реакции, правильно истолковал мое молчание толстяк. — Да, я боюсь… того, что мы можем тут узнать. Это ваш… "странный блондин", как назвал его Свенссон опасен сам по себе, а его хозяева… вернее, те, кто верят, что держат его на поводке… они куда страшнее. Ты не думал… хотя ты умный, ты наверняка думал, как сброду этого, — Альберт направил фонарь на ближайший самолет, осветив лучом оскаленную змеиную пасть на фюзеляже, — Черного Ящера смог безнаказанно пролететь над половиной Европы? Сейчас ведь не двадцать пятый и даже не двадцать девятый.
— Думал, — не стал отрицать я, — но решил, что вопрос не настолько важен. Сейчас действительно не двадцать пятый, но и самолетов стало куда больше. Даже у нас на "Доброй тете" три комплекта регистрационных документов, с правильными позывными. А ведь мы люди мирные и местами даже законопослушные.
— О да, — фыркнул Штейн. — Конечно. Но ты немного не прав… просто в силу недоинформированности. В наше время даже пролетающий в небе самолет оставляет не так уж мало следов, а уж несколько самолетов… и есть конторы, которые занимаются этим, очень "профессионально" как говорит наш общий друг Майк. А догадываешься ли ты, Мартин, как протащить над Европой самолеты воздушного пирата, засвеченного в куче полицейских бумажек? Так, чтобы ажаны с крылышками даже смотреть боялись в их сторону?
С такой подсказкой не догадаться было сложно. И да, теперь я лучше понимал чувства Штейна…
— Позывные Лиги Наций?
— Умненький мальчик, — толстяк отсалютовал мне моей же фляжкой, — да… одной из комиссий или комитетов Лиги Наций, лучше всего… но это уже не важно.
Лига Наций…
Это было… словно ты сидишь теплым летним днем на берегу пруда, мелкого, курице по колено, в котором отродясь не водилось никого крупнее лягушек и карасей и ловишь этого самого карася на муху… а при очередном рывке удочки вдруг прямо перед тобой распахивается пасть огромного крокодила. Если Штейну действительно всего лишь страшно… что ж, наш толстяк — очень отважный человек.
— Звучит достаточно безумно, чтобы оказаться правдой.
— Если бы это касалось только вас, я бы первый сказал "какой бред", — устало вздохнул Альберт. — Но вы не первые и даже не пятые. С момента, как сэр Драммонт ушёл в отставку с поста Генерального секретаря… про него и его деятельность тоже ходили разные слухи. Но, похоже, он умел кого-то сдерживать… или хотя бы требовал соблюдать видимость приличий.
— Лига Наций… — повторил я. — Черт… а вы не староваты для Дон-Кихота?
— Еще как староват, — вздохнул Штейн. — А что делать? Бывают в жизни случаи, когда даже швейцарцу не получается просто постоять в стороне.
— Мне совсем недавно уже говорили нечто подобное, — вспомнил я. — "Свобода выбора останется лишь одна — выбрать, с какой стороны баррикады ты встанешь".
— Слова умного человека.
— Это была женщина.
— А женщина что, не человек? — рассмеялся Альберт. — Уж поверьте мне, я в своей жизни видел много всякого. Еще в начале века, в Южной Африке. И этот ваш Коминтерн… хорошо, не ваш лично, не кривитесь так… и то, что делает этот позёр Муссолини… человеческая натура все равно возьмет свое, людей так просто не изменить. Но я не хочу жить в мире, где воздушный крейсер Лиги сожжет мой дом за неоплаченный вовремя счет за электричество.
Он хотел сказать еще что-то, но раздумал. Просто махнул рукой и начал вставать, медленно и держась за бок, хотя ранить его точно не могло.
— Ладно… пошли. Глянем, как «моя левая рука» собрался выковыривать этого сукина сына из его раковины. Сигару не хочешь?
— Я вообще думаю, не бросить ли курить.
***
— Сначала мы просто развели у входа костёр, — пояснил Майк. — Накидали туда всякой дряни, чтобы лучше горело. Заодно нашли по дыму трубу вентиляции, замотали её брезентом, но дым все равно просачивался. И тут я вспомнил про бочки.
— А что в этой бочке?
— Откуда мне знать, — пожал плечами Стетлер, — что итальяшки тут жгли. Я просто увидел их, когда мы осматривали маяк. Сначала даже не понял, зачем они тут, потом сообразил: раньше-то для света приходилось что-то жечь, провод сюда не протянуть. А когда поставили генератор Теслы, про них просто забыли, стоят и стоят себе.
— Насколько я помню, — озадаченно произнес Ковбой, — керосин и прочее из-за долгого хранения могут разложиться.
— Горит оно нормально, — возразил Майк. — Я проверил. А остальное меня не волнует, нам его не в мотор заливать, а в шахту вентиляции. Ты мне лучше скажи, у вас на самолете рупор имеется?
— Где-то был.
— Притащи, будь любезен.
Ковбой ушёл искать рупор, а мы со Стетлером отошли на край пляжа, к воде. Отсюда было хорошо видно, как один из его людей вместе с Китайцем неуклюже ворочают бочку, пытаясь одновременно пинками свернуть колпак с трубы
— Думаешь, подействует? Это ведь воздушные пираты, им в любом раскладе ничего хорошего не светит. Особенно если среди них сам Черный Ящер.
— Попробовать стоит, — задумчиво сказал Майк. — На фронте народ огнеметов боялся, как… даже не знаю. Проще было на неподавленный пулемет людей поднять. Мины, снаряды, пули… даже рукопашная в траншее, это все не так страшно. А вот гореть… что-то в этом есть такое, запредельное для психики. Видел я однажды, как у нас прямо над окопами летчик из аэроплана выбросился… без парашюта, до земли метров двести… просто чтобы не гореть, огонь уже к кабине подбирался. Потом лет пять летать боялся, пока уже современные аппараты в ход не пошли, без всякой горючей дряни на борту.
Я не стал говорить Майку, что и современный самолет можно зажечь, просто это дольше и сложнее. В любом случае насчет психики он оказался прав. Наверху еще не залили в трубу даже половины бочки, как пираты начали сдаваться.
Они выходили медленно, болезненно щурясь от яркого света, держа одну руку поднятой вверх, а второй прижимая к лицу тряпку и лишь пройдя несколько метров, бросали эти лоскуты наземь и поднимали уже обе руки. От них пахло… я сначала не сообразил, в чем дело, но потом догадался — ну да, среди ночи, в темноте и панике можно и не суметь добраться до воды, зато есть жидкость, которая почти всегда при тебе…
Всего вышло двадцать шесть человек. С учетом убитых в двух других пещерах и на берегу и выходило, что прикидки Штейна оказались занижены как бы не вдвое. А если еще маяк приплюсовать… может, мы и не решились бы лезть в это гнездо шершней. И может, Альберт это понимал, потому и озвучил менее пугающие цифры.
Сейчас-то страшными они не выглядели. Полуодетые, грязные, воняющие мочой и дымом, больше похожие на кучку бездомных оборванцев, которых полиция выгнала из-под моста. Даже не верилось, что среди них есть те люди, что несколько часов назад заходили в контору посредников. Впрочем, давешнего здоровяка я не видел, да и самого…
— Ну и кто из них черный Ящер?
— Он должен быть тут, — с нарочитой уверенностью заявил Майк. — Убитых мы проверили.
— По росту смотри.
— Куда смотреть? — огрызнулся Штерн. — Тут каждый второй… племя пигмеев какое-то.
— Да вот же он! — крикнула Женевьева и, не обращая внимания на предостерегающий окрик Питера, бросилась вперед, расталкивая пиратов. — Бородку свою сбрил… но это он, я узнала…
Князь бросился следом за ней, но было уже слишком поздно. Мы все опоздали… увидев, как пираты не просто шарахнулись в стороны, а начали падать прямо на гальку. Питер шагнул в сторону, но теперь ему перекрывали линию стрельбы не только Женевьева, но Князь. И, кажется, Ковбой успел вскинуть револьвер, а выстрелить — уже нет.
Взрыв был не очень громкий. В первый момент я даже не понял, почему вдруг оказался на земле. Очередь «льюиса» по ушам ударила больнее, да и последующий вопль О’Фаррелла: «Всем лежать, твари!» — тоже.
А потом я услышал, как меня кто-то тихо зовет.
— Мартин…
Первая мысль была о докторе… но почти сразу пропала. Женевьева получила большую часть осколков, ниже плеч все было просто кровавой кашей. С такими ранами вообще не живут, даже считанные секунды…
— Мартин… позаботься о Сюзи… пожалуйста.
— Обещаю. Все будет хорошо.
Надеюсь, она успела меня услышать…
***
— Дай мне пистолет, — приказал Штейн. — И вытащи сюда одного из этих ублюдков.
Стетлер нехотя вытащил из кобуры "парабеллум", перехватил его за ствол и протянул Альберту.
— Которого именно?
— Господи, да какая разница?! Любого.
Первый пленник, поставленный на колени перед Штейном, оказался молодым парнем. По виду — итальянец или француз с юга. Наверное, из тех, что нравиться девчонкам, усики тонкие, модные, но сейчас, когда половина лица в маске из крови и грязи, этого точно не сказать.
А еще через секунду его перекосило еще больше, потому что Штейн приставил к его лбу ствол пистолета.
— Ты что-то знаешь про блондина, с которым Черный Ящер вел дела? Про человека, которого вы похитили вместе с пулеметами? Куда их потом отправили?
— Нет, я ничего не знаю, пожалуйста, поверьте, я просто техник…
— Ты просто бесполезная куча дерьма! — спокойно, даже с легким сожалением в голосе произнес Альберт и нажал спуск. — Следующий.
Второй был постарше, лет за тридцать… битый жизнь мужик, судя по седым волосам и коллекции шрамов на торсе. Смотрел он угрюмо, исподлобья. И, видимо, его взгляд уже заранее все сказал Штейну, потому что свои вопросы он так и не задал — просто поднял "парабеллум" и прострелил пленному голову.
— Следующий.
— Я скажу, скажу… — третий пират захлебнулся в крике, как только его дернули вперед из общей шеренги. — Вот тот, в черной рубашке, второй справа… он радист, он знает все позывные… и он постоянно был с Ящером, на всех переговорах.
Мне вдруг остро, до боли захотелось закурить. Отойдя на пару шагов, я сел на валун, вытряхнул из пачки сигарету… протянул вторую вставшему рядом Ковбою.
За спиной сухо треснул очередной выстрел.
— Радиста на борт! — велел Штейн. — Остальные нам не нужны.
По крайней мере, ни Леви Минц, ни Питер О’Фаррелл стрелять не стали, хоть и стояли рядом, держа пиратов на прицеле. Но услышал я только лающую трескотню двух "фюрреров".
— Я одного не пойму, — дождавшись, пока выстрелы затихнут, недоуменно произнес Ковбой, — почему Женевьева тебя звала… и о сестре попросила позаботиться. Она же не видела, что с Князем… черт, да она вообще о нем не вспомнила.
— Сложно сказать.
Я посмотрел на море. Вдали, на востоке, облака у горизонта уже наливались красным. Никогда не видел восход солнца на Адриатике.
— Человек иногда перед смертью иногда понимает разные странные вещи. О которых раньше не догадывался. Тем более, женщины… они могут и просто почувствовать.
— Это какие же?
— Например, что их отца в Самаре в одна тыща девятьсот восемнадцатом году расстрелял один молодой комиссар. За участие в контрреволюционном заговоре. У него медальон при себе был, с портретом жены… а Сюзи на мать очень похожа.
Хотя Ковбой и гордился своим умением держать удар, эти мои слова его пришибли основательно.
— Что же получается… ты… и она…
— Вообще я о сыне иногда думал, — сказал я. — Семейный очаг и все такое. Но раз уж так сложилось… дочь, это тоже хорошо.
Конец первой книги