Когда Паша вернулся домой, Инга, действительно, уехала. А Паша чуть ли не вслух повторял мантру: «Мне всё равно, мне всё равно». Так сильно хотел убедить в этом себя. Но, увидев Яну, выдал себя с потрохами:
– Инга добралась до дома?
– Сам у неё и спроси, – строго отрезала Яна. Наверное, это маленькая месть, что Паша всегда становился на сторону Тима, но потом Яна грустно проговорила: – Ты же знаешь Ингу: она не делает ничего со зла. Плохо, что провернула всё у тебя за спиной, не посоветовалась, но она уже жалеет. Поговори с ней, пожалуйста.
Паша отмахнулся:
– Я ей говорил, что не собираюсь искать мать, тем более такими методами. Всё! Об Инге больше ни слова! – резко ответил он, хотя поморщился, ведь сам же начал этот разговор.
Но Ингу Паша успел узнать, и это было в её стиле, что на следующий день она поджидала Пашу после тренировки. Тимоха на улице почти моментально ретировался, побежал, словно опаздывал на метро. Они молча проводили его спину взглядами и посмотрели друг на друга. Сегодняшней ночью Паша вообще не спал, он даже телефон выключил и отнес на кухню, чтобы случайно не разблокировать Ингу и не начать ей писать. Он всё ещё злился, подпитывал ненависть, заглушая тоску. Но невыносимо скучал.
Инга начала разговор первой, заговорила тихо и осторожно:
– Паш, прости. Просто прости. Но ты бы никогда на такое не согласился.
– Конечно, не согласился бы!
– Но тебе это нужно! Тебе нужно найти твою маму. Ты страдаешь от этого, я просто хотела тебе помочь. Прости!
– Мне! Не нужно! – Паша снова чувствовал, что закипает. – Помогла?! Всё! Свободна!
– Серьёзно?! – Инга вскинулась: – Ты готов перечеркнуть всё, что есть между нами, из-за какого-то ролика?
Инга даже поморщилась.
– Ты взяла мой телефон, вытащила наружу мою самую страшную тайну! Влезла в мой ТикТок и выставила меня каким-то, блин, потерянным мамонтёнком на весь Интернет! Меня теперь все жалеют! Блогер должен развлекать, а не вызывать жалость!
Инга иронично хмыкнула:
– А пусть твои подписчики узна́ют, что ты живой человек, а не клоун! Наоборот, так будешь даже ближе к людям.
– Я этого не хотел! Ты всё испортила!
– И что?! Твой ТикТок тебе дороже меня? Мнение подписчиков важнее нас с тобой?
И Паша промолчал, потому что не стоили ТикТок и подписчики Инги, но злился он из-за другого. Паша прищурился и процедил:
– Это уже неважно. То, что ты сделала, я тебе никогда не прощу!
– Да что я сделала-то?! Хотела тебе помочь! Маму твою найти, чтобы ты поговорил с ней, высказал ей все обиды! Ты просто, когда вспоминаешь о маме, еле слёзы сдерживаешь. Я же вижу. Ты похож на обиженного одинокого котика, которого хочется обнять, – но Инга вдруг игриво улыбнулась и чуть приблизилась, провела пальчиком по груди Паши, заговорила лукаво: – Мне, конечно, хотелось бы не только обнимать.
Паша больше всего на свете обожал её игривый тон, заводился моментально. Так хотелось сказать Инге: «Я тебя люблю!» и потащить в укромный уголок, но почему-то сквозь ненависть и обиду вслух произнеслись совсем другие слова:
– А ты похожа на лицемерную шкуру!
Улыбка исчезла с лица Инги, глаза тут же потемнели, она сжала губы:
– Я не гордая, но бесконечно за тобой бегать не стану! Вчера обматерил, закинул в ЧС, сегодня опять орёшь на меня, может, хватит?! Я тебе обещала найти твою маму, я хотя бы попыталась! У меня свои методы, ведь, главное, результат. Свою вину я не чувствую. А ты готов меня бросить из-за какого-то ролика?! Нельзя же ссориться из-за такой херни, ты же любишь меня!
– Ты меня предала! – Паша чуть ли не выплюнул это в лицо. – И я тебя ненавижу за это!
Они оба уже перешли на крик, но Инга даже чуть отступила от последней фразы Паши, округлила глаза, заговорила тише:
– Я думала, ты будешь за меня бороться.
– За что бороться?! За нож в спину?! – и Паша выдал худшее, что мог сказать. Он сказал это специально, чтобы ранить Ингу. Ему было больно, обидно, хотелось сделать ей так же: – Да и было бы за что бороться. Ты мне не нужна на самом деле. Я могу получить больше и интереснее от любой проститутки, и никто не будет при этом выносить мозг и шариться в моём ТикТоке. Сейчас полностью согласен с твоей матерью: от тебя одни проблемы!
Инга прищурилась, сжала губы, а потом выдохнула и закатила глаза:
– Господи, почему мне всё время попадаются какие-то мудаки?! – она грозно посмотрела на Пашу: – А знаешь что?! А иди-ка ты в жопу, мудак!
Инга развернулась и чуть не побежала от него. А Паше на самом деле хотелось её догнать, обнять, поцеловать, извиниться, он даже согласился с её словами. Он повёл себя с ней как мудак. Знал ведь Ингу, чем жёстче она отвечает, тем ей самой больнее. Но Паша как мантру повторял про себя: «Мне всё равно!» Совесть грызла изнутри, он на себе прочувствовал, как ранил Ингу, и от этого ему самому становилось больнее во сто крат. Только Паша не сдвинулся с места, потому что не мог простить.
Дома гипнотизировал телефон, чесались руки вытащить Ингу из чёрного списка и всё-таки извиниться. В итоге он просто отдал Тиму свой телефон. Яны не было, но может это и к лучшему: она Пашу явно осуждала. Тимоху с его советами грубо послал: ТимьЯн сговорились и защищали Ингу. Говорили, что Паша должен её простить.
Последние дни ноября тянулись тоскливо и мучительно долго. Паша даже как-то мысленно сравнил Ингу и Аську: это были единственные девушки, кого он забанил и ненавидел. Воспоминания об Аське до сих пор ныли где-то в рёбрах, которые будто помнили тяжёлые удары ногами. Инга же словно отпинала Пашу изнутри, именно так он себя чувствовал, будто ему наживую разломали грудную клетку. Он ощущал себя больным: плохо спал, голова раскалывалась, стал раздражителен, даже аппетит пропал. Но Паша специально взращивал к Инге ненависть, так ему было легче перенести эту боль.
На тренировке на следующий день после встречи с Ингой вообще вывихнул себе запястье, гимнастическая накладка порвалась и зацепилась за кольцо, когда он переворачивался. Было больно, но не так, как внутри. Паша зафиксировал руку в ортезе, выпил обезболивающее, держал холод весь вечер, но думал о том, что ему хотелось бы сломать или вывихнуть себе что-то ещё. Жаль, что обезболивающее на любовные терзания не действовало. Паша почти перестал спать и постоянно мучительно открывал переписку с Ингой, снова перечитывал её последние сообщения, и под утро всё-таки разблокировал её, рассчитывал получить ворох сообщений, но там не было ничего. Паша пересматривал фотографии Инги, совсем забыл, что нужно оборвать все контакты.
А в среду застал Ингу и Яну у них дома. Тимоха говорил с утра, что Яна останется, но не ожидал увидеть и Ингу. Она была грустная и серьёзная, смотрела на него пристально, а Паша сделал вид, что не заметил её. Но, когда зашёл в комнату переодеться, она тут же проскользнула к нему. Паша сел на диван, снимая носки, а она стала напротив:
– Паш, что у тебя с рукой?
– Всё нормально!
– Паш, давай помиримся. Мне очень плохо без тебя.
– А мне нормально, – равнодушно соврал Паша, старался не смотреть на Ингу, но взгляд сам собой застрял на её ногах: она была в коротких шортах.
– Я тебе не верю! Паш, я хочу всё вернуть, чтобы было как раньше. Прости меня!
– Как раньше уже точно не получится, я больше не хочу, – Паша поднял глаза на Ингу.
Он и сам не понимал, откуда всплывало такое жгучее желание ранить, ведь он так её любит, на самом деле любит, и почему-то так же сильно хочется оттолкнуть её подальше, больше не видеть, сделать больно ей, и тем самым себе. Слишком Инга заполнила его и забрала большую часть Паши с собой. Слишком сильна была его обида, видимо, больше, чем любовь.
– Паш, пожалуйста.
– Прав был твой Душнила: ты всегда всё портишь!
– Да, прав! Меня больше всего бесит в нём, что он всегда прав! – Инга вдруг взорвалась. – А в тебе меня бесит, что ты ведёшь себя как ребёнок! Маленький обиженный ребёнок!
– Кстати, он ещё кое в чём оказался прав: ты истеричка, и мы не продержались и месяца.
Инга зарычала и швырнула в Пашу пакет, там было что-то мягкое:
– Да пошёл ты! Вот теперь точно всё! – И вылетела из его комнаты, а потом и из квартиры, и, видимо, из Пашиной жизни.
Потому что в пакете оказалось худи, которое он подарил Инге в Сочи. Она его так любила, всё время ходила в нём, и Паша от этого таял от умиления и нежности. Худи было постирано и аккуратно сложено, в одном кармане оказались очки Матильды, а в другом – высушенный цветок орхидеи, который Паша нечаянно раскрошил, когда доставал. Слишком цветок был хрупкий, как Инга. Стало так жалко этот цветок, что Паша чуть не расплакался. Вспомнил, как восторгалась Инга, когда обнаружила букет. Паша тогда почувствовал себя волшебником, а сейчас почувствовал себя жалким обиженным ребёнком, только вместо игрушек, Паша разломал собственными руками свою любовь.
Паше вдруг пришло сообщение в ватсап. Он даже забыл, что у него есть на телефоне этот древний мессенджер. Номер был неизвестным, а вот от прочитанного похолодело всё внутри:
«Пашенька, привет! Это мама. Мне сказали, что ты меня ищешь. Ты где сейчас живёшь? Дома? Я первого декабря как раз приеду в Москву, мы можем с тобой встретиться?»
Паша смотрел на сообщение минут пять, даже телефон от себя отодвинул, словно тот мог взорваться. До конца не верил, что это может быть мама, но если это чья-то злая шутка, то шутник дорого за это заплатит, и Паша согласился на встречу.