Pavor Nocturnus

Армани Коллин

28.09.199 X г., 12:07 PM

Неподалеку от Центральной школы города

Хочешь не хочешь, а в какой-то момент каждому приходится собрать крупицы мужества в ладошку, войти в пещеру и столкнуться лоб в лоб с мифическим зверем — это изменит тебя либо убьет, тут уж одно из двух. Мало того, что по статистике трусы живут дольше, так еще и ни в одной книжке не сказано, что за животина такая, а то я сразу бы прикинул шансы и повернул назад. Я просил Вселенную, чтобы это было что-то из учебника биологии, то бишь самое что ни на есть обычное. Засунуть голову в улей и вылизать мед вместе с каждой мохнатой пчелой? Проще простого! Переночевать в гадюшнике с клубком шипящих шлангов в обнимку? Да без проблем! Чего уж там, попасть в клетку к голодным львам и подружиться с их матерым вожаком — сущий пустяк, мелочь и вообще недостойно сравнения. Все они кусают сильно и без зазрений совести, но по делу, вроде голода (важная штука, не спорю), отстаивания прекрасной самочки (тоже понимаю) или защиты (за такое вообще не судят). А меня ждал питомник пострашнее — кусалось тамошнее зверье не так часто, зато выпивало литры крови и плевалось кислотой по самую душу, так что мозг разжижался до костей. Да-да, я имею в виду школу, рассадник инфекций и самых страшных животных на планете, а то и во всей в галактике в целом.

Настроение у Мудрого Филина с самого утра не задалось (мы с ДеВи даже знаем почему), он разбрасывался наказаниями направо и налево — и вот кому же еще идти раздавать игрушки, как не провинившемуся Армани на грани увольнения! Подло, очень подло, я же не успел ничего нового натворить и с Жадным Слоном не закончил, а два дела сразу — это свинство, переработка и вообще идите к Цезарю. Я брыкался и отнекивался, как мог, мол, у нашей мисс Вежливости Луи навык общительности получше моего будет, а Руди так вообще милейший в мире доисторический человек, детям полезно знать предков. Ага, размечтался — он даже не слушал меня и окатил таким суровым взглядом, что как бы новое пререкание не увеличило статистику смертей в городе на одного итальянца.

Короче, ситуация патовая, хоть заглядывай в местный театр на предмет актеров, но за добрую улыбку почему-то никто не работает. Вот и пришлось ползти раненой улиткой в пустыне, ноги каменные и по тяжести, и по виду, плохо сгибались и все норовили свернуть в ближайшую кофейню, парк или аэропорт за билетами домой. Со стороны я походил на смертника, который добровольно несет шею на свидание с гильотиной — хорошо, никто не спрашивал, все ли в порядке, не надо ли скорую вызвать, хотя успокоительные и не помешали бы. На входе меня остановила престарелая дамочка грознее всей полиции вместе взятой, а я притворился немым, молился, чтоб выгнала отсюда за молчанку, это уже приличное оправдание было бы. Не повезло — она посмотрела на сумки с медведями и фирменную кепку, смекнула, кто я, зачем я и откуда, и указательно махнула рукой, даже кабинет подсказала, да за что мне все это!

Начало радовало, я даже подумал, что сейчас всех отпускают пораньше, чтоб уж точно никто по темноте не шастал — левое крыло первого этажа пародировало загробный мир, тишина и покой, но за дверьми все-таки слышался галдеж разной степени дерзости. Коридор длинный, хоть олимпиаду проводи, но до жути узкий, а рядом с сопляками хотелось бы личное пространство шириной с километр. Я плелся в самый конец со скоростью три шага в минуту, проклинал сумки, которые трещали и шелестели, как бенгальские огни перед рупором. И вот проход сразу на пятый круг ада, то бишь к злым, унывающим и ленивым, я то тянул руку к двери, то убирал и бормотал гадости вперемешку со словами поддержки. Ты сможешь, Армани, план простой, зайти, разбросать игрушки и быстрее на выход, от этого еще никто не умирал (хотя точно не уверен!)

Стук каблуков с той стороны встряхнул мозг лучше холодного душа, а то и вовсе катапультировал его к более адекватному хозяину. В душе не чаю, зачем я со всей силы дернул дверь и полетел внутрь, как в зад ужаленный, еще и учительница за ней как раз выходила в проем, что-то болтала в сторону класса. Задачка не из легких — объекты А и Д движутся навстречу с бешеной скоростью; нужно рассчитать степень будущего позора, а времени на ответ нет, удачи! Дверь впечаталась в стену со звуком выстрела, чтоб на нас уставились даже с задних парт, могла бы еще и треснуть пополам для эффектности. Зато грохот остановил все вокруг — и время, и сердце, но самое главное, нас, причем в сантиметрах друг от друга, лоб в лоб, глаза в глаза, рот в… короче, не так я представлял себе выражение лицом к лицу! И тут до нее доходит, что буквально перед носом возник какой-то проходимец, но уж больно эмоционально — она карикатурно вскрикнула птичьим голоском и попятилась, как от заразного во время вспышки чумы.

Я почему-то сразу понял, что девушки на каблуках не приспособлены ходить задом-наперед от слова совсем, и рано или поздно ноги заплетутся. Даже не знаю, лучше бы упала или нет — мой внутренний горе-самец решил спасти даму в беде, а вместе с ней белую блузку и черно-юбочный зад от грязного поцелуя с полом. В кровь прыснул такой коктейль гормонов, что лошадей травить можно, но для меня это привычный напиток на каждый день — вот я и бросил все сумки, кинулся к ней и чуть ли не упор лежа принял, но подхватить успел. Картина маслом, я еле держу ее воздушную спину на полусогнутой ноге, а она вцепилась ястребом мне в плечи, и оба томно дышим под конец нашего секундного танго. Только вместо оваций класс взорвался таким смехом, писком и стуками по партам, что я почувствовал себя в цирке со слонами, гиенами и стаей лисиц. В итоге, на вид я полный идиот, а по ощущениям и того полнее, процентов на сто двадцать — хороша сцена, ничего не скажешь, достойна дешевых романтических комедий!

Когда я аккуратно поставил учительницу, она еще быстрее, чем вспомнить о равновесии, чуть ли не вытолкнула меня в коридор вместе с сумками и захлопнула дверь. И вот вся благодарность за спасение — да не за что, обращайтесь, всегда рад помочь!

— Ты, ты!.. Что ты устроил?! Кто ты вообще такой и почему ходишь тут, людей пугаешь?

Не буду врать, я уставился на ее неброскую красоту, это заложено в коде мужских мозгов, но еще и потому, что там все по золотой середине было. Волосы аля каштан растрепаны, один локон карикатурно свисает на миловидное лицо с пухлыми щечками, бордовыми, как бокалы с красным полусладким, прекрасный пример внешности без тонны косметики, губ до бровей и бровей до губ на пару с ресницами-граблями. Фигурка тоже не идеальная, но там, где надо, хватает, где не надо, поменьше, талия и грудь на месте, ноги очень даже человеческой длины, а кому надо больше, пусть ищет в журнальчиках Луи. Одежда застиранная, в школьно-приглушенных тонах, но опрятная и подобрана со знанием дела, а фиалочный парфюм с мускусом так вообще задурманил мою пустую голову — в общем, вещи и запах выдадут добрую часть секретов человека, быстрый тест на совместимость, и я уверен, мы подружимся, если доживу!

— Я… это самое… «Хоуми’c Тедд», твороблагительность.

Осел, какой же я осел! Сначала она по-детски сжимала кулачки от злости, будто хотела врезать мне, но воспитание не позволяло, и самые тупые в мире слова удивили ее, смягчили, такими можно обезоруживать бандитов во время драк. Хотелось провалиться куда-нибудь от стыда, она еще как назло пялилась на меня, но не глаза искала, а эмблему на кепке, быстро поняла, что к чему, неглупая же.

— Ох, почему ты так поздно пришел?

— Извините уж — личного водителя в другой куртке забыл, пришлось на своих двоих ползти!

— Просто… те дети, кому нужны игрушки, ушли… Нет, дело твое, конечно, но ты только зря потратишь время. Наверное, лучше тебе прийти в понедельник.

И мы замолчали — мда уж, ситуация бьет все рекорды тупости, тут и добавить даже нечего. Разве что пару ласковых на почтовый адрес судьбы, которая подмешивает мне в колоду даже не шестерки, а мятые фантики — кто бы сомневался, что из всех классов более-менее спокойный ушел, а мне остался самый ужасный! Меня мало волновало, спасает кого плюшевое зверье или нет и кому там не помешает еще один игрушечный оберег, но Мудрый Филин уволит меня, а потом убьет, нет, сначала убьет, а потом уволит!

— Значит, и на следующей неделе приду. Добрых дел много не бывает, — процедил я сквозь зубы, постарался улыбнуться.

— Я могу раздать их сама, чтоб ты дважды не ходил.

— Правда?! Я согласен! Чего бы это мне ни стоило. Кстати — чего именно?

— Добрых дел много не бывает… — сказала она и улыбнулась, аж посветлело на душе. С зарплаты обязательно пришлю ей огроменный торт во весь рост!

В общем, после такого я бы зацеловал ей руки, отреверансил и смылся на незаслуженный отдых, если бы за углом не послышалась какая-то возня. И плевать на соплячьи разборки, но учительница двинулась в гущу событий, а мне в ухо стрельнул голос ДеВи, поэтому я рванулся за ней — не оставаться же в стороне, когда наших бьют! Мне еще со спины не понравился белобрысый утырок за углом, на две головы выше и на годик-другой старше ДеВи, а в их возрасте разница приличная. Дело в том, что у него были жирные волосы, потная длиннющая шея и запашок такой, будто он всерьез считал, что настоящий аромат мужчины — это пот и сигареты, зато рубашка солидная, из каких-нибудь дорогущих бутиков и, небось, на заказ. Вишенкой на торте был мой медведь на вытянутой руке над головой и то, что ДеВи прыгал в попытках вернуть его, уже дошел до толчков. Сначала все были заняты своим, один издевательством, другой борьбой, а тощая девчонка у стены беспомощно смотрела на все это, наконец увидела нас и крикнула:

— Мисс Элиза, они…

— Я все прекрасно вижу, — перебила та и пошла на сближение. — Отдай ей игрушку!

Никогда бы не подумал, что в ней найдется такой грозный вид и суровый тон, я сам пригнулся, будто сейчас всем по шапке прилетит за счет заведения. А этот тип и глазом не моргнул — обвил рукой шею ДеВи и состроил до жути смазливую рожу, мол, да вы все не так поняли, это игры такие и вообще мы закадычные друзья, эдакий невинный потный ангелочек. Меня чуть не стошнило, когда он рассмотрел нас и быстро снял добрую улыбочку, а взамен раскрыл поганый рот:

— А то что?

Я уж подумал, у меня совсем крыша поехала, но у малявки и правда язык повернулся сказать такое учителю в лицо. Слова прямо-таки пригвоздили меня к полу, а от всевластного тона и взгляда, как на крыс у мусорных баков, так вообще тошнило. Элиза уже пылала от злости, но почему-то удрученно тупила взгляд в пол, будто это его школа, а звать его Бенджамин, и что-то мне подсказывает, этот засранец не в первый раз позволяет себе такое с ней.

— А то пойдем к директору. Мне кажется, драка с учеником младше тебя и кража игрушки тебе с рук не сойдет.

— Еще чего… Никуда я не пойду, а вы, мисс Бронкс, не имеете права и пальцем меня тронуть. Или вам напомнить, что вы работаете здесь только потому, что нет замены?

Видимо, этот рот, кроме гадостей, умел говорить правду, потому как Элиза действительно не спешила вести его к директору и даже не схватила за ухо, чтоб доходило лучше. Она, может, и не может, зато проходимец с улицы еще как — вот я и вцепился в его запястье и подтащил к нам, а тот и не сопротивлялся от неожиданности.

— Эй, сопля из задницы, хватит строить из себя царя. Пока не отдашь медведя и не извинишься перед всеми, никуда ты отсюда не пойдешь, понял?

— Пусти, ты… кто ты вообще такой! Деревенская училка нашла себе такого же нищеброда? Два сапога — пара! — Он поднял глаза к потолку, будто раздумывал над чем-то, ровно на театральную секунду. — Я же правильно употребил это выражение, мисс Бронкс?

Бедная Элиза и так была на грани нервного срыва, а эта пуля унижения пробила плотину самообладания, там уже собирались слезы. Я смотрел на мелкого уродца сверху-вниз, из меня прямо-таки вытекала злоба, кровь кипела, хоть чай заваривай, и все случилось само собой. Хлесткий хлопок пощечины превратил всех в восковые статуи с отвисшими челюстями, получи и распишись, что называется. Слизняк пискнул, замолк и схватился за бордовую щеку, которая пульсировала, как если бы из нее хлестала кровь, и такие глаза состроил, будто и не представлял, что за поведение может получить праведного ремня. Забавно, что Элиза двинулась вперед, присела перед паршивцем, который только что поливал ее грязью, и дотошно-заботливо стала осматривать горячее пятно — учительско-материнский инстинкт в деле!

— Ты в порядке? — сказала она.

— Уберите руки от меня! Я все расскажу отцу, и вам обоим влетит…

И после словесного плевка Слизняк рванулся по коридору с полными штанами поражения, про несчастного медведя и не вспомнил — скатертью дорожка, хотя нет, желаю пересчитать все кочки и свернуть шею на лестнице! Вроде справедливость торжествовала, но что-то никто этому не радовался. ДеВи молча стоял по-над стеночкой, очнулся, чтобы поднять игрушку и отдать возлюбленной, а Элиза вообще так и осталась на корточках, закрыла лицо ладонями-лодочкой и потихоньку начинала трястись. Моя беспечная выходка и стала той последней каплей, но подумал я об этом, естественно, позднее, чем надо бы, и мог разве что утешительно коснуться плеча.

— Идиот… Какой же ты… идиот! — крикнула она, будто я ограбил ее, а не спас, а потом и вовсе вскочила со слезами на глазах, чуть головой в челюсть не зарядила. — Что ты натворил?!

— А что, надо было и дальше позволять ему творить такое?

— Его отец — один из крупнейших спонсоров школы… Теперь подумай, нужно ли директору уменьшение финансирования, к тому же, из-за какой-то молодой беднячки. Что теперь будет со мной… А я скажу: сегодня же вечером меня уволят! Я только устроилась сюда. И знаешь, как трудно было пробиться без опыта, понимаешь ты или нет?!

Вроде учитель она, а знаток соплячьей натуры здесь я — понятное дело, никому он не нажалуется, в его возрасте это уже очень стыдно.

— Это я его треснул — пусть звонят в «Тедди’с Хоум», я все выскажу его папаше, аж уши завянут.

— Я несу полную ответственность за них и за все происшествия, а не ты… Кто тебя просил бить его!

— Здравый смысл! Дашь слабину один раз, а во второй еще хуже будет, и так по накатанной.

— Нет, теперь он еще сильнее будет меня ненавидеть, вспоминая этот случай. Ох, о чем это я… Не думаю, что проведу еще хотя бы один день в этой школе. Грустно будет прощаться с детьми, с которыми мы подружились… — И тут она неожиданно усмехнулась, это уже нервное. — Я очень надеюсь, что для меня найдется место в магазине игрушек.

Школьный звонок затрещал прямо над головой, орал во всю глотку нещадным звоном отбойника по церковному колоколу, но хоть перебил неловкое молчание. Элиза протерла глаза и молча пошла в класс, что тут еще сказать.

— Прости, я не хотел все испортить, — выдавил я из горла напоследок, больше ничего не смог.

— Я верю… Уходи, пожалуйста. Просто, уходи.

На удивление изнутри не послышалось смеха, чмоков и романтических напевов — дети вырвались в коридор, как бегуны на линии старта, но гудели в обратную сторону, спешили навстречу пятничным гулькам. Я подошел к ДеВи с его подружкой, волосы у того были разлохмачены, как гнездо однолапой птицы, а лицо краснючее, как будто еще от драки не отошел, стоял и перебирал сто тридцать шесть способов мести обидчику. Наверное, мысли и правда этим забиты были, потому как он не шибко-то удивился мне, хотя я скорее очутился бы на отвратной мыльной опере в театре, чем здесь.

— Что ты тут делаешь, Армани? — сказал он как-то неприветливо то ли от раздражения, то ли просто не хотел меня видеть.

— Меня заставили раздавать игрушки, но все обошлось и я уже свободен на все четыре стороны.

— Тогда можешь пойти с нами в…

Девчонка толкнула его локтем и шикнула, но ДеВи шепнул, мол, я свой, со мной можно сплетничать обо всем на свете.

— Приятно познакомиться, кстати! Меня зовут Виолетта, — сказала та тихим жалобным голоском и протянула ладонь на пожатие.

В приюте я видел кучу худощавых щепок, несмотря на приличную кормежку — у них ведь все не как у людей, сколько не корми, все нипочем, но вид этой девчонки пугал почище всяких фильмов-ужастиков. И не уродина же, наоборот, миленькая рожица, даже слишком, но черты до неприличного острые, как если бы ее обделяли в завтраках раз эдак сто тысяч. Кожа серая, тонкая, как лист вощеной бумаги, аж вены просвечивают, боюсь представить, сколько костей и суставов торчит под престарелой школьной формой, латанной-перелатанной, такие давно не носят. Ноги спичечные, еще и кривые, того глядишь сломаются на сильном ветру — Тонконожка, значит, грешно, конечно, но не на пустом месте же. И вообще пусть спасибо скажет, что не Заморыш или Гном, а то она малявка даже по своим малявочным меркам.

Во мне проснулся старший братец, вроде, а достойна ли она нашего красавца-героя — может, я и принял ДеВи, но этой нужно будет еще заслужить доверие и штампик «не гадость» на лбу. Вдруг это снаружи она жалкий вежливый цветочек, стоит тут, переминается с ноги на ногу и заправляет прядь волос за ухо, а в омуте души черти вечеринки устраивают. Ладно, плевать мне с высокой колокольни, кого там выбрала соплячья душа себе в соплячью пару.

Я потряс хилую ручонку из вежливости, и Тонконожка добавила:

— Так ты пойдешь в наш клуб? Убедишься, что мы не шутим и не врем.

— Да верю я вам. Неохотно, не на сто процентов, но даже один — это уже большое достижение.

Надо серьезно взвесить, стоит ли непонятная овчинка выделки — дело в том, что усталость навалилась на плечи, как упитанный друг ради покатушек верхом, но это может пролить каплю света на делишки Мудрого Филина, да и страшилки о монстрах заменят порцию книг и кино. Вот только есть нюанс в виде кучи детей, может, и не самых отвратных, но вряд ли уж милых и пушистых, а скорее напуганных и сопливых — ох, я еще тысячу раз пожалею, но дам им шанс, посмотрим, что из этого выйдет!

Мы потопали на второй этаж в штаб-квартиру или что там у них, но это оказался не какой-нибудь класс, не актовый зал и даже не туалет, то бишь все приличные места закончились. Тонконожка явно не умела молчать рядом с кем-то, пытала ДеВи вопросами о школьной бытовухе, но тот отвечал без энтузиазма и еле выдавливал какое-то подобие улыбки. Тем временем приветливый вид школы резко обрывался, мы шагали уже по старой лестнице запасного выхода в подвал, если не в самый ад — на нижних ступеньках у художника засохли все цвета, кроме черного. Сопляки нырнули в темноту и долго от них не было ни звука, я остался на последнем светлом островке и уже начал переживать, но тут с умирающим стоном заскрипели петли, а лампочка показала местный пейзаж. На самом деле, лучше не стало — вид ржавой двери, как у бункера времен Второй мировой, за ней пыльно-паутинные стены закутка с кучей метелок, граблей и газонокосилкой, а вглубь тянулся узкий коридор, будто созданный для съемок фильмов ужасов. И почему-то я не сомневался, что нам надо в самый пыльный, сырой и темный конец этого подвала.

— Из всех мест для обсуждения жути вы выбрали наижутчайшее в мире?

— Это точно, — поддакнула Тонконожка и засмеялась. — Зато учителя не помешают.

Она выставила ухо в проем, прислушалась и выдала экспертное мнение, мол, мы пришли первыми. И та рванулась искать главную монстроведку школы, а нам с мелким не оставалось ничего, кроме как двинуться по этому коридору.

Я приготовился выслушивать балласт гадких мыслей, о которых не треплются рядом с девчонками, но ДеВи держал все в себе, аж пыхтел от тяжести. Со мной явно что-то не то творится — казалось, радуйся тишине, но это молчание тягучее, едкое и горькое на вкус, да и не нравилось мне смотреть на хмурый комок лица и ломанные движения, будто он пинал воображаемые камни на каждом шагу. В итоге просто пошел вперед, даже не взглянул в мою сторону, а я и не собирался пытать его, сам расскажет, как созреет.

Мелкие плевки наверху светили не ярче звезд в тумане, но проход хотя бы не ветвился на сотню других, как лабиринт, и очень скоро бетонная кишка вывела нас в огромное помещение со всяким барахлом. Я разглядел очертания старых парт, кривых, сломанных или изрисованных похабщиной, таких же шкафов с комками пыли на провисших полках и кучу самых разных железяк. Центр этой свалки кое-как расчищен, и тут расставлены по кругу диван со стульями без спинок, а повсюду натыканы свечи в духе мистических ритуалов, но без пентаграмм на полу, и на том спасибо. С теплым светом этот кружок анонимных монстроголиков даже можно назвать уютным — все же в детстве мечтали об укромном месте, куда взрослым вход заказан. ДеВи зажег пару-тройку фитилей и плюхнулся на диван, как если бы отпахал трое суток подряд, выбил изрядное облако пыли, закашлялся и стукнул кулаком виноватую обивку.

— Армани, я злюсь! — сообщил он, когда я подошел. И опять замолчал, как будто мне нужно было переварить эту информацию.

— Не поверишь, но со зрением у меня все в порядке, да и с мозгами получше, чем на первый взгляд.

Я нависал над ним, давил морально, чтобы выдавить хоть что-нибудь, но он положил голову на спинку дивана и закрыл глаза, того глядишь и захрапит. С терпением у меня все плохо, но я пристроился рядом и героически в стиле буддийских монахов выждал, пока его язык устанет валяться без дела. Не прошло и десяти реинкарнаций колеса Сансары, как он перестал дышать в духе паровоза и прошептал с хрипотцой, как усталый путник у костра:

— Тебя когда-нибудь травили в школе?

— Шутишь, что ли, без этого никуда! Это как часть жизни и один из первых учителей. Однокласснички у меня были не сахар, мягко говоря, для некоторых подножка как «привет», толчок как «спасибо», подзатыльник как «не за что», а плевок просто так, забавы ради. Тут главное показать, что ты бешеный псих и с тобой лучше не связываться, а то так и не отстанут никогда. Вот и приходилось частенько пускать в ход кулаки, признаю, но по-другому какой-нибудь огрызок карандаша или собственный стул не отстоять.

— А научишь меня?

— Отец не показывал тебе хоть какие-то приемы? — спросил я, хотя прекрасно представлял ответ.

— Нет… Он, наверное, скажет, что драться нельзя.

— Хотел бы поспорить, но в этом есть доля правды… И это легко поправимо, а вот трусость нет. Я видел, как ты храбро полез на того гаденыша, который старше и больше тебя, и, по-моему, мы здорово проучили его.

— Это ты проучил… Ты! А должен был я! — Он повернул голову, щеки вздутые, красные, как томаты на грядке, кулаки так и чешутся кому-нибудь врезать, а на глазах слезы. — Я слабак, Армани, и драться я не умею…

— Вот-вот, поэтому сбавь обороты. У тебя шанс заработать фингал выше, чем поставить его, а какой тогда в этом смысл.

Я понимаю, что не проходил курсы поддержки сопляков, но ДеВи аж подскочил от возмущения, крикнул, мол, спасибо, утешил, так утешил, и карикатурно повернулся спиной ко мне.

— Так, ты не истери тут, а слушай и наматывай на свой пока еще метафорический ус. Итак, краткий экскурс в общении с уродцами… Первое, на обзывательства даже внимания не обращай, рук не хватит всех на место ставить, да и мест во всем мире тоже. Два исключения из этого правила — это когда распускают язык на друга или твою подружку, тут уже можно и вступиться, по настроению. Второе, лучшая драка — та, которой не было, поэтому-то у человека от тела отходят два длинных костыля, ногами называются, и ничего стыдного в этом нет, кто бы там что ни говорил. Но если уж убежать не получается, то остается пустить в ход верхние костыли, руками называются. И тут либо методом проб и ошибок на практике, либо сначала в теории, на секции по борьбе, я имею в виду. Запишись, осваивай потихоньку, и через пару лет будешь разбрасывать всех направо и налево.

— Мне нужно сейчас, а не когда-то там! Если бы ты не пришел… я бы не отобрал игрушку, и Виолетта могла бы…

Ему повезло, что дверь в подвал хлопнула и все раздражение ушло на второй план, а то я бы высказал за неблагодарность — я тут кучу решений проблемы выдаю, а ему все не нравятся. Мы навострили уши в ожидании мелюзги, но никто к нам не шагал и не вякнул что-нибудь для приличия, мол, это не директор и не какой другой школьный монстр, да и на сквозняк не похоже, больно тихо и аккуратно. Стало неспокойно, как курице перед землетрясением, и я помчался в коридор со скоростью олимпийского чемпиона, будто пол за мной обваливался в пропасть. ДеВи подхватил идею, но уверенно глотал пыль позади.

Я впечатался в дверь на полном ходу, чуть плечо себе не сломал, еще и мелкий уперся мне в зад — по всем законам физики та должна была распахнуться настежь, но застыла, как на клей посаженная. Если это и монстр, то явно полтергейст с телекинезом, потому как ни толчки ладонями, ни жалобные скребки ногтями не убедили этот кусок металла поддаться.

— Это что еще за дела!

— Такие вот дела, — квакнул знакомый писклявый голос, такой трудно забыть даже при всем моем желании.

Чтоб мне провалиться, вот кого-кого, а Богатую Выскочку я ожидал услышать здесь меньше всего! Я заколотил в дверь под короткие очереди смеха с той стороны, и какие только гадости не кричал на родном языке, обидные, ужасно неприличные, но она заслужила.

— Это за то, что я чуть не убилась на фабрике. Еще и друга моего ударил, дебил!

— Так, если ты сейчас же откроешь, я даже обещаю представить, что мне все это приснилось.

— Ага, мечтай! Будешь сидеть тут, пока не извинишься.

— Да я лучше съем свои кроссовки!

— Ха-ха-ха! Да-да, тебе так и придется, потому что уборщики найдут тебя через пару дней.

Черт, а это уже не смешно — такие, как она, и правда могут закрыть нас и никому не сказать, причем даже если я поклонюсь в ее пухлые копытца и расцелую каждую пылинку на туфельках! Трижды я с готовностью набирал воздух, аж рубашка трещала на пуговицах, но не смог выдавить из себя ни звука. Можно, конечно, застучать граблями, пошуметь газонокосилкой, закричать уж на худой конец, но это спугнет ее и соберет сюда полшколы в придачу, а я такое просто так не оставлю.

— А знаешь, мне и правда жаль… Мало того, что ты не вынесла урок, так еще и мне выговор сделали. Надо было сразу послать вас с нянькой и даже руки не марать о такую гадость!

И вдруг замок щелкнул, а дверь отъехала на миллиметр, я не думал, что Богатая Выскочка так быстро сдастся, но дареному коню ни в какие места не смотрят. Вообще я погорячился со словами, мол, все прощу и забуду, и уже предвкушал, как поотрываю ей уши, вылетел в проем, пока аттракцион щедрости не захлопнулся перед самым носом. Силуэт с блестящими адскими глазами и свиноподобным всем остальным стоял напротив, отвлекал на себя внимание. В тот долгий, убийственный миг я не успел осознать, что сверху еле слышно гряцнуло ведро, а над дверью сияла рожа Слизняка, — это я уже собирал по кусочкам памяти тот момент, когда поднял голову, а между тем на меня надвигалась волна ледяной воды!

Ведро.

Ледяной.

ВОДЫ!!!

Клянусь, я разучился думать что-то, кроме этих слов. И дышать, и стучать сердцем — думал, что помру здесь от шока, холода и стыда, а мой скелет никто даже не найдет!

Понятное дело, я запищал почище всех девчонок в школьном хоре, а мой фальцет полопал бы все бокалы в радиусе континента, не заткни я рот кулаком. Надо было кинуться вперед и раскидать уродцев, пока те беззаботно ухахатывались, но тело затряслось в такой дикой конвульсии, что я мог только отпрыгнуть внутрь и сжаться в комок, чуть ли не на корточки сесть. Легкие, еле уловимые движения от гаденышей казались арктическим ветром, а когда дверь захлопнулась с бешеной силой, я думал, кожа потрескается. И вот ключ провернулся дважды в замке, а эти ушлепки застучали по ступенькам — все, поезд уехал, отлично, просто замечательно, хотя сейчас это далеко не главная проблема в списке!

Я нелепо рванулся по коридору, глаза лезли из орбит от холода, мурашки выросли в гигантских жуков, но хоть немного согрелся, поэтому еще пару раз бегал туда-сюда. Рубашка и штаны с чавканьем прилипали и отлипали от ляжек, я то кричал, как бешеная больная ворона, то смеялся до задыхания, ДеВи растерянно смотрел на все это, будто у меня шарики за ролики заехали, рассудок не поспевал за мной — и черт возьми, я и правда за себя не отвечал! Но это не выход вечно круги тут наматывать, так можно и болячку подхватить, а то и вообще замерзнуть насмерть — мой призрак подаст на нее в суд и будет кошмарить до конца жизни!

Я прошерстил местный хлам, и, наверное, ни одна дворняга не радовалась так куску мяса, как я полудохлому обогревателю и розетке в углу, особенно когда четыре полоски раскалились до ярко-оранжевого и повалил жар, прямо-таки манна небесная!

Первым делом я стянул с себя одежду, которая уже стала второй кожей, долго думал насчет трусов, но от такой холодины там ничего не видно даже при всем желании. Сначала пододвинул к приборчику самое важное, то бишь голову и зад, чуть не завыл от блаженства, а потом уже прогрел руки, трусы с носками, выкрутил и развесил на партах и стульях все остальное. Я так и уставился на наше подобие костра с мыслями, как я докатился до такой жизни, стою в полутемном подвале, полуголый, закрытый какими-то уродами, и это если не думать про Олю и Мудрого Филина, а то вообще разрыдаться можно. Добро пожаловать на дно взрослой жизни, что называется — и вот только не надо, Вселенная, я прекрасно знаю, что может быть и хуже!

ДеВи тулился сбоку, толкался за место под солнцем, в смысле обогревателем, хотя на него там пару капель попало.

— Ты сначала делаешь, а потом думаешь, Армани, — бросает он ни с того ни с сего, да еще с таким раздражением, что меня взорвало получше, чем от спички у бензоколонки.

— Чего-чего?!

— Того! Зачем ты его ударил? Никому от этого лучше не стало… Мисс Элизу теперь уволят, нас с Виолеттой будут сильнее задирать, а тебе уже досталось.

Так, мне плевать, что за внезапный всплеск гормонов и кто из нас двоих спятил — я не собираюсь выслушивать нотации от мелюзги, которая еще жизни не видала! И он бы изрядно пополнил запас ласковых слов, но уже целых пять минут у меня не было приключений, непорядок — вот, пожалуйста, опять хлопок дверью, но с кучей голосов в придачу, причем парочка звучала ближе остальных. Я вскочил, как ошпаренный, и просмотрел все щели, которые можно забиться — мало того, что мне не хотелось ни видеть, ни слышать кого-либо из мелких, а выставлять себя посмешищем в одних трусах так тем более! За вещи я не беспокоился, еще одна куча тряпья отлично вписывалась в здешнюю свалку, а вот притвориться статуей аж на добрый час мне не хотелось, и я не нашел ничего лучше, чем шкаф, что-то мне везет на это дело в последнее время. Внутри висело пару пыльных костюмов, какими даже моль побрезговала, и я занял местные апартаменты, резко закрыл дверцы, чтоб без щелей на этот раз. Вообще-то ситуация очень даже в мою пользу, то бишь меня не видят и я их тоже, зато услышу самые интересные сплетни о монстрах, красота же!

На слух сюда вбежало около пятнадцати разных голов, и это только самые говорливые и писклявые. Кто-то удивился, а чего это ДеВи включил обогреватель, на что тот отмямлил какую-то чушь, и все расселись по местам на манер дьявольского культа. Их главарь, самая старшая ведьма из последних классов, спросила, будет ли кто-нибудь еще, а потом они еще долго молчали, как если бы читали про себя молитвы на мертвом языке. Мое дыхание отскакивало эхом прямо в уши, казалось, я пыхчу громче трактора.

— Сегодня мы будем недолго, — начала девушка как-то грустно, совсем не в духе сборища охотников за привидениями. Голос слышался ближе других, небось, заняла козырное место в центре дивана. — Мне трудно это говорить, но Владу похитили. Несмотря на то, что ей было почти восемнадцать и ночи у нее проходили спокойнее, чем у многих других. Это еще раз говорит о том, что мы ничего не знаем об этом… существе. И даже когда оно появилось перед ней, Влада пыталась помочь нам, сделав фотографию… На снимке ничего особенного не видно, но единственное слово осталось от нее на обороте, единственная зацепка: «Негатив». Я долго думала, что это значит.[1] Сначала, что все наши догадки о монстре ошибочны, потом — поскольку она увлекалась фотографией, — что снимок нужно обработать на компьютере, но я слишком зациклилась на нем. У нее, возможно, было несколько секунд, чтобы дать подсказку на бумаге, и она емко выразила смысл в одном слове. Негатив — это что-то неприятное, будь то события, люди, но главное, эмоции, которые они оставляют. Все, что пугает, печалит, злит нас… В ночь перед исчезновением она была расстроена как никогда в жизни, и вот… результат.

После таких заявлений на этого Ван Хельсинга от мира детей посыпалась буря вопросов, мол, взрослые постоянно унылые и злые ходят, но с ними все в порядке, да и как тут не грустить, когда сами пропажи нагоняют тлен и ужас; один умник предложил поймать монстра на живца, я аж представил эту карикатуру. Шутки шутками, а ситуация и правда не из легких, у каждой мелюзги же найдутся проблемы в семье, школе, с друзьями — вон ДеВи целый джекпот в этой дурацкой лотерее выиграл, но жив-здоров! В общем, теория — это, конечно, здорово, но на практике черти что происходит, иначе можно было бы успокоительными всех накормить и дело с концом.

— Пусть каждый обдумает это, и завтра обсудим, — прервала девушка тонну возмущений, чуть ли не срывалась на плач. — Простите, ребята, но я не могу проводить собрание… Поэтому, если у вас нет никаких срочных изменений и новостей, давайте закончим на сегодня.

Мда, то есть я вытерпел столько боли, унижений и детских морд, чтобы ни черта так и не узнать про Мудрого Филина, зато сопляков у нас, оказывается, надо холить, лелеять и в попку целовать!

Все молча повскакивали и вроде бы кинулись обнимать ее, потому как одно время просто дышали и всхлипывали в кучке, а потом только потопали на выход. На всякий случай, я выждал, чтобы тишина стала кристалльно-мертвой, и молился, хоть бы не заперли дверь. Телом я был еще в шкафу, а мыслями уже состроил план на остаток дня, вроде того, чтобы на ходу запрыгнуть в одежду и бежать подальше отсюда, аж до самой фабрики, перекусить там любимой лапшой и, может, даже заглянуть к Оле с выводом, что сопляки мне даром не сдались, уж извините. Помиримся, а там и вечер, теплая постель и… Что-то замечтался, пока тянулся к дверце шкафа — реальность перечеркнула все пункты и оказалась больнее, со всей силы ударила промеж ног.

— Кто ты такой и что здесь делаешь? — послышался голос их главной, еще и суровый, как у полицейской.

Я вжался в заднюю стенку шкафа, но пройти в волшебную страну, не получилось. Хотя чего это я боюсь какую-то там школьницу — меня потянуло съязвить что-нибудь колкое, и не отказывать же себе любимому в удовольствии:

— Мимо проходил, заблудился вот.

— Я не шучу. Или ты выходишь и объясняешься, или я закрываю подвал на ключ и зову охрану.

Не знаю, как математике, а искусству шантажа в этой школе учат неплохо, вот я и вышел с поднятыми руками, получил светом по лицу, но после фонарика Три Полоски у меня иммунитет, даже не сморщился. Зато монстроведка нахмурилась, застреляла глазами-монетами по волосатой груди, животу и ляжкам, и конопатые щеки покрасились в тон рыжим волосам, которые еще и дрожали то ли от страха, то ли от возмущения, как живая прическа Горгоны. И сразу попятилась метра на полтора с арматурой в другой руке, будто я мог полезть к ней в любой момент — обидно, между прочим, я думал, у меня добродушное лицо, да и в паспорте не значится имя Тед[2], кого я там в своей жизни обидел, пару мух и комаров разве что. Ладно, со стороны это выглядело, мягко говоря, не очень, какой-то красавец-мужчинка с улицы прячется в подвале школы в одних трусах и кроссовках, еще и следит за сопляками из шкафа. Не принять меня за морального урода было трудно, признаю.

Так вот что значит гореть от стыда, щеки аж пекли и покалывали огнем — надеюсь, она больше ни слова не скажет и нас обоих стукнет потеря памяти, как от бурного вечера пятницы.

— Какого… черта ты без одежды?

— Меня облили дети. Поверишь?

— Возможно, — сказала она, будто с самого начала знала об этом и просто издевалась надо мной. — У входа в подвал лужа воды, а в углу сохнут вещи, которые подходят тебе по размеру. Многое непонятно, но в общих чертах похоже на правду.

А у нее в родственниках явно был кто-то с фамилией Марпл[3] — я бы еще не отказался, чтобы она сняла отпечатки Слизняка с ведра и посадила его в колонию для малолетних на всю жизнь!

— Тогда, может, ты хотя бы отвернешься, а не будешь глазеть?

— Я не уверена, что ты ничего не выкинешь. Но милое белье, кстати…

— Так, тебе еще рано смотреть, куда не просят!

— У меня парень есть, если что.

— Не волнуйся, у меня тоже… в смысле, девушка! И это не брачный птичий танец, просто дай убраться отсюда и больше никогда не увидишь меня.

— Как только расскажешь все, что произошло. И для начала — имя.

— Армани. Не буду врать, что очень приятно, но все же.

Надо подать это в книгу рекордов Гиннесса как самое нелепое знакомство в мире, хоть где-то буду первым. Она как-то там назвалась, то ли Алисой, то ли Анжелой, но я не запомнил и на скорую руку придумал имечко Огневласка — зачем стараться, если вижу ее в первый и последний раз. Я побежал одеваться, прямо-таки чувствовал луч фонаря на заднице, быстро натянул еще влажные рубашку и штаны, но ничего, на горячем от стыда теле мигом досохнут — на фоне Луи я выглядел смущенной неженкой, но уж простите, что не привык светить дарами природы на первом свидании! От прилива жары я аж выключил обогреватель, а то еще школе выпишут длиннющий чек за электроэнергию, и вот мы развалились на диване, но первое время подозрительно молчали друг на друга. Наконец-то я решил, с чего начать рассказ про всю эту катавасию, и выложил сегодняшний день как на духу, получилось эмоционально, с кучей жестов и точных пародийных сцен. Рыжая заметно подобрела ко мне, убедилась, что я далек от маньячных дел, как Арктика от Антарктиды, а в конце даже открыто хихикала, что я засчитываю как победу, если вспомнить ее настроение. И про пощечину с ведром воды не забыл, хоть и самому стыдно, но без этого никак, вся моя жизнь — одна длинная череда нелепостей.

— Спасибо тебе, Армани, — сказала она под занавес моего монолога. — Я бы не смогла купить столько игрушек со своих карманных. Постараюсь раздать завтра на репетиции, чтобы никого больше… не забрали. — И засмотрелась на огонек свечки на полу рядом с нами.

Я бы не ворошил эти тлеющие угли тоски, но случайный ветер мыслей и так сделал это. И тут уже наоборот надо раздуть и спалить все дотла, то бишь выплакаться сейчас, чтобы ночью не нахлынуло на радость всем монстрам.

— Ты хорошо знала девушку, которую похитили?

Она потерла руки, как если бы тут внезапно стало минус тридцать, это душевный холод просачивался наружу.

— Да… Лучшая подруга детства, живем по соседству… точнее жили — черт возьми, как же трудно привыкнуть! Хотела бы я обещать себе и детям, что найду ее вместе со всеми остальными, но… с каждой секундой сама все меньше верю в это.

— Главное, что полиция поймала этого психа, а там потянут за ниточку, и весь узел размотается в два счета!

— Нет. Мой отец — детектив, и он ничего не может сделать! Они поймали человека, но это… существо могу найти только я. И если… это монстр… В общем, я не думаю, что она жива…

— Давай оставим гадание профессионалам. Время покажет, — сказал я во имя поддержки, да и в чертовщину до сих пор не особо-то верилось.

Зря я прогуливал курсы утешения, потому как эта капельная доза оптимизма ничуть не заразила Огневласку. Она сложилась в три погибели, уткнулась лицом в колени, а по спине пошло землетрясение в двенадцать баллов — не нужно терять друзей, чтобы понимать всю паршивость момента. От душераздирающих всхлипов и стонов над ухом вообще не по себе стало, аж живот закрутило, как если бы камней наелся, но самое странное, что повсюду летали какие-то то ли мушки, то ли пятна, будто кабель в мозг отходил и тот выдавал помехи в картинке. Я даже закрыл глаза, чтобы не стошнило от помутнения взгляда, но это мелочи — как бы монстр не нашел нас раньше, чем хотелось бы, сама же только что вела лекцию о вреде уныния, хотя тут оправдание приличное такое. Надо срочно что-то делать, по-хорошему, сюда бы какого-нибудь мелкого, но на безсоплячье и мое плечо сойдет, я мог разве что придвинуться и кое-как приобнять ее, слова тут бесполезны.

Долго нам не дали просидеть так — не знаю, как ее шея, а мою облепили мурашки и встроили туда датчик слежения, каждый волос встал в полный рост и прямо-таки стрелочкой указывал на что-то за спиной. Никаких тебе теней, жутких звуков, вроде рыка, шорохов и стрекотания, даже без запаха мертвечины с землей. И это еще хуже, когда до обморока страшно, а ты даже не догоняешь почему. В голове как раз маячила табличка со словами ДеВи, мол, он предвидел монстра на подходе, и такую панику на вкус я еще не пробовал, это что-то из мира высокой кухни. Мозгом-то я понимал, что движение — жизнь, сейчас буквальней некуда, но сердце подпрыгивало до подбородка, коленки немощно трусились, а все, что выше и ниже, отнялось к чертовой бабушке! В общем, замер с чувством, что по всем законам природы погоня начнется, когда травоядное поскачет галопом, а то так не интересно будет есть.

Один я бы точно просидел тут до старости, но хромосома самца-защитника в генах требовала крутануть колесо удачи и спасти хотя бы беспомощную в квадрате Огневласку. Я резко вскочил и потянул ее в начало коридора — хотя бы так, а там видно будет. Ее плач быстро сменился вопросом, какая муха меня клюнула, да и я сам вглядывался в очертания местной свалки в потугах понять, чего это я в самом деле!

Куча хлама в центре начала раздвигаться, будто там что-то просыпалось от столетнего сна, дверца тумбы заскрипела, парта завалилась на бок, а парочка труб с нее покатились в разные стороны. Чуть не крикнул, мол, ага, так и знал, но сразу же захотелось оказаться неправым, поэтому стоял в шоке и до последнего верил в чудо. И тут увесистый старый диван полетел вверх тормашками, как картонный, и с грохотом расплющил малюсенькие свечки на полу. После таких спецэффектов ни я, ценитель ужастиков (на экране!), ни рыжеволосая гроза монстров не горели желанием остаться и разглядеть эту махину как следует — там вряд ли есть чем любоваться, а слонячьи шаги-бомбы сойдут за веское доказательство, и теперь главное спастись от него.

Я молился, чтобы коридор вышел этому танку не по размеру, и он действительно поперся за нами как-то неловко, еле протискивался и скрежетал когтями по стенам. Спасибо за мотивацию мерзкими звуками, но нас не нужно было подгонять — мы и без того сверкали пятками хоть и медленнее, чем хотелось бы, не со скоростью света все-таки. На этот раз я впечатался в дверь нарочно, на плече точно синяк будет, если, конечно, успеет образоваться, и как только последний рыжий локон вылетел из проема, захлопнул ее и навалился с силой самого дохлого из борцов сумо. Мне не понравилась мысль, что отлечу примерно так же, как диван, поэтому я прокричал Огневласке придать двери первозданный, закрытый вид. Пока она рылась по карманам, я подумал забавную мысль — выходит, если бы не Богатая Выскочка и Слизняк, то мелкие не пришли бы с ключом и защищались бы мы силой матерных слов и чертой мела с солью, как удивительна эта жизнь! А так Огневласка упорно, хоть и безуспешно метила в замочную скважину — мало того, что здесь темно, как у черта в подмышках, вдобавок мы дрожали и потели от накала ситуации, я аж вскрикнул, когда ключ звякнул на полу.

Не хочу нагнетать, но поезд переедет нас с минуты на минуты, а пока попутно разбивает макушкой все лампочки на потолке — можно обойтись без клише из дешевых фильмов, где кровь и кишки разлетаются фонтаном?!

Фух, не прошло и трех инфарктов, как замок наконец-то провернулся, лучшей музыки мои уши еще не слыхали…

И как известно, сделал дело — отойди от него на пару шагов или лучше закопай, а то вдруг рванет случайно, но замок даже выдержал, когда монстр уперся в дверь, и нас всего лишь осыпало штукатуркой. Как известно номер два, первый успешный раз не обещает второй и тем более третий, да и нельзя оставлять в подвале школы такой экспонат инопланетного искусства — оно ж всю школу разворошит, потом на город перейдет, а там и до планеты с галактикой недалеко!

— Игрушку сюда! — сказал я с видом хирурга медсестре, но сейчас плюшевое зверье и правда было на вес золота и наших жизней.

— У меня нет, — закончила Огневласка, и все остались, с чем и были, то бишь с пустыми руками, которыми вряд ли можно завалить монстра.

За дверью бухнуло еще пару раз и подозрительно притихло. Вроде никто не сомневался, что уродец и не подумает лишаться обеда, а просто отошел для разгона, но мы решили проверить теорию на практике и стояли за новой порцией ужаса. Крещендо из барабанной дроби расшевелило инстинкт самосохранения, Огневласка развернулась к ступенькам, а меня дернуло дернуть нас вбок — с виду решение слабоумного, но дверь вылетела аж до лестницы, нас размазало бы по полу в стиле экспрессионизма. А так хоть мы забились в угол и жались друг к другу на каждый стук чудовищных лап, то бишь отсрочили смерть на полминутки, самое то для мысленного аривидерчи с родными и близкими!

Лампочка за бывшей дверью пожалела наши глаза и оставила этот ужас на совесть фантазии, вот только уши не заткнуть так же просто и действенно. Огневласка дрожала и зарывалась лицом мне в грудь, это у человека от страусов, да и она, может, и главная монстроведка школы, но все-таки девушка, а официально еще и подросток. Мне же ничьей груди напоследок не досталось, поэтому от такой беспомощности мозг даже вспомнил про ключи от квартиры Оли в кармане — латунь вряд ли работает по типу серебра, а вот брелок с медведем можно принять за малюсенький такой оберег. Ага, размечтался я, это же как пытаться проткнуть бегемота зубочисткой — понятное дело, что можно требовать от куска плюша размером с мизинец, но я выставил его, как распятье, а страшила даже не шелохнулся, рык на выдохе больше напоминал усмешку. Что ж, пора смириться, что меня сожрут целиком или по частям в подвале школы в обнимку с девчонкой, которую я едва знаю — и чего это я жалуюсь, мечтал же о небанальной смерти, правда скорее утонуть в деньгах или захлебнуться счастьем!

И вот так живем еще секунду, рожа в рожу, глаза в глаза, если они вообще у него есть, а я мысленно поливаю грязью сопляков, даже тут они умудрились соврать насчет чудодейственной силы игрушек. Я героически открыл глаза, но ни черта не увидел в темноте цвета дегтя, зато прямо-таки почувствовал порыв ветра от взмаха лапы шириной с грузовик, очевидно, что заточенной на шашлык из людей. Ничего не оставалось, кроме как запульнуть в него ключами от безысходности — все равно они мне не понадобятся на том свете, так что на, подавись хотя бы для приличия!

Наши сердца отбивали четыреста ударов на двоих и чуть не взорвались, когда завибрировал телефон Огневласки — все в мире сегодня пыталось вызвать у меня инфаркт, инсульт, заикание и нервную чесотку разом, можно хотя бы не издеваться и сожрать уже наконец, а?! Все-таки монстр нам культурный попался, ждал, пока та ответит, мол, невежливо как-то звонки игнорировать, я чуть не засмеялся от ситуации и щекотки в ляжку. То ли нас очень аккуратно так проглотили, что мы ничего не почувствовали, то ли жизнь и так уже десятый круг ада и ниже не грохнуться — ни один из ответов не устраивал, и мы долгое время не шевелились, чтоб не узнать правдивый. Огневласка быстро достала фонарик и посветила на красоты местного натюрморта, на котором мы были в роли яблок, в смысле съестного.

Дверь на полу, ошметки бетона и штукатурки везде, ключи как вишенка на торте. Ни клочка монстра, он просто изуродовал подвал и свинтил по-тихому, чтоб выставить нас полоумными!

Я чувствовал, что заново родился.

— По-моему, вам лучше найти другое место для сборов, — выдал в шутку, а у самого уже глаз дергался.

— Да…

Мало нам этого счастья, так еще и по ступенькам кто-то спускался сюда, но после такого грохота это должна быть вся армия страны, не меньше. И хоть бы вахтерша на пару с директором, можно было бы выдать им жалобу, что двери у них на соплях держатся, а звучало и то хуже, я уже научился определять топот паршивца, будто он хотел предупредить о себе весь мир. В общем, не прошло и встречи с монстром (а нет, прошло!), как ДеВи собрался рассказать, что знает меня и никакой я не маньяк — спасибо, и без сопливых разобрались, даже успели получить совместный второй день рождения. Огневласка выключила фонарь на всякий случай, а этот самый случай поперся, как обычно, по темноте, но быстро споткнулся о дверь и аж вскрикнул, когда рыжая окликнула его из темноты — хоть кого-то сегодня мы испугали, а то все нас да нас! Она объяснила, мол, в эту сторону не ходить ближайшие пару жизней, а лучше перекрыть проход желтой лентой и оббить свинцом от радиации, но в общих чертах, потому как меньше знаешь — крепче спишь. И дольше дышишь.

— У тебя-то самой есть игрушки? — сказал я, когда ей снова позвонили.

— Да, были на чердаке, кажется…

Я повозмущался, что за сопляков она, значит, беспокоится, а о себе не думает, отцепил медвежонка с ключей и молча всунул ей в ладонь. Огневласка улыбнулась, пролепетала что-то вроде большущего спасибо и смылась по ступенькам с телефоном в ухе.

— Армани, ты… — промямлил вдруг ДеВи в тишине, но дальше ничего не придумал. Я изо всех сил делал вид, что его здесь нет.

С нашей последней встречи настроение из отвратного превратилось просто в тоскливое, когда вокруг такое творится. Не то чтобы я и до подвала готов был горы свернуть, но сейчас все эти дети, монстры, игрушки уже в печенках сидели — больше всего хотелось лечь на диван и забыть этот день как страшный сон.

— Осел, баран, клоун? Выбирай! — подсказал я.

— Нет, просто я…

— Сопляк до мозга костей, которого я в жизни больше не хочу видеть?

— Да я был зол! Я… не то… хотел сказать! Почему ты не понимаешь?

— Все я отлично понимаю и подписываюсь под каждым словом. Знаешь, меня бесит даже не это, а то, что я накормил тебя лапшой, показал конвейер, даже вступился сегодня и как раз из-за тебя пошел сюда, то бишь искренне пытался быть эдаким хорошим старшим братцем. Но вместо спасибо-пожалуйста плевок в душу — уж прости за помощь, можешь и дальше терпеть издевательства, мне в общем-то глубоко плевать! И сами разбирайтесь с вашей чертовщиной, раз я такой недальновидный, а у меня и без тебя забот навалом, — высказал я все до последней капли, аж полегчало на пару килограммов. — Игрушку завтра возьмешь, если нужно.

Век живи — век учись, вот я и окончательно убедился, что внешность обманчива и эта капля меда в бочке с дегтем вкуснее коктейль не делает. Что Слизняк с Богатой Выскочкой, что ДеВи — все они гады мелкие, первые поливают грязью буквально, а вторые словесно, и непонятно, что хуже. Огневласка не в счет, она почти взрослая и между нами не так уж и много лет разницы. Прошу, пусть мне кто-нибудь выбьет зуб, если я еще раз свяжусь с сопляками — никогда и ни за что!

В общем, ДеВи остался внизу, хоть бы сквозь землю провалился, а я пошел по ступенькам, коридорам, и через пару минут вдыхал запах свободы и не видел ни одной малявки в радиусе вытянутой руки.

[1] Negative может означать, как просто отрицание, фильтр обработки фотографий, так и, собственно, негатив. — Прим. авт.

[2] Имеется в виду серийный убийца Тед Банди. — Прим. авт.

[3] Персонаж детективов Агаты Кристи. — Прим. авт.