Pavor Nocturnus

Питер Фирдан

27.09.199 X г., 01:17 PM

Ворота Центральной школы города

Одни писатели-фантасты предполагали, что наш мир поработят неземные цивилизации, другие грезили о высокоразвитом искусственном интеллекте, однако реальность оказалось в высшей степени прозаична: это мог сделать любой желающий при наличии порядочной суммы в кошельке. Достаточно создать нечто совершенно бесполезное, показать всему миру посредством обильной рекламы и убедить людей в значимости этой вещи. Самым простым на внушение рычагом подобной хитрости были дети; управляешь умами детей — управляешь будущим, а быть может, и их родителями, то есть настоящим.

Игрушки «Тедди’с Хоум» захватили мир. Они вклинились в каждую сферу жизни, и невозможно было провести день без напоминания об этой проклятой компании. Каждую неделю о них писали в новостной газете, словно на целый город и тем более мир не существовало более значимых происшествий. С периодичностью в полчаса по телевизору повторялась отвратительная песенка, словно созданная, чтобы въедаться в память, уступая лишь рекламе вредной подростковой еды. В последние несколько лет они перебираются из газет и телеэкранов на билборды, этикетки напитков, детскую одежду и даже школьные ранцы, выполненные в форме медведей. Что хуже, дети берут игрушки в школу, отвлекаясь от учебы; и плюшевая лихорадка поражала даже подростков, кому в этом возрасте должны быть интересны уж точно не мягкие игрушки, более того — некоторых инфантильных родителей. И как это часто бывает, зло носит маску добродетели: частые пожертвования приютам, детским больницам и школам, — очередной глоток популярности, поскольку эти учреждения нуждаются не в развлечениях, а в деньгах. Казалось, все вырученные средства компания вкладывала в еще большую рекламу, точно в нездоровом желании, чтобы у каждого в мире — от Северного-Ледовитого океана до берегов Антарктиды — был их товар.

Сегодня четверг, а значит, моя очередь забирать Виктима из школы. Я подошел несколько раньше положенного и смог воочию убедиться в испорченности нынешних детей — разодетые в яркие пестрые одежды, не годящиеся для школы, они выбежали из дверей нестройным потоком, оглушительно смеялись, задирали друг друга, восклицая ругательства, и, разумеется, у большинства виднелись игрушки и ранцы в форме злосчастных медведей. Один из немногих, мой сын был одет в спокойные тона и двигался прилежным образом, выделяясь, подобно чистому пятну на пораженной коже. И как же я огорчился, услышав от него весьма несуразный вопрос:

— Папа, ты когда-нибудь верил в монстров?

К счастью, школа осталась позади и мы шли по малолюдной улице, где никого не было по близости, иначе невесть что могли подумать вначале о нем, а затем и обо мне.

— В детстве, полагаю, многие дети склонны воображать всякое в темноте.

— То есть да. А почему перестал?

— Разумеется, я повзрослел и убедился: никаких монстров не существует, будь то вампиры, оборотни, мертвецы, призраки, инопланетяне — или что там еще может придумать воспаленный разум!

— Но когда-то и о бактериях ничего не знали, пока не смогли увидеть их.

— Правильно, и пока люди не смогли доподлинно обнаружить монстров, они будут считаться вымышленными. И к чему такие вопросы?

— Нам сегодня говорили за… исчезновения детей. Это тоже странно. Полиция не может поймать преступника — нет, не так: вообще никаких следов! Так вот. Его никто не видел и не слышал, но все уверены, что он есть.

Я невольно сбавил скорость от странности услышанного и сказал:

— Виктим, что ты такое говоришь! Как его может не быть?

— Я и говорю, может, это что-то, что мы пока не можем увидеть…

— Ты меньше слушай россказни своих товарищей, взятые из комиксов и фильмов ужасов, и запоминай то, что тебе говорят взрослые: это однозначно человек, и остерегаться нужно не воображаемых чудовищ под кроватью, а реальных людей — следить за подозрительными мужчинами, не общаться и никогда не идти вместе с ними! Я надеюсь, вам все подробно объяснили и ты это понял.

— Да. Но зачем кому-то похищать детей?

— Этот человек, я более чем уверен, болен, и нам, здоровым людям, его не понять.

— А как тогда он это делает?

— Довольно, Виктим, я не вижу смысла продолжать этот разговор! Мне казалось, ты достаточно взрослый, чтобы даже предполагать подобные небылицы.

Долгое время мы мерно шагали в тишине. Виктим держал лямки ранца, словно тот мог в любой миг упасть, и по обыкновению смотрел на асфальт перед собой или куда-то в сторону. Меня же одолевали бесформенные мысли от предвкушения отдыха по возвращении домой. Вдруг я заметил, что через дорогу идет в обществе сына наш сосед по улице; они вели оживленную беседу и звонко, на грани некультурного, смеялись. Нужно сказать, Стенли был своеобразным человеком, который мог играть в фантастические настольные игры, смотрел фильмы про людей-мутантов и ничего не имел против комиксов, этих пустых картинок, созданных для умственно отсталых детей! Оттого ничего удивительного, что он обсуждал фильм, нелепо имитируя момент перестрелки, чем не возвышал сына до взрослой беседы, а принижал себя к уровню ребенка. Вздор: дети должны общаться со сверстниками! О чем мне говорить с Виктимом — о трудностях работы, курсе валют или недовольстве по поводу наших властей?

В городе еще велись работы по обновлению дорог, оттого некоторые из них были перекрыты. Вскоре пришлось свернуть на одну из центральных улиц, которая тотчас же встретила нас гулом транспорта и видом фирменного магазина «Тедди’с Хоум» на другой стороне. Мало было зрительного несчастья, оттуда, к тому же, слышался голос — мужчина, одетый в бирюзовый с белым горошком костюм, с деланным весельем зазывал детей всевозможных возрастов, держа в руках толстую стопку листов. К нему то и дело подходили мальчики и девочки, после чего он смотрел на страницу и, по-видимому, проводил викторину. Самым эрудированным в честь грядущего Дня детей полагалась игрушка… Я подумывал сделать крюк или даже подождать автобус, лишь бы не приближаться к этому месту.

Благо, Виктим молчал, хотя было видно, куда устремлен полный жажды взгляд. И едва мы прошли с десяток шагов, он начал робко:

— У меня скоро день рождения…

— Этот факт я знаю. Ты хочешь сказать, что выбрал что-то определенное?

Он еще более напрягся, ссутулился, краснея с каждым мигом.

— Да… Плюшевую игрушку.

Разве можно винить его — в детстве трудно еще понять, что в этом мире важно, а что пустое, особенно когда напоминание об этой вещи пестрит из-за каждого угла. Моим родительским долгом было оградить его от этого.

— Это плохой подарок. Выбери что-нибудь другое, полезное, то, что тебе действительно нужно. Может, книгу или новый ранец? Только умоляю, не в форме медведя!

— Мне нужна игрушка.

— Позволь спросить зачем?

— Я… не могу сказать. Просто нужно. Очень!

— А почему не заводную машинку или не детский строительный набор тогда уж? Виктим, тебе скоро одиннадцать! То, что тебе действительно нужно — это упорно учиться, получать хорошие оценки, иным словом, развиваться, а не впадать в детство, засыпая с плюшевым питомником в обнимку.

— Но они у всех есть! — вскрикнул Виктим дрожащим голосом.

— И это не значит, что так и должно быть.

— У Оливера один такой дома, — продолжал он, явно не понимая меня. Это было уже не остановить. — И еще маленький медвежонок на ключах. А он самый умный в классе! А у Тревиса вообще вся комната завалена разными Тедди. Сегодня он принес в школу больщущего, говорящего, и возле него все мальчишки и девчонки крутились. У одного меня никогда не было медвежат!

— И кем они вырастут, твои Оливер и Тревис? Один мягкотелый слюнтяй, идущий на поводу у своей матери, а другой богатенький сынок, который может скупить всю эту фабрику ради хвастовства перед одноклассниками. Хочешь быть такими же, как они? Ты этого хочешь?

— Я хочу… игрушку.

В один момент Виктим показался таким печальным, бледным, безжизненным, точно я отказывал ему в ужине и сне. Однако я и не думал сдаваться: сначала это будет игрушка, позже новый телефон, приставка, модные кроссовки — нет, праздность и расточительность нужно пресекать в зачатке, пока они не извратили юную душу! И я знаю, что когда-нибудь он поблагодарит меня за это.

— Я сказал, нет.

— Тогда мне ничего не надо!

— Отлично! Вот и останешься в этом году без подарка. Будет тебе уроком, пока не поумнеешь!

Всего мгновение его лицо дрожало и он ступал громче обычного от негодования, после чего резко повернулся и устремился назад со словами:

— Хорошо, я сам выиграю ее!

Я ожидал подобной дерзости от многих детей, видя, как некоторые слезами и криком выпрашивают желаемое, но уж точно не от своего, как я считал, воспитанного сына — вот на что способны эти дьявольские игрушки! Более того, он безрассудно рванулся через дорогу, и как же повезло, что рядом с нами был пешеходный переход, по приближении к которому машины притормаживали, даже несмотря на пылающий красный свет. И мне пришлось уподобиться ему в неудачной попытке схватить рюкзак, однако после трудного рабочего дня, когда у меня гудели колени, я был не в состоянии его догнать.

Как только Виктим подбежал к пресловутому магазину, он что-то сказал мужчине в странном костюме и тот с белоснежной улыбкой кивнул. В ином случае я бы схватил его за руку и увел, пусть даже силой, но вдруг меня осенило: вопросы в подобных викторинах подбирали наисложнейшие, чтобы ребенок не справился, но страстно захотел игрушку, которую можно приобрести в нескольких метрах от них. Я не считал своего сына гением, поэтому не переживал — напротив, воодушевление сменится гневом по случаю провала, и он лишь возненавидит этих медведей! Оттого я подошел к ним со спокойным видом, сложив руки на груди и наблюдая, как Виктим в страхе чуть ли не вцепился в мужчину и умолял его быстрее начинать.

В первом задании нужно было назвать столицу Аргентины, с чем Виктим справился уверенно — результат Фелиции, которая предложила повесить карту мира на стену в его комнате. Однако уже второй вопрос был из астрономии: сколько планет в наше Солнечной системе, — что, признаться, с трудом мог сказать даже я. Каково же было мое удивление, когда он пересчитал их все, загнув девять пальцев, и это число оказалось верным! Оставался последний шанс на проигрыш, и я молился, чтобы это был раздел математики, с которой у него трудности в школе. Наконец, раздалось требование назвать первого президента нашей страны, что тотчас же озадачило его. И как некоторые ликуют победам своих детей, я едва ли не подпрыгнул от радости, смутив всех вокруг, когда раздался неправильный ответ.

— Ты держался очень достойно, парень, — сказал мужчина в костюме, подмигнув. — Увы, последнее мимо, но… не расстраивайся: даже за простую смелость участия мы дарим утешительный приз — брелок!

Казалось, Виктим был рад и этому, так крепко он вцепился в медведя размером с его ладонь, что мне пришлось потрудиться, чтобы вырвать его.

— Не нужно нам никаких утешительных призов! И вообще ничего от вас не нужно!

Я схватил Виктима за руку и потащил в сторону дома, а жалкую игрушку-брелок бросил в ближайшую урну. Вначале он пытался вырваться, готовый даже полезть в уличные отходы — о какой стыд я испытал от взглядов прохожих на эту нелестную сцену! — но после великого упорства следовало великое бессилие: он вдруг перестал дергаться и пошел покорно с опущенной головой. Весь оставшийся путь мне пришлось объяснять ему, как скверно он себя повел, побежав через дорогу, о том, что он мог учинить аварию, погубить не только себя, но и меня. Не думаю, что он слышал и тем более в полной мере понимал мои слова — верно, все его мысли были заняты той упущенной игрушкой, точно одним видом своим они вызывали зависимость!

Дома Виктим устремился наверх в свою комнату, а я бегло поприветствовал Фелицию, занимавшуюся готовкой на кухне. По обыкновению, после рабочего дня я рухнул на диван в гостиной и накрыл лицо газетой в попытке вздремнуть час-другой до начала ужина.

Ах если бы это были все происшествия за сегодня… Едва я заснул и начал видеть какой-то славный сон, меня разбудил дверной звонок, который никогда не предвещал ничего благоприятного, а ныне сокрушался беспрерывно и невыносимо звучно. В прихожей стоял полумрак, но привыкшие ко сну глаза различали окружение ясно. И все же раненный остатками сна и звоном в голове, я пробежал прихожую, как слон в посудной лавке: проскрипел каждой половицей, обрушивая на них весь свой вес, ударился ногой о комод, повалив все, что на нем стояло, выругался и закашлялся от летающей в воздухе пыли. В тот момент главной моей задачей было добраться до ручки двери.

На миг все затихло, и мне подумалось, что кошмар наяву кончился. Я медленно приблизился, чтобы посмотреть в глазок, как вдруг дверь задрожала с такой силой, точно в нее впивались сотни молотков. Когда я в гневе резко толкнул дверь, умертвив очередной звон, некто отпрянул на первую ступень крыльца. Я направился к нему, чтобы расправиться еще непридуманным способом, но тотчас же поморщился от солнечного света и был вынужден отступить в темноту прихожей. Тем временем неизвестный воспользовался моей временной слабостью и вновь оказался на пороге.

— Здравствуйте, вы мистер Фирдан?

— Да, — прорычал я, с каждой секундой начиная жалеть, что ношу это имя. — Кто вы и что вам нужно?

В первые секунды я прикрывал глаза ладонью, защищаясь от предзакатного света. Те несколько слов выдавали молодой возраст и намеренное занижение голоса, чтобы казаться представительнее. Наконец мне удалось рассмотреть незнакомца: затертые дешевые кроссовки, купленные на распродаже, доживали свой век; черные штаны выглядели новее, но были запятнаны пылью на краях; помятая клетчатая рубашка небрежно выправлена из-за пояса. Дополняли неряшливый образ растрепанные темные волосы, которые не смогла полностью скрыть фирменная нелепая кепка.

— Я работаю на фабрике мягких игрушек. Наверное, у вас есть ребенок, в смысле маленький, я могу предложить вам несколько вариа…

— Нет.

После сильного хлопка дом дрогнул, как во время землетрясения, осыпав мне на голову горсть побелки. Каково же было мое удивление, когда в следующий миг звон прогремел вновь, превратив меня в дикое разъяренное животное и заставив вновь с силой врезаться плечом в дверь.

— Я же сказал, что нам не нужны ваши игрушки! И если ты, щенок, еще раз нажмешь эту кнопку и вообще приблизишься к моему дому, клянусь, я вызову полицию!

Он округлил темные глаза и придержал кепку, словно я создал мощную звуковую волну, от которой она могла слететь. Когда я потянул дверь на себя, этот мерзавец начал что-то лепетать и держать ее с другой стороны — какое невиданное нахальство!

Накричать на него было бесконечно приятным занятием, но и в какой-то мере глупым. С быстротой жеребенка Виктим спустился с лестницы, простучал пятками по половицам прихожей и уже пробегал у меня под рукой. В замешательстве я ослабил хватку, отчего дверь распахнулась, точно от взрыва, а мой сын выбежал на крыльцо. Вначале этот рекламный агент скривился, словно его рот был набит лимонами, но спустя мгновение просиял и даже коварно усмехнулся. Я и не заметил, как ловко он, искусный фокусник продаж, потянул руки к рюкзаку за спиной и достал двух медведей.

— Папа! Это что, доставка игрушек?!

— Можно и так сказать… Смотри, какие новинки у меня, с пылу с жару, буквально — вот папа Тед в стиле Шерлока Холмса, охотничья шляпа, пальто и трость, все как надо, а это мама Бетти из серии «Планеты», горяч… в смысле огненная, как сама богиня красоты (или чего там еще) Венера, поэтому рыжая с пятнышками окраска! Держи, потискай!

— Вау, какие мягкие…

— А то! Это же плюш, самый настоящий, мягче еще ничего не придумали. Плюш всем детям нравится, да вообще всем, я бы сказал.

— Папа, вот почему ты не хотел дарить на день рождения и брать тот брелок? Ты уже заказал и сразу две! Две же?

В тот час, когда мое вмешательство было особенно необходимо, я оторопел, глядя на беспредел невиданного размаха. Длинный паук пустил прочную нить, что крепко зацепилась за моего сына, и теперь он раскачивался в сети, как муха, еще не знающая, что ей предстоит. Признаюсь, сегодняшний день лишил меня сил и мне хотелось отдать весь кошелек, лишь бы никто более меня не тревожил ни с чем, как и делают большинство родителей. Однако я понимал, что это неправильно, потому глубоко вдохнул, набравшись сил для нового противостояния, и сказал:

— Виктим, ради всего святого, зайди в дом и не разговаривай с этим человеком! Кажется, ты должен помогать маме накрывать на стол.

— Но, папа…

— Не пререкайся! Живо на кухню!

В следующие мгновения случилось странное — повсюду показались черно-белые мушки, похожие на телевизионные помехи, но более реалистичные, словно зависшие в воздухе. Подобное бывает, когда резко поднимаешься после долгих часов сидения, и в болезненном приступе, хотя я чувствовал себя прекрасно. Удивительно, что и этот рекламный агент озадаченно озирался, словно тоже наблюдал их. К моему великому счастью, Виктим не стал испытывать меня новыми порциями волнения и криков, пусть и выглядел в высшей степени драматично: он смотрел пронзительно и жалобно, едва ли не со слезами, а руки безвольно повисли вдоль туловища. И в таком виде он зашел домой и скрылся в проеме кухни, где Фелиция стала спрашивать его о случившемся.

— И не стыдно тебе морочить ребенку голову своей ерундой? — сказал я, когда странный феномен мгновенно исчез. — Видишь, как он расстроился из-за тебя.

— Чего-чего? Я просто показал…

— Уж показал, так показал! Доволен — а теперь проваливай! Вместе со своим дрянным хламом.

— Ваш сын, мистер Фирдан, хочет игрушку, он всем видом намекнул на это, смотрел на них, будто никогда в жизни не видел мягких игрушек.

— И это так: ни мягких, ни твердых и никаких других — не было, нет и не будет! По крайней мере, пока я отвечаю за его воспитание и нахожусь в здравом уме…

— Да это преступление! — крикнул он. — Вам должно быть стыдно жалеть пары бумажек на сына!

— Что ты, сопляк, можешь знать о моих деньгах, о моем сыне и о том, как воспитывать детей? Я не стану баловать его подобной чушью ни от твоей фирмы, ни от чьей-либо другой! А преступление будет, если ты наконец не уйдешь отсюда.

Блаженством было не слышать его стремительной речи даже те секунды, пока он хмурил густые брови, покрасневший и вспотевший от напряжения.

— Мистер Фирдан… Я не знаю, откуда у вас такое отношение к игрушкам, но скажу честно, мне нужно продать что-то, а не то меня уволят. Давайте поможем друг другу — вы наладите отношения с сыном, даже без вникания у вас явно не все гладко, а я не пойду просить милостыню. Все же в плюсе!

— Во-первых, у нас все нормально и советую не лезть в чужие дела, а во-вторых, меня не волнует, что у тебя происходит в жизни — это твои и только твои проблемы, и решать их тебе самому!

На этот раз дверь закрылась медленно, без происшествий и со спокойным звуком; вначале я остался, прислушиваясь к окружению, и услышал глубокий вздох, а затем и шаги по ступеням крыльца и каменной плитке дорожки. Я выстоял лишь одну битву в этой тяжелой войне, и как же горько, когда в обезумевшем мире проявление разума уже считается чем-то ненормальным, постыдным!

Я задержался напротив комода в прихожей. Рамка с нашей общей фотографией упала плашмя и разбилась так, что трещина на стекле перекрещивала всех нас. Одни беды от этих игрушек…