Питер Фирдан

30.09.199 X г., 01:12 PM

Психиатрическая лечебница города

Признаться, я уже не знаю, кому можно верить: себе или окружающим. Мне казалось, что, когда поддаешься безумию, сам начинаешь убеждать других в немыслимых явлениях, но мой случай ведь был совершенно обратным! Вначале я думал, что, спрашивая о монстрах, мужчина в свитере имеет в виду похитителя детей, однако вскоре стало понятно, что речь идет о ком-то — или, вернее, даже о чем-то — ином. Страшнее всего, что мисс Рей, последний оплот разума во всеобщем хаосе, не удивилась ни единому слову, и янтарь ее глаз засиял, как бывает, когда спустя долгое время наконец находишь единомышленника. Позже, после рассказа о фантастических вещах и часового разговора с врачом, мы с ней спускались лифтом на первый этаж. Она поддерживала локти ладонями, погруженная в мысли на ступень выше вопроса веры. Подобно заключенному в преддверии казни, я осмелился попытать удачу в надежде на смягчение приговора и услышать ответ, каким бы он ни был.

— Мисс Рей, прошу, молю вас, скажите: все, что он говорил в кабинете — это правда?

— Да.

Черты ее лица вдруг налились зрелостью, столь не подходящей возрасту: бремя знания, а значит, ответственности. Не нужно было более свидетелей, фотографий, слов — достаточно прочувствовать, сколько волнения, страха и горя таилось в том коротком взгляде.

Время завтрака прошло, и в столовой, куда мы спустились, между рядами ходили, в основном, уборщики: один заметал пол, а другой протирал пустующие столики. Каждый искоса поглядывал на единственную фигуру в зале, к которой нам и предстояло присоединиться. Вскоре я понял, что вызывало у них удивление: три крупных шницеля лежали на тарелке, точно коржи торта. Нож с хрустом вонзался в жареные сухари, выдавливая из них масло, а из мяса — соки. От вида блюда и массы чудесных запахов вокруг у меня заурчало в желудке — впрочем, я все еще пребывал в крайнем потрясении и едва ли смог бы что-нибудь съесть.

Мужчина в свитере трапезничал уникальным образом. Он держал широкую спину прямо, элегантно накалывал три куска мяса разом и посылал их в рот, едва касаясь вилки губами. Мощные челюсти медленно и ритмично, словно заведенный механизм, пережевывали пищу множество раз. Создавалось впечатление, что он дегустирует изысканное блюдо в ресторане. Порой его брови вздымались, уголки рта расплывались в улыбке, и звучал негромкий стон наслаждения. При всем этом он сидел с закрытыми глазами и не взглянул на нас — ни когда мы заняли места напротив, ни когда мисс Рей вежливо прочистила горло. В тот момент он походил на дикого зверя, всецело поглощенного добычей, но уже счастье, что не набросился на нас при попытке его отвлечь.

Наконец, последний кусок шницеля канул в бездонный желудок, и он, открыв глаза, сказал:

— Можно начинать. А, нет, нельзя…

Неизвестно откуда в его руке появилась металлическая фляга, из тех, которые обычно предназначены совсем не для воды. Сначала горлышко направилось в мою сторону, а после того как я покачал головой, к мисс Рей.

— Думаю, нам всем сегодня нужна ясная голова, — ответила она.

— Невежливо отказываться.

— Я не хочу вас обидеть, но не нуж…

— Пей, говорю!

Он стукнул флягой по столу и замер, пристально глядя на девушку. В тишине столовой звук был подобен выстрелу. Я не мог терпеть сцены, где передо мной спаивают ребенка, который, к тому же, упорно сопротивлялся этому, и хотел было вступиться, но ладонь мисс Рей вдруг коснулась моей ноги под столом. Их взгляды складывались в одну линию: его настойчивый, неподвижный, и ее, робкий, но вмиг сделавшийся смелым и стойким — все это походило на стычку двух хищников одной территории. На фляге был выгравирован череп, точно в обозначении яда, и мисс Рей, сделав резкий глоток, сильно удивилась.

— Гранатовый сок?

— Еще бы я делился с тобой элитным виски, красавица. — Он вернул флягу, отпил и задержал жидкость во рту, словно давая деснам пропитаться. — Говорят, помогает от кровоточивости… Ага, преждевременный вывод на основе стереотипа. Проверка еще не началась, а вы уже оба огорчили меня. Особенно ты, дочь самого, мать его, Шерлока Холмса. Пока у каждого минус один балл.

— Ради всего святого, какая еще проверка?! — воскликнул я, не понимая фарса, который здесь происходил. — Не могли бы вы для начала представиться…

И без того (по тому, как он смотрел преимущественно на мисс Рей), казалось, само мое существование невыносимо раздражало его. Теперь же, не поворачивая шеи, он взглянул на меня с неприкрытой долей злобы.

— Зовите меня Алфавит. Я проверяю, годитесь ли вы, чтобы вступить в наши ряды.

— Прошу прощения, но я не выказываю такого желания.

— Кажется, я не спрашивал.

К счастью, потянувшись в карман, он достал не нож и не пистолет, а всего лишь игральную колоду. И не стесняясь соседства в виде уборщиков, раздал каждому по шесть карт, определив главенствующую масть, и на примере наскоро объяснил правила.

Игра казалась нетрудной: старшая карта побеждает младшую, а выигрывает тот, кто лишится всех в финале. По требованию А. (буду называть его так, поскольку мне неловко писать его полное прозвище) ходы двигались по часовой стрелке, и я более чем уверен лишь для того, чтобы унизить меня. Он посылал мне пары и тройки карт, словно нарочно скапливал их и знал масти, какие были мне невыгодными. Под этим натиском я быстро лишился козырей, а к середине игры держал в руках едва ли не треть колоды. Когда мы с мисс Рей остались друг против друга, заведомо известный финал никого не удивил. Как бы в утешение мне подумалось, что это неплохо: кто знает, какая судьба ждала проигравшего, и лучше это буду я, чем она.

Я заметил, что А. пристально наблюдал за нами, но его лицо сохраняло такую немоту, что трудно было представить содержание мыслей. Единственный раз его глаза вспыхнули в конце второй партии, когда мисс Рей, имея не лучшие масти, пошла на риск. И удача благоволила ей…

— Не спеши, — сказал он, едва не нависнув над девушкой. — И запоминай сброшенные карты… Так, теперь со мной, один на один!

Все это время А. не прилагал ни йоты усилий и почти не смотрел на карты, не продумывал ходы. Уж не знаю, имела ли мисс Рей опыт в азартных играх или же ей передался недюжинный ум отца, но она смогла заставить этого бандита поднапрячься. А виной всему стремление: она жаждала проявить себя, чтобы, быть может, получить приглашение в это тайное Общество и спасать детей. И пусть первый поединок вышел неудачным, уже в следующем девушка так яростно метала карты, что А. опустил глаза и протяжении десяти секунд (невозможное ранее промедление!) задумчиво стучал пальцем по столу. Самодовольная ухмылка исчезла, хищный змеиный взгляд все сильнее впивался в нее. Было видно, что этот человек не терпит проигрыша даже в таких мелочах.

Сердце радостно сжалось, когда мисс Рей выложила две последние карты. Вот только мне бы стоило внимательнее следить за игрой А., который будто магическим образом достал вдруг нужные масти. Вышла ничья.

— Ха, уже что-то! — воскликнула она не без тени ребяческого бахвальства: пылким у нее был не только цвет волос…

— Повезло.

С каким же жутким удовольствием он складывал карты в картонную коробку. Мисс Рей тоже выглядела столь счастливой, что я невольно поддержал это настроение.

— Игра называется «Дурак», — начал А., сложив пальцы в замок на столе, — а придумали ее русские, которые отнюдь не дураки. Что, что, а в стратегии эти ублюдки знают толк. Наш покер — хрень собачья! Удача на 90 %. Здесь же можно вырулить, даже если тебе досталась одна мелочь. Шахматы тоже ничего, но долго, зависит от знания тактик и нельзя играть в несколько человек. А это очень важно, безумно важно… Короче, не знаю, как там у них, но я всегда устраиваю проверку этой игрой. За пару партий можно узнать о человеке все вплоть до личных качеств и его паршивого детства. Ум, хитрость, дальновидность, использование сил врага. Риск и удача тоже, не без этого.

— Что ж, полагаю, я полностью не соответствую требованиям вашего так называемого Общества и могу идти? — спросил я с некоторой долей иронии.

— Не задерживаю.

— Простите, мистер, но этим утром я решительно не понимаю шуток.

— Я похож на клоуна?

— Нет, но… я ведь теперь посвящен в вашу тайну. Где гарантии, что за мной не будет преследования и ни мне, ни моей семье не навредят?

— Ты пересмотрел боевиков, дружочек. Если попробуешь рассказать кому-то, сам закажешь себе койку в местной палате.

— Дайте слово…

— Свободен! — крикнул он на всю столовую. — Вот мое слово! Ты думаешь, что Обществу нужен тупой медлительный тюфяк с низкой самооценкой и неумением контролировать эмоции? Ах да, еще и хреновый папаша, который угробил жизнь сыну. Да и женушке за одно. Себя спаси сначала, убожество! Меня блевать тянет от тебя…

В одном А. был совершенно прав: чувства не позволяли мне терпеть оскорбления и уж тем более слышать что-либо в адрес моей семьи от него. Я взревел в желании подняться и, быть может, даже вступить в драку, несмотря на неравенство в боевой подготовке. Однако тот со змеиной скоростью выдвинулся через стол и крепко обхватил меня за шею сзади, не позволяя пошевелиться. Его кончик носа неприятно упирался, давил на мой, и я чувствовал кислый запах гранатового сока изо рта.

— Есть возражения?

Мне пришлось промолчать, чтобы он скорее отпустил меня. Клянусь, когда он вернулся на мест, вытер руку о свитер с таким омерзением, будто та была испачкана испражнениями.

— Чего не сказать о тебе, — обратился он вдруг к мисс Рей. — Ты впитала лучшее от родителей, даже, прости господи, от рода Реев. Умная, энергичная, целеустремленная и везучая в придачу. Еще папаша, небось, научил кое-как драться и обращаться с пистолетом. Короче, аж руки чешутся забрать тебя в мой отряд и натренировать как следует. Загвоздка только в том, что ты пока еще слишком мелкая.

— Я могу путешествовать!

— Может и восьмилетний пацан. А тебе рано еще спускать жизнь в унитаз.

— Я сама решу, как мне распоряжаться своей жизнью.

— Сиськи еще не отрастила, чтоб такие решения принимать. — Он, несомненно, посмотрел… именно на то место девушки, мерзавец! — И вряд ли уже вырастут. Это у вас с матерью семейное…

В тот же миг раздался мощный хлопок. Голова А. несколько повернулась от удара, а на щеке стало наливаться горячее красное пятно, растекаясь по краям и пульсируя, подобно укусу огромного насекомого. Мисс Рей стояла, выпрямившись струной, и тяжело дышала от возмущения, а он лишь закрыл глаза и отдался болезненным ощущениям, точно наслаждению.

Рация на поясе мужчины зашумела, доктор передал по ней, что самые трудные пациенты необычайно возбуждены. Выражение лица А. вмиг переменилось на далекое от расслабленного, и он приказал двум подчиненным спуститься на нулевой этаж, после чего направился к лифту сам. Разумеется, я не имел ни малейшего желания сталкиваться со сверхъестественным, однако некая сила велела мне идти и в последний момент поставить ногу между дверей лифта. И зовется эта сила совестью: разве можно оставить девушку наедине с мерзавцем, рядом с которым монстры вызывают намного меньше беспокойства.

— Это кошмары? — спросила мисс Рей за те недолгие секунды спуска.

— Сейчас посмотрим, — мрачно ответил А. и, когда лифт издал короткий писк, вырвался вперед, добавив с радостью возвращения домой: — А вот и наше отделение для буйных!

По правую руку располагался пост медсестры, состоящий из столика и шкафчика с лекарствами у стены. Лампы над потолком следовали одна за одной, а все безобразие подвального помещения скрывал новенький ремонт: искусная отделка стен в успокаивающих тонах и кафельный пол, на котором шаги слышались задолго до входа в палату. Но как бы ласково ни называли это место отделением, стоило лишь пройти дальше по коридору, и крупные металлические двери палат, выкрашенные темно-зеленым, развеивали мнимый уют. За ними слышались шорохи, стоны, голоса, порой похожие на бессмысленное мычание, а узкое окошко на уровне груди создавало схожесть с тюремными камерами. В нос ударял запах сырости и железа, отовсюду веяло холодом и гнетущим ощущением, какое бывает при спуске под землю. Разум мгновенно угадывал непривычное отсутствие окон, и оставалось надеяться, что в палатах, пусть даже над самым потолком, полузакрытый решеткой, находился этот путь в окружающий мир. Мир, отличный от монотонных стен и гнета собственного сознания. С горечью мне подумалось, что нас от животных отличает душа, и насколько же стремительно меняется отношение к человеку, который утратил это отличие.

Вскоре на нулевой этаж спустился врач с двумя мужчинами в черных костюмах. К нам подбежала взволнованная медсестра, которая доложила, что пациенты мечутся по палате, царапают двери и стены, причем подобное происходит с каждым из них. И после указания врача засеменила к посту, набирая в шприцы уже стоявшие на столе ампулы, а тот сказал:

— Я позову еще санитаров, нужно всех успокоить…

— Не стоит, — заговорил А, изучавший по звукам происходящее за дверьми. — Если не хотите, чтобы их размазали по стенке.

— И что вы предлагаете делать?

— Для начала займите чем-нибудь эту прелестную медсестричку, желательно этажом выше и надолго. Кое-что ей лучше сегодня не видеть. — Он замолчал, ожидая выполнения приказа. — Это не предложение, док!

По лицу девушки было видно, что врач не исхитряется обманными маневрами, а топорно велит уйти ради ее же блага. Вначале она тревожно глядела на нас, не желая повиноваться, но под натиском слов согласилась.

— Можете и сами уйти, если хотите, — предложил А., когда врач вернулся.

— Что значит, хочу я или нет? Это мои пациенты, и я несу за них ответственность.

— Понимаю. Тогда откройте… — Он прошел вперед с вытянутым указательным пальцем, словно выбирая пирожное в магазине. — Эту дверь!

— Хорошо, хорошо, я только возьму лекарства, шприцы…

— Живо, док! — сказал он, начиная злиться от неповиновения. — Просто дайте ключ от чертовой двери. Больше от вас ничего не требуется

Врач достал из кармана связку ключей и показал лишь один, видимо, универсальный от каждой здешней палаты. А. вставил его в замочную скважину, приказал всем отойти и резко повернул до упора. Вдруг круглая головка блеснула в верхнем свете, подобно молнии — это дверь распахнулась с такой силой, что с грохотом ударилась о стену. Быть может, главе отряда что-то послышалось по ту сторону или предчувствие подсказало неладное — он бросил дверную ручку и отпрянул за мгновение до этого, избежав сотрясения.

Вслед за тем из палаты вырвалась женщина крепкого телосложения. Ее бессмысленный взгляд метался стремительно и хаотично, а наполовину выпавший язык мазал слюной губы и подбородок. Не скованная ни в руках, ни в ногах, она ринулась к своему вызволителю, но размашистые удары сыграли против нее же: А. повалил ее на пол искусным приемом, используя вес тела и силу напора, и тяжелым краем ботинка ударил прямо в переносицу. Это ничуть не остановило безумицу, которая если и чувствовала боль, то крайне отдаленно. Я закрывал глаза и в ужасе морщился всякий раз, когда точные удары попадали ей в живот, в челюсть, а порой между ног… Вначале врач оторопел от бессмысленного истязания, позже вознамерился помешать этому, но четыре руки сзади быстро предупредили все его стремления. Наконец, пациентке удалось задеть плечо А. и чередой беспорядочных взмахов руками прижать его к стене. Она целилась главе отряда в голову, но тот пригнулся, и кулак вонзился в стену — именно вонзился, не сломал суставы и кости, а пробил ее, пройдя внутрь на половину руки! Полагаю, стены были сделаны из более хрупких материалов, иначе трудно представить, какой силой был наделен этот человек…

Пока пациентка высвобождала руку, А. отошел назад и приподнял край свитера, под которым оказался пистолет. Мне до последнего вздоха не верилось, что он способен на подобное… на явное преступление! Я повернулся к мисс Рей, невольно ища поддержку в ее глазах, но в тот же миг она сорвалась с места и, проделав путь в несколько шагов, толкнула А. со словами:

— Нет! Их еще можно спасти…

Несмотря на глушитель, выстрел в замкнутом помещении оказался громким, раскатистым. И лишь благодаря стараниям девушки пуля не нашла цели, отскочив от стены в сантиметрах от нее, и затерялась на полу вдали коридора. Несколько секунд А. стоял неподвижно, и этот дьявольский взгляд заставил меня беспокоиться, как бы в следующий миг дуло пистолета не было направлено на мисс Рей.

— О, да? — прорычал он сквозь зубы, положил ладонь на спину девушки и с силой толкнул ее вперед. — Что ж, тогда загонишь его в палату сама! Кто шевельнется, получит пулю в лоб, все усекли? На этот раз не промахнусь… Учти, красавица, он может запросто отправить тебя в мир кошмаров. Рекомендую не давать лапать себя!

К тому времени монстр уже вытащил руку, вымазанную в крови, и при виде мисс Рей его глаза жутко засияли, а слюна непрерывной струйкой полилась на больничную одежду и пол. Мне следовало бы броситься на помощь, но подручные А. держались наготове, да и сам он явно не позволил бы. Этот мерзавец сложил руки на груди, расслабил позу, точно наблюдая сцену в фильме. Я уверен, он надеялся на зрелище, будто бы мисс Рей станет взывать противника к разуму, молить о пощаде, но та лишь несколько раз уклонилась, раззадорив его, и рванулась в дверной проем. Безумица устремилась за ней следом и вдруг не по-человечески взревела в палате. Мы сместились для лучшего вида и изумились картиной: в руке девушка сжимала полицейский электрошокер, от разряда которого женщина беспомощно рухнула на колени. За ту секунду промедления мисс Рей вырвалась наружу, захлопнула дверь и провернула ключ, оставшийся в замочной скважине. Все случилось так стремительно и на вид легко, что мы замерли, а она прижалась к двери, словно под давлением пяти мужских взглядов.

В ответ на вызов блестящих глаз и гордую стойку А. направился к мисс Рей, и лишь им двоим было известно, что отражало его лицо. Вопреки ожиданиям, он медленно захлопал в ладони, а после положил руку девушке на спину и повел к нам, казалось, крайне довольный ее победой.

— Все, как и показали карты, — говорил он, словно презентуя своим приспешникам, — умная, хитрая, целеустремленная, везучая и шибко… смелая!

На последнем слове его колено с силой ударило мисс Рей в живот, а рука помогла в этом, резко надавив между лопаток. Послышался сдавленный вскрик, и девушку едва не вырвало. Она упала на пол, свернувшись беззащитным комом. Ах если бы не мерзкие лакеи А., я бы добрался до подонка и отомстил за нее, но те не только смотрели, как мужчина смеет бить девушку, к тому же, сильнейшим подлым приемом, но и накинулись на меня, заломив руки за спину и сбив с ног. Воистину: чтобы победить монстров, нужен тот, кто хуже них во сто крат!

А. присел, приподнял ее за пучок волос.

— Еще раз помешаешь, и я переломаю тебе все ребра, поняла? — сказал он и расслабил пальцы. Голова мисс Рей бессильно упала на пол.

— Должен быть способ, — прошептала она, срываясь на стоны.

— А вот что я ненавижу, так это баб и малолеток с их сраной жалостью! Ты проникнешься к ним ненавистью, когда у тебя на глазах будут рвать на части товарищей. Насчет людей. Ты думаешь, сделала ему лучше? Дай-ка я тебе кое-что скажу… У меня приказ доставить живыми как можно больше этих ублюдков. Понимаешь, для чего? Чтобы их исследовали. Пытали, ставили эксперименты, отрезали части тел. Пуля — одолжение и для человека и, к моему великому сожалению, для кошмара. Теперь, надеюсь, будешь думать дважды, перед тем как лезть куда-то без приказа. И выкинь эту дурь аля матери Терезы, если хочешь вступить в Общество!

Кто знает, какое еще зрелище случилось бы после того, не погасни вдруг каждая лампа над нами. Вокруг разлилась плотная темнота, в которой, как никогда, ощутилась значимость окон — мы не видели даже собственные пальцы перед лицом. Первым вспыхнул фонарик А. наперекрест с пистолетом в другой руке. Затем его подручные отпустили меня и поступили так же. Бледные лучи осветили нас с врачом и мисс Рей, проверяя, все ли на местах, и заскользили по лифту, стенам, потолку в поисках причины. Теперь забились в страхе не только наши, но и их сердца. Однако нам не просто ничего не угрожало — напротив, прекратились даже звуки за дверьми; и этот факт ничуть не радовал, поскольку сильнейшие бури возникают именно вслед за затишьем. Тотчас же зашипела рация, по которой несколько голосов друг за другом сообщили, что света нет ни в одной части здания. И я не мог определиться: страшнее оставаться в замкнутом темном помещении с монстрами или с этими людьми, и кто из них кем был.

Мы вмиг стали для членов отряда второстепенной задачей, и никто не помешал мне подползти к мисс Рей, которая упорно пыталась скрыть слезы. Я приобнял бедняжку и помог подняться с опорой на мое плечо — ох если у нее потом будут проблемы по женской части!..

— Наверное, напряжение подскочило. Сейчас включится, — сказал врач.

— Где центральный щиток? — резко спросил А., а после ответа прислонил рацию ко рту: — Кто на втором этаже?

— Т здесь, сэр!

— Правое крыло, конец коридора до упора. Там должен быть щиток, проверь его. — За долгую минуту молчания он многократно ходил по одной линии вперед и назад. — Что видишь?

— Мертвую старуху, и… — послышался свист, — щитку хана, сэр! Тут огромная вмятина в стене. Думаю, она врезала по нему и ее долбануло током. Кошмар?

О как мне нравилось видеть замешательство на всевластном, извечно ухмыляющемся лице! И тем печальнее выглядел врач, скрученный новостью, что один из его пациентов мертв.

— Что нам де…

Предложение оборвалось на середине слова, словно сменили частоту сигнала.

— Т! Т, ответь! — кричал А., после чего грубо выругался. — P на второй этаж! М проверить третий и на помощь Р, если все чисто. Даю разрешение стрелять на поражение. Не рискуйте, парни! По возможности заводите людей в палаты и посматривайте за детским крылом… Н, ты на дверях столбом — ни одной мухи не выпускать! Докладывать обо всем, что видите. Всем быть на чеку!

— Так точно, сэр! — зазвучало три голоса.

И тотчас же раздался такой мощный стук, словно в дверь ударили огромной каменной глыбой. Рация выпала из рук А., повиснув на пружинном проводе. Трудно было понять источник шума — все направили фонари в разные стороны, а звук так быстро угас, что его можно было принять за обман слуха. У меня перехватило дыхание, когда он повторился вновь спустя ту тревожную минуту: громкость исходила не столько из силы, сколько из количества. Все пациенты били в двери одновременно… Что ужаснее, с каждым разом удары становились чаще, сильнее, точно их проделывал гигантский маятник, но вскоре утратили порядок, превратившись в оглушительную канонаду звуков.

Вначале мы направились к лифту и на ходу А. крикнул, чтобы все, у кого нет оружия и желания погибнуть, уходили отсюда. Я горячо поддержал предложение, но кнопка вызова на боковой панели щелкнула в первый раз, во второй и в десяток последующих, столь же безрезультатных. Тогда глава отряда осветил пространство по бокам лифта, но ничего похожего на путь к отступлению не нашлось.

— Наверное, питание идет от сети больницы, — сказал врач.

— Я догадался, умник!.. Запасные выходы?

— Кроме лифта, нет…

По необъяснимой причине А. засмеялся, причем настолько сильно, что луч фонаря метался от потолка к полу, а рука с пистолетом тряслась у него на животе. Я не желал ничего хорошего этому ужасному человеку, но сейчас он был важнейшей частью нашей защиты — если он лишился рассудка, это гарантировало нам поражение. И кажется, даже его товарищи забеспокоились о нем…

— Вы что-то придумали, сэр?

— Нет. Просто из-за какого-то ишака, который проектировал это, подохнет на 3 человека больше, чем могло бы… Что ж, парни, пора повеселиться напоследок и отработать зарплату по полной!

Казалось, безопаснее всего было бы и остаться на этом месте, однако А. приказал всем пройти к центру коридора: как он пояснил подручным, которые также не были обрадованы решением (удивительно, что не поплатились за это ударом!), в том случае мы загоним себя в угол и они будут надвигаться на нас рядами, закрывая друг друга. Мы выбрали безопасное место, где череда палат прерывалась по обе стороны, уступая паре хозяйственных помещений и душевой, после чего продолжалась вновь. Я, мисс Рей, которая шла быстрее с моей помощью, и врач были окружены членами отряда, обращенными к нам спинами, с оружием наготове. А. контролировал целую половину коридора, а оставшиеся двое мужчин — вторую. Тем временем от грохота звенело в ушах, болела, пульсируя в тон, голова, и не было сомнений, что эта пытка звуком прекратится лишь в одном случае.

Невольным образом я крепко сжал ладонь мисс Рей, не чувствуя неловкости. Мог ли я представить, что мне суждено погибнуть вот так: в подвале психиатрической больницы рядом с юной душой, какая годится мне в дочери, и бандой преступников. Горько было даже не за себя, потерявшего в жизни, пожалуй, все, кроме ее наличия, а за нее, у которой есть амбиции, стремления, планы на завтрашний день, есть любящий отец и, быть может, молодой человек, друзья.

— Я не думаю, что человек сможет выбить эти двери, — сказал врач, точно какие-либо слова могли успокоить нас в тот момент.

На что А. ответил:

— Человек — да!

Врач не успел в полной мере понять его слова — расшатанный болт вылетел из крепления двери впереди, и спустя пару ударов та загнулась, смявшись на половину, как крышка консервной банки. Подручный А. выстрелил в эту брешь и задержал на ней луч фонаря. Однако, напуганный свистом пули перед лицом и возможностью попасть под следующую, безумец не спешил показываться. Мы пристально смотрели на бледное пятно, не сводя взглядов с пробоины в двери, вдыхая теплый, кислый от пота и напряжения воздух.

Новый выстрел — первый хлопок во всеобщем грохоте! — тотчас же взбодрил меня: краем зрения я заметил, как что-то выпрыгнуло из узкого проема, сжатое телом, как насекомое или земноводное. Члены отряда пытались навести на него свет, но это существо прыгало от стены к стене, словно цирковое животное, и выхватить силуэт удавалось лишь на доли секунды. Впрочем, этого было достаточно для общего впечатления… Оно опиралось на все четыре конечности, спина была изломана под углом, отчего у обычного человека отказали бы конечности, а челюсть почти касалась пола. И пока мы были заняты этим представлением, петли других дверей тоже едва держались под нескончаемым напором ударов, а спустя десяток-другой секунд каждая из них распахнулась.

Толпа этих созданий, каких уже трудно было назвать людьми, вмиг наполнила коридор и понеслась на нас. С обеих сторон началась стрельба, и мы с мисс Рей вздрагивали от каждого выстрела, не зная, чего желать пулям: упокоить этих бедолаг или крепко обездвижить ранением. Казалось, вокруг стало так многолюдно, что бойцы не целились… И действительно несколько неподвижных тел уже лежали на полу, что, в сущности, — капли от надвигающейся на нас волны. Звенящий стук гильз о кафельный пол не смолкал ни на миг, воздух тяжелел от запаха пороховых газов и нагретого металла, с характерным лязгом заменялись обоймы… Монстры беспорядочно скакали и, несмотря на меткость членов отряда, медленно продвигались к нам. Неприятнее наше положение делал мрак: фонари выхватывали крохотные части пространства вдали, в то время как мы не видели даже себя. Можно сколь угодно гадать о деталях того, что случилось далее — полагаю, один из них незаметно подобрался к нам и потянул лодыжку доктора с такой силой, что тот упал на пол, и поддавшись панике, вцепился в ботинок А. Это нарушило всю нашу и без того не совершенную оборону, а потому мужчине оставался единственный шанс спасти остальных: любым образом восстановить равновесие — но… ведь не таким же… быстрым и бесчеловечным… не отправлять доктора на растерзание этим тварям! Господи, истошный вопль (и кажется… скрежет ногтей по кафелю) стремительно удалялся вглубь коридора, а после мерзкого хруста позвоночника вмиг оборвался. У меня стыла кровь в жилах… Я понял, что мы погибнем здесь, если ничего не предпринять.

— Рассредоточиться! — крикнул А. и, сжимая фонарик зубами, ринулся в гущу этих демонов. Он сблизился с одним из них, из-за чего тому пришлось встать в полный рост, и безжалостно выстрелил в лоб, затем уклонился от удара сзади и резким взмахом вонзил армейский зазубренный нож другому в горло…

Безумие, хаос и кровь разливались повсюду. Наверное, мне подурнело, потому как все сделалось вдруг замедленным, смазанным и даже отдаленным, незначительным. Один подчиненный А. упал, и его фонарь случайным движением осветил табличку двери напротив нас. Это длилось ровно миг, но я увидел надпись так ясно, точно рассматривал ее долгие часы: комната уборочного инвентаря. И я снова посмотрел на то место, где пара безумцев уже восседали на мужчине, а их кулаки — такие, что могли вонзиться в стену! — неумолимо близились к его лицу. Я услышал звук, прежде чем тот случился… У нас же еще был шанс, блеклый, рассыпчатый, но впервые в жизни я твердо решил ухватиться за эту соломинку и дышать до последней возможности.

Я потянул мисс Рей так сильно, что она едва ли не закричала, сочтя это за нападение — все прошло по воле одного лишь инстинкта, какой велел во что бы то ни стало защитить девушку, и мне самому не верилось, что я способен на подобное. К счастью, она быстро закрыла рот ладонью, иначе прикрытие мраком не спасло бы нас, а я ухватился за ручку и, одним махом, но бесшумно распахнув дверь, толкнул мисс Рей внутрь. Когда мы прижались к металлическому стеллажу с ведрами, тряпками и моющими средствами, могли лишь беспомощно замереть, стараясь не дышать — казалось, каждый шаг, шорох одежды и скрип дверных петель, были поразительно громкими, венчающими гибель. Не знаю, заметил ли А. наш маневр или забылся в безумном предсмертном раже, но его крик, достойный древних нормандских воинов, удачным образом привлек их внимание, и, быть может, только потому нам удалось спастись.

Смерть бесновалась за притворенной дверью, не запертой даже на задвижку: какой в том смысл — разве для нее бук не прочнее картона… Двадцатилапая, она звучала частыми прыжками, сметая все звуки на пути, и мы слушали, лишенные выбора, как внимают дети захватывающей истории на ночь. За неимением языка ее шепот состоял из череды стонов, глухих, а после хлюпающих ударов, точно мокрой тряпки по полу. Последними еще слышались вдали тяжелые вздохи главы отряда. Борьба за жизнь. Каким бы искусным бойцом он ни был, не осталось сомнений, что его ждет то же ледяное касание на плечах. И смерть не была с ним милосердна — касание раздалось сильнейшим стуком, по-видимому, от столкновения со стеной, что выбило из А. жизненный дух. Мисс Рей достала что-то из кармана, но будь то даже оружием, стук сердца говорил: никто более не сдерживал смерть, и она приближалась к нам… Я выдался вперед, как должно мужчине, и вслушивался в ожидании, когда дверь разлетится на обломки и нас (но вначале меня) настигнет известная участь.

Раздался утробный хохот, если продолжать метафору, — отчетливое ха-ха-ха! — в унисон с десятками шагов, уносящихся вдаль по коридору. Смерть взорвалась злобным смехом (существа выбили двери лифта) и после скрипа связок и неясных шорохов рухнула на пол, держась за нутро (это, полагаю, кабина лифта сорвалась вниз). Вдоволь поиздевавшись, она попрощалась топотом десятков ног и выстрелами на первом этаже.

Смерть покинула нас, оставив после себя тишину.

Мы с мисс Рей выбежали в коридор, и та мгновенно схватила чей-то включенный фонарь с пистолетом на полу, вытащила обойму, пересчитала патроны. В тот момент она как никогда ранее походила на своего отца, и не было сомнений в том, что она продолжит его дело. Я решил последовать ее примеру, но тотчас же вздрогнул и отскочил, наступив на чью-то руку — уж не знаю, от самого ли жуткого факта или в страхе, что та еще может быть живой! Едва прибор второго подчиненного А. оказался у меня в руке, мне открылся ужасающий вид отделения: повсюду лежали трупы с дикими, безобразными выражениями лиц, навечно скрюченные вдвое мужчины и женщины. Неестественно алые на белых хлопковых рубашках следы точно указывали, куда попала пуля, а если не виднелись, значит нужно было искать выше… Осматривая тела, девушка направилась в дальний конец коридора, где вскоре отыскала главу отряда, лежавшего на боку под самой стеной в неестественной позе. Даже издалека было видно, что волосы на затылке и висок окровавлены, а грудь под бордовым свитером замерла навсегда.

— Будет лучше, если мы разделимся. Кто-то останется здесь и попытается спасти детей на втором этаже, а другой отправится в мир монстров. Там папа, и ему нужна моя помощь. Я не могу не идти… Я понимаю: есть шанс найти Виктима, — поэтому не буду настаивать, если вы захотите пойти со мной и приложить к этому все усилия.

— Вы уверены, что он… там?

— Да. Но я не обещаю, что жив… Как, возможно, уже и дети наверху. Времени нет, выбирайте скорее, мистер Фирдан!

Ох, иной скажет, что в этом нет ничего трудного, однако мисс Рей может справиться и без меня, в то время как десятки детей наверху погибнут без единого шанса на спасение. Родная кровь или множество чужих жизней… Отчего-то до смешного не к случаю вспомнился Фил, которому я, пусть и не всерьез, обещал усыновление.

— Могу я доверить вам жизнь моего сына?

— Я сделаю все возможное, — сказала она и добавила, видя мое смущение: — Нет хорошего и плохого, выбирая между двумя благими делами.

Напоследок мисс Рей присела в желании прощупать пульс А., и вдруг луч ее фонаря метнулся в сторону шороха. Всего за несколько мгновений, в которые трудно было что-либо понять и тем более предпринять, один из тех монстров выпрыгнул из палаты напротив и накинулся на девушку кошачьим броском. Вместе они кувырком прокатились через дверной проем с другой стороны, и по тому, что не случилось ни выстрела, ни звуков борьбы и даже вздохов, я понял: так или иначе он победил… Я не мог поверить в столь подлый удар судьбы и отчаянно позвал ее, но ответа не последовало.

Мной овладел животный страх, смесь трусости и осознания того, что нужно бежать, иначе не удастся спасти никого: ни мисс Рей, ни детей, ни… себя. Со скоростью спортсмена я миновал тела, стараясь не наступать на них и не оглядываться — мне казалось, что монстр гонится за мной и вот-вот настигнет, повалит и нечеловеческой силой станет рвать на куски. О как я был эгоцентричен, если мог думать, что он устремится за менее привлекательным во всех смыслах мной! Впрочем, я не знал и не желал даже предполагать, что они делают с телами… Гонимый подобными мыслями, я полез в щель между упавшей кабиной лифта и дверным проемом, от которого остались обломки по бокам, ухватился за один из тросов, свободно качавшихся на весу, и неожиданно ловко начал карабкаться вверх, отталкиваясь ногами от стен. В тот миг меня не беспокоили раны, какие этот трюк может причинить рукам — я тратил все силы на работу плечей и спины, пока, наконец не встал на пол первого этажа.

К тому времени вестибюль пустовал и лишь кое-где за укрытиями можно было увидеть тела посетителей и сотрудников больницы. Входные двери лежали, вырванные в основании, чуть далее проема на крыльце. Судьба подручного А. осталась неизвестной: отступил ли он для маневра наружу или спасся бегством, понимая неравность сил… Я заспешил по лестнице в детское отделение. Тишина настораживала, создавая ощущение, что все зло затаилось в полумраке коридоров, но вначале я не встретил ни монстров, ни даже их жертв. Разве что в одной из палат на полу лежало два бездыханных тела медсестер, но ни ребенка вокруг — признаться, я не мог понять, значило ли это спасение или отсроченную смерть в другом месте. Когда сверху раздался звучный металлической стук, я мигом поднялся на третий этаж и по женскому пронзительному вскрику, который был еще выше, понял: крыша!

Венцом последнего лестничного пролета была массивная дверь, за которой раздался вдруг новый, еще более истонченный ужасом крик. И переступая через три, если не четыре ступени за раз, я выбрался на крышу, где едва хватало времени рассмотреть происходящее. Безумец надвигался на двух конечностях, извергая капли слюны точно так же, как и при виде мисс Рей. На краю у невысокого бортика скопилось множество детей разных возрастов, а впереди стояла миниатюрная девушка, которая не так давно окончила колледж и была немногим выше своих подопечных. Левой рукой, вытянутой вбок, она преграждала путь к детям, а дрожащей правой сжимала столовый нож. В который раз меня поразила женская храбрость — почти что голыми руками она готовилась сражаться с убийцей, зная плачевную вероятность исхода, равно как и те две девушки внизу. И все же я увидел блеск надежды в молодых глазах при виде меня.

Вдруг один мальчик нырнул под руку медсестры и побежал обходным путем, а монстр устремился за ним с еще большей скоростью и предвкушением. Мое сердце сжалось в особенном страхе, когда я увидел, что это был Фил, — расстояние между ними с каждым шагом уменьшалось, и, когда развязанный шнурок попал под другую кроссовку, мальчик повалился под самым бортиком.

— Папа! — крикнул он, беспомощно протянув ко мне руку. Удивительно, но даже после всего мне не верится, что он назвал меня так, хотя эти слова, пусть и мнимые, придали сил.

Я мчался так быстро, как позволяли ноги и, возможно, в последний миг вцепился в мерзавца, вывернув ему половину пальцев вместе с кистью. Во мне никогда не было столько ярости, какая кипела при виде опасности для этого ребенка. И в таком состоянии возбуждения я толкнул безумца с небывалой силой, отчего тот легко перевернулся через край крыши, оцарапав ногтями камень. Вскоре послышался ужасающий звук, и я взглянул вниз, чтобы убедиться: оно мертво… Господи, я ведь только что столкнул человека с крыши! Впрочем, после всего разве можно испытать горечь вины к тем, кто уже (я согласился с выводом А.), не был людьми? Я сел рядом с Филом, прислонившись спиной к борту, и он обнял меня, не сдержав слез, что, ввиду случая, было более чем естественно.

Несколько тихих спокойных минут мы смотрели на дверь в ожидании других монстров. Затем я помог мальчику подняться и отвел к медсестре и остальным детям, до тех пор еще замершим. Девушка не смогла вымолвить ни слова, но те влажные искренние глаза говорили о благодарности, и мне казалось, что от волнения она сама вот-вот бросится ко мне в объятия. На ее бледном лице читался вопрос: вернуться в отделение, где еще могло быть опасно, или ждать помощи здесь, на крыше? Вопрос о неизвестности будущего захватил и мои мысли. Члены отряда и… мисс Рей погибли, Виктим находится в неизвестном месте, а я не имею ни малейшего представления о том, как мне быть со всеми этими детьми…

С высоты здания открывался просторный вид на окрестности больницы, густой лес, окружавший территорию, и небоскребы города вдали. По дороге к воротам мчался автомобиль, из которого позже вышел и направился к нам капитан полиции в сопровождении пожилой женщины. Однако мое внимание привлекло множество мелькающих между деревьями силуэтов: все эти существа направлялись к центру города.

Загрузка...