Pavor Nocturnus

Армани Коллин

27.09.199 X г., 07:06 PM

Вход на фабрику игрушек «Тедди’с Хоум»

Надеюсь, я не потеряю этот дневник, а то кто-то узнает, что система охраны на фабрике работает, мягко говоря, не очень, и обчистит нас — я удивлен, как до сих пор никто этого не сделал! Уже вторую ночь подряд я без особых трудностей пользуюсь шансом ночевать на диванчике в раздевалке, он холодный, но хотя бы мягкий, лучше скамейки в местном парке, грех не воспользоваться. Понятное дело, меня не принимали с красной дорожкой, у входа на территорию было два фонаря для приличия, и подлые гады светили, я уверен, ярче всех остальных в городе, мне назло! Но в такое время вокруг уличная пустота и тишина, я наплевал на знак «СТОП», прошмыгнул под шлагбаумом, обогнул пятна рыжего света и двинулся по пустой стоянке к каким-то ящикам и грузовым машинам. Спецагент Армани в деле, не иначе, сегодня даже весь в мокрой грязной одежде, с рюкзаком на плечах и надеждой на лучшее в сердце, не хватало ампулки во рту, если все-таки застукают.

Передо мной обзорный пункт врага, в смысле коморка охранника, я заходил с тыла, скользил бесшумной тенью по типу японских ниндзя, всего пару раз шаркнул кроссовками, но вроде бы пронесло. Оттуда вытекала какая-то музыка — смесь песнопений буддийских монахов с барабанами и какой-то дребезжащей штукой, мантра эдакая, такое любого вора отпугнет, а он еще и мычал в такт мелодии. Я воткнул глаз в замочную скважину, уж больно интересно посмотреть на тамошнюю медитацию, надеюсь, без крови и жертвоприношений — вообще подло, знаю, да и одному случаю известно, что я мог там увидеть. На самом деле, ничего криминального, охранник сидел в своем кресле спиной ко мне и колупался в какой-то электронике, на столе бардак из всяких винтиков, микросхем и бумажек, чисто стариковское коротание жизни. Слева настенная вешалка с его замызганной курткой, справа дубинка на случай настоящей атаки и лопата, не хочу думать, зачем она ему.

Вдох-выдох — и за дело, девочки, мальчики! Я упал на живот и пополз на локтях, как настоящий солдат по земле, пожелал любимой рубашке не превратиться в дуршлаг. Во мне очнулись знания предков, мол, правую ногу поджать, оттолкнуться, перетянуть тело, выглянуть из травы — у каждого человека же в роду кто-нибудь пожимал гнилую руку войны, не пятьдесят лет назад, так в миллионном году до нашей эры предок-неандерталец крался к вражескому племени, причем так же неумело. Ведро адреналина бурлило в крови, стучало молоточками по вискам, будто из мозга отбивную делали, но пока все шло путем, я уже обогнул правую сторону коморки и прикладывал все мнимое мастерство под окошком охранника. На манер какой-нибудь пернатой дичи я таился в зарослях камышей и рогоза, знал об охотнике и его породистой дряни на побегушках, но свято верил в свою скрытность, в свое утиное бессмертие. И так всегда, смерть не шлет писем, не прочищает горло, не стучится, перед тем как поцеловаться, а просто стреляет. Причем выстрелил не охранник — те словесные пули звучали женским голоском, знакомым до ноющей боли в сердце, до онемения всех мышц и совести.

«Лжец ты! И трус!»

Не знаю, какая дурацкая сила вдохнула в меня жизнь, все тело судорогой свело, прямо-таки разряд в двести двадцать, а то и во все тысячу вольт. Я подскочил, казалось, метра на два, получил сотрясение тела и тупо уставился в окошко охранника, мол, я быть не местный, как мне мочь пройти в туалет-комнату. Так и замер, как корова на оживленной трассе, мог разве что притвориться мертвым или слабоумным, а лучше и то и другое. И вот в глазах потемнело, будто душа полетела на званый ужин к богам, весь мир превратился в карусель, а мой зад решительно тяготел к асфальту. Как будто мало мне боли и унижения, в глаза брызнул проклятый луч фонарика, едкий, как лимонный сок — да, давайте сюда еще прожекторы, звуки собак, полицейских мигалок, понятно же, что дело провалено с треском льда над Марианской впадиной!

— Армани, это вы? — сказал охранник. Звук «рэ» прорычал на манер тракторного мотора, а интонация напоминала не то клич перед жертвенным харакири, не то оповещение, мол, катана уже спешит располовинить тебя, пожалуйста, не двигайся, чтоб ровненько было.

Свет-то он сразу же погасил, но ослепил меня будь здоров, всю сетчатку выжег своим приборчиком, аж голова заболела. В таком состоянии я точно не мог бежать, еще припомнил про его дубинку (и лопату!) и просто ждал неизбежности бытия, даже руки вытянул, но наручники все не щелкали на запястьях.

Наконец-то зеленые пятна перед глазами улетучились, и в тусклом свете фонаря над входом я увидел математически квадратное лицо с привычными полосками — глаз левый, глаз правый и рот, будто карандашом черканули. Какой-то дундук-старожил фабрики прозвал его Китайцем, то бишь без крупицы воображения, прямо-таки антифантазия, я бы сказал. Да, было в нем что-то азиатское, но уж точно не китайское, с такой же вероятностью он мог быть и тайцем, и чукчей, да хоть коренным индейцем. И чтоб без стереотипов и наглых межнациональных оскорблений — Три Полоски, просто и со вкусом.

Дело в том, что у него был самый узкий в мире разрез глаз, без подсказки и не поймешь, смотрит он тебе прямо в душу, подозревает в чем-то или спит, да и губы вытянуты в ровную ехидную полоску, ни пятна зубов, если они вообще были. И куча морщин разной степени выпуклости, прямо-таки американские горки для микробов — Луи думал, что старик чем-то болен, мол, его лицо чмокнула (авторское выражение) болячка. Три Полоски каждый день проверял нас из своей коморки, сидел неподвижно, лицо немое, беззвучное, толку как от манекена, так и тянуло когда-нибудь показать огурец вместо пропуска. А еще никто не видел, чтобы он выходил из своего убежища, словно по-вампирски прятался весь день. Самое смешное, фабрика охранялась только им одним и не была обмотана колючей проволокой и утыкана сигнализацией, но никогда в его бесконечную смену не случалось неприятностей.

— Простите, мистер Коллин, — начал он спокойно, ого, какая вежливость, у меня аж в голове заскрипело от непонятности ситуации, наоборот же должно быть, но я принял извинения, мне не сложно, — что отвлекаю от очередного проникновения на фабрику. Я бы не задерживал вас, однако мне необходимо поделиться одной дивной новостью. — И замолчал, как музыкальный автомат без монетки, интриган старый. И что вообще за шуточки, где крики, вопросы, да хоть вполне логичное предложение пойти на все четыре стороны. — Представляете, когда в последний раз меня посещал юный прелестно-пахнущий бутон… да что же это со мной… возможно, ромашки — точно, именно ромашки! — называемый многими совершенно безвкусным словом девушка?

— Представляю… В одна тысяча семьсот тридцатом? Неужели раньше?

— Дерзите, молодой человек, ах дерзите! Между прочим, сей цветочек интересовался именно вами и вовсе не в положительном ключе. Она пришла часом ранее, одна, бесконечно взволнованная и печальная, как сама природа в минуты ее визита. Простите, но я не утаил от нее, что вчера вы ночевали на фабрике, поскольку не мог позволить себе привести ее в еще более испуганный и расстроенный вид. Конечно же, мой чуткий взор видел вас, и это знание, возможно, спасло бедняжку от нервной болезни.

— Погодите, что-то не складывается… Если видели меня вчера, почему не остановили?

— А нужно было?

— Так это ваша работа, если вы вдруг не знали.

— Ничего подобного. Моя работа — защищать честь этой фабрики от преступников, бездомных животных и погодных явлений. Вы, мистер Коллин, не подходите ни под один из пунктов. К тому же, если вы пришли сюда путником на ночлег, значит у вас некие трудности в жизни, а отказать страждущему в помощи — вот наивысшее преступление для человеческого духа.

— Ваша занимательная философия и правда выручила меня. Слава философам всех стран! Так… я слышал голос той девушки… пардон — ромашки, на вашем языке.

— Ах это… Диктофон собственного производства, не побоюсь греха самовосхваления. Согласитесь, что звучание вышло крайне прекрасным, натурально передающее каждую ноту в голосе, а у вашей ромашки их оказалось на редкость предостаточно!

— Да уж, реалистично… — сказал я, а на деле возненавидел эту штуку, от которой чуть не словил сердечный приступ.

И тут у него в руке появилась пластиковая коробочка, на вид готовая рассыпаться в пыль, ряд толстых кнопок сбоку и малюсенькая кассета сзади, в духе времен его молодости, но динамик и правда отменный — ясно, чем старик занимается в свободное ночное время, талант, что еще сказать. Не удивлюсь, если в его кармане найдется робот-маячок слежения, в коморке висит пистолет с плазменными патронами, а сама будка настроена под машину времени и вообще внутри больше, чем снаружи.[1]

— После моих слов ее грусть переменилась гневом, и, сложив руки на груди, она принялась ожидать вас. Вновь сомкнулись темные тучи, угрожающе блеснула молния… Всякие предложения отправиться домой она решительно отвергала, и лишь согласилась пройти в мое скромное обиталище. Добрые пятнадцать минут мне потребовалось, чтобы облагоразумить ее оставить вам послание в записи и под защитой моего зонта успеть на последний автобус. Мне неудобно об этом говорить, но, как увидите ее, напомните вернуть зонт.

— Напомню. А можно взять диктофон, послушать в… более уединенном месте?

— Как пожелаете… Впрочем меня можете не смущаться, ведь я и видел, и слышал весь процесс записи.

Спасибо за разрешение, конечно, но я все-таки посмущаюсь — на самом деле, теперь вдвойне неловко смотреть ему в глаза и без всякого диктофона. В общем, он вручил мне свое чудо техники, а я задумался, хочу ли услышать все остальное, там явно мало приятного.

— Так… я пошел?

— Если ночью обрушится новый дождь и крыша даст слабину, позовите меня, пожалуйста.

До чего же странный старик, обращается со мной лучше отца родного, эдакий заботливый дедушка, не хватило еще печенья с теплым молоком в кровать и разве что поцелуя на ночь, но как-нибудь обойдусь! А мы, по сути, вообще не знакомы, видимся не больше двух раз на дню, то бишь начало и конец смены, не болтаем на перерыве, как с парнями по цеху, даже не шлем друг другу открытки на день рождения. Хотя я к нему всегда вежливо относился, насколько позволяют манеры — может, он просто отвечает добром на добро, редко, но и такое бывает в жизни.

Помню только, как его котенок, тогда еще мелкий комок шерсти, прыткий, как ошпаренный заяц, выбрался из коморки и драпанул в приоткрытую дверь фабрики. Три Полоски, небось, сладко похрапывал в полдень, а эта рыжая зверюга десяти сантиметров от полу незаметно шлялась между лентами конвейера. И то ли у него чесался зад на приключения, то ли просто неудачно прыгнул и сам не понял, как поехал в жерло убийственных механизмов. Хорошо, я был рядом, а то одна мягкая игрушка внутри другой оставила бы кому-нибудь в магазине детскую травму. В общем, это был первый случай (второй сейчас), когда Три Полоски покинул пост и проявил свой яростный крик матерого самурая на пенсии.

И поэтому он оставлял дверь на фабрику открытой и впустил меня, а сегодня даже пожелал спокойной ночи под конец — так-так, а тапочки в этом отеле случайно не выдают?

Первым делом я прошмыгнул в душ и долго стоял под напором воды, чуть жабры не отрастил — я выглядел ужасно, пах еще хуже, и какое райское блаженство выключить мозг и смыть с себя всю гадость паршивого дня! На лавке в душевой валялся один журнальчик из серии тех, что должны прятаться, как минимум, под диваном. Луи, гаденыш, разбрасывает такие вещи по фабрике, у Мудрого Филина давление за двести подскочит от давно забытых образов, но, признаться, знает французик толк в… чтении — сюжет слабоват, но персонажи красивые, в смысле, хорошо напечатаны, тьфу ты, прописаны, я хотел сказать. Я позаимствовал ненадолго под горячую воду, глянцевые толстые страницы и не такое стерпят, будто для душа и созданы, прости, Оля, ситуация безвыходная.

С моего ухода в раздевалке ничего не поменялось, шкафчики для личного барахла и одежды все так же стояли в ряд, как солдаты в шеренге. Их никогда не закрывали на ключ — во время работы мы на своих местах, да и кому вообще нужны чужие затертые штаны и сменная обувь. Я развесил мокрые пожитки на дверцах, плюхнулся на диван, второе чудо здешней берлоги, и минут десять трясся в одних трусах, пока не согрелся. Потом лениво подтянул рюкзак и достал оттуда медведей, ощупал их (фух, не намокли!) и посадил на спинку дивана, прямо как мама в детстве.

— И не нужно на меня так смотреть! Я вообще не виноват, что этот Фирдан оказался тем еще черствым сухарем, на полном серьезе вбил себе в башку, что вы кусаетесь, прямо как в дешевом ужастике каком-нибудь. Мистер Фирдан… Хм, на кого же он похож? Пусть будет слон — он не шибко толстый, но далеко не в форме, хотя ростом не вышел, прямо как Бенедикт Савва, зато нос у него и правда громадный, а кожа серая, сальная и волосатая. Вот только сомневаюсь, что за этой кислой, как полугодовалые оливки, рожей есть хоть капля мудрости[2], ходячий замученный кризис среднего возраста — пристрелите нас, если мы с Олей когда-нибудь будем такими же.

Я сильно тряс ногой от раздражения, и один медведь решил покинуть спектакль раньше положенного, упал на ляжку и отскочил на пол. Пришлось поставить на место — понимаю, мне тоже не хотелось бы все это слушать, но а кому сейчас легко!

— Вот нельзя было просто заткнуться и купить! Еще и этот сын его… Как будто впервые показал игрушку африканскому ребенку, у которого до этого из развлечений были камни, дерево и солома. Что-то мне подсказывает, у него и таких нет. Вроде это я не люблю детей, но для такого надо совсем извергом быть, даже жаль мальчика. Баловать не хочет, видите ли — я считаю, это все-таки жадность, мерзкая убийственная штука, смертный грех как бы. Вот же… Жадный Слон — гениально, так и буду звать его, пока не изменю мнения, то бишь всегда!

Злость согрела кровь на пару градусов, но стало неловко от идиотских мыслей, мол, сейчас на фабрику ворвется Мудрый Филин собственной персоной, ручку забыл, ключи или еще чего, увидит свет и непременно заглянет в раздевалку. Полуголый бездомный парень удивит его даже больше славного журнальчика в душевой… Так, а ну, брысь из головы, навязчивая чушь, есть темы поважнее на подумать! Например, как бы он мудро не уволил меня завтра или через пару дней, по-любому же не спроста послал в такую заведомо безвыходную ситуацию, чтоб без шансов. Итак, что мы имеем? Жадный Слон жаден, тверд в своей тупости и туп в своей твердости — опять теребить звонок нет смысла, проще подкинуть ему игрушку и самому заплатить, но я на мели. Или попросить помощи у… Черт!

Я метнулся к штанам на дверце первого шкафчика, диктофон выпирал в заднем кармане, вернулся на нагретое место и долго крутил его в руках, с виду хищник, который играется с добычей, а на деле просто боялся. Была не была — поклацал пару кнопок, молился, чтобы не удалить сообщение, но вдруг замигала красная точка и в динамике закричало:

«Лжец ты! И трус! Армани Коллин, ты просто невыносим! Как тебе хватило наглости сбежать из дома, ничего не сказав, игнорировать мои звонки и ночевать на своей проклятой фабрике? Я волновалась, я не знала, кому звонить и у кого спросить за тебя… Да я всю ночь прорыдала без сна из-за такого придурка, как ты! Сегодня мне показалось, что я видела тебя в магазине, — уже с ума схожу! Мне хочется верить, что так и есть, а не в то, что это действительно был ты. Я уже ни черта не понимаю! Что происходит, ты можешь мне объяснить?! Ладно, вдох-выдох… Прошу, если у тебя осталась хоть капля совести, теплоты и любви ко мне, позвони, как только услышишь это. Я буду ждать».

— Эй там, на диванных трибунах, почему завоняло игрушечным осуждением? Думаете, мне приятно слышать родной голосок беспокойным, надрывным, чуть ли не истеричным? И да, здесь и правда моя вина, я уже вторую ночь не появляюсь дома… У нас дома. Почему? А не ваше это медвежье-плюшевое дело! У вас все куда проще — папа Тед и мама Бетти буквально созданы друг для друга, никаких тебе ссор, скандалов, и внезапных «А ты бы хотел малыша?» и глупых отшучиваний, вроде «Да, конечно, завтра позвоню знакомому аисту, забронирую местечко для нас». Потомство вообще делается без вашего участия и никак не мешает вам жить… Лучше скажите, что теперь делать. Набрать ей? Не думаю, что она будет рада — да, знаю, она прямо так и сказала, позвонить, но я пока не могу ответить на вопрос, который заварил всю эту кашу.

От скребков кошек на душе я достал из рюкзака телефон, бездумно открыл список контактов и пролистал до шутливых трех букв[3] — Оля; не Олечка, не дорогая, любимая, зайка-кися-курочка или как еще нелепо обзывают своих любимых в отношениях. Просто Оля, моя Оля. Засмотрел ее имя до дыр, раз за разом пробегал взглядом, а палец трусливо дрожал над кнопкой вызова. Я правда хотел услышать ее, вернуться и поговорить, но слова испортят вообще все, а пока что испорчено только девяносто девять процентов. Какой бред в жизни творится, сижу в раздевалке пустой фабрики, в одних трусах, и болтаю с мягкими игрушками — диагноз, не иначе!

Звуки за окном застали меня врасплох, и я замер, как суслик в дикой природе, уши концентрировали каждый звук. Прямо за стеной кто-то крался, причем еще хуже меня, шаркал обувью на каждый шаг — и тут два варианта, либо неопытный мелкий воришка, либо матерый бандит, который попросту не утруждает себя скрытностью. Я бы и не паниковал раньше времени, но Три Полоски как-то возмущенно вскрикнул, и вот опять тишина, еще гуще, прямо-таки космический вакуум, а шорохи где-то внутри… Все очевидно, одинокого дряхлого старика вырубили одним ударом, а теперь летят мотыльками на свет в раздевалку. Теперь уже точно можно паниковать!

Бешеным тараканом я пробежал к шкафчикам, почти запрыгнул в штаны и напялил кое-как рубашку — если застрелят, всяко лучше, чем в одних трусах быть. Я, конечно, встал в боевую стойку, но быстро понял, что кулаки пули не отражают, да и медведями особо не подерешься, обшарил раздевалку — что-то никто из парней не носил с собой кастеты, биты или боксерские перчатки, странные они какие-то. Хотя бы у Луи на полке лежал карманный фонарик, светил убого, немощно, как престарелый светлячок, но попытаться ослепить кого-нибудь можно… Просто отлично — никогда ничего не происходило, но я тут уже второй день, пора бы и ворам нарисоваться! Я что, магнит на неприятности — кому вообще придет в голову грабить фабрику игрушек, разве что внутри них спрятаны инопланетные камни, которые перемещают в другие миры, а если нет, то я и не знаю…

В дешевых фильмах-ужастиках пугают одинаково, как бы по одному сценарию, будто кто-то придумал эту чушь, и за ним все стали повторять. Случается странность, лампочки мигают морзянкой или за окном шастают оборотни на пару с вампирами, а герой, обычно полный имбецил, утоляет тупую жажду вопросов, мол, а что, а где, а почему. Что — монстр; где — рядом, ты же слышал звуки; почему — вопрос философский, но суть ясна, оно хочет тебя сожрать. Выход прост, если ты не на космическом корабле, в смысле линяй как можно дальше оттуда. Нет же, он тащится в самое логово зверя, едкая зеленая слюна уже капает с потолка, а ему все не терпится увидеть жуткую морду. И только потом можно сверкать пятками под аккомпанемент своего визга, времени на это часто уже в обрез.

И раз я знал все это, тогда какого черта повторял сюжет дешевого ужастика? Ответ в тридцать девятом и сороковом словах прошлого абзаца.

На фабрике прямо-таки разлили ведро темноты, дохлый луч фонарика даже под ноги светил неумело, я прошел душевую больше по памяти. Зато ничто не мешало его уличному собрату плюнуть каплей света внутрь, то бишь дверь открыта настежь, еще и каморка Трех Полосок пустая — да он крышу зашел проверить, просто очень тихо, на темную, не вижу ничего странного! А хотя вижу, от порога тянулись куски грязи, какие-то разводы и следы, то ли мои, то ли старика, другие варианты запрещены. Кого я обманываю, тут и дураку понятно, дождь переполнил сточные трубы, из них выплыло что-то скользкое и гадостное, оно решило насладиться тартаром из человечины — сначала старой, а самое вкусное под конец, я тоже так делаю. Бежать-то все равно некуда, остается превратиться в неандертальца, который с дубиной (фонарем-карликом) гордо, даже если и недолго, защищает свое жилище и право на завтрашний день.

Бродить по рабочему цеху было, мягко говоря, неуютно, я вспомнил всех монстров с экранов и страниц книг, еще парочку выдумал, чтоб не расслабляться. Ощущение, как если бы шел в скафандре по дну океана, приборчик пытался показать мне тамошних глубоководных животин, но темнота темная и темнота подсвеченная — одна соль. Короче, я выключил фонарь и подождал с минуту, зрение потихоньку привыкало.

Я протопал к кладовке, где спокойно себе простаивали ведра, швабры и тряпки времен Второй Мировой на пару с бутылками моющего повышенной едкости, никаких щупалец и слизи. И тут мне на плечо падает чья-то рука, а может, клешня или бензопила, в ту миллисекунду плевать было, я круто развернулся, как на карусели, по велению древних инстинктов отпрыгнул оголтелой кошкой внутрь. Сильно приложился затылком к полке, на секунду увидел карту созвездий и схватился за больное место, другую руку выставил перед собой, полностью растерянный — эх, монстр, сейчас ты получишь самый легкий обед в своей скользкой жизни.

— Это я, мистер Коллин, — сказал монстр. Погодите, монстры не знают моего имени, да и других тоже, они же тупые, и уж точно не будут вежливо здороваться с едой.

Три Полоски явно решил, что успокоил меня этим, повернулся спиной и с умно-подозрительным видом стал рассматривать черное полотно цеха, а я тем временем пародировал приступ астмы.

— Вы не видели его?

Кого, черт бы побрал этого его, Его? Мудрого Филина, Элвиса Пресли или спасителя Христа? Пока что никого из них, но еще одно такое подкрадывание сзади, и я пообщаюсь с Гиппократом, Колумбом, Кеннеди, Хичкоком и кучей других интересных личностей на том свете.

Сзади что-то сдвинуло картонную коробку, свалило на пол домино из бутылок с моющим и быстро зачавкало по полу. Я чуть не запищал на манер полицейской сирены, страх перед насильственным прыжком в кислотный желудок — это ничуть не стыдно, я считаю. На удивление все обошлось мирно, существо проскочило мимо нас и засеменило, казалось, десятком ног, куда вели его сотни глаз. Наш самурай не только не вздрогнул, но и расправил грудь, недовольно рыкнул, как лев, и вперед за антилопой. Шел, правда, неспешно, уверенно, как неумолимый киборг-убийца, непонятно, кто кого еще пугал, и ведь монстр это чувствовал, волновался, сбивался с пути, вот напоролся на конвейерную ленту, а потом вообще запутался в проводах. Огромная стариковская лапища уже тут как тут, схватила его за воротник и потащила на вытянутых руках прочь.

На улицу Три Полоски вышел гордым и довольным, будто поймал редкого зародыша — вот он, посмотрите, детеныш рептилоида, сын Ихтиандра, марсианский ребенок. Свет испортил все ожидания, зародыш оказался человеческим, причем лет одиннадцати от роду, со смутно знакомым лицом, которое я видел пару часов назад в доме Жадного Слона.

— Неожиданный случай, — сказал он, когда ослабил хватку, разгладил воротник. Парень стоял с дерзко-испуганным видом, терял отличный шанс на побег. — Все прошлые разы приходили подростки командой из нескольких человек, полные возрастной уверенности и хамства, чаще до наступления темноты и стремительно удалялись, после того как я их отпускал.

— Красть игрушки? — сказал я.

— Не знаю, что подвигает юных людей на подобный поступок — скука, глупость или безысходность, — но уже дважды в этом месяце на нашу бетонную крепость совершались варварские набеги. Мой возраст может навевать мысли о том, что я не увижу, не услышу и не остановлю их, однако, как показывает опыт, внешность крайне обманчивое явление.

Говорил Три Полоски совершенно спокойно, казалось, мальчишке пора писать завещание пары конфет друзьям, а то с минуты на минуту у него будет на одно ненужное отверстие больше. Но пока что старик только направлял свои полоски лица на виновника — непонятно, проклинал, улыбался или вспоминал, где оставил катану (и лопату).

— Я не вор! — сказал парень возмущенно и поправил лямки рюкзака за спиной.

— Ваши действия противоречат поступкам, молодой человек. Ты крался, выждал удачное время, когда я открою дверь фабрики для проветривания, и промчался внутрь, точно кошка, укравшая со стола щедрый кусок рыбы.

— Потому что вы побежали за мной! И выглядели очень жутким…

— С этим не поспоришь, — вставил я свою копейку.

Три Полоски выстрелил невидимыми глазами мне прямо в лоб — шут его знает, что это значило, но явно ничего хорошего, как бы меня не насадили на шампур за компанию. Я вспомнил, что вообще-то языку место за зубами, а я тут еще и на птичьих правах обитаю, и на всякий случай отошел на полшага.

— Мне нужно было к нему. — Кривой палец паренька обвинительно торчал в мою сторону. — Он сказал, что продает игрушки и работает на фабрике. Я еле нашел адрес в старых газетах… Я понимал, что уже поздно, но хотел спросить, вдруг еще можно купить. А вы выскочили из этой будки, и я испугался…

— Это правда, мистер Коллин? Вы знакомы?

— К сожалению, да. Это его отцу я пытался продать игрушку сегодня… И какого сыра ты здесь забыл?

— Купить игрушку, я же сказал.

— До завтра вот никак не подождет?

— Нет, — буркнул он раздраженно, будто я сказал какую-то глупость.

— Бесплатно ты только приглашение в обратную сторону получишь! Твой отец хоть согласился купить и дал деньги?

— Нет, но я и сам могу.

Дерзости этой малявке не занимать — что он сам может, разве что в туалет сходить, бесит жутко, приперся тут под ночь, без родителей, еще и дразнится заветной отсрочкой увольнения.

— Мы в затруднительном положении, мистер Коллин.

— Разве? По-моему, план простой, этот паренек разворачивается на сто восемьдесят и топает отсюда прямиком домой, желательно никуда не сворачивает, а родителям вешает лапшу, мол, проводил кучу девчонок по домам, каждая в разной части города. Надеюсь, все понимают, что творится в городе? Нам с вами влепят пожизненные, если узнают, что он тут ошивался в такое время.

— Неужто вы, понимая серьезность похищений, тем не менее советуете отправить его одного домой? Нет, подобного я допустить не могу. Равно как и оставить фабрику без своего надзора.

— Я его не поведу! Там полиция во всю разъезжает, а я тут с чужим ребенком, и вообще уже запрещено бродить по улицам… Точно, сбегаю за телефоном, скажем офицерам самое удивительное, то бишь правду, и они отвезут его к родителям, а те вставят ему по первое число. На том и распрощаемся!

— Боюсь, мистер Коллин, в вашем положении полицейские — это не лучшее, с чем бы вы захотели столкнуться, ведь они могут осмотреть всю фабрику. А поскольку случай — и я как невольный его участник — выглядит весьма подозрительно, полагаю, их машина еще несколько дней будет проезжать рядом с фабрикой, учтите это.

Старик прав, мне дорога в холодную камеру на ближайшую ночь, пока Оля не заберет. Вот же засранец мелкий — это наглый шах в нашей странной партии!

— Тогда сам звони родителям!

— Ха-ха… — заржал он, я завис от неожиданности. — Ой, простите, я правда забыл телефон дома. Нужно было быстро собираться, вот и…

— Дай угадаю, наизусть номер ты не знаешь.

— Угу.

Мне хотелось ударить его. Детская глупость может стоить нам кучи проблем, а ему весело, насмехается он.

— Что за напасть…

— Не напасть, а интереснейший случай, мистер Коллин. Посудите сами… У этого мальчика получилось незаметно сбежать из дома, найти вас, что довольно-таки непросто, учитывая, что он ничего о вас не знал — случайность на случайности; и все сложилось так, что ни одним из способов мы не можем отправить его домой. Мне кажется, сама судьба велит вам знакомство.

— Что-то мне все меньше нравится эта ваша философия.

— Что ж… — заключил Три Полоски голосом судьи. — Тогда я приношу искренние извинения за свои поспешные суждения и действия и прошу пройти внутрь, молодой человек.

Мат — и шахматный, и словесный.

Примерно через пятнадцать секунд, девять из которых мы шли в раздевалку, я пожалел, что согласился, и уже думал сдаться полиции или просто связать это существо. Он побежал к шкафчикам, будто видел их только в кино и на картинках, откопал невесть где еще один журнальчик из того же раздела, что и в душевой — пришлось мигом конфисковать на ближайшие года три хотя бы. Шило в заднице потянулось к игрушкам и небрежно плюхнулось на диван, тот качнулся добротной такой волной, но выдержал, а то я начал сочинять тысячу и одну отговорку для Мудрого Филина. И вот паренек занялся медведями, закрутил их, чуть ли не затискал до смерти, но самое главное, вел себя тихо и спокойно — воздушная тревога, у нас тут сюрреализм в чистом виде происходит! Какой же ты садист, Жадный Слон, раз довел сына до такого, в наше время дети писаются от счастья только с приставок.

В правом конце нашего пятизвездочного отеля находился буфет — громкое название для столика и кучки дряхлой кухонной утвари, но нужно быть оптимистом. Электрический чайник окружали три пачки лапши быстрого приготовления, а рядом доживала век газовая плита времен отцов динозавров. Был еще холодильник-нахлебник, который жрал энергии намного больше, чем морозил, но как полка для еды сойдет. Я клацнул кнопку чайника, открыл пачку лапши для себя, вторую — тоже себе, только понял, что не ел полдня, могу и мамонта за два укуса проглотить. Так уж и быть, третью отдам мелкому, надо же соблюдать какое-никакое гостеприимство, да и дольше тишина будет, хотя набитый рот детям не такая уж и помеха. Кипяток отправился по двум порциям — одна для него, а свои я высыпал в один пластиковый контейнер. Всю эту манну небесную поставил на столик с двумя стульями, за них вечно борьба идет, а сейчас прямо-таки ужин в ресторане, правда без салфеток.

— Эй, как там тебя… Ви-и… ктор? Иди есть!

— Я Виктим! Вик-тим.

— Слабая команда? Что за дурацк… — Я прикусил язык, вслух такое не говорят же. Нужно срочно обозвать его как-нибудь, можно даже рассказать, мелкие вроде любят панибратство. Вот только я был голодный, мозг наполовину отмер, а последняя крошка думала только о золотистых ниточках лапши в тарелке, поэтому гениальности не случилось. — Нет, так не пойдет! Я буду звать тебя ДеВи, сокращенно от дерзкий Виктор.

— Да я Виктим, сколько повторять! А почему это я дерзкий? И мне не нравится имя Дэйв.

— Не Дэйв, а ДеВи, ты чем слушаешь? Короче, хватит чесать языком, ешь давай!

За пару минут болтовни лапша превратилась во что-то аппетитное, и запах специй с химическими добавками приятно бил в нос — чудо питательной инженерии, не иначе! Я набросился на еду без правил и ограничений, как измученный пустыней бедуин на чашку воды, забыл, что чавкать и хлюпать не особо прилично.

— Это не вредно?

— Разве что в культурном плане — на родине меня бы за такое распяли, но сделаем скидку на то, что я одичал вдали от дома. Это дешевая яичная лапша, и ее не надо готовить. Если недостатки и есть, то их с лихвой перевешивают удобства.

— Я читал, что там много каких-то штук, от которых живот будет болеть.

— Как видишь, я живой, а если некоторые перестанут портить аппетит замечаниями, то буду еще и счастливый.

Неожиданно мне захотелось рассмотреть его, а то все украдкой, побыстрее отводил раздраженный взгляд. Он взял все хорошее от внешности отца, то бишь совсем немного, больше, подозреваю, в мать пошел. Вообще и не скажешь, что это сын Жадного Слона — может, и слоненок, но не с серой кожей, а очень даже с розовой, прямо-таки Дамбо, вряд ли летает, но такой же лопоухий. В целом, миловидный, девчонки будут в восторге через пару лет, улыбка с ямочками, глаза блестящие, но наивные до жути — ничего из этого я не видел пару часов назад, в смысле рядом с отцом.

— Что за синий прямоугольник на упаковке, ты знаешь?

— Это значит, что пластик экологически чистый и безвредный.

— А есть грязный и вредный?

— Да, тот, который сотни лет разлагается в земле.

— А этот сколько?

— Не знаю. Ясно, что поменьше.

— А как он попадает в землю?

— Люди мусорят, если ты не знал.

— Я не мусорю.

— Молодец, далеко пойдешь…

— Я думал, пластик должны сжигать на свалках.

— Должны. И кстати, это тоже не особо полезно для атмосферы.

— А как тогда полезно?

— Так, слишком много вопросов, а я что-то забыл подготовиться к лекции о защите природы. И вообще, когда я ем, я глух и нем — знакомо такое?

После этого ДеВи резко притих, как если бы я задел какую-то ржавую струну души — судя по его папаше, сомневаюсь, что у них за столом теплая семейная атмосфера и каждый рассказывает, как прошел день. Вот он и уставился на свое отражение в бульоне, лениво колупался в лапшичных кудрях, будто ловец жемчуга в водорослях. Только хотел сказать, мол, золотой ребенок, видали и намного хуже, а он издевается, то трещит без умолку, то молчит, как памятник с кладбища, в такой гробовой тишине и дышать неловко, не то что есть.

— Ты вообще не попробовал, — сказал я. Сам быстро накинулся на порцию, желудок и правда разбух на половине тарелки и заболел, вот и старость наступает на пятки…

— Мы ужинали недавно. После этого я и ушел.

— Ты попробуй, а то потом будешь болтать, мол, сбежал из дома, а тот злой дядька на фабрике тебя голодом морил. Шучу, если что, обо мне ни слова.

Наконец-то он всосал немного лапши, которую намотал на пластиковую вилку, хоть и забрызгал все вокруг бульоном все вокруг. Сначала жевал с удивленным выражением, текстура и правда непривычная, а потом показал зубы, будто в кресле у стоматолога, и засиял, как лампочка под напряжением.

— Хм… А на вкус лучше, чем выглядит.

— То-то же! Ты правда никогда не пробовал такую лапшу?

— Нет, мама готовит вкуснее. Не похоже на пасту. Очень странно, но неплохо… А ложка для бульона есть?

— Может, тебе еще салфетку и зубочистку за такую цену? Смотри и наматывай на ус, шаг первый, берешь контейнер, шаг второй, приставляешь к губам, шаг третий, наклоняешь и пьешь. Все просто, справятся даже младенцы.

Крохотная порция что-то слишком быстро переместилась в его желудок, вроде как сытый. Ничего, от полного брюха клонит в сон, а значит, меньше мороки с ним будет, все продумано.

— Спасибо, злой дядька… — Он выпучил карие яблоки на меня, от такого внимания горло с трудом пропускало лапшичный бульон. — Мое имя ты знаешь, хоть неправильно говоришь, а свое так и не сказал.

— Зачем тебе?

— Чтоб… называть тебя. А то злой дядька как-то по-детски звучит. Да и не похож ты на дядьку. У нас такие старшеклассники в школе, а дядьки — это как детектив Рей. Я хотел сказать…

— Слушай, из-за того, что ты в прямом смысле ворвался в мою жизнь не делает нас друзьями. Присмотришь себе игрушку, раз так хочешь, и завтра распрощаемся на хорошей ноте.

Главное отличие детей от взрослых, что они не умеют как следует прятать эмоции, жизнь еще не научила этому полезному навыку. Вот и лицо ДеВи сморщилось, как столетнее яблоко на жаре, я представил, как он уже распланировал оформление странички в своем дневнике, что-то вроде «сегодня я нашел нового друга», и отвел мне пару разворотов в фотоальбоме.

— Я тебе не нравлюсь? — серьезно спросил он.

— В равной степени, как и все дети.

— Но я не ребенок!

— А кто ты? Взросленок?

— Подросток. Мне одиннадцать, а скоро будет двенадцать. Это ранний подростковый период, между прочим… Так почему ты не любишь детей?

И еще одно гадкое свойство мелюзги — им нужно знать все-все на свете, даже то, что не их ума дело, а если это секрет или кто-то не хочет рассказывать, будут канючить до посинения, знаем, проходили!

— Хорошо, расскажу, если обещаешь отстать. Я долго работал в приюте, присматривал за спиногрызами разной степени зрелости…

— То есть когда-то ты любил детей?

— Слушаешь ты явно не ушами, а выводы у тебя из кустов, я такого и близко не говорил. Меня туда отправил папаша, деваться было некуда. «Тебе уже четырнадцать, Армани, в твои годы я горбатился на двух работах и помогал отцу в поле, чтоб какие-то деньги в семью принести, а ты все развлекаешься!», — спародировал я карикатурным низким голосом.

— О! — вскрикнул ДеВи и поднял указательный палец, будто придумал новый закон притяжения. — Так тебя зовут Армани… Ар-ма-ни. Я такого имени не слышал, какое забавное.

— На свое посмотри!

— А что с ним?

— Проехали… Короче, папаша сказал, мол, я засранец, учеба у меня не ахти как идет, а в свободное время штаны дома протираю или выглядываю юбки девчонок по соседству. А ему, видите ли, нечем кормить моих младших сестер, будто это я виноват, что они с мамой явно не слышали о… Ладно, не важно. В общем, он совсем достал меня, я согласился и сильно пожалел об этом, очень сильно, чтоб ты знал. В душе не чаю, какой черт меня дернул идти именно в приют — наверное, там всегда нужны были руки, и я быстро понял почему. Тому принеси, этому подай, третьего помой, за другим убери, а тех отцепи друг от друга — и это две минуты рабочего дня длиной в десять бесконечных часов. Конечно, пара старух и повариха помогали, но больше проклинали меня за скорость и туполобость. Платили там гроши, а премией были нервный тик и куча синяков (мелкие умеют драться и щипаться, и ничего ты им за это не сделаешь). Правда один бесценный жизненный урок я вынес оттуда, выдолбил его на граалях памяти, что дети — это громкие, болтливые, шилозадные, охочие на внимание, писающие, какающие, достающие вопросами плачущие существа. Никаких плюсов я не заметил, хоть ты тресни. И не надо мне тут вешать лапшу про стакан воды в старости — после такого шансы дожить до старости резко падают в пропасть!

Наболтал я, конечно, знатно — ох и повезло ему с моей слабостью, в смысле если я начинаю говорить, то заткнуть меня можно кляпом или едой, а сам останавливаюсь в лучшем случае через час. На удивление, обошлось без града вопросов, бракованный ребенок какой-то мне попался, просто выслушал и больно задумчиво молчал, спасибо за бесплатный сеанс у психолога, чего уж там.

— Короче, сказку на ночь ты получил — вали спать! Честная половина дивана вся твоя, можешь даже с медведями в обнимку.

Какой-то наивной частью мозга я понадеялся, что так легко отделаюсь, ДеВи даже пошел к дивану, но вместо храпа загудела молния рюкзака и зашелестела бумага. Он уселся на диван с тетрадью и ручкой, плюшевое зверье чуть завалилось на бок, будто незаметно подглядывало в школьные каракули. Грецкий орех в башке смекнул, мол, раз делает уроки, значит завтра ему в школу и он уйдет отсюда с первыми лучами солнца, это меня ободрило. Но мне стало жутко интересно, что там можно думать с таким профессорским видом, брови нахмурены, невесть откуда на носу выросли круглые очки, от них глаза мультяшно-большие, зубы издеваются над колпачком ручки — не иначе как корень из отрицательного числа пытается извлечь. Я бросил контейнеры из-под лапши в мусорку, подкрался к дивану и выхватил тетрадь из расслабленных рук, развалился рядом.

— Математика, — сказал он, будто я походил на слепого без шрифта Брайля. — Я не понимаю, как это решать. И зачем, если в конце учебника есть ответ.

— Логика и мышление с неба не упадут. Для этого нужно научиться решать такие простые вещи.

— Простые? Это простые?! Страшно представить, что будет сложнее…

— Будет, поверь … Что ж, тебе повезло, математику я вроде как знаю, тем более такую легкотню из младшей школы.

— Средней вообще-то! Подожди… ты поможешь мне? — Он скорчил такую удивленную рожу, как если бы возня с домашкой не входила в огроменный список родительских забот и обязанностей.

— Нет, если хочешь испытать личное удовольствие от полуторачасового напряжения извилин, так и скажи.

— Нет!

Ох, погорячился я, сначала бы самому вспомнить — я не знаю, как и почему у меня получалась математика, но что-то в ней есть такое эдакое, но тут же надо по правилам, то бишь по-дурацки, никакого хаоса и романтики. Сложно было в первую очередь мне, попотеть, чтобы вложить элементарные вещи в сырую детскую головешку. За час-другой мы прошлись по всем стадиям принятия неизбежного, то бишь икс — это не буква алфавита, а неизвестное число, его-то и нужно найти, нет, он не может быть равен игрику (и это тоже не буква!), а про смену знаков при переносе я вообще молчу. Пришлось начать издалека, примерно за километр и по маленькому шажку, объяснил условие, суть решения таких задач и уравнений и даже сочинить что-то свое, чуть дальше по программе, чтоб жизнь медом не казалась. С пятого раза ДеВи решил задачу, слава Пифагору, который переворачивался в гробу, как мясо на вертеле, я сам уже думал, что без вина не вынесу эту пытку попугаем.

— Ух я покажу завтра этому Теодору Браско, что ничего я не бестолковый ученик! Можешь и дальше помогать мне с математикой?

— Держи ладонь шире! Мои драгоценные услуги тебе не по карману, — сказал я и толкнул его в плечо, мол, шутка, я не соглашусь ни за какие деньги. — Жадн… кхм… Твой отец не помогает тебе?

— Нет, мы почти не видимся. Днем он работает, а я в школе, потом я за уроками, а он спит, смотрит телевизор или возится в сарае. Мы вместе только за ужином и все равно он читает дурацкие газеты и молчит. Перед сном заходит на пару секунд убедиться, в кровати я или нет. И то я знаю, что его мама уговорила, а мне кажется, сам он вообще не разговаривал бы со мной. Вот увидишь, Армани, он даже не заметит моей пропажи!

Мне стало жалко его, я правда хотел ляпнуть что-нибудь ободрительное, но язык лежал пластом, а в мыслях перекати-поле. Отчасти я понимал все это, мой отец тоже не душка и вряд ли у нас когда-то была неделя без выяснения отношений — как странно, что дети так не похожи на родителей, дурной нрав, значит, свой он мне засунул в ДНК, а взгляды на жизнь зажал, мог бы пахать себе поле и сахарок похвалы сверху получать. Я поэтому и уехал подальше от списка недовольств и советов в мой адрес, аж в другую страну, чтоб наверняка. И хорошо, он не знает, что меня давно выгнали из академии, а еще я живу в квартире девушки, и хоть не концы с концами сводим, но весьма скромно — это будет прямым разрешением высказать, что я бездарь, лентяй и ничего не добился в жизни! Хоть бы раз поддержал и принял что-нибудь в моей жизни… И кто мне объяснит, зачем заводить детей и диктовать им, как жить, или вообще плевать на них с высокой колокольни? Сопляки и так не сахар, а родитель из меня никакой, разве что стать одним из таких отцов — это худшее, что можно придумать в жизни. И вот что мне ответить Оле?

— Кстати, что у него за пунктик на игрушки?

— Не знаю… Просто он никогда не покупал мне их. Конструкторы и пазлы были, но не мягкие игрушки…

— Может, в детстве за ним страшная ожившая кукла с ножом гонялась?

— Я бы очень хотел, — продолжал ДеВи. — Ты не поверишь, но с игрушками… спится спокойнее, без кошмарных снов и… других странностей тоже. У всех, у кого они есть, ночи проходят спокойно.

Почему уже трижды за день я слышу прямо или намеками, что плюшевое зверье с какой-то стати играет роль ловцов снов. Два раза можно принять за совпадение, но если что-то случается чаще обычного, у такого все шансы оказаться правдой. А чертовщина самая что ни на есть странная творится — сначала маньяк этот, ни подозреваемых, ни улик, зато дети испаряются прямо из кроватей, как по волшебству, а теперь какой-то бред с игрушками. Вот хоть ты тресни, а волей-неволей чувствуется связь, надо как-нибудь залезть в гнездо Мудрого Филина и прошерстить на предмет странного — чисто на всякий случай, доверяй, но проверяй!

— Ты поэтому пришел вроде, медведя купить?

— Да, точно… Можно я выберу какого-нибудь сейчас?

Скорее всего, лапша была с запрещенным секретным ингредиентом, а может, меня укусила радиоактивная муха, по-другому не могу объяснить свое воодушевление. Дело в том, что игрушки за неделю уже упаковали в коробки, осталось завтра загрузить утром и в путь по магазинам, а включать повсюду свет и конвейер, успокаивать Три Полоски, мол, это не вечеринка и полиция не приглашена, не хотелось от слова совсем. И никогда не подумал бы, что стану делать это ради ребенка, которого знаю от силы пару часов, но он и правда паренек неплохой, раздражает чуть меньше, чем мог бы, и мне даже захотелось порадовать его. Что происходит, надо температуру померять и прививку мне срочно!

Спустя четвертину часа я открыл дверь раздевалки, будто настоящий швейцар, не хватало красной дорожки и хлопушек с конфетти. ДеВи смотрел на конвейер, как пещерный человек на зажигалку, а для лучшего вида пришлось потащить его на мостик, где не так давно потерпела грехопадение Богатая Выскочка, я не врал, что здесь создание игрушек как на ладони.

— Эта железная анаконда, — начал я голосом ведущего программы «В мире игрушечных животных», — клепает сотню мягких игрушек в день. И сейчас мы увидим, как же плодится любимое всеми нами плюшевое зверье. — Я тыкнул в кнопку на пульте управления и указал пальцем на тканеприемник. — Вон та змеиная пасть — это начало начал, куда я загрузил плюш для очередного Тедди. Наш механический удав глотает квадрат ткани, и черная лента утаскивает его в первую часть конвейера. Тут выбирается папа Тед, мама Бетти или медвежата, а машина грамотно вырезает форму, чтоб минимум обрезков. Видишь, получился силуэт медведя, потом автоматические клешни высыпают в центр набивку, допустим, синтепон, и все это сшивают, но роботам нужна страховка, приходится просматривать швы, убирать лишние нитки и так далее. А теперь последний и самый любимый этап, после которого это не просто игрушка, а произведение интеллектуальной мысли на творческое искусство! Как видишь, лента заносит медведя на второй этаж, где мы цепляем украшения — стандартные глазки в виде бусин, одежда там всякая вроде рубашек, платьев и бантиков, или что-то совершенно новое, в стиле какого-нибудь персонажа фильмов или книг. Главное придумать, а там уже загружаем макет в умную электронику и она клепает копии. И в самом конце наш питон… выдает, скажем так, готовый продукт.

Мелкие кулачки крепко обхватывали перила платформы, чуть дрожали от волнения. ДеВи забыл, как моргать, от восторга, глаза сверкали каким-то волшебным блеском, будто бы в первый раз увидел отца в наряде Санты и еще не сомневался в существовании мифического старика. Одним словом, радости полные штаны, и я вместе с ним улыбался, хотя через минуту тишины начал бояться — вдруг еще потеряет дар речи буквально, мне же потом отвечать и объясняться за него. Что нужно ребенку для счастья? Кому-то и сотни таких игрушек не хватит, а этому всего одну (и хорошего папашу в придачу).

— Конечно, это я тебе вкратце рассказал и до жути радужно — на самом деле каждый пункт делится на несколько, там есть куча функций, ответвления для особых заказов а-ля больших медведей, да и лента часто ломается, нужно чинить, смазывать. В общем, работа не пыльная, но мозги кипят иногда, тяжелые, будто в пять килограммов.

Не было желания проводить ту же долгую игру, что и с Богатой Выскочкой, я оккупировал пульт управления и с минуту настраивал программу на свой вкус. Механизм заработал в поте шестеренок, пыхтел на нас от возмущения, мол, это свинское нарушение прав железяк на отдых. На втором этаже я подбежал с зачатком медведя к нашему столу, нацепил детали и одежду, какие были под рукой, и отпустил в последнее звено перед рождением. Мы застучали кроссовками вниз по лестнице, когда аппарат справился, тяжело вздохнул и заглох, обоим не терпелось увидеть конечный результат. Как по мне, вышло достойно, цвет приятный пепельный такой, из одежды шляпа, пиджак, галстук-бабочка и трость, в меру ярко, в меру спокойно. ДеВи сразу же схватил игрушку в пустом контейнере, обнял, помял все приличные и неприличные медвежьи места, а сияющие глаза размером с покрышки и улыбка от уха до уха вполне красноречиво оценили мой труд.

— Это чудесно… — прошептал он, на большее не хватило.

— А то! У многих есть игрушки, но мало кто видел магию их изготовления. И это завораживает даже на стотысячный раз. Только вот не хвастайся никому — помни, ни тебя, ни меня здесь не было, это обман зрения, слуха и всего остального!

— Я могила, Армани! Да и кому — у меня нет друзей почти что. Только одна девочка из параллельного класса… И она тоже без игрушек. У нее нет родителей, а злая тетка почти что бедная. Вот и хотел… для нее.

Я напряг лицо и живот, чтоб не расхохотаться — дело в том, что он покраснел, потупил взгляд в пол, как неумелый актер кино, еще и водил носком по бетонному полу, переминался с ноги на ногу, пока сердце отстукивало вальс. Ах, соплячья влюбленность — что может быть смешнее и умилительнее в своей наивности! Делаю ставку, мол, чуть позже девчонка влюбится в какого-нибудь засранца с родословной получше и забудет о нем, но через пару лет появится вторая, третья и так далее, мужские журнальчики будут брать у ДеВи ловеласное интервью, а эту первую любовь он и позабудет, как звали.

— Деньги-то хоть есть? Бесплатно я тебе ничего не дам, даже не рассчитывай!

Он затопотал в сторону раздевалки, как стадо слонов, и мигом примчался обратно, будто я уже устраивал аукцион, кому бы втюхать этого медведя. В детском бумажнике оказалось весьма неплохая сумма для малолетки, ДеВи достал и пересчитал купюры, сунул мне все, хотя я даже цену не назвал — какая деловая колбаса этот метр в кепке!

— Надеюсь, хватит…

— Откуда у тебя столько?

— Папа дает на школьные обеды. Я сэкономил немного с прошлого месяца, а это на следующий.

Ого, то есть он сбежал из дома, нашел эту фабрику, вынудил меня склепать игрушку и планирует целый месяц голодать ради какой-то там подружки — тупо и благородно, как раз в духе любови-моркови. Ох Жадный Слон, твой сын идет на такое ради кого-то — я, конечно, не одобряю самопожертвования, но в роддоме явно ошибочка вышла, смотри и учись хотя бы этому! В другой раз я бы закрыл глаза на нехватку пары купюр, тем более зарплата не за горами, но так нельзя, сначала игрушка, вторая, третья, потом букет цветов и кольцо с бриллиантом, а в первую очередь нужно о себе думать. Это мне можно сидеть на нищенской диете и пичкать себя лапшой, а в детстве каждый кусок мяса важен. Вырастет еще низкорослым задохликом или получит какую-нибудь язву желудка из-за этого, а меня потом будет мучить язва совести.

— Эй, Армани… Ау-у! Ты красивого сделал. Виолетте должен понравиться цвет. Наверное…

— Девчонки не повод плохо питаться! — сказал я резче, чем хотелось, он аж встрепенулся. — В смысле нельзя каждый месяц не есть. Сначала ей, потом себе захочешь, еще кому-то — в итоге умрешь с голоду, зато с игрушкой в руках… Я хочу сказать, что у тебя есть отец, и это он должен купить тебе (или дать деньги на подарок).

— Но он никогда в жизни мне не купит! И ей тоже… Прошу тебя: это очень важно. Продай! Или я все равно завтра куплю в магазине.

— У тебя не хватит на красивую подарочную.

— Ей бы любую… — ДеВи чуть ли не плакал, будто без плюша в домашней аптечке она может умереть. — Ты не понимаешь!.. А если монстр заберет ее? Так все и происходит. Сначала разные ужасы, а потом… Это правда! Она говорила… ей уже что-то странное мерещится…Я… я…

Сегодня я вообще сам не свой какой-то — дело в том, что хуже сопляков только заплаканные сопляки, вот и пришлось обнять его по своей воле, но только чтобы не разнылся окончательно. Он чуть ли не бредить про каких-то монстров начал, я мог еще поверить, что счастье от игрушек приглушает кошмары, но чтоб маньяк был инопланетно-мистическим, да ни в жизни! И все-таки даю слабину, это мило, что на фоне похищений дети боятся друг за друга не меньше, чем родители за них, а в случае с Жадным Слоном — даже больше.

— Добро, он твой, — сказал я спокойно и отлип от него.

— Спасибо, спасибо! Вот, возьми…

Он попытался всунуть мне деньги, смятые в кулаке, но я отмахнулся и ткнул плюшевого медведя ему в грудь.

— Ни слова, пока я не передумал… Лучше устрой своей девчонке настоящее свидание в кафе и заточите там огромную пиццу в мою честь — за те дни недобора калорий. И в следующем месяце обедай как надо, а не занимайся ерундой.

Прочитать мысли в этой головешке я не смог, но он засветился ярче всех лампочек на фабрике и так крепко сжал меня, что лапша чуть не полезла обратно, позвоночник хрустнул во всех местах за десятилетний пропуск зарядки. Вообще я подумал, что можно было бы и ему сделать такую же за бесплатно, пара игрушек для фабрики не проблема, а Мудрому Филину сказать, мол, дело сделано. Хотя он четко выразился — «продать» плюс «Жадному Слону», а не «подарить» плюс «его сыну». Какое-то время дьявол на плече уговаривал сделать это и понадеяться, что папаша не выбросит игрушку, а то и меня уволят, и мелкому ничего не достанется, но я сдержался — рано с козырей идти, пока колода полная!

После этого ДеВи еще тысячу раз поблагодарил меня, буквально на каждом шаге к кровати, но выдохся и успокоился — теперь можно и на боковую. Сначала я хотел пожертвовать ему весь диван на правах гостя, а себе постелить что-нибудь на полу, но он сказал, мол, я дурак, простужусь. Врезать бы ему за обзывательства, но он дело говорил, что-то я совсем уже того, спать в стиле буддийских монахов не входило в мои планы. В общем, он примостился рядом, я укрыл нас пледом из чьего-то шкафчика и через какое-то время всей этой неловкости зачем-то шепнул спокойной ночи, но он уже сопел в обе ноздри. Видела бы меня сейчас Оля, долго стояла бы в недоумении или звонко рассмеялась бы, как это было в наши лучшие времена.

[1] Вполне вероятно, что Армани отсылает к сериалу «Доктор Кто» и пространственно-временной будке-машине, которая больше внутри, чем снаружи. — Прим. авт.

[2] Во многих странах и культурах слон олицетворяет мудрость, силу и благоразумие. Так, например, в индуизме бога Ганешу часто изображают в виде человека с головой слона.

[3] В отличие от традиционной транслитерации имени Оля как «Olya» Армани использует «Ola», что созвучно с итальянским междометием «Эй!», однако все же смягчая звук на конце. — Прим. авт.