Pavor Nocturnus

Алек Рей

30.09.199 X г.,???

Мир кошмаров

Вокруг темно. Кружится голова, и я пошатываюсь, как на борту корабля. Я коснулся рукой стены: гладкий, холодный камень. Бетон? Слева и справа слышались вздохи Армани и шорохи мешка, с которым переместился сюда Бенедикт Савва. Когда затихли, образовалась гнетущая тишина. Не жарко, не холодно — температура примерно комнатная. Смешно, учитывая место… Давление и притяжение трудно оценить, но, видимо, равные земному. Кислорода хватает — одышка скорее от перемещения и страха. Мы все еще на Земле? Или на другой планете с похожей атмосферой? Стерильность этого места раздражает: нет ни приятных, ни отвратительных запахов, древесины, каменной пыли, ржавчины, сырости, плесени… Ничего известного, понятного, успокаивающего. Вообще ничего. В тело вонзались сотни игл, напрягая все органы чувств. Тревога, паника… Хочется видеть, знать, где я!

Ничто не было так похоже на вакуум. Ничто так не было похоже на… ничто.

Керосиновая лампа вспыхнула в руках Бенедикта Саввы. Он медленно усиливал пламя — от спичечного к полноценному свечению. Перемещение никак не отразилось на нем: все та же сосредоточенность, собранность на лице и в движениях. Я уверен, он делал это уже не меньше 20 раз в жизни. Для нас все было в новинку… Армани стоял на краю освещенного круга, ощупывая и осматривая каждый миллиметр тела. Я понимал эти ощущения: мы прошли через портал, и хотелось убедиться, что с тобой все в порядке.

Бенедикт Савва настроил и выставил лампу перед собой. Взгляд за линзами очков был направлен на Армани, лицо вдруг резко напряглось. Вместе с тем за моей спиной раздалось 3 быстрых глухих стука. Я обернулся и замер… Не верилось: стена возникла поперек прохода, в 2-х шагах, где только что стоял Армани. Теперь он звал нас с обратной стороны. Я подбежал и застучал в ответ, пока разум не взял верх: судя по звуку, глубина около 50 см. Материал — камень, тот же, что и везде. Не вижу трещин, слабых мест, и нечем было попытаться ее пробить.

Я надеялся, наш проводник сделает что-нибудь, но он хладнокровно сказал:

— Армани, не волнуйся…

— Ага, да сами вы не волнуйтесь там! Помогите мне…

— Никто не в силах разрушить эту стену. Помни все, что я вам рассказывал: пространство здесь меняется хаотически, но, невзирая на это, тебе придется продолжать путь. Мы обязательно встретимся и не посмеем отправиться в наш мир без тебя. Я обещаю.

Не дожидаясь ответа, он резко обернулся и пошел по коридору. Я задержался, стена погружалась в темноту вместе со мной. Вокруг снова затихло, и стало по-настоящему жутко. Нормальные люди так или иначе предсказуемы. Но мир кошмаров не подчинялся логике, классификациям, теориям, а это страшнее всего.

Прямой коридор. Монотонные серые стены, пол ничем не отличается от них. Потолка не видно в темноте. Не помог и электрический фонарь, который мне выдал Бенедикт Савва — свет прерывался горизонтальной полосой на уровне 4–5 метров. Что выше, неизвестно… Я бросил попытки узнать это и направил бледный луч вдаль, куда не достигала керосиновая лампа. Почему Общество использует такие древние приборы? Электричество ненадежно? Может быть: фонарь иногда мерцал… Мы шли по прямому коридору около 5 минут — ничего не менялось, будто не сдвинулись с места. Я старался сохранять концентрацию, но размеренный звук шагов усыплял, рассеивал мысли. Эха почти нет, хотя должно быть оглушительным. Как такое возможно? И что находится за стенами по бокам? Такой же коридор, наружный мир, открытый космос?

Я старался не думать, потому что попытки понять и представить это сводили с ума.

Бенедикт Савва шел молча, не моргая в течение 1,5 минут. Неподвижный взгляд, губы, брови — ничто не выдает эмоций, будто судьба Армани не волновала его. Многих уже терял, и очередная возможная смерть воспринимается как обыденность? Скуловая мышца сокращалась, подтягивая угол рта. Короткие частые рывки. Нервное напряжение или совпадение? Рука подрагивает на весу, хотя лампа не должна быть тяжелой. Почему он скрывает чувства? Винит себя в случившемся? Нужно дать ему выговориться.

— Как быть с ним? — сказал я.

Он ответил в ту же секунду:

— Вы слышали, что я говорил, и за несколько минут мои намерения ничуть не изменились!

— Мы идем в противоположную сторону, и это вас напрягает?

— Насколько вы и сами можете видеть, у нас нет возможности выбора. И прошу, мистер Рей, довольно анализировать здешнее пространство земными мерилами! Здесь не существует таких понятий, как противоположный, параллельный или перпендикулярный. Есть наш путь и путь Армани. А смогут ли они, в конечном итоге, пересечься, определять вовсе не нам, а этому месту, или, если угодно, удаче. К тому же, не забывайте очередность целей: прежде всего нам нужно обезвредить Мэда Кэптива, затем спасти моего внука и, по возможности, других живых детей и только после всего — его… Я ведь предупреждал, что это вовсе не развлекательное сафари, откуда вы обязательно вернетесь невредимыми, с полными рюкзаками трофеев и захватывающим рассказом для товарищей!

Раздражение: значит, все-таки переживает за Армани.

— О Господь Всемогущий, зачем все это… Подобные случаи за всю историю Общества можно по пальцам рук пересчитать, а чтобы вскоре после перемещения… Вы, я полагаю, заметили, что я не желал затрагивать эту тему, а не задумывались ли почему? Каковы шансы выжить в неизвестном мире, в одиночку, в темноте, где в любой миг может появиться смертоносный монстр? Вопрос риторический, мистер Рей, — и ради всего святого, не утруждайтесь приводить мне настоящую цифру!.. Зачем я позволил ему отправиться с нами… Знаете, сколько ему, знаете? Двадцать четыре! Это ведь только треть жизни… Более всего я боюсь не того, что мы не найдем его, а своей наступающей гибели, когда (если!) мы все же справимся с Мэдом Кэптивом и придется выбирать: спасать вас и кого-либо еще или рисковать, надеясь на встречу с Армани… Я никогда ранее не молился за товарищей, однако иного спасения для Армани, кроме как чуда, я не вижу. Потому и прошу Господа подать ему руку помощи.

— Удивлен, что вы веруете, — сказал я, чтобы сменить тему. — Монстры, другие миры, возможность перемещения во времени…

— Вера не совсем верное слово, мистер Рей, скорее надежда: Бог существует; а из этого печального факта следует то, что он может случиться не таким, каким мы себе его представляем. Не создателем Вселенной и вовсе не вселюбящим Творцом. Не считаете ли вы, что похищения детей — это уже в буквальном смысле кара за наши грехи по отношению к ним?

Луч фонаря выхватил темное пятно на стене в 8 метрах от нас, и я подал знак остановиться. Я понял, что это, раньше, чем Бенедикт Савва поправил очки и прищурился: дверь. Прямоугольной формы, темное дерево контрастирует с камнем. Мы подошли ближе, и я рассмотрел детали. Лакированная поверхность блестит, округлая ручка тоже, петли креплений мастерски встроены в стену. Без гравировки, вставок стекла и замочной скважины… Можно было поверить в естественное образование этого коридора, но дверь… Дверь — это изобретение человека, разве нет? По крайней мере, в таком виде — да! Тогда как? Галлюцинация? Это место проникает в сознание и использует наши образы? Почему тогда не окна, люстры, ковер, картины? Почему не сразу… Бенедикт Савва посмотрел на табло хронометра и сказал, что она давно должна была появиться.

Дверь вела в пустую комнату с голыми стенами, где зеркально находился выход и такой же коридор за ним. Все одинаковое… Я доверился спокойствию члена Общества: видимо, здесь это в порядке вещей.

Но ощущение замкнутости не покидало… Сколько нам еще блуждать? Сможем ли мы найти хоть кого-нибудь здесь?

— По правде говоря, это не мир кошмаров, — заговорил вдруг Бенедикт Савва спустя минуту монотонного шага.

— Что вы имеете в виду?

— Нет-нет, с точки зрения языка это действительно так, поскольку мы крепко привыкли к подобному названию. Однако, вероятнее всего, они здесь такие же гости, как и мы. Полагаю, вернее будет назвать это место Междумирьем. Несколько лет назад двое членов нашего Общества вернулись в крайнем душевном помрачении, иным словом, обезумевшие, с дикими выражениями лиц, точно увидели адову бездну. К сожалению, мы так и не смогли привести их в чувство ни разговорами, ни препаратами, и не смогли выведать, что же они видели, а лишь два слова, которые они повторяли бесконечно и с выражением подлинного ужаса, вжимаясь в кровать и стены, вырывая волосы на голове: «врата» и «дьявол».

Он замолчал, явно вспоминая это. Продолжил:

— Пусть нам и не доводилось встречать нечто более необычное коридоров этого лабиринта и комнат между ними, это не исключает наличия неких врат. Можно предположить, что это проход в их настоящий мир. Однако второе слово удивительнее: кто-то или что-то, отличное от кошмаров, поскольку было выделено в отдельную от них категорию. Дьявол ведь — символ самого страшного и опасного.

— Или скитания по лабиринту свело их с ума.

— О нет, мистер Рей. Путешествия, безусловно, способны на подобное, но то были закаленные в бою, сильные духом люди. Вне всяких сомнений, они увидели предводителя кошмаров, если у тех все же выделяется система иерархии: возможно, монстр, который в десятки раз превосходит других размерами, как вожак стаи, а быть может, существо совсем иного рода. Мы прозвали его Морфеем — весьма любезно с нашей стороны[1], ведь страшно даже представить его мощь, если одним своим видом (или воздействием) он полностью разрушил архитектуру человеческого сознания. Я говорю это с уверенностью, поскольку физически они вернулись невредимыми и…

Я снова замер и выставил руку. Бенедикт Савва поспешил сказать, что двери будут появляться все чаще, но меня остановило не это, а силуэт. Он задержался в коридоре и скользнул в одну из комнат. Я не уверен, что вообще рассмотрел его — всего миг, но… скорее знал на каком-то внутреннем, безумном уровне: Марина… Бенедикт Савва что-то сказал, пытаясь предупредить, но я его уже не слышал. Он не успел схватить меня за край пальто — за 2 секунды я оказался у двери; и 4 потратил на ступор до этого. Вполне хватит, чтобы убежать… Я отчетливо понимал нереальность происходящего: иллюзия, бред, призрак, ловушка (сродни фонарику рыбы-удильщика), но… Плевать! Я просто хотел увидеть ее в любом виде, кроме воспоминаний и снов. Даже если это была самая опасная ловушка во вселенной.

Дверь захлопнулась, когда я пересек порог комнаты. Я машинально толкнул ее плечом. Не поддается. Как может быть заперта без замка? Бенедикт Савва стучал снаружи, быстро сдался, поняв беспомощность.

— Мистер Рей, будьте осторожны! Что бы вам ни мерещилось, будь то даже самый близкий и дорогой вам человек, не верьте образу: это фантом. Не поддавайтесь, Алек! Ему нужно противостоять, иначе вы перестанете осознавать свои действия и навсегда потеряетесь в лабиринте. Крайне ясно представьте оружие, каким вы бы хотели сражаться, и оно появится у вас в руках! — сообщил он.

— Понял, разберусь.

За спиной раздались скрип и механические щелчки. Я резко навел фонарь — рычаг, встроенный в пол передо мной, медленно делал полукруг. Удержал его рукой, но треск шестеренок не прекратился: второй находился в 10 метрах слева. Что-то блеснуло перед лицом… Тонкая нить крепилась головке металлического стержня и уходила по диагонали к потолку… Какого черта! Над каждым рычагом висел револьвер, а нить оканчивалась на спусковом крючке, постепенно натягиваясь…

Но куда они направлены? Вернее, на кого…

Я посветил в дальний конец комнаты и увидел 2 стула под стеной. Справа, где стоял я, сидела Лесли, слева мисс Тоналтан. Настоящие, живые… Привязаны к спинке и ножкам стульев, умоляюще, испугано смотрят на меня, не понимая происходящего. Комок ткани во рту не дает крикнуть, одно мычание… Не может быть. Я видел мисс Тоналтан мертвой вчера. Лесли точно такая же, как и много лет назад. Как образы из воспоминаний. Галлюцинации? Что мне делать? Выбирать? Какой смысл, если я знаю, что это все ложь. Это место… играет со мной? Вопрос в том, подчиниться или бездействовать? Я не хочу видеть ничью смерть. Что я могу… Держать оба рычага не получится, а бегать от одного к другому, опуская по очереди, бесполезно. Я потянул нить в безопасную сторону, но сорвать револьвер не получилось… Попробовать отвязать, разорвать, да хоть перегрызть?!

Рычаг рассчитан примерно на 60 секунд. Почему-то я понял, что не смогу спасти обеих — это место не позволит. Значит… кому-то придется умереть: Лесли или мисс Тоналтан. Может, это проверка? Может, если ничего не делать, все закончится? Вряд ли… Я дважды по очереди опускал оба рычага, чтобы подумать. Тяжело в острой ситуации: чувства или рациональность? Человек, который вырастил меня, заботился половину жизни. Или подруга детства, ребенок… Сомневаешься, даже когда знаешь, что нереально.

Лесли покраснела от злости, кляп не позволял накричать на меня за выбор. А мисс Тоналтан замерла… Будто все это время пыталась не освободиться, а сказать мне именно это… Слезы все еще катились по щекам, но во взгляде теперь ясно читалась гордость: она не задумываясь отдала бы жизнь за любого своего подопечного. Что и сделала вчера… Мне так жаль, мама.

Осталось 15 секунд… Я подумал, что могу сбить второй револьвер пулей. Не хотелось тратить патроны на галлюцинацию, но один не сыграет роли… Выстрел! Револьвер не шелохнулся, хотя я был уверен в попадании.

— Мистер Рей, что у вас происходит?!

— Я в порядке!

Новый грохот выстрела заставил зажмуриться и отвернуться.

Я вслушивался. Не было ни вскрика, ни падения со стула — в зависимости от того, куда попала бы пуля. Слышались только тихие всхлипывания Лесли. Казалось, что-то капает на пол, возможно, надуманно. Я боялся наводить луч фонаря.

Рычаг резко вернулся в начальное положение, таймер пошел заново.

Нужно посмотреть, что происходит… Ни крови, ни тела мисс Тоналтан. Теперь на ее месте сидела… Влада?! Я удивился не ее появлению, а внешности, которая как будто подзабылась за этот месяц. Круглое, доброе лицо, натуральный румянец на выпуклых щеках, крепкое телосложение — наследие Алексы… Мне стало страшно от собственной мысли. Я отчетливо подумал: какое мне дело до девочки, которую я знал когда-то в детстве? Нельзя рассуждать, кто роднее, ценнее или выгоднее… Я разозлился на Лесли. Точнее на себя. Потому что сразу понял: мне придется ее убить. Не из-за эмоций, не из-за Алексы, а потому что не был уверен в смерти Влады. Она исчезла пару дней назад; это место могло отделить ее от кошмаров, как Армани, она могла спастись… Что, если это не галлюцинация?

Снова выстрел!

Рычаг опустился раньше или я задумался и не заметил, как прошло время? Не важно. Я чувствовал, как начинаю терять рассудок. На месте Лесли уже никого не было… Все, конец? Влада настоящая? Надежда длилась ровно 2 секунды, пока я не понял, к чему ведет это повышение ставок…

Кто дальше: Алекса, Майя, Роуч, Эмилия или каждый ребенок, которого я не спас, черт возьми?!

Фонарь начал мерцать, стул появлялся и исчезал с равными промежутками. Погас. Я ударил по задней части, в область батареек, и медленно поднял взгляд… Невольно отошел, с трудом волоча ноги, и неосознанно встал ровно между рычагами. Теперь они двигались быстрее — у меня было не больше 15 секунд… Все равно время нужно не для выбора: мозг принимает решения за сотые доли секунды. Это нужно, чтобы смириться.

Алисия или Влада?

Хотелось рухнуть на пол, выстрелить себе в висок, но выйти из этой проклятой игры. Логика бессильна: обе пропали недавно, обе могли быть живыми, обе дороги мне… Я всерьез задумался, чтобы ничего не делать, но трясся, представляя, что после выстрела все закончится и это будет не иллюзия. Человек начинает молиться, когда что-то выше его сил. И я молился — не Богу, никому конкретному, но это была молитва. Просьба, мольба, стон… Конечно же, я держал рычаг напротив Алисии. Не могло быть по-другому.

Я судорожно выдохнул, когда Влада исчезла. Счастье и горе одновременно: не убил, но это была проекция, а значит, ее уже нет в живых. Как и Алисии, как и всех, кого я не спас. Как и… Я знал, кто будет следующим, знал это с самого начала. Просто не хотел принимать раньше времени. Иначе предыдущие выборы показались бы до смешного простыми.

Женщина, которую я хотел увидеть больше всего на свете. И меньше всего — в этой комнате.

Марина.

10 секунд… Я стою между двумя самыми дорогими мне людьми и должен выбрать, кому умереть. 9 секунд… Рычаг движется со страшной скоростью, нет времени на размышления. 8 секунд… Думать? Как вообще можно выбирать между женой и дочерью? 7 секунд… Она снова умрет у меня на глазах, а я ничего не смогу сделать! 6 секунд… Я так хочу услышать ее, поговорить. Даже с призраком. Готов ли я поставить на кон возможность смерти Алисии? 5 секунд… Ты мертва, Марина. Я был на похоронах, видел тебя в гробу. 4 секунды… Я целовал холодный лоб. Не помню чувства хуже; боль от пуль ничто в сравнении. 3 секунды… А она может быть жива. Наша дочь может быть жива, Марина. Шанс есть… 2 секунды… Я подставляю носок туфли под рычаг, почти коснувшийся пола, и резко вскидываю его вверх. 1 секунда…

Выстрелил револьвер, который был у меня над головой. НЕТ! Как… Не успел? Нет, это точно случилось уже после…

Красное пятно пропитывало футболку на груди. Раскрывалось, как роза: лепестки наслаивались по кругу, центр темнел… Это все не реально! Не может быть… Я подбежал, вынул кляп. Ее лицо быстро синело. Губы, нос, щеки — в такой последовательности. Алисия хватала воздух и кашляла, во рту выступило немного крови. Взгляд метался по сторонам, постепенно теряя осознанность.

Правое легкое. В сердце было бы проще: тем, что быстрее… Потому что ЧТО Я МОГУ?! Только наблюдать! Надеюсь, мало кто видел смерть от начала до конца: разве что мы и медики. Но там наблюдаешь отрывками. Можно звать на помощь, бежать за аптечкой, реанимировать, хотя бы отвернуться в последний момент. А высшая пытка — это смотреть полностью, видеть родные глаза и бессильно давить на рану. Опять… Я сжимал фонарь в зубах, пластиковый корпус трещал. Проклятый стул заваливался назад, приходилось давить коленом в сидение.

Мои руки в крови. Я отстранился, глядя только на них. Не было чистого места, как будто я опустил их в краску. Откуда столько?.. Я упал на колени и плакал. Пару раз пробирало на смех: это бред, издевательский сон. Но почему она не исчезает! Почему…

Фонарь выпал изо рта и покатился по полу, остановившись на ступнях Марины. Не знаю как, но она освободилась, уже заканчивала с узлом на лодыжке. Я попытался встать — никогда еще обыденное действие не давалось с таким трудом. К этому моменту она выпрямилась, я схватил фонарь и бросился к ней, желая обнять, хотя бы просто коснуться… Ладонь звонко ударила меня по щеке, оглушив на правое ухо. За много лет я и забыл, что она левша. Я схватился за горячий след и невольно улыбнулся: не мираж, не иллюзия, не призрак, не галлюцинация… Приятен даже удар, если его наносит любимая женщина.

— Как ты мог, Алек!

Слезы выступали от звучания моего имени. Роскошь. Все, о чем я мечтал все эти годы.

— Я… не…

— Как ты мог убить их! Всех…

Она толкнула меня в плечо, как мы когда-то дрались с ней в шутку. Я не сразу понял тон ее мыслей и действий.

— Как ужасно получилось с маленькой Лесли… И не говори, что не виноват! Ты полез на дерево, ты упал и именно ты сломал ногу. Бедняжка так распереживалась — если бы выжила, наверное, боялась бы деревьев до конца жизни. Ох, что я говорю… до конца жизни и боялась! Тряслась в кровати всю ночь, рыдала в подушку, бросалась игрушками, била стену… Никто не мог ее утешить. Кошмары забрали ее из-за тебя!

Кулак ударил в плечо с другой стороны. Я не заметил — слова волновали сильнее. Это то, что хранилось глубоко, то, в чем я не мог признаться даже себе. Озвучить эти мысли способен только близкий человек, и потому слышать их было еще тяжелее.

— Зачем ты…

— Зачем я говорю это? Разве всегда должна быть причина? Ах да, в твоем понимании следствие идет за причиной… А скажи, была ли причина подвергать риску мисс Тоналтан? Давай, скажи это сам!

Я знал, что она имеет в виду: это были мои мысли.

— Не я привел Мэда Кэптива в приют.

— Точно-точно? Здесь-то ты не видишь причину и следствие! Простое совпадение, что он пришел вслед за тобой? Даже не это главное, Алек, и ты это знаешь. Ты побежал за девочкой и не закрыл дверь ворот. Ты увидел его мельком среди деревьев, но предпочел болтать и предаваться воспоминаниям в домике на дереве. Он точил зуб на тебя, и ты позволил ему отомстить сполна. Похоже, что от тебя одни беды в этом приюте!

— Я спас двоих.

— Как много. Достойно лучшего детектива в городе… Хочешь аплодисментов?

Я пошатнулся — удар в грудь ощущался уже серьезнее. Я не хотел сопротивляться, просто не мог.

— Владочка… Как называл ее Алекса. Почти член семьи. Они росли вместе с Лисси, играли, ходили в одну школу. Ты слышал их ссору, слышал крики в тот вечер. И ты не сделал ничего. Ни-че-го! Одно простое действие… Но вместо того, чтобы поддержать ее, ты упивался поимкой Мэда Кэптива. Какая вкуснятина: рыба и вино!

Марина не целилась в болевые места, но каждый новый удар был сильнее предыдущего. Ровно в 2 раза. Я попятился от попадания в челюсть. Если бы не напряг жевательные мышцы, могло бы дойти до вывиха. Ее взгляд заглушал всю боль. Что может быть хуже ненависти и отвращения в глазах любимого человека? Да: только его смерть.

— Нашу дочь я тебе не прощу. Никогда, — прошептала она, но я слышал все слова отчетливо. — Ты считал себя прекрасным отцом, но что ты делал? Не поддерживал ее стремление работать в полиции, ограничивал во всем, опекал, раздавал советы, куда поступать, кого любить, и даже запрещал встречаться с парнем… А почему появился кошмар? Ты сломал ему руку! Сам бы что чувствовал, если бы мне кто-то причинил боль? — Она занесла кулак, но остановилась. — А напомнить про себя? Ты знаешь, что я скажу… Твоя. Вина. Ты накричал на Лисси, ударил ее, и появился кошмар. Вот тебе, черт побери, причина и следствие! Да пусть она была бы тысячу раз неправа, это ребенок. Наша малышка! Повезло, что в тот раз я была рядом. Что ты отделался только моей смертью… И вот ты добился этого: ты убил нас обоих!

Не успел уклониться, а пресс помог слабо — казалось, грузовой крюк врезался в живот на полной скорости. Я отходил, не желая сражаться с любимым человеком! Но… что будет через 2–3 удара?

— Маленький мальчик из приюта, который хочет доказать себе, что он чего-то стоит.

Я выставил руку в защиту и вскрикнул от боли: удар пришелся в ребро кости. В следующий раз будет трещина, как минимум.

— Ты пытался защитить всех детей города…

Пространство здесь работает так, что трудно отследить момент изменения. Я отвлекся от очередной атаки, обнаружив, что держу в руках холодный металлический щит, похожий на значок полиции. Наверное, так и есть, раз это место использует образы. Я сжал вертикальную ручку с внутренней стороны и выставил его перед собой за секунду до удара.

— Но не смог даже тех…

Марина попала в центр щита. Послышался только глухой звук, но толчка не было, словно она резко остановилась.

— … кто тебе дорог!

Я заблокировал колено, нацеленное в пах, — щит снова неподвижен, как стена.

— Никого!

Последний удар был такой силы, что щит не сработал: я оступился и упал. Трудно представить следующий… Марина тяжело дышит надо мной, потирая костяшки; растрепанные пряди падают на лоб, покрытые по́том. Что-то не так… Правая рука вцепилась в левую, будто сдерживая ее. Влажные ресницы слипаются, глаза блестят в свете фонаря… Я впервые заметил нежелание сражаться во взгляде. Тогда зачем она это делает?

Я выхватил пистолет, как только она шевельнулась. Замерла на полушаге. Моя рука дрожала. Один вопрос на двоих: смогу ли я?

— Давай, — сказала Марина. Звук был похож на смех, но внешне совсем другое. — Убей меня, как и всех остальных!

Это было бы правильно. Логично… Но Мэд Кэптив и все, что связано с кошмарами, научили меня тому, что логика бывает бессильна. Нужно перестать думать и довериться подсознанию.

Безумие: резко приподняться, оттолкнувшись щитом, отбросить его и фонарь в сторону, кинуть пистолет Марине и одновременно двинуться к ней. Она неловко поймала двумя ладонями за ствол. Разворот, палец продевается в скобу, остальные сжимают рукоять… Поздно. Могла бы выстрелить, если бы я хоть немного замедлился. Я прижался к ней вплотную, обхватил по середине плечей и сцепил руки в замок на пояснице. Пистолет направлен вниз, зажат между нами. Повернулся полубоком, чтобы не ударила в пах, и прошептал, почти касаясь губами завитка уха:

— Я знаю, это не ты. Знаю, что тобой управляет это место. Ты всегда верила в меня, всегда поддерживала. Мне этого не хватает… Я совершил много ошибок. Многое можно было исправить, многим сохранить жизнь. Но я делаю все, что в моих силах, и обещаю тебе спасти Алисию, если она жива, или хотя бы не позволить этим ублюдкам забрать остальных детей.

Частое дыхание согревает грудь. Пистолет падает на пол, и она начинает плакать, сжимая полы пальто.

— Верю… Ты лучший муж и отец.

Фонарь остался на полу, мы стояли в полумраке. Я ослабил хватку, и Марина подняла голову, посмотрела на меня. Я видел море. Не романтика, а факт: и цвет глаз, и значение имени. Звезды — это слово повторялось в мыслях. Два голубых Солнца. Притяжение. Родные губы… Сначала медленно, как вино, потом жадно, набрасываясь друг на друга. Синхронность: я нападаю, она отвечает еще сильнее, дрожит, задыхается, почти не делая передышек. По привычке зарывает ладони под одежду, проводит по спине. Пытаюсь запомнить ее касания — нет ничего дороже этих рук. Она хочет снять пальто и свитер. Я останавливаю, глажу кожу на щеке, просеиваю волосы сквозь пальцы… Марина, ты не представляешь, что я готов отдать за возможность оказаться сейчас дома. Вместе с тобой.

Не знаю, сколько мы находились в объятиях. Впервые за 11 лет я не считал секунды.

Люди придумывают сотни понятий, суждений, возможных истин. Ищут Бога — на небесах, священных землях, в древних писаниях. Извне. Истина до боли проста: внутри. Мой Бог сейчас рядом со мной, это было все, что могло быть, абсолют.

Ты мой Бог, Марина.

Щелчок несуществующего замка сзади, дверь приоткрылась. Бенедикт Савва вбежал в комнату и застыл, как только свет его лампы обнажил нас. Я рефлекторно прижал Марину к себе, словно он мог отобрать ее. Наверное, мог. Я ждал возражений, но он молчал, краснея и неловко улыбаясь от удивления.

Мне хватило сил отпустить ее. Я встал перед Бенедиктом Саввой и твердо сказал:

— Она пойдет с нами.

Реакция: опущенный взгляд, понимающая печальная улыбка… Почему? Через 2 секунды я почувствовал покалывание в затылке и нежное ощущение на шее. Когда обернулся, Марины уже не было. Алисии на стуле тоже. Все закончилось.

— Признаться, мистер Рей, — начал Бенедикт Савва, — на моей памяти никто еще не справлялся с фантомами… подобным образом. Фантомы — это нечто похожее на испытание, наши страхи, переживания, травмы, обличенные в форму близкого человека. Их основная задача — психологически давить на тех, кто вторгся в этот мир. Одни видят любимых, другие товарищей, детей, родителей или даже заклятых врагов. И мы либо справляемся с напором и, к тому же, часто являем ментальное оружие, какое будем использовать против кошмаров, либо фантом затуманивает разум и уводит вглубь этого бесконечного лабиринта. Однако вы… Я не сомневаюсь, что вам грозила гибель, но вы не стали сражаться и все же… утихомирили фантома! Фантастика… Разрешите полюбопытствовать, кто это был?

— Супруга.

— Ох, прошу вас, не продолжайте… Наслышан об этом воистину чудовищном событии! Словно род Реев обречен страдать от кошмаров — даже те, кто входят в семью, даже те, кто не знают ничего о них… Ваша жена совершила чудо, мистер Рей.

— Как ее вернуть?

— Вы имеете в виду фантом?.. Увы, чаще всего это случается единожды, в первый раз. Впрочем, кто знает, учитывая ваш необычный случай и происхождение…

— Тогда я останусь в этом мире.

— Не говорите глупостей, мистер Рей! Мы вернемся домой в таком же составе, в каком и отправились.

— Без Алисии мне не за чем возвращаться…

Бенедикт Савва запнулся на полуслове, услышав звук в коридоре. Я тоже — частый ритмичный стук, будто цокот копыт на асфальте. Только конечностей в разы больше… Мы потушили свет, прикрыли дверь и прижались к стене сбоку от проема. Через 40 секунд шаги достигли пика громкости, и стал различим еще один звук: всхлипы. Ребенок? Я напрягся, но морщинистая рука остановила меня. Идея проследить за кошмаром — возможно, он приведет нас к Мэду Кэптиву.

Снова сомнения, риски… Хорошо, черт возьми: на кону жизни всех детей города.

Я держал руку на плече Бенедикта Саввы, чтобы не отстать. Мы шли на ощупь, касаясь стены, за мутной бледной точкой света. Без этого давно разминулись бы в бесконечных ветвлениях коридора. Что это? Часть тела кошмара? Нет, движется произвольно, по сторонам, очерчивая замкнутые границы. Не похоже на фонарь — наверное, ребенок успел схватить ночник… Это мальчик: он позвал на помощь, потом еще и еще, переходя на крик, захлебывался слезами. Гнусавый осиплый голос звучал все громче. Не думаю, что заметил нас, просто зов в пустоту. Бенедикт Савва почувствовал сжатие пальцев и прошептал через плечо, что сейчас нельзя поддаваться эмоциям.

Коридор вывел нас в огромный зал. Бенедикт Савва замер от сияния гроздьев минералов на потолке и множества одиночных на полу и стенах. Рот приоткрыт, увеличенные линзами глаза двигаются зигзагом. Ирония: их здесь столько, что хватило бы навсегда, но все не взять ни двоим, ни сотне человек. Через 2 минуты его наплечная сумка топорщились от минералов, отвинченных со стен по пути — сущая малость. Меня поразило другое. Я глубоко вдохнул, почувствовав движение воздуха, и попытался оценить размеры помещения. Хотя бы примерно… Угловатые своды на высоте 3-4-х десятков метров, ширина со среднюю городскую площадь. С двух сторон тянулись колонны, конца которым не было видно даже с освещением. Не только мы, но и кошмар казались здесь ничтожно маленькими, чуждыми.

Что это за место? Я уверен, не знает никто; придется изучать его здесь и сейчас.

Кошмар шел по центру, не оборачиваясь. Похоже на ловушку: мы не настолько незаметные на свету. Есть выбор? Мальчик заметался в попытках выбраться, и я рассмотрел, как монстр нес его: несколько пар конечностей смыкалось на туловище, образуя что-то вроде клетки. Выглядит безобидно, если не помнить про разрез на животе — рот… Почему он до сих пор жив? Ритуал перед едой, определенное место? Возможно. Животные тоже несут добычу к пещере. Или… у этого существа есть детеныши.

Было решено двигаться перебежками, стараясь прятаться за колоннами из бледно-серого камня. Орнамент похож на переплетенные скелеты змей, один только постамент выше каждого из нас. Кто это построил? Не тот вопрос: для кого… Между каждыми двумя колоннами находились запертые врата. Относительно небольшие: высота — 5 метров, ширина — 3. Странная гравировка на створках… Разрушенные и целые города, каменные хребты в океане, заливы, башни, инопланетные существа и растения, храмы, вулканы, гейзеры, мосты в облаках… Везде разное, и многое трудно даже понять. Я заметил еще символы из угловатых линий, точек и фигур над проемами, будто название того, что внутри. Архитектура, теперь письменность…

Мы молчали, глядя на раскрытые створки ворот и темный проход, куда вошел кошмар. Рука Бенедикта Саввы дрожала, я тоже боролся с собой — тело отказывалось подчиняться. Ужас на уровне инстинктов, древний страх первобытного человека перед незнакомой пещерой. Страх неизвестности. Это существо не боялось, не остановилось ни на шаг и четко знало, куда идти. Значит, его. Его — что? Не знаю, просто мысль… Бенедикт Савва зажег пламя на минимум, пошел первым — риск попасть в ловушку в замкнутом проходе был выше, чем привлечь монстра.

Пологий спуск: мы шли все ниже и ниже, ориентируясь на всхлипы мальчика. Я уже не знал, чего ожидать, когда впереди показалась арка с приглушенным огненно-рыжим светом за ней… Чувствовал себя мотыльком, смотрел только вперед и — резкий хруст под ногой Бенедикта Саввы. Он медленно опустил лампу в тень у самого выхода (из-за слабого огня почти на пол) и вскрикнул, попятившись. Вжался в стену, скребя ногтями, физически не в силах ничего сказать. Его тень на стене увеличивалась и уменьшалась — лампа тряслась на уровне груди. Что могло так испугать члена Общества? Человека, который видел то, что я пока еще слабо могу себе представить…

Я знал, что там. Здесь только одно может вызвать такую реакцию.

Девочка-подросток 14 лет лежит на полу замертво. Тонкая ссохшаяся кожа истрескалась, как земля на солнце, болезненно желтая даже в свете фонаря. Очень худая: подкожного жира почти нет, четко видны края костей, суставы, дряблые пучки мышц. Русые волосы — все, что сохранилось нетронутым, гладкие, блестящие. Защитная поза: руки согнуты, ладони плотно закрывают лицо, ноги слегка поджаты к животу. Я развел застывшие локти в стороны. Глаза закрыты, все мышцы сжаты, нос искривлен, впавший, а губы присохли к зубам. Мумификация? Вряд ли. Условия неподходящие…

Лоб раздроблен, вдавлен в вещество мозга. Темно-коричневые борозды сухие и твердые, как ядро старого грецкого ореха. Кости не могли сломаться от веса Бенедикта Саввы. Я взял осколок, который лопнул от давления пальцев — не тверже сгоревшего тоста… Серый след в виде обруча на шее. Справа 3 полосы, слева 1. Причина смерти — удушение? Нет, выглядит по-другому. У кошмаров нет человеческих рук, и мертвые дети им не нужны. Верхней одежды нет, бежевое нижнее белье на 2–3 размера больше, спадает. Я не стал осматривать промежность из уважения к трупу. Здесь все и так очевидно: нагота, след от пальцев на шее, защитная поза… Страха и боли было достаточно для появления кошмара. Я только надеялся, что похищение случилось сразу же, что она испытала меньше страданий перед смертью. Надеялся, что монстр убил насильника и в каком-то смысле спас девочку.

Тогда как она умерла? Я осмотрел плечи, подмышки, грудь, живот, конечности; перевернул на спину (масса не больше 10 кг): крылья лопаток заострены, трусы скошены на уменьшившихся ягодицах. На теле ни укусов, ни разрезов… Но из нее будто откачали всю жидкость, причем быстро, раз тело не скрючилось. Не только из крови, кожи, мышц и жира, но даже из костей?

Бенедикт Савва молча прошел мимо девочки. Не смог или… нет — я увидел не страх, не злость и не стойкость на лице. Неподвижный пустой взгляд вдаль, все мышцы расслаблены: бессилие и безнадежность. Я не сразу понял, на что он смотрит. А если бы и понял, не поверил бы…

Ад. Такой, каким его пишут на картинах.

Терракотовый, почти багровый свет от минералов и мутная дымка были везде, словно в центре что-то горело. Песчаные насыпи на полу. Через 5 шагов понимаешь: не песок… Дети! Пол усыпан детскими телами. Выставленные руки, сморщенные лица, приоткрытые рты. Беззвучные крики. У входа трупы лежат редко, а впереди холмы высотой в человеческий рост. Сваленные небрежно, как тряпичные куклы на складе. Сколько: 1000, 10 000, 100 000? Я рванулся вперед…

Мальчик, которого я видел на листовке. Или нет? Не знаю. Лица… Я видел много лиц за свою жизнь. Но здесь не только наши дети: американцы, африканцы, европейцы, азиаты, русские, арабы… Все расы и национальности! Нет, нет-нет-нет. Хуже, намного хуже. Черт… Средневековая одежда — рваное тряпье вперемешку с дорогим шелком. На одной девочке алое платье и золотой венец с драгоценностями. Принцесса, политический брак? И наверное, пропавшая без вести. Сколько невинно осужденных в ее похищении? О чем я думаю… Слева рыцарь в доспехах Римской империи, такой молодой парень… Еще древнее: широкий череп, густые волосы на теле, пятнистая шкура животного. Я видел и то, что было раньше первобытных людей. То, о чем даже не имею права писать… Я осматривал всех, перебирал трупы, как фрукты на прилавке. Не то. Не она. Тоже нет. Я найду их: Лесли, Владу, Алисию… Проверю каждого, чтобы получить однозначный ответ.

— Алек, Алек! Послушай меня! — кричал Бенедикт Савва. Далеко, судя по звуку. Пощечина выбила все мысли, сознание прояснялось. Близко… Его лицо было прямо предо мной. — ИХ уже нет! Нам нужно идти… Нужно спасти ТОГО мальчика, Алек! МЫ ДОЛЖНЫ…

Цель… Нельзя забывать о ней.

Человек берет себя в руки, когда остается последним в трезвом уме. Бенедикт Савва не вынес вида одного ребенка, а теперь стоит по колено в море трупов, чтобы привести меня в чувство. Выглядит не лучше, но держится.

Мы рванулись за кошмаром по полосе препятствий из страшного сна — огибали и перепрыгивали тела. Это был еще проторенный путь: здесь можно было хотя бы поставить ступню на пол. В других местах нет. Своеобразная траншея, которую вырыли кошмары… Я представлял, как они отшвыривали трупы, протыкали острыми конечностями и отряхивались, как от мусора, прилипшего к ботинку. Или топтали, как траву, которую не замечаешь под ногами.

Наши дети не мусор, не трава и не еда, сраные вы ублюдки!

Черный силуэт по центру — из-да дымки все размыто. Монумент, башня? Чем бы ни было, оно поднималось к потолку, и только по этим очертаниям можно было понять, что здесь есть верх. Неизмеримая высота, больше, чем в прошлом помещении. Снова вопросы: кто и… для кого? Постепенно дымка рассеивалась: еще одни врата на возвышении, к ним вел десяток каменных ступеней. Меня уже тошнило от вида древних створок; одна была приоткрыта — щель узкая относительно бесконечной высоты врат, но хватит пройти монстру. Я был уверен, что кошмар шел именно туда.

Почему в центре помещения? Куда вели эти врата, если за ними ничего не было? Портал? Вспомнились слова из рассказа Бенедикта Саввы: врата, дьявол. Я уже не удивлюсь последнему.

Мы присели за стеной тел в 20 метрах от ступеней. Лицо девочки в ряду трупов привлекло мое внимание: наивные глаза, ясные, даже когда высохли, и легкая улыбка, будто в протест окружению. Слишком маленькая еще. Наверное, даже не поняла, что происходит, думая, что это игра, розыгрыш? Или была уверена, что волшебная фея спасет ее? Чуда не случилось, а мир лишился одной светлой жизни. Не одной, далеко не одной…

Мысль сформировалась четко и ясно: кошмары должны быть убиты. Все, поголовно.

— Он приближается к подножью, — прошептал Бенедикт Савва, выглядывая из-за укрытия. Снова присел. — К счастью, я не наблюдаю других кошмаров по близости, значит с вашим щитом и моим оружием у нас получится защищаться и атаковать его, победив без труда. Если же нет, — он достал металлический шар с чекой и передал его мне, — вам придется подобраться ко рту, который находится на животе, и вложить в его нутро эту активированную бомбу. Вам все понятно, мистер Рей?

Я кивнул. На словах всегда проще.

— И все же мои мысли не покидают эти исполинские врата, — добавил он. — Неужели по ту сторону находится… сам Морфей.

— Да, — вырвалось у меня неожиданно.

Я вынул обойму из пистолета и пересчитал патроны: 7 штук.

— Мистер Рей, что вы задумали?

— Я пройду через них и убью его.

— Ни в коем случае — это самоубийство! Вероятнее всего, это те самые врата, о которых говорили наши товарищи и откуда они вернулись обезумевшими.

— Это нужно сделать, хотя бы попытаться. Любой ценой. Моя жизнь — мелочь по сравнению, — я обвел рукой пространство, — со всем этим.

— Дурная кровь… Дьявол с вами, Алек, распоряжайтесь вашей жизнью, как пожелаете! — сказал он злостно, срываясь на крик. — Но спешу напомнить, что в этой экспедиции я отвечаю за вас и отдаю приказы, а вы подчиняетесь. И если уж грезите самопожертвованием, будьте уверены, случай еще представится не единожды, а моя задача оградить или хотя бы отдалить вас от этого, сделав как можно более полезных вещей. Поэтому вначале вы поможете уничтожить кошмара и Мэда Кэптива, а после уж хоть стреляйте себе в висок и лишайте себя возможности увидеться с дочерью, чтоб вас! Возражений не принимаю: представьте щит, как в битве с фантомом, и идите за…

Барабанная дробь усиливалась в тон напряжению диалога. Я понял, что это было, за 3 секунды до жуткого стрекота, протяжного свиста в воздухе и грохота удара. Насыпь трупов треснула надвое, и половины рассыпались, как башни в дженге[2]. Мы отпрыгнули в разные стороны, части и обломки тел летели, катились к нам, когда кошмар прошел вперед. Та же тварь, которую я видел в подвале приюта. Мерзкая помесь членистоногих: уширенная паучья форма брюха с панцирем и формой конечностей от омара, а их количеством — от сколопендры. Сейчас монстр опирался на 10 пар, еще 2 были сложены на передней S-образной части туловища… Где ребенок? Я посмотрел на ступени; мальчик лежал у первой, сжавшись в клубок. Живой. Лицо спрятано, края пижамы заходятся волнами — весь ужас вокруг парализовал его, можно не беспокоиться, что убежит.

Когда я повернулся, Бенедикт Савва уже держал рукоять двуручного меча на уровне груди. Толстый клинок неподвижен в жилистых руках. Почти невесом, как и щит? Кошмар зашипел и пошел на него в атаку — черт! Я пытался вспомнить, как у меня получилось, потому что ничего не делал тогда. Щит просто появился в нужный момент. Напряжение, опасность? Или сильное желание.

Я закрыл глаза, представляя Лесли, Владу, Марину, Алисию… Я должен защитить. Не их. Но во имя них! Во имя всех, кого я потерял, чтобы спасти многих других… Сжав ладонь в кулак от напряжения, я почувствовал в нем рукоять щита.

Вперед!

Первый удар кошмара пришелся поперек клинка, который вошел в его конечность на треть. Второй — уже в щит: я обогнул монстра, перепрыгивая тела, и вклинился между ними. Мы с Бенедиктом Саввой встали плечо к плечу. Кошмар напирал длинными очередями: 2 пары ног по 2 удара с каждой стороны, иногда бросал в нас узкий безголовый конец тела, пытаясь сбить с ног. Я просто передвигал щит, дважды выстрелил — не сложнее тестов на скорость реакции. После его атак Бенедикт Савва делал рывок вперед, вонзал меч, целясь в ноги, и возвращался за щит. Через 1,5 минуты кошмар лишился 3-х конечностей с разных сторон. Тактика работала только потому, что у нас было оружие. Кто знает реальную силу его ударов? Спасло бы нас что-нибудь без защиты?

Мы стояли спиной к вратам, когда я почувствовал, что сзади что-то происходит. Интуиция? Или шелест детской пижамы, треск швов и всхлипы громче обычного? Не ошибся: он всегда появлялся рядом, всегда неожиданно. Всегда нес смерть. Я выучил это чувство, как какую-то странную связь… Мэд Кэптив был уже на последних ступенях перед вратами. Правая рука сжимает шею мальчика сзади, левая придерживает ягодицы…

Я отпрыгнул, обернулся, чтобы Бенедикт Савва повторил за мной и увидел это. Взгляд друг на друга. Мы оба поняли: я иду за ним, и ничто меня не остановит. Но даже эти 2 секунды были промедлением — он уже подходил к створке. Я бежал, прыгал, спотыкался о трупы, опускаясь почти на четвереньки, отталкивался щитом и снова поднимался…

Бесконечные 20 метров. Сколько прошло, 15 секунд? Как всегда, мало и много одновременно. Я замер: спешить уже было незачем… Мэд Кэптив отошел от створки, стоя на краю возвышения, когда я занес ногу на первую ступень. Безумный блеск в глазах, злобная ухмылка. Превосходство. Та же поза, словно передумал идти, но вместо мальчика у него на руках лежал скелет, обтянутый сухой желтой кожей. Будто что-то вылезло из портала и за мгновения высосало всю жидкость. Он бросил тело через левый край площадки — очередной блок в очередной башне трупов.

Еда, мусор, трава…

Иногда у меня возникала мысль, смогу ли я убить его? Я уже убивал раньше: 7 человек за годы работы в полиции. Неправильно надавил на спусковой крючок, рука дрогнула или преступник сам дернулся, подставив шею. Даже когда я попадал не в смертельные места, не всегда скорая успевала отвезти в больницу: плечевая артерия, болевой шок, травматический пневмоторакс… Зная, что им управляет монстр, это кажется нормальным. А если Бенедикт Савва солгал, что настоящего Мэда Кэптива нельзя спасти? Не хочу еще одну смерть на совести.

Как задача из учебника: позволить грабителю уйти или нейтрализовать вместе с заложником. Вот только сейчас я не детектив. Я отец, желающий отомстить за дочь и покончить со всем этим…

… кошмаром!

Не сомневаясь, я достал пистолет и выстрелил.

Мимо! Черт… Мэд Кэптив вдруг упал плашмя: встал на все конечности, развел их и провернул суставы внутрь. Спина выгнулась пирамидой, а подбородок почти касался пола. Животная стойка не помешала ему сделать 3 ловких прыжка по ступеням и наброситься на меня… Поведение кошмара в теле человека. Что ты такое, тварь?

Я выставил щит и перебросил Мэда Кэптива через себя, усилив толчок поворотом корпуса. Не стрелял пока, берег патроны… Ошибка: напрягшись, я закрыл глаза и не видел, куда он приземлился. Возле ворот и ступеней были стены, горы и столбы трупов, за которыми можно спрятаться. Все замерло, а грохот битвы сбоку заглушал звуки… Я медленно шел к предполагаемому месту, поставив пистолет на верхний край щита. Слева мелькнула тень. Показалось? Теперь справа. Он сделал круг со скоростью ящерицы… Я обернулся на звук — уже в прыжке на высоте 2-х метров, руки тянутся к горлу…

Выстрел!

Не он. Детское тело упало возле ноги, остановленное пулей. Повторил трюк сзади. Я уклонился, но трупы полетели на меня со всех сторон. Напрямую и сверху, брошенные по дуге. Часто и непрерывно… Пришлось выставить щит и смотреть вниз, чтобы не оступиться. Я закрыл глаза, напрягая слух. Ждать, ждать… Он понимал, что я в безопасности. Если все-таки умнеет, учится… Последнее тело летело справа, там же был странный звук, будто скрежет ногтей по полу. Я согнул правую ногу и ударил — как и думал, он хотел схватить меня за лодыжку. Мэд Кэптив контратаковал, попав кулаком ровно в центр подошвы. Я удержал равновесие, попятился с щитом перед собой, но мозаика трупов на полу подвела. Каблук туфли проломил череп, и нога соскользнула с него, подвернулась…

Я упал на кучу сваленных тел, их локти и лопатки давили на болевые точки спины. Не время для ощущений — Мэд Кэптив прыгнул на щит, через 2–3 секунды почувствовался нажим. Несмотря на вес в 60 кг, он напирал с дикой силой: высохшие кости трещали подо мной… Я держал руки прямо. Зубы щелкали в 25 см от лица, слюна капала на шею и воротник пальто. Локти медленно сгибались… Он замахнулся, когда опустился еще ниже. Я дернул шеей в сторону, поморщился от грохота и писка в левом ухе — кулак проломил грудную клетку одной из мумий, войдя на всю ширину. Удачный момент: он пытается вытащить руку — острые края ребер сработали как капкан.

Действовать! Я приподнял щит из последних сил, вылез и откатился через бок…

Два выстрела — запястье и плечо.

Мэд Кэптив взвыл и рывком освободил руку. Я встал и начал отходить, смотря под ноги. Прицел: голова, шея… Он кинулся на меня, но резко выпрямился и ударил по руке, уводя ее вверх и в сторону. Запястье прострелило током, мышцы расслабились, и пистолет вылетел из ладони. Теперь я остался без щита и оружия… Конец? Нет, он отпрыгнул. Видимо, тайм-аут для обоих: его плечо кровоточило, пропитывая футболку, а кисть… Что за черт? Ни пальцев, ни кожи — только черная, будто обугленная, культя, заостренная на конце. Трещины тянутся вверх по предплечью — были и раньше, но я не придал этому значения. Выглядит как… конечность кошмара. Я смотрел на нее, вспоминая одну ночь… Орудие убийства, которое так и не нашли. Если бы не должность, меня могли бы подозревать в убийстве Марины. Наверное, Энвилл выдвигал эту теорию за моей спиной. В каком-то смысле тогда я был бы рад и этому. Хоть чему-то рациональному.

Он заметил застывший взгляд и расплылся в дьявольской ухмылке. Как будто понял, о чем я думаю.

Нет, ублюдок, я добью тебя голыми руками!

Я двинулся первым. Как и думал: он ударит без особой техники, в грудь — с такой силой приемы не нужны. Я уже выучил это. Ныряю под руку, смещаюсь вбок и бью в проекцию желчного пузыря. Если был полный, лопнул. Может, трещина 7-8-х ребер… Что дальше? Пах, кадык, солнечное сплетение? Не так быстро. Человека легко вывести из строя, а я хотел продлить его страдания!

Уворачиваюсь от его локтя, отхожу вбок. Мэд Кэптив хрипло смеялся, хотя боль адская, и нападал уже беспорядочнее. Удар в коленную чашечку — резко и размашисто, чтобы рухнул на колено. Пинок в левое подреберье сбоку! Я был уверен: разрыв селезенки и внутреннее кровотечение. Несмотря на это, начал подниматься… Но я не медлил. Делаю отвлекающий удар — он блокирует, контратакует чем-то вроде кросса[3]. Культя приближалась к моему лицу. Я приставил основания ладоней друг к другу и ударил снизу-вверх. Сильный толчок отдал в плечи, руки закололи иголками, но острие сместилось на 5 см над лбом. Было близко… Отскакиваю, жду, закрыв глаза будто бы от боли.

Если не рискнуть, никогда не закончу бой.

Я сморщился, сжал кулаки — порезы проходили на ладонях по диагонали, кровь стекала к запястьям. Все чувства обострились. Вдох… Выдох.

Мэд Кэптива бежит, надеясь добить… Я делаю резкий выпад, пока он снова не замахнулся — солнечное сплетение — согнулся вдвое. Апперкот в нос (выступила кровь), потом подбородок (шея выгнулась с хрустом). Прямой удар в кадык… Не знаю, как монстр воспринял невозможность дышать. Наверное, просто как потерю одной из функций этого тела. По-настоящему осознал, что произошло, уже когда упал навзничь через минуту.

Глаза мечутся по сторонам, лицо синеет. Он быстро слабел… Вывих щитовидного хряща. Отек гортани. Асфиксия. Потеря сознания. Смерть…

Я отомстил, Марина. Конечно, это не вернет тебя, но он не сможет больше никого забрать — ни детей, ни жен.

Бенедикт Савва уже заканчивал с кошмаром, который нападал все медленнее с каждой отрубленной конечностью. Тяжелое дыхание, капли пота на лбу. Справляется, но измотан. Помочь? Я взглянул на ступени и вверх… Если победим вдвоем, он не даст мне пройти через врата. Я чувствовал, что должен сделать это: тело вибрирует, зудит от решимости. Результат будет. Смерть — тоже результат.

— Алек, не смейте! — кричал Бенедикт Савва, когда я уже смотрел на тьму в проеме между створками.

Вспомнилось детство Алисии: малышка на руках Марины, первые шаги, начальная школа, парки, кинотеатры, праздники, обучение самообороне, стрельбе и логике детектива… Кадрами. Как перед смертью. Я не боялся умереть — боялся упустить даже ничтожный шанс найти ее. Не успокоюсь, пока не осмотрю каждый труп здесь… Перебирал варианты, которые могут случиться. Портал приведет на другую планету, где не будет кислорода? Проигрыш этому Морфею? Мгновенная смерть? Безумие? Кто-то должен попытаться!

Кровь остановилась, но ладони пекло. Я вошел и…

… вышел.

Не знаю, что я видел, слышал и ощущал. Это не понять человеческим органам чувств. Не оценить внешний вид, размеры, звуки. Он был выше этого. Кардинально другой уровень. Он был повсюду, был всем вокруг. Напрягаюсь, чтобы вспомнить хоть что-нибудь. Лес? Огромные глаза, щупальца? Может быть. Не знаю, соответствует ли правде или это образы из прочитанных книг, со створок дверей. Я чувствовал себя блохой в шерсти мамонта. Беззащитным муравьем, с которым можно играть, мучить или раздавить. Сбежал ли я? Смешно: нет — он позволил мне уйти. Я не знаю, что происходило и сколько времени прошло — ни для меня, ни объективно. Где я сейчас? Еще в мыслях. Я сошел с ума? Возможно. Я пока на краю ума; и могу вернуться, но остаюсь на грани, пытаясь хоть что-то понять. Кое-что понял…

… мы не в силах убить бога…

[1] В дреневнегреческой мифологии Морфей посылал людям светлые сны. — Прим. авт.

[2] Дженга — настольная игра.

[3] Кросс — вид бокового удара в боксе.