Первопричина: Лагерь смерти

Глава 12

Долго или вообще подумать сегодня не получается. Потому что предложения сыпятся самые разные. Разные, но все сводятся к одному, если точнее то расхреначить это место к чёртовой матери. Маришка предлагает взорвать бойлерную и сварить всех заживо. Белка настаивает на том, что надо угробить электропроводку и зажарить фашистов током. Серафина, к моему огромному удивлению, предлагает совместить два варианта, то есть залить всё водой и хренакнуть по ней током. На этом, воинственные девушки и соглашаются. И даже собираются приступить, но тут…

— Цыц! — грохнув кулаком по столу рявкает Осип. — Убивцы! Убить они всех тут собрались. А о людях вы подумали? Они здесь не по своей воле. Здесь женщины, дети… Грех на душу взять решили? Так вот не позволю я вам. Мы не они, простых людей не убиваем.

— А как тогда? — спрашивает Белка. — Папа, вы посмотрите на Серафину. Пока мы ждём, эта тварь Марта и других так же замучает. Она больная…

— Дочка, да я бы с радостью, — выдыхает Осип. — Да не потянем мы, не вывезем. А убьём Марту, кто знает что тогда будет. Пришлють кого похуже и что тогда? Тут осторожно надо. До весны нам себя раскрывать не стоит. Действовать будем осторожно. Колька?

— Да, партизанская война. Диверсии, в основном несчастные случаи, как с теми электриками. А потом, когда с силами своими разберёмся, можно всех здесь вынести.

— Правильно, — сложив руки на груди кивает Осип. — Вот, учитесь. А ты Колька голова. Вот так и поступай, вперёд не лезь, а то рога отшибут. Так, всем отдыхать, а мы с профессором на разведку сходим. Посмотрим.

И тут начинается. Осип споря с Ломакиным уходит, мы перемещаемся в спальню, где и всплывают проблемы. Комнат в нашем убежище не так много, поэтому Серафину определяют к нам. Получается следующее… У стены, на лежанке, прямо под портретами Ленина живу я. В метре от меня ширма собранная из хрен пойми чего. За ширмой, на диване девушки. Теперь трое. Все красивые, две из них по отношению ко мне романтически настроенные. Ширма из деревяшек, палок и клочков ткани, отделяет меня от запретного плода, то есть подглядывания за ними.

И как бы я не такой и несмотря на множество дыр в ткани подглядывать за девушками считаю низким и недостойным всего такого правильного меня. Но, вся соль здесь в том, что этого хотят Маришка и Белка. Не знаю как, но они вот прям видят как я наблюдаю за ними. Что не даёт мне покоя и толкает на нехорошие поступки.

Справившись с низменными позывами, укладываюсь на спину, сую руку под «подушку» и улыбаясь достаю несколько сломанных гаечных ключей, пару свёрел и гайки из бронзы и нержавейки. Пытаясь переварить происходящее, закидываю сверло в рот и с громким хрустом разжёвываю.

— Хватит там жрать, — возмущается Белка. — Мы спать вообще-то собираемся.

— Да не ворчи ты, — пискляво заявляет Маришка. — У Владика поздний ужин. Пусть подкрепляется, ему надо быть сильным. А то как он за нами двоими ухаживать будет.

— Акха, — давлюсь осколками сверла, переворачиваюсь и на четвереньках выползаю из-за ширмы. — Двоими? Ой…

— Чего ой? — уперев руки в бока спрашивает стоящая в одних трусах Белка. — Руку от лица убери. Чего засмущался? Посмотри, оцени. Ну как?

Не знаю зачем, но убираю руку и во все глаза смотрю на девушек. А там есть на что посмотреть. Маришка и Белка… Особенно Маришка, совсем не стесняются. И если на Кате хоть трусы есть, то на Маришке совсем ничего. Серафина же, она единственная кто себя не демонстрирует. Сидя на диване кутается в одеяло…

— Ему нравится, — крутясь на месте заключает Маришка. — Владик? Я ведь красивее?

— Я спать… — заползая обратно ворчу.

Укладываюсь, зажёвываю бронзовую гайку. Понимая что добром всё это не закончится хмыкаю, как вдруг… Слышится всплеск воды, шуршание, ширма подпрыгивает и из-под неё на меня заползает лужа слизи. Заползает, поднимается и принимает образ Маришки. Которая приняв человеческий облик хихикает…

— Как это у тебя получается? — стараюсь увести дело в другую сторону.

— Не знаю. Просто получается. Я не управляю водой, я сама вода. Стоит мне только захотеть, как тело само всё делает. Поцелуемся?

— Эм… Давай ты мне расскажешь как это. Это очень важно, ага.

— Говорю же, не знаю. А ты не отвлекайся. Смотри на меня.

Как пьяный лежу и смотрю на колышущиеся перед лицом массивные груди Маришки. Очень хочу потрогать, и не только. Особенно привлекают торчащие соски и тёмные ореолы. Но… Не могу.

Пытаясь придумать выход из столь пикантной ситуации хмыкаю, глупо улыбаюсь, но тут… Громкий щелчок и мне на грудь садится Белка. Тут же получает оплеуху от Маришки, но вместо того чтобы ответить ей, сидит и круглыми глазами смотрит вниз. То есть на меня, потому как её самое интересное, в нескольких сантиметрах от моего лица.

— Эм…

— Я немного промазала… Да! Я сейчас уйду. Точно. Вот прям сейчас. Уже ухожу. Ты что, останавливать меня не собираешься? Влад! Ты что как пень?

— Я просто растерялся. Всё это неожиданно, я не готов.

— А мне кажется более чем готов, — ёрзая стонет Маришка. — Слушай, а он у тебя железный?

— Я не проверял!

— Ну так давай посмотрим, — в один голос говорят обе. — Не двигайся. Нет, не железный.

— Маришка! Быстро отпусти!

— Мы тебе не нравимся? — всё так же синхронно спрашивают они.

— Нравитесь и очень. Я вас люблю. Но не сейчас.

— Почему? — тянет Белка.

— Я немного не в себе. Плюс дед может зайти. Плюс Серафина за ширмой. Неудобно. Хы…

Вздохнув беру ключи, создаю из них цветы, вроде бы даже симпатичные и дарю девушкам. В ответ получаю радостный писк, поцелуи и… Маришка расплёскивается водой и под ширмой проползает в комнату. Белка вспыхивает и искрясь исчезает.

— Может я дурак? — слушая смех шёпотом спрашиваю. — Тут такие… А я. А я… Ладно.

— Правильно, — звучит в голове голос Серафины. — Спешить в таких делах не стоит.

— Ты у меня в голове? А с другими так можешь?

— Пока только с вами. С дедушкой тяжело, у него в мыслях каша. А вот с вами, всё очень просто. Извини, я не специально. Просто чем сильнее я отрицаю нашу необычную связь, тем хуже мне становится. Слушать вас легко и приятно. Вы хорошие. А ты знаешь, они от тебя без ума.

— Да?

— Нисколько не вру, — колокольчиком звенит в голове голос Серафины. — А ещё, Маришка видит в тебе защитника. Ты убил защищая её.

— Там немного другие цели были…

— Не обманывай, — строго говорит Серафина. — Я вижу другое. Ты… Извини, я спать буду. День выдался слишком насыщенным. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи…

Что мы имеем? Можно сказать… Можно смело сказать что у нас в команде присутствуют: я, недоделанный не то Колосс из Марвел, не то Магнето на минималках оттуда же, девушка слайм со способностью управлять водой, бешеный аналог Пикачу или же Белка, шарашит электричеством и с помощью этого самого электричества может перемещаться в пространстве. Женщина с парапсихическими способностями. Мысли Серафина уже читает, думаю телекинез и прочие штучки не за горами. Ну и, у нас есть свой безумный учёный с раздвоением личности, который… Нет, на Халка не тянет, но вот на доктора Джекила и мистера Хайда вполне себе.

Весёлая получается команда. Партизанский отряд имени Кащенко. Да нам же всем место в палатах с мягкими стенами. Галоперидол три раза в день, рубашечки с длинными рукавами… Хотя нет, не надо. Или надо?

Таким образом… Если дела пойдут в таком же темпе, боюсь предположить что будет дальше. А что дальше? Мне надо было сидеть ровно? Тогда бы я просто сдох. И девушки, Маришка с Белкой тоже. Да и Серафина… А если профессор прав? Что если это не бредни, а действительность и я на самом деле ключик? Тогда… Не знаю я что тогда, но сидеть сложа руки и ждать чего-то там просто нельзя. Нас уже целая банда. Причём банда не оборванцев, а мутантов как в фильмах показывали. Ксавьера не хватает, да и Росомахи с Циклопом, но…

Сжав кулак, представляю знакомые мне по фильмам лезвия. Которые, вот чудо, вырастают. Не прорезают кожу и выдвигаются, а именно вырастают.

— Значит, — разглядывая кулак улыбаюсь. — Моя сила, в моём воображении. Интересно.

— Спать ложись, — слышится из-за ширмы недовольный голос Белки. — Бормочет и бормочет. Или ты спишь, или мы сейчас все втроём идём к тебе.

— Сплю…

— Эх ты, — расстроенно вздыхает Белка. — Тормоз.

Нда… Видимо, в своей можно сказать прошлой жизни, я слишком мало общался с прекрасным полом. Потому что сейчас вообще не понимаю что это было? Всё, спать.

****

Утро начинается с того, что всех будит дед, то есть Осип. Собирает всех на кухне и за завтраком рассказывает что наразведывал и что придумал. По мнению Осипа, нам просто жизненно необходимо разломать центр всего этого великолепия или же дробилку. И она, дробилка, на самом деле является самым важным механизмом лагеря. Потому что производит или превращает кристаллы в пыль. И эта пыль…

Информация о том что лагерь ни о чём, оказывается недостоверной. Идельштайн очень важен для военной машины Третьего Рейха. Да, производит он немного, но из-за близости к линии фронта, влияние оказывает колоссальное. Здесь дробят все три вида кристаллов. Дробят в мелкую пыль, после эту пыль на грузовиках или поездом увозят к передовой где один сорт смешивают с бензином, тем самым получая высококачественное топливо для машин и танков. Добавляют в порох, чем усиливают его и позволяют экономить.

Второй добавляют в лекарства от чего даже серьёзные раны солдат заживают за считанные часы. Третий же, самый поганый, добавляют в снаряды и ракеты. Взрываются они от этого в разы сильнее, плюс облучают живую силу противника. Не до смерти, но настроение у совков серьёзно так портится. Потому что, блюющие от излучения, кашляющие кровью от мелких частиц «Первопричины» и периодически ловящие нервные срывы советские солдаты, такие себе защитники. Но несмотря на это, они держатся. И если их от этой гадости избавить, то немцы, по мнению Осипа, получат в рыло.

— Ты как это узнал?

— Поговорил с одним Гансом, — ворчит дед. — Представляешь, ползу я по трубам, смотрю вниз, а там молодой немец счёты с жизнью свести собирается. Увидел меня, и давай жалобиться. И как только пожаловался, на жизнь свою свинскую, раз и голову в пресс засунул. Бывает же такое.

— Ну да, фашисты они такие. Так что делаем?

Отдав управление Ломакину Осип уходит. Профессор же заявляет что нам надо сломать дробилку и сделать это так, чтобы никто не подумал про диверсию. Для этого на дело идут: я, сам Ломакин как командир и Белка на всякий случай. Идём сейчас. На вопрос что представляет из себя дробилка, профессор объясняет что это металлический ящик два на два метра, внутри которого крутятся жернова. То есть это по сути простейшая мельница. Сверху засыпаются кристаллы, снизу выходит порошок который рассыпают по ящикам.

Жернова служат примерно три недели. Отлиты из хромованадиевого сплава. Очень прочные, но и «Первопричина» вещество не простое. Прочностью оно не отличается, но свойства металла жерновов меняет, превращая его в сталь-пластилин. Также, вещество уничтожает подшипники. И вот сейчас, в ближайшее время и предстоит замена. Наша цель, идти и доломать. Дождаться пока придут инженеры и сломать так, чтобы случилась авария в результате которой погибнуть должны эти самые инженеры.

После обсуждения планов, собираемся, оставляем Маришку с Серафиной и уходим. Ползём по прокопанным дедом тоннелям, трубам, вентиляции. И всё бы ничего, ползти так в моём нынешнем состоянии я готов хоть неделю. Но я замыкаю, а передо мной Белка, на четвереньках. А комбинезон всё обтягивает. Ещё она выпячивая попу прогибает спину, а когда ползущий впереди дед останавливается… В такие моменты Белка самым бессовестным образом шире расставляет ноги и опускается на локти. И хоть я стараюсь не смотреть, получается это плохо, потому как зрелище мне нравится. И Белка, это знает. Потому что как только я задерживаю на ней взгляд, чуть дольше и в одном месте, она начинает хихикать, вилять и томно вздыхать.

Не менее томно вздыхая осознаю что скоро, сил сопротивляться просто не останется и закончится грубым, животным с… Ладно.

Ползём час, впереди начинают слышаться звуки. Гул, периодический треск и громкий хруст. Значит дробилка рядом. Как будем ломать ума не приложу. Однако уверен что у Ломакина уже есть планы.

Из тоннеля переползаем в затянутый пылью вентиляционный короб, поднимаемся, ещё несколько десятков метров вперёд и останавливаемся. Гул режет уши, внизу слышатся голоса, лязг металла.

— Так, Николай, — командует дед. — Ползите сюда. Катенька, назад.

Катенька, будь она неладна, тут же сдаёт назад и кормой, более чем шикарной, упирается мне в лицо. Толкает меня и тут… Совсем потеряв голову слегка кусаю её за попу, завожу руку между ног и глажу промежность. Тут же укладываю девушку, приползаю вперёд, как бы невзначай проезжаю лицом по груди, двигаюсь дальше, глядя в огромные глаза Белки останавливаюсь, целую в нос и уползаю к деду. Ложусь рядом с ним и через решётку смотрю вниз. А там… Там кипит работа. На вагонетках к грохочущей и воющей дробилке подвозят кристаллы. Рабочие, подставляют к жёлобу мешки в которые ссыпается пыль. Наполняют их и грузят в ящики которые сразу закидывают в кузова грузовиков. Причём работают тут не заключённые. Люди одеты в спецовку, хорошо выглядят, лица закрыты респираторами. Командуют всем этим безобразием офицеры. Дробилка же… Механизм очень простой. Мощный электродвигатель, вертикальный вал, жернова где-то метр в диаметре каждый. Всё просто до безобразия.

— Что скажете, молодой человек? — кивает на устройство Ломакин. — Сломать сможете?

— Да, — нагло улыбаюсь. — Легко. Причём так, что никто не поймёт. Я уже вижу.

— Очень интересно, и как именно?

— Внизу, — указывая пальцем на дробилку киваю. — Под жерновами, внушительный такой подшипник. Его как я понимаю меняют вместе с жерновами. Сейчас он на последнем издыхании, но ещё держится. По счастливой случайности, один из шариков лопнет, подшипник заклинит и ремонт. Менять один подшипник они не станут, устроят полную замену всего что можно. А потом… А потом подключится Белка. Пока меняют обсудим. Я начинаю.

Получив согласие, закрываю глаза и концентрируюсь на дробилке. Вижу откровенно плохо, кристаллы и летающая в воздухе пыль, слепят меня. Плюс жернова. Размалываемые кристаллы, вспыхивают как дуговая сварка. Однако… Пыли в воздухе столько, что силы мои растут и хоть что-то разглядеть получается.

С трудом концентрируюсь на подшипнике и понимаю что в движении шарик разломить не получится, как и вообще воздействовать. Однако сдаваться не собираюсь, сосредотачиваюсь и воздействую на неподвижное внешнее кольцо. Кое-как, но едрёна железяка трескается. Большой кусок отламывается, шарики выпадают, вал и жернова начинают вибрировать…

— Отлично, — видя как народ суетится и останавливает дробилку кивает Ломакин. — Теперь ждём.

Внизу же начинается паника. Офицеры кричат на рабочих, те в свою очередь валят всё на рукожопых инженеров. Инженеры чешут репы и говорят что дел часа на три. И я бы не узнал что там происходит, но Ломакин переводит их крики. Немецкий, он знает, хоть и не говорил об этом.

Лежим, смотрим за манипуляциями и ждём. А там, инженеры с помощью лебёдки, ломов и пары кувалд демонтируют жернова, вал и подшипник. Причём в том что подшипник как последняя сволочь сломался сам никто не сомневается. Потому что многолюдно, много офицеров и вооружённой охраны.

— Ну, а теперь делитесь, — смотрит на меня Ломакин.

— Белка, можно тебя?

Белка не придумав ничего умнее, заползает на меня, целует в ухо и говорит что внимательно слушает. Выслушав план утвердительно кивает, говорит что сможет, но слазить с меня не собирается. Лежит у меня на спине, тяжело дышит в ухо и правой рукой мнёт и щипает мой зад.

Нда, ругать в такой ситуации явно не стоит. Пытаться согнать её тоже. Так что лежу, пытаюсь расслабиться.

Тем временем внизу работа близится к финалу. Инженеры ставят новый подшипник, закрывают его, прикручивают вал и с помощью лебёдки опускают жернова. Всё проверяют, выбираются и переключаются на двигатель.

— Кать, как скажу, сразу действуй, — закрыв глаза говорю и концентрируюсь на жерновах.

Немыслимыми улиями заставляю металл перетечь на одну сторону. Также откручиваю четыре удерживающие корпус подшипника гайки и вытаскиваю болты.

— Теперь самое сложное. Кать, как включат, сразу действуй.

— Поняла, — крепко сжав мою ягодицу выдыхает Белка.

Извращенка блин. Хотя да, её прикосновения приятны. Наверное, не мне, а ей, но блин… Как это работает?

Внизу начинается движуха. Инженеры крутятся у двигателя. Рабочие возвращаются к делам, офицеры подтягиваются ближе. Один из инженеров подходит к рубильнику, берётся правой, левой размахивает. Включает рубильник, двигатель гудит, жернова вращаются.

— Белка, давай!

Белка закрывает глаза, хмурится и тут… Свет начинает мигать. Из рубильника сыпятся искры. Убитый током инженер дымясь падает. Электрощиты дымят, проводка вспыхивает. Двигатель набирает обороты. Дробилка трясётся и подпрыгивает. Рабочие разбегаются, инженеры пытаются отключить взбесившееся устройство. Наконец один из них притаскивает пожарный топор и собирается перерубить кабели, но тут…

Отпускаю удерживаемый мной корпус подшипника. Вал сразу же гнётся. Жернова слетают и разломав дробилку разлетаются.

Один размазывает по полу пару инженеров и рабочего. Второй никого не зацепив, рикошетит от станка и попадает в кабину грузовика, от чего машина подпрыгивает и глохнет.

Инженер перерубает топором кабель, но благодаря Белке получает разряд и дымясь падает.

Разбитый грузовик дымится, на пол из искорёженной кабины льются вода, кровь водителя и капает бензин. Офицеры призывают к порядку. Водители уже загруженных машин получают приказ свалить, запускают двигатели и…

— А если так? — рассматривая грузовики улыбаюсь.

Первый из четырёх грузовиков, взвыв двигателем разгоняется, резко поворачивает и перегораживая выезд врезается в стену. Второй, которому так же выкручиваю полный газ, повторяет манёвр. Третий и четвёртый на полном ходу врезаются уже в них.

Далековато, но всё же дотягиваюсь и открывают сливной вентиль на бензобаке. Тянусь к проводам от аккумулятора, но тут… Под потолком вспыхивает кабель, перегорает и падает прямо в лужу бензина от чего все машины вспыхивают.

Офицеры уже не призывают сохранять спокойствие, они кричат и даже вверх стреляют. Помогает плохо. Разгорающийся пожар загоняет рабочих в панику.

— Уходим, — улыбается Ломакин.

— Сейчас, — глядя на одного из офицеров, самого горластого, киваю. — Секунду. Вот…

Офицер стреляет вверх, ловит пробегающего инженера и тряся его что-то высказывает. Отталкивает, целится и стреляет.

— Звери, — выдыхает Ломакин. — Николай, уходим.

Офицер бесится, крича стреляет в рабочих, перезаряжает пистолет…

— Приятного аппетита, психопатище блядское, — криво улыбаюсь.

Офицер поднимает пистолет, целится в рабочего, жмёт на спуск… Как вдруг пистолет взрывается. И надо же какое чудо, одна из деталей пистолета попадает прямо в рот уроду. Разрывает губы, вбивает верхние зубы и застревает в горле. А потом, сами по себе, падают стоящие у стены бочки, на одной из которых кто-то почему-то забыл закрутить крышку. Что в бочках за дрянь, мне не известно, но горит она хорошо. Так хорошо, что пытавшиеся потушить пожар рабочие, бросают это дело и сваливают. Мы тоже уносим ноги. То есть уползаем.

— Идеально, — восклицает ползущий последним Ломакин. — Николай, Катенька, да вы просто мастера устраивать диверсии.

— Бать, это… Это только начало. Как думаешь, сколько они дробилку восстанавливать будут.

— Недели две, максимум, — ворчит профессор.

— Так быстро?

— Новую привезут, — вдыхает Ломакин. — Чтоб им всем… Но эти две недели, без прямых поставок. Нормальный такой удар по врагам и передышка для наших. Конечно, поставки и из других лагерей будут, но это время. А время… Идёмте, надо убираться отсюда.

И тут я согласен. И не только отсюда, а из лагеря вообще. Желательно бы с планеты, но увы никак.