Первопричина: Лагерь смерти

Глава 5

Что удивительно, в гостях у шизанутого деда, жизнь наша начала налаживаться. Если точнее то относительно. Потому что были как плюсы, так и минусы.

Если начать с плюсов, то ночью от моей руки отвалилась тарелка. Отвалилась, но не вся. Донышко исчезло. Как так получилось никто не заметил. Но факт остаётся фактом.

Ещё, у нас случилось перераспределение. Девушки переехали на диван, я на пол к стене, по совету Осипа под иконы. Они, как уверен дед помогают.

Между нами встала ширма, девушкам устроили шкаф, организовали туалетный столик, к которому комплектом шли помада и тушь для ресниц. Большего на помойке не находилось. Но и это девушек радовало.

Ещё радовало что мы в относительной безопасности. Находимся в заброшенной части катакомб, между шахтами и канализацией. Посторонние и любопытные здесь не шаркаются, излучение от шахт слишком сильное. Да и делать здесь особо нечего, несколько заваленных хламом коридоров, пустые помещения и больше ничего. Но тем не менее место удобное, безопасное. К тому же дед накопал тоннелей. К складу нз, который опечатан по причине того что всё его содержимое после облучения пришло по мнению руководства в негодность. Настолько в негодность и настолько там всё облучено, что туда даже в защите заходить боятся. Как там шарится сам дед, остаётся вопросом, на который он отвечает что просто привык. Отдельный тоннель вёл к яме, куда сбрасывают: трупы, мусор и прочие ненужные фашистам, но полезные для деда вещи. Тут главное сборщикам трупов не попасться. Они как говорит Осип ребята на голову слабенькие и сразу нападут.

Сам дед, он… То есть они. Ведут себя хоть и не всегда адекватно, но положительно и крайне заботливо. Например Осип так и считает нас с Маришкой своими детьми. В чём мы его не переубеждаем и всячески подыгрываем потому как чревато. За что он устраивая вылазки, таскает нам всякую всячину. От тушёнки и готовых армейских пайков, до шоколадок, конфет и консервированных фруктов. Снабжает нас одеждой, куревом и даже каким-то чудом умудрился стянуть полбутылочки шнапса. Отметить воссоединение семьи.

Профессор Ломакин, он же вторая… Или первая личность деда, тут снова вопрос, занимается тем что откармливает нас по методике, расспрашивает и наблюдает. Делает записи, смотрит и периодически осматривает. Делает выводы, от которых я начинаю сомневаться в реальности происходящего.

Например, притащенные им весы, точно показывают что мой вес, семьдесят килограмм. Когда с виду едва ли на сорок потяну. Что профессор объясняет наличием металла в моём организме. По его версии, поглощая металл, а я его время от времени поглощаю. То ложка в кожу впитается, то тарелка к ладони прилипнет, то я сам проходя мимо «примёрзну» к двери. Также, со слов профессора я плотнее чем должен быть. И это значит что металл не только в костях как он сам же и думал, но и вообще везде.

Ещё одной странностью идёт наше быстрое восстановление и странное поведение. Меня тянет к металлу. Маришку к воде, пьёт она очень много и очень подолгу может сидеть в ванной, она, в смысле ванна, у нас тоже есть. Белку, она же Катя Белкина, тянет к электропроводке, лампочкам и электроплите. Со слов нашего профессора, который наблюдает, расспрашивает и делает выводы, Маришка чувствует воду, а Белка электричество. Пока не ясно как, но это факт. Ну и восстановление. По теории всё того же профессора, наши тела берут из полученной пищи всё что можно. Берут, тут же усваивают и направляют куда надо. От чего Маришка почему-то прибавляет в окружностях. Белка набирает вес. Я же… Я вроде как наращиваю мышечную массу. По крайней мере Ломакин после осмотра говорит что всё идёт в мышцы. А вот волосы на голове…

Наверное организм решил что волосы мне не нужны. Хотя, учитывая то, что я в данный момент похож на замученного голодом упыря, волосы мне явно не помешали бы. Дед говорит что вырастут. Девушки тоже…

Сами же девушки хоть и медленно, но приходят в себя. Маришка не думает о самовыпиле, Белка отъедается и в свои девятнадцать уже не напоминает сорокалетнюю женщину. Хорошеет, не как Маришка, но тоже приятно округляется.

Минусы… Основные минусы в том, что кругом враги. Наверху, внизу, на поверхности, в других странах. И тут я согласен с профессором Ломакиным. Мы теперь изгои, навсегда. Чтобы мы не сделали, к кому бы не попали, лучшее что нам светит — лаборатория. Ни США, ни СССР, ни уж тем более Германия с нами заморачиваться не станут. При встрече нас схватят и изучат. Досконально, совсем, возможно, то есть скорее всего до смерти.

Вторым и наверное самым главным минусом идёт, вот удивительно, Маришка или Волкова Марина. После попытки покинуть сей несправедливый и жестокий мир, точнее после нашего с ней разговора, она начала оказывать мне знаки внимания. Забавно поводила плечами, старалась держаться ближе, смотрела и иногда даже выглядывала из-за ширмы. При этом глупо хихикала и надувала губы.

На что Белка говорила что она совсем повернулась. По её мнению романтика в данных условиях последнее чем нам стоит заниматься. Крутить любофф, тем более. Потому как вокруг натуральный звездец и мы в любой момент можем сдохнуть.

Обзывала Маришку дурой и фыркала на меня за то что я не могу объяснить дурочке то, что мне она совсем не нравится. Но тут двояко… Потому что мне, рыжая, зеленоглазая и вообще приятной внешности Маришка очень даже нравилась. И я бы, даже в таких страшных условиях не отказался. Но… Её прошлое, то что с ней было и какие вещи с ней творили, всю тягу убивали в зародыше. Вот совсем убивали.

Нет, я не ханжа и обижать несчастную не хочу ровно в той же степени, в какой и терять. Но приблизиться к ней после того что видел когда вломился и расстрелял солдат, я не могу. Эта картина, наверное навсегда запечатлелась в памяти и никуда теперь не денется. От чего даже обидно.

Ещё к минусам можно отнести самого себя. Кто я? Откуда я знаю как обращаться с оружием, стрелять и обращаться с гранатами? Я если и держал в руках оружие, то только в компьютерной игре. Здесь же... Трудно объяснить, но оружие мне очень близко. Иногда, вспоминая расстрел солдат, мне кажется, что с такими вещами как пистолеты и гранаты, я довольно долго общался. И нет, это не память вот этого тела. Не помню я нихрена, вообще. Да я и имя своё узнал потому что Маришка сказала, она слышала как надзиратель обращался ко мне по имени отчеству и фамилию упоминал.

Или мне досталась память этого тела, но она пока закрыта, или, что более правдоподобно, это всего лишь мышечная память. Но как?

Да хоть как. Я в дерьме. Со мной как минимум двое поехавших дед и Маришка. Мы грёбанные мутанты и возможно скоро мутируем в какую-нибудь пакость. Над нами фашисты. Идти нам некуда. Здесь… Рано или поздно нас всё равно найдут. Или мы спалимся. Или это всё издевательства Марты, которая специально подкинула нам деда и теперь читая его отчёты потирает руки и ждёт когда мы окончательно уверуем в то, что жить нам стало лучше. А потом мы проснёмся пристёгнутыми к стульям, а дед подойдёт и скажет что по типу — Гутен морген, русские свиньи. Сказка закончилась. Пожалуйста, примите новую дозу сверхболезненной бурды, получите электрошок… А вам, Влад, за то что выжили, ещё две сотни игл в тушку.

И это может случиться, потому что дед более чем странный даже для шизоида. Он не спит, вообще. Отдыхают они по очереди, как они сами утверждают, но дед всегда на ногах. Он, рассказывая мне про опасности излучения, этого самого излучения не боится. Ест с нами, пьёт, курит. Правда… Тут ещё больше странностей, потому как курит только профессор, а пьёт только Осип. И если подойти к Осипу и спросить где Ломакин, то первый честно ответит что профессор: вышел, спит, читает журналы, думает, курит или туалет занял. С Ломакиным всё это повторяется. Об их истории почти ничего неизвестно, кроме того что профессора Ломакина банально похитили, а Осип пытаясь сберечь семью поддался пропаганде и пришёл к фашистам сам. Пришёл и тут… Детей увели, жену убили на месте. Далее побег вниз, блукания по катакомбам и встреча. Но самое странное, это отсутствие реакции на облучение. Дед его не воспринимает и не боится…

Мы тоже не боимся. Не потому что пофиг, а потому что облучённая еда со склада нз, придаёт нам сил не хуже энергетиков. И тут… А может нет никакого излучения? Может дед врёт? Так или иначе, действовать пока рано. Мы сейчас не в том состоянии чтобы бросаться в авантюры. К тому же, у нас есть способности, которые даже если всё это одна большая подстава, мы сможем использовать. Наверное…

****

— Николай, — заходя в комнату с коробкой в руках кивает Ломакин. — Не заняты?

— Да вроде нет. А…

— Тогда давайте проведём небольшой эксперимент.

— Вскрывать не будете?

— Я вообще-то советский учёный, профессор медицины, — обиженно выговаривает Ломакин. — А не изверг. К тому же семья Осипа, моя семья. За десять лет блукания по подземельям и прочих приключений, мы очень сблизились. Обещаю, никакого вреда я вам не причиню. Посодействуйте?

Кивнув сажусь за стол и наблюдаю за профессором. Который сгорая от нетерпения, открывает коробку и ставит передо мной деревянную дощечку с четырьмя торчащими из неё проволочками. Закурив предлагает мне сигарету, и как только я прикуриваю указывает рукой на проволочки.

— Смотрите, Николай, здесь четыре металла. Железо, медь, алюминий и серебро. Пришлось постараться чтобы всё это найти, потому как крысы чуть не сожрали, но не суть.

— А в чём суть?

— Подождите, — улыбается профессор. — Перестанете спешить, в конце эксперимента угощу конфетой. Идёт? Замечательно. Теперь, соберитесь, сконцентрируйтесь и проведите рукой над проволочками.

Как сконцентрироваться не понимаю, но рукой провожу. От чего проволочки начинают гнуться. Сильнее всех стальная, чуть слабее медная, серебряная отклоняется совсем слабо, алюминий не реагирует.

— Замечательно, — шепчет Ломакин. — А теперь попробуйте заставить их двигаться.

— А как?

— Если б я знал. Но… Хм… Давайте плюнем на науку и будем действовать интуитивно. Подключите воображение, посмотрите. Тарелки и ложки вспомните.

Сколько не пытаюсь представить как проволочки гнутся, сами проволочки гнутся отказываются. Сижу как дурак, смотрю на них и… И ничего.

— Николай, — поднимает руки Ломакин. — Не нервничайте. Выдохните, успокойтесь. Посмотрите.

И снова неудача. Успокоиться получается, заставить проволочки двигаться нет. Причём вспоминая то как металл ко мне прилипает, я знаю что могу. Но как это…

— Профессор, может вы меня напугаете?

— Боюсь что не получится. Сейчас вы неосознанно будете ожидать подвоха. Даже если на самом деле случится что-то неприятное, вы не испугаетесь. Ладно, отсутствие результата, тоже результат. Как обещал держите конфету и пригласите ко мне Светочку.

Вздохнув, Ломакин подаёт мне конфету, убирает плашку в коробку, оттуда извлекает колбу с водой. Ставит на стол, кивает мне…

Разворачивая конфету иду к выходу. Забрасываю угощение в рот, раскусываю и… Необычно. Конфета шоколадная, но внутри судя по консистенции ириска. Жестковатая ириска... Вкус… Что-то с чем-то. Никогда такого не пробовал. Приятная сладость, чуть-чуть кислит. Вроде бы какой-то фрукт, но какой именно определить не могу. И к зубам не прилипает. Что радует…

— Профессор, а что за конфета?

— Нравится? — сложив руки на груди улыбается Ломакин.

— Что-то с чем-то. Не скажу что прям вкусовой оргазм, но очень и очень приятно. Как будто… Сейчас, получше разжую…

Стою, жую угощение и видя улыбку Ломакина начинаю подозревать что-то неладное. Слишком ехидно он лыбится.

Выплёвываю конфету на ладонь, трогаю пальцем, переворачиваю…

— Сволочь, вы, профессор. Это что?

— Хи-хи, чистая медь, — разводит руками Ломакин. — Расплавил дольку шоколада, облил кусочек меди и дал вам.

— А если бы я зубы сломал?

— Ну так не сломали же, — встаёт и подходит ко мне профессор. — Удивительно.

— Охренительно.

— Не выражайтесь, пожалуйста. Тут прорыв в науке. Сами смотрите, следы зубов. Следы растворения. Медь для вас — пища. Очень интересно. Давайте повторим с железом. Хотя… Нет, не стоит. Эх, дважды дурак. Надо было с этого начинать. Хотя… Возьмите ещё конфету.

— А там что? Вольфрам?

— Берите, голубчик, берите. Разворачивайте и ам её.

Разворачиваю следующую, осматриваю, понимаю что слишком тяжёлая, вздыхаю и отправляю в рот. Жую и…

— Ну как? — не выдерживает Ломакин.

— Странный вкус. Сравнить не с чем. Но если та была именно сладостью, то эта… Жёсткая, тяжёлая. Единственная ассоциация, вяленое мясо. По вкусу… Ну, по сути вкусно.

— Ага, а теперь попробуйте вот эту.

Следующая конфета, по консистенции и вкусу напоминала вафельную. Приятно щипала язык, громко хрустела. Отдавала карамельным привкусом с нотками ванили.

Уже в процессе разжёвывания конфета до лёгкого опьянения закружила голову. Настроение полезло вверх, на лицо выползла улыбка. Однако было и кое-что неприятное.

— Ну как?

— Хорошо, только голова чешется. А так, ну прям деликатес. Что это?

— Альфа-Вещество, не очищенное. Все три вида. Прошу к столу, Николай. Прошу…

Сажусь, профессор двигает ко мне дощечку и просит взаимодействовать с проволочками. На что вытягиваю руку, не успеваю прикоснуться, как проволочки начинают гнуться и тянутся ко мне.

— Оу…

— Вернее не скажешь, — бормочет Ломакин. — Умеете вы, молодой человек, давать происходящему чёткие заключения. Прикоснитесь к ним.

Прикосновение к стальной, и проволочка тут же обвивает палец. Сворачивается в кольцо, растворяется и впитывается в кожу. Остальные проволочки, ведут себя так же. Слушается даже алюминиевая.

На что Ломакин хмыкает, достаёт ещё одну конфету и подаёт мне. Как только раскусываю её, сразу же выплёвываю и вытирая губы отскакиваю от стола.

— Свинец, — заключает профессор. — Вам неприятно?

— Она… Как будто… Слишком холодная. Да, точно. Холодная. Как кубик льда. Даже язык неметь начал.

— На сегодня хватит. Светочка, Катенька, зайдите пожалуйста.

Охренеть, я теперь… А кто я теперь? Кто жрал металлы? Крылатый из Бен Тен? Не, никакого сходства. Тогда…

Пока пытаюсь понять кем являюсь, в комнату заходят девушки. Профессор тут же ставит перед Маришкой колбу с водой, Белка получает лампочку. Пока девушки слушают бредни профессора, стою и сглатывая смотрю голодным взглядом на вольфрамовую нить. Сам не знаю почему, но считаю её невероятно вкусной. Такой, что хочется…

— Вот так? — глядя на зукрутившуюся в колбе воду спрашивает Маришка.

— Именно. А теперь расскажите как?

— Ну, я её чувствую, — перечисляет Маришка. — Вижу, слышу, понимаю. Вода, она как живая. Если упростить, она рада меня видеть. Я прошу её и она мне отвечает. Она… Она как часть меня.

— Молодец! — хлопает в ладоши Ломакин. — Света, вы просто умница. Даже не так. Вы гений! Это невероятно.

— Вы просто гений, Светочка, — кривляется Белка.

Кривляется и пока Маришка смущается от похвалы Ломакина, ехидно улыбаясь смотрит на свой палец. Кивает, протягивает руку…

Слышится треск электрических разрядов. Маришка округлив глаза подпрыгивает. Ойкает и… И становится похожей на бешеный одуванчик. Рыжие слегка вьющиеся волосы поднимаются и выпрямляются. Между ними проскакивают электрические разряды. Девушка встаёт, упирает руки в бока, строго смотрит на смеющуюся Белку, как вдруг всхлипывает и бежит ко мне. Обнимает, прижимается, глубоко вздыхает. Отстраняется и не моргая смотрит в глаза.

— Оу, — глядя на девушку выдыхаю.

— А… — выдаёт она, густо краснеет и убегает к столу.

Проходя отвешивает Белке подзатыльник, садится.

— С вами будет легче, — заключает Ломакин. — Значительно легче.

Ну может быть профессору и станет легче, а вот мне судя по взгляду Маришки, скоро станет весело. Возможно, даже слишком весело. Слишком уж взгляд многообещающий. И это ладно, у неё крыша подтекает, ей простительно. Но вот то что Белка ревнует, а она ревнует, это уже звоночек. Да нет, это набат, который не намекает, а открыто говорит, что в скором времени к имеющимся неприятностям, добавятся новые.