Первопричина: Лагерь смерти

Глава 41

Час спустя. Лагерь. Нестерова.

Нам поверили, приняли как своих. Представились… Контингент здесь более чем странный и все как один повёрнутые. Один дед с раздвоением личности чего стоит. Также, произошла небольшая ссора. Влад, ни с того, ни с сего подзатыльником отправил деда в полёт до ближайшей стены. Потом бросился к нему, поставил на ноги, долго обнимал и называл батей. Дед в ответ плакал, стискивал Влада в объятиях… Доктор Лазарев нёс всякую чушь про какой-то арданиум, интересовался делами Союза, а потом усвистал активировать бомбу. Но самым странным образом, вели себя девушки. Смотрели на меня как на врага народа, оценивали и городили какую-то бредятину о том, что я Владу не подхожу. Потому как если бы подходила, мои ноги уже находились бы у него на плечах.

Что это значит решительно непонятно. Но есть моменты которые расстраивают. Все они, все шестеро, называют себя жёнами Влада. Называют демонстративно, при этом крутятся вокруг него и целуют.

И это обидно! Не знаю почему.

Далее начинаются сборы. Осип, он же профессор Ломакин, в импровизированной лаборатории собирает бумажки и блокноты. Вернувшийся Лазарев, хватает клетку в которой сидит человекообразная крыса. Выпускает её и крыса, тут же забирается на плечо Серафины. Обнимает её, целует в щёку и скалясь показывает Лазареву средний палец.

Далее девушки уматываю на склад где набирают еду для пленных и для нас. Причём сначала собираются идти на склад нз, но их останавливает Влад и говорит что от той еды мы сдохнем. Поэтому идти надо на офицерский. К делу подключают наших бойцов, которые при виде таких красивых девушек, начинают поправлять шапки и телогрейки.

Ну и когда все приготовления закончены, а на это уходит аж три часа. Влад собирает семью, зовёт нас с Горчаковым и мы просто переносимся. Непонятно куда и как, но вдруг осознаём что стоим у металлической, сросшейся с косяками дверью.

— А это как? — выкатив глаза спрашивает Горчаков.

— Мгновенное перемещение в пространстве, — кивает Серафина. — Позже расскажу подробнее. Пошли?

И тут начинается. Маришку и белку начинает трясти, но не от страха, а от злости. И, кажется, тому кто за дверями, сейчас не поздоровиться.

Влад прикасается к двери, лишний металл мгновенно исчезает, замок щёлкает. Он глубоко вдыхает, хватается за ручку…

— Там кто-то страшный? — не выдержав спрашиваю.

— Ты не поверишь насколько, — не глядя на меня отвечает Влад.

Выдыхает, тянет дверь, стучит в косяк и заходит. Заваливаемся за ним, однако вместо чудовища видим сидящую в кресле, молодую миниатюрную девушку. Белокурую, с небесно-голубыми глазами. В небрежно расстёгнутой белой рубашке, она сидит, курит, пьёт вино и с явным интересом смотрит на нас. По пояс голый мужчина, в ошейнике и на поводке, морщится и прячет за спину трясущиеся руки. Двое людей, в белых халатах, перчатках и фартуках, прячутся за девушку.

— Влад, — поднимая бокал улыбается девушка. — Ну надо же. Ты пришёл, как и обещал. Рада, очень рада.

— Марта, — скалится Влад.

— Фрау Марта, — поправляет его девушка.

— Курва, — едва сдерживаясь рычит дед. — Хана тебе.

— Фи, как грубо, — кривится девушка. — И не правдоподобно.

Хана, тебе… Ух, как меня бесит общение с подобными деревенщинами.

— Мне кажется, ты не в том положении…

— А в каком, Влад? — закинув ногу на ногу улыбается Марта. — Что, будешь убивать меня? Так вот у меня есть как минимум три причины по которым ты меня не убьёшь.

— Перечислишь?

— Да, пожалуйста, Владислав. Сколько угодно. Итак, причина номер один. Я такая же как и вы одарённая. Вы же своих не трогаете. Причина номер два. Я нужна вам живой. Я много знаю и если останусь живой смогу многое рассказать. Причина номер три. Вы, большинство из вас советские солдаты. Поэтому, без суда вы меня не убьёте.

— Чушь полнейшая, — складывает руки на груди Влад. — И сейчас я объясню почему. Таких же, нам не жалко. Сестра Селестия, тому пример. Сдохла, мразь. Твои знания… Серафина уже посмотрела, ты не знаешь нихрена и никакой ценности для Союза не представляешь. По суду… Ну, думаю товарищ капитан и товарищ лейтенант просто не заметят того несчастного случая что здесь и сейчас произойдёт.

— Эм… — теряет всю уверенность Марта. — Подожди. Давай договоримся. Кхем… Владислав, ты же умный. Зачем тебе этот сброд? Пошли со мной. Уедем в Германию, жить будешь как король. У меня и замок есть, в Баварии.

— Я не могу жить как король, потому что несколько тысяч лет я жил как Император.

— Подожди, — совсем теряется Марта. — Стой. Ты должен знать. Я не виновата. Это всё мои способности. Внутри я не такая. Ну посмотри на меня. Разве могу я быть чудовищем? Мне и самой не нравилось. Но проклятая способность. Я же… Я же не специально.

— Вы слышали, — поворачивается к девушкам Влад. — Она не виновата. Это случайность. Вы как хотите, но я её убить не смогу.

— Фух, — встаёт с кресла Марта. — Владислав, ты просто чудо. Но над моим предложением всё же подумай. Союз всё равно проиграет, он уже проиграл. А у тебя со мной будут перспективы. Ну что, я пошла?

— Конечно, — улыбается Влад. Я тебе не трону. — Рука на такую красоту не поднимется. Маришка, Белка, она ваша.

— Влад! — упав на колени кричит Марта. — Нет. Ты не можешь так поступить. Пристрелите меня, но…

— Серафина, помоги сёстрам.

Марту тут же поднимает в воздух и растягивает. Подъезжает стол, Марта падает на него и оказывается опутанной полосами металла. Её одежда с треском рвётся и улетает в сторону.

— Какая ирония, Марта, — стоя у стола качает головой Серафина. — Мы поменялись местами.

— И что? Вы просто меня пугаете. Вы… А-а-а-а-а!

На бедре Марты трескается кожа. Узкая полоска отделяется от тела, сворачивается и падает на стол. Маришка подходит, берёт бутылку с жидкостью и льёт её на рану.

— Не нравится, сука? Не нравится? Это только начало, падаль. Сейчас ты всё почувствуешь.

— Подожди, сестра, — поднимает руки Белка. — Родные, милые, любимые, разрешите мне. За сына. Пожалуйста.

Девушки кивают, отходят. Белка хрустит пальцами, вздыхает. Наклоняется к перепуганной Марте и чмокает губами. Кивает Маришке и отходит от стола к стеллажам.

Маришка поднимает руки. В углу, над раковиной взрывается кран. Вода хлещет вверх, там собирается в шар и летит к столу. Зависает над Мартой, из него тянутся щупальца и проникают в рот Марты и другое, противоположное отверстие. Живот её раздувается, кажется что лопнет, но тут Маришка останавливается. Отходит…

— Я долго думала как именно убью тебя, — держа руку за спиной возвращается Белка. — Долго… Я мечтала, Марта, мечтала как сделаю с тобой нечто настолько ужасное, насколько это вообще возможно. Но, как только мы встретились, все мечты рухнули. Поэтому… Во! Это называется кипятильник.

— Прижигать будешь? — всхлипывает Марта. — Может не надо. Я проиграла, вы справились. Ну не так же…

— Прижигать? — удивляется Белка. — Марта, ты меня с собой не сравнивай. Мне надо не только поиздеваться, но и убить тебя. Поэтому…

Белка бежит к стеллажу, хватает банку вазелина, обмазывает кипятильник и с размаху всаживает его между ног Марты. Морщась от её криков хватает шнур, закрывает глаза берётся пальцами за вилку.

— Твари! — кричит Марта. — Биомусор! Вы все обречены. Третий Рейх раскатает вас и ваш поганый союз. Немецкие солдаты катком пройдут по остаткам вашего народа. А вы, твари… За то что сделали, вас заставят смотреть как солдаты насилуют ваших детей. Жалкие рабы. Шелуха! Лысые обезьяны. Проклинаю вас!

Белка закрыв глаза хмурится. Марта кричит громче, разрывая кожу о полосы металла пытается вырваться.

Все они стоят и молча смотрят на неё. Крики жертвы их не трогают. В глазах их ярость и злоба. Ни капли сострадания. И это страшно…

Крики Марты переходят в стоны. Она хрипит, дёргается, открывает рот и выплёвывает парящую воду. Живот её ходит ходуном, раздувается и наконец лопается.

Белка бросает шнур, рыдая убегает к двери и скрывается там. Через несколько секунд возвращается, с большой банкой в руках, садится на пол и раскачиваясь поёт колыбельную.

— Что с ней? — видя что все готовы расплакаться спрашиваю.

Ответа нет, поэтому иду к Белке, наклоняюсь и с ужасом вижу в банке ребёнка.

— Мама…

— Я этого слова так и не услышала, — продолжая раскачиваться монотонно произносит Белка. — И благодаря этой мерзости, увы не услышу.

— Новорождённый…

— Нет! — поставив банку вскакивает Белка. — Он даже родиться не успел! Эта сука вырезала его из меня и убила! Жалеешь её? Считаешь нас жестокими? У меня есть право быть жестокой. У меня есть цель. И я не успокоюсь пока последняя фашистская гнида не сдохнет. Старики, женщины, дети, все кто хоть как-то им сочувствует, все кто закрывал на это глаза, я уничтожу всех. И пока я их не уничтожу, моя месть не свершится. Мне плевать на всё, я пойду до конца. Я…

Белка всхлипывая оседает на пол, целует банку, поднимается и уходит к Владу. Утыкается лицом ему в грудь и горько плачет. Так жалобно что даже у Горчакова слёзы на глазах наворачиваются.

— Мы отомстим, — обнимая Белку шепчет Влад. — Обязательно. А теперь… Херр Нойманн. Ну что же вы там стоите? Подползайте.

— Владислав, меня заставили. Я…

— Мариша, он твой…

Маришка тут же свирепеет. Двумя ударами укладывает Нойманна на пол, срывает с него одежду и поставив на четвереньки пробивает в бок. Пока он пытаясь отдышаться хватает ртом воздух, Мариша уходит к столу, берёт шипованную дубинку и улыбаясь возвращается. Пинает Нойманна в живот, укладывает лицом вниз, садится на него, поднимает дубинку…

Слышится треск разрываемого мяса. Вой Ноймана и…

— Нравится тварь? — двигая дубинку спрашивает Маришка и вместе с этим бьёт его в бок. — Ноавится?! Кричи громче падаль. Кричи! Что, тварь, больно. Я тебя наизнанку выверну.

Рука Маришки становится прозрачной, теряет форму и удлиняется. Проникает в рот Нойманна и тут… Закрываю глаза, видеть подобное не хочу. Закрыть уши не получается, даже зажав их ладонями, я слышу хрипы, хлюпанье, треск разрываемого мяса и хруст костей.

— Легко отделался, — шипит Маришка. — Сорвалась.

Открываю глаза и вижу что она на самом деле вывернула его. Причём даже в таком состоянии, Нойманн жив сердце бьётся, лёгкие питаются сжиматься. В глазу на изуродованной голове, видно безумие… Двоих врачей, которые пытались спрятаться... Одного держит в пузыре Роза и глядя как его раздувает улыбается. Второго хихикая медленно поджаривают близнецы...

— Собираем документы, — командует Влад. — Пора убираться.

Пока все потрошат столы и шкафы, закуриваю и смотрю на растерянного Горчакова. Который…

— Товарищ капитан.

— Нестерова, не надо. Я против таких поступков. Но… Ты не знаешь что творится в лагерях. Прости, но рассказывать я пока не в состоянии.

— Я не об этом. Как уходить будем? Нас теперь больше. С нами несколько сотен узников.

— Что-нибудь придумаем, — отвечает за него Влад. — О! Нихрена себе. Моё дело. Так я целый сержант. Мне на самом деле аж целых двадцать два. Сирота. Интересно откуда у Марты эти документы? Печати то советские. А тут на фото я посимпатичнее буду.

— За то я страхолюдина, — показывая свою папку морщится Роза. — Лысая, тощая как скелет. Фу…

— Интересные они существа, — вздыхает Горчаков.

Настолько интересные, что меня с новой силой тянет к Владу. Мне хочется поговорить с ним. Неважно о чём, просто…

Поговорить не получается, начинается спешка. Сборы и подготовка к отходу. Потому как в шахтах под лагерем бомба, которая через восемь часов превратится нас в пар.

В спешке собираются продукты, медикаменты, тёплая одежда для узников. Всё это выносится наружу. Влад толкает речь, о том что советы своих не бросают. Но тут… Освобождённые мгновенно делятся на три группы.

Две сотни искренне радуются. Готовы бежать к нашим, брать оружие и уничтожать немцев. Ещё две сотни, заявляют что Владу не верят. Триста человек сразу, спрашивают нахрена Влад полез к ним и всё разрушил. Мол жили себе спокойно, работали.

От этого Влад теряется и заикаясь отступает назад. Пытается объяснить ситуацию, просит успокоиться, зовёт всех с нами, но тут…

— Я с тобой, уродом, никуда не пойду, — выходит вперёд мужичок. — Ни с тобой, ни с твоими фашистскими подстилками.

— За языком следи, — угрожающе рычит Влад.

— А ты мне рот не затыкай. От тебя одни беды. Живём, работаем, а ты со своими проститутками всё портишь. Нас за это убивают. Тебе то хорошо, а нам как быть? Обратно вернуться? Так не для этого мы уходили.

— Вы для них мусор, — рычит Влад.

— А для советской власти нет? Союзу и так конец, Германия победит. Если уйдём, нас в другой лагерь загонят. А так… Увидят что мы нормальные и пожалеют.

— Серёга, — поворачивается к Лазареву Влад. — Сколько у нас?

— Четыре часа, бежать пора. Чем дальше тем лучше. Как минимум километров за десять.

— Хорошо. Значит слушаем меня. Кто хочет домой, идите сюда. Остальные не моя проблема. Мы уйдём…

— Вот и иди. И шалав своих…

Договорить он не успевает, Влад создаёт в руке иглу и метает её в голову крикуна. Фыркает глядя на дёргающееся тело и повторят своё предложение. Соглашаются по прежнему две сотни. Немного мужчин, женщины и совсем дети. Есть вообще карапузы лет шести.

Для них подгоняем четыре грузовика, грузим всех их, туда же идут продукты, медикаменты и одеяла. Остальные заключённые, те кто остался, рассасываются по баракам или уходят под землю.

— Почему так?

— Не знаю, — разводит руками Горчаков. — Не знаю. Чем они руководствуются?

— Надеждой и страхом, — подлетает к нам Серафина. — Я не судья и судить права не имею. Но я вижу мысли людей. И вот у оставшихся. Они как виноваты, так и нет. Заводилами как всегда выступают предатели, доносчики, бандиты. И идиоты, которые существуют на правах грязи под ботинками, но думают что в Германии лучше. Что когда немцы победят, жизнь для них наладится. Остальные, тупое и легковерное стадо дрожащих от страха малодушных тварей. Можете мне не верить, но то что они остались к лучшему.

— Как легко вы судите, Серафина Яровна, — качает головой Горчаков.

— Потому что могу. Я вижу мысли, планы на будущее, воспоминания о прошлом. Человек для меня как открытая книга.

— И мы?

— То что вы живы, — улыбается Преображенская. — Говорит о том, что вы понравились Владу. Глава нашей долбанутой семьи, после того как я передала ему всё о вас, решил что вы умные и адекватные. Именно поэтому, вы сейчас здесь, а не в виде трупов там. Вам всё понятно?

— Обмануть вас нереально?

— А-ха-ха! Ну конечно же нет. А ещё, у нас нет жалости. Ни к кому. Не забывайте об этом. Мы ценим умных, справедливых, смелых, и ненавидим трусов, предателей и фашистов. Мы уважаем коммунизм. Поверьте мне, у нас похожие цели. А теперь, собирайтесь. Скоро нам надо будет со всех ног мчать отсюда. Сейчас, как только Влад закончит, мы дадим по тапкам. Не отстаньте.

Серафина улыбаясь улетает. Переглядываемся и идём поближе к машинам. Где видим нечто странное. Грузовики уже без колёс. Вместо них, Влад создаёт широкие лыжи. Как поедем непонятно, но…

— Горчаков, Нестерова, — закончив с машинами и связав их толстенными металлическими кругляками на подобии ж/д состава машет нам рукой Влад. — В машину, быстро. Будете дорогу показывать.

Ничего не спрашивая грузимся в кабину. В зеркало заднего вида наблюдаю как наши бойцы и семья Влада помогают забраться узникам, как вдруг машина резко срывается с места и буквально летит через лес.

— К-как мы так едем? Мы даже двигатель не запустили, — мямлит Горчаков.

— Это я толкаю машины, — кивает Влад. — По дорогам не проехать, пойдём окольными путями. Направление показывайте!

Горчаков достаёт карту и компас, смотрит, протирает глаза… Стрелка компаса указывает на Влада. И тут я всё понимаю. Мы пришли к лагерю, не потому что заблудились, а потому что Влад…

— Серафина, веди нас, с этих толку мало.

Нда… А Влад нервничает. Поглядывает в зеркало. Интересно, как можно толкать машину сидя в кабине? Хотя, Маришка себя в воду превращает, Белка в молнию. У деда раздвоение личности.

Едем молча, к нашему ужасу выруливаем на дорогу и мчим по ней. Не успеваю ничего сказать, как у дороги замечаю патруль. Однако, солдаты даже не пытаются остановить нас. Вместо этого они вытягиваются и поднимают руки. Влад на это высовывается в окно, показывает жест через локоть и кривясь садится обратно. Фыркая закуривает…

— А это как вообще?

— Серафина внушила что мы не мы, а колонна везущая какого-то там фельдмаршала. Вот и зигуют стоят, сволочи. Нет, Горчаков, не получится. Всех Серафина не потянет. Ей и это сложно. Держитесь.

Автопоезд ускоряется, съезжает с дороги и ловко обруливая деревья мчится по снегу.

— Быстро едем, — вцепляясь в ручку ворчит Горчаков.

— Ага, — улыбается Влад. — Под сто пятьдесят идём. Хочу убраться как можно дальше. Скоро бабахнет. Лазарев говорит, что на километров десять убежать надо. Но я его знаю. Если он говорит десять, бежать надо на сто. Хотя, времени ещё вагон. Успеем.

— Слушай, а как вы живёте все вместе? — не выдержав спрашиваю. — Нет, не подумай. Я не лезу. Просто интересно.

— Хорошо живём, любим друг-друга. А что? С какой целью интересуешься?

Его глаза… Я знаю что они у него необычные, но вижу совсем другие. Человеческие, нежно-голубые. И волосы… Не металл, а светлые… Черты лица… Приятные, мягкие. А улыбка…

Чувствуя что краснею, прижимаю руки к щекам, отворачиваюсь и тут… Всё начинает дрожать и подпрыгивать. Нас слепит фиолетовая вспышка, глушит чудовищный гул, деревья падают. Наш автопоезд разворачивает и боком тащит вверх по склону. Со страшным треском ломаются деревья. Страшный удар, поезд замирает, накреняется и переворачивается. Встаёт на полозья, и тут…

Выскакиваем из кабины, смотрим и видим… Над лесом, разгоняя облака поднимается огромное фиолетовое грибовидное облако. Земля продолжает дрожать, гул…

— Лазарев! Ёб твою мать! — поймав Сергея кричит Влад. — Какого хера так рано?

— Я не знаю. Видимо, поторопился. А может к бомбе кто-то полез. Я там защиту поставил. То есть ловушку. То есть ты понял. Зато смотри как ебабахнуло.

— Ещё не ебабахнуло, — вздыхает Серафина. — Ложись!

Лечь не успеваем, нас буквально пробивает волна фиолетовой энергии. От которой… От которой сначала больно, а потом…

Встаю, осматриваюсь и вижу что Влад и его семья мигают разными цветами. Воздух становится гуще, приятнее и как будто опьяняет. Удивительно, но мне хорошо и со мной все согласны.

— Как красиво? — подняв искрящиеся фиолетовыми молниями руки выдыхает Горчаков.

— Да, товарищ капитан, — выдаёт так же искрящийся Никифоров.

Смотрю на себя, и вижу что со мной такая же история. Между пальцами проскакивают молнии, но вместо боли приятно щекочат.

— Убираемся отсюда, — командует Влад. — Скоро здесь будет не протолкнуться.

Там же. Влад.

Веду автопоезд, в душе ликую. У нас получилось… Марту и Вальтера казнили, Идельштайн испарился. У нас получилось сделать бабаху. Такую, что душа радуется. И тут у меня два варианта. Если всё пойдёт хорошо, то мы с таким оружием поможем советам. Натянем немчуру и их союзников, а дальше я приму непосредственное участие в восстановлении союза. И попытаюсь не допустить всех тупостей о которых знаю. Ну и…

Если же всё пойдёт плохо, то воевать мне придётся со всем миром. Да ну и хрен с ним. Выход есть всегда. В пламени арбаниумных взрывов сгорят существующие цивилизации и восстанет новая Тёмная Империя. Но это в крайнем случае. Пока я не хочу и попытаюсь договориться. Если что, Серафина поможет. Если не поможет… Посмотрим.