Первопричина: Лагерь смерти

Глава 21

Первым делом прибываем к станции и устраиваем разведку. То есть, Преображенская взлетает повыше и наблюдает передавая нам с Ломакиным то что видит. А видит она не очень приятную картину.

ЖД станция охраняется лучше чем говорил Осип. Танки, шесть штук, не Тигры, но тем не менее. Много зениток, штук наверное десять. Солдаты, много собак. Периметр огорожен забором с колючей проволокой. Везде вышки, прожекторы и всё сопутствующее. Но место удобное. Сразу у забора крутой склон, под который поезд и сойдёт. Главное хорошо разогнать его.

— Да, вот это я понимаю, разведка, — качает головой Ломакин. — Всё увидела, и нам передала. В вашей Империи, Владислав, таких специалистов было…

— Навалом, профессор, навалом. А ещё мы развивали технику. Шагающие боевые машины, танки, самолёты с реактивными двигателями, ракеты, лучевое оружие, боевые скафандры разных модификаций и много чего ещё. Но пока не об этом. Нам нужен план, желательно надёжный. Варианты есть?

— Разобрать рельсы, - хмурится Ломакин. - Немного, поезд сам сойдёт.

— А всю эту гниль на станции предлагаете не трогать?

— Владислав, вы меня знаете. Всю эту гниль, я бы голыми руками передушил и сжёг. Но увы… Может у вас есть варианты получше?

— Множество, — злобно улыбаюсь. — Серафина, хватит, возвращайся. Думать будем.

Думать сразу не начинаем. Уходим в горы, занимаем позицию и глядя вниз на рельсы, начинаем совещание.

Озвучиваю свой безумный план, получаю согласные кивки Серафины и полный сочувствия взгляд Ломакина. Который, как позже выясняется, считает что я не потяну. В чём я и сам не уверен, но попробовать всё же можно.

Ждём, по прошествии нескольких часов, Серафина говорит что поезд приближается. Пока ещё в десяти километрах, но скоро будет здесь.

— Предельное внимание. От плана не отходим. Действуем так, как решили. Никакой самодеятельности. Эх, до чего я дожил? Тёмный Император, устраиваю диверсии на железной дороге. Воюю с фашистами, ползаю в снегу. Не обращайте внимания, это я так, ностальгирую. Ждём.

Ждём ещё полчаса, и наконец из-за поворота, пыхтя и пуская клубы пара выползает состав. Проходит поворот, ползёт в гору.

Внушительно. Уже вагонов пятнадцать видно. Да и локомотив… Серьёзная штуковина. Вот только она советская, а не немецкая. Я конечно не знаток, но прям вижу места где с локомотива спилили звёзды и присобачили кресты. Но сейчас не об этом.

— Серафина, не спи. Начинай.

Серафина начинает или же внушает машинисту и кочегарам, что с гор на них нападают партизаны. Заставляет их забыть о мыслях покинуть машину и внушает что котёл надо из всех сил кочегарить. Что они тут же и делают.

То есть машинист с помощником поддают пару, кочегары как обезумевшие хреначат в топку уголь. Скорости это не добавляет, да и не надо пока. Но давление в котле заметно растёт, что мне на руку.

Закрываю глаза, концентрируюсь и созерцая светящийся локомотив всматриваюсь в механизмы. Клиню аварийные клапаны. Блокирую двери кабины и сцепки.

Поезд, несмотря на то что поднимается в гору, заметно добавляет ход. Быстро проезжает под нами… Считаю вагоны. За локомотивом тянутся. Два пассажирских, десять грузовых, и десять цистерн. Силён, локомотив, умеют строить.

— Я думал паравозы меньше тянут.

— Это тут местность неудобная, — поясняет Ломакин. — подъёмы, повороты. Если на прямых участках, то такой красавец и шестьдесят утащит. Крестами изрисовали, сволочи.

— Пошли. Серафина, дорогу помнишь?

Кивнув, Преображенская берёт нас за руки и скачками по два-три километра переносит к станции. Где падает и говорит что пока ничем помочь не сможет, но паники машинистам добавит и нас от посторонних глаз прикроет. Я же…

Зажёвываю горсть кристаллов и жду. И действовать придётся быстро, потому как вижу я, всего лишь метров на двести. Плюс на станции очень много металла. Колючка, танки, зенитки, вооружённые солдаты, всё это отвлекает. А мне надо сработать быстро. Так чтобы едва попав моё поле зрения, паровоз превратился в бомбу. Хотя, я же могу помочь?

Ожидание надолго не затягивается. Сначала на станции начинают выть сирены. Видимо солдаты сами не понимают с чего состав взбесился. Вскоре слышу стук колёс и как только в пределы поля зрения врывается светящийся локомотив, клиню ему всё что можно.

Раскочегаренный до предела котёл как будто раздувается. Некоторые трубки лопаются. Понимая что проскочит, собираюсь и создаю в котле трещины. Тут же заставляю костыли на путях превратится в порошок и кое-как изгибаю рельсу.

За забором слышится оглушительный хлопок. Скрежет металла, грохот. Разогнавшийся локомотив сходит с пути и принимая вправо ползёт по земле. Проламывая забор, снося вышки и солдат, разорванный изнутри паровоз съезжает вниз. Вагоны по инерции следуют за ним, весь состав переворачивается. Начинается паника.

— Извините, но нихрена ж себе! — восклицает Ломакин.

— Ага, — вытирая прошедшую из носа серебристо-красную кровь киваю. — Именно.

На станции творится вакханалия. Перевернувшиеся цистерны изливают бензин. Из вагонов буквально валятся снаряды и ящики с патронами. Из одного, выбираются люди, заключённые.

— Получилось, — глядя вперёд киваю. — Теперь два варианта. Ждём пока бензин дотечёт до останков паровоза и загорится. Или, я взрываю один из снарядов и мы уходим. Вы какой выбираете?

— Владислав, подождите, — морщится Ломакин. — Там…

— Люди, я знаю.

— Нет, Владислав, я не об этом. Смотрите, вон там. Человек…

Человек, в полосатой робе, с очками на носу. Стоит и явно не понимает что здесь происходит. Прижимая руку к окровавленной голове озирается…

— Профессор?

— Это мой знакомый. Доктор наук, его надо спасти. Если он умрёт, это будет невосполнимая потеря. А если его заставят работать фашисты, а они могут, то Союзу конец. Владислав!

— Вы не ошибаетесь? Далековато будет, метров сто. Да и потом, в любой момент вспыхнуть может. Там бензина… Может просто похож? Какого хрена здесь доктор наук будет делать?

— Владислав, отвлеките их. Я спасу товарища.

— С ума спятил? — усаживая подорвавшегося профессора в снег спрашиваю. — Убьют сразу. А человек и правда полезный?

— Очень… Сергей Андреевич Лазарев, мой коллега. Поймите, Владислав, такие как он…

— Да блин. Подкинули вы мне головной боли, профессор. Ладно, я попробую. Но если это не он, то с вас пристава. Серафина?

— Подождите, пять минут и я вытащу его.

— А вот пяти минут у нас как раз и нет, — глядя как солдаты сгоняют заключённых в кучу выдыхаю. — Я пошёл.

Вот ведь… Сейчас, как только отойду от Преображенской, меня сразу увидят. Стрелять начнут, а поскольку я не в лучшей форме, то…

Не придумав ничего умнее , скидываю тёплый комбез и переходу на бег. Выращиваю на лице пластину из металла, на груди небольшой щиток закрывающий сердце. Больше ничего вырастить без ущерба для себя не могу. Разгоняюсь сильнее и тут… Не обращая внимания на разлитый бензин, который вперемешку со снегом течёт по склону, офицер выхватывает пистолет и стреляет в заключённых.

— Hitler kaput! — понимая что не успею кричу.

Работает, офицер поднимает пистолет, поворачивается и увидев меня. То есть местами блестящую металлом человекоподобную хреновину со светящимися в прорезях маски глазами замирает. Кричит…

Солдаты сразу открывают огонь. Пули свистят мимо, но тут… Бедро обжигает болью, потеряв равновесие падаю. Зарычав встаю и прихрамывая бегу дальше, но уже на четвереньках. И то ли я на самом деле такой страшный, то ли ситуация не из лёгких, но солдатики сделав ещё несколько выстрелов убегают. Офицер же стоит круглыми глазами смотрит на приближающегося всего такого меня. Резко поднимает руку и приставив пистолет к виску самоустраняется.

Добегаю до пленных, торможу около севшей на снег цели…

— Лазарев Сергей Андреевич?

— Он самый, — безучастно глядя на меня выдыхает человек.

— Идёмте…

— Извините, — сглотнув мотает он головой и убрав от живота руку показывает на рану. — Поздно.

— Никогда не поздно. Я…

И тут начинается. Слышатся крики, из разрушенного забора выезжает танк. Вываливают солдаты и все как один начинают стрелять.

Получив пулю в плечо, разворачиваюсь и падаю. Подползаю к Лазареву, хватаю его на руки и петляя бегу обратно. За спиной же начинается ад. Грохот выстрелов, просыпается танк и хреначит по мне. Пулемёты выдают длинные очереди.

— Ай! Больно в ноге! — получив во вторую ногу кричу. — Суки!

Суки не вняв моим словам продолжают стрелять. Но видимо удача на моей стороне, а может бегу быстро… А может…

Боль в спине, кашлянув останавливаюсь, пытаясь устоять на ногах смотрю на охреневшего Лазарева, и зачем-то улыбаюсь. Понимаю что из-за маски этого не видно, но… Даже в такой ситуации, нахожу его выражение лица забавным.

Бреду вперёд, как вдруг. Сразу две пули и обе в левую лопатку. Ещё одна в правую, в бок, ягодицу и бедро.

— Я умер, а вы извините, кто? — бормочет Лазарев. — Чёрт?

— Сам ты чёрт, — выплёвывая кровь рычу. — Я его спасаю, а он обзывается. Свои мы. Я от профессора Ломакина. Я…

Ещё несколько пуль попадают в спину. В глазах темнеет. Откинув Лазарева падаю на колени…

— Серафина, уходим. Серафина?

Серафина раскинув руки взлетает вверх. Рыча и скалясь летит вперёд, как вдруг… Оборачиваюсь и вижу как солдат скручивает и разрывает на части. Танк складывается как картонная коробочка. Вышки со скрипом гнутся. Солдаты хватаются за головы и с криком падают. Ещё один выехавший танк, замирает, поворачивает башню и начинает стрелять в своих из пулемёта. Вакханалия принимает чудовищный вид. Солдаты сходят с ума и начинают стрелять друг в друга. Те что рядом, выхватывают ножи и идут в рукопашную.

Выстрел танка, взрыв снаряда и вся станция вспыхивает.

— Идиот! — глядя на меня светящимися белым глазами кричит Серафина. — Нахрена? Зашибу недоумка! Прости!

Преображенская смотрит на станцию, резко снижается и держа Ломакина за ногу летит к нам, падает на нас, хватает…

Яркая вспышка и мы падаем в глубокий снег. Слышится грохот, над лесом поднимается пылающее грибовидное облако. Тут же звучат сотни взрывов, лес подсвечивается огнём…

— Чуть не сдохли, — выдыхает Серафина. — Профессор?

Профессор осмотрев Лазарева, вздыхает и заявляет что он нежилец. Подходит ко мне и взглянув говорит что я тоже. От чего Серафина звереет, говорит что не отдаст, телекинезом слепляет нас в кучу и телепортирует. Потом ещё, ещё и ещё. И так пока мы не падаем на пол в коридоре.

Ломакин тут же вскакивает, хватает меня за ноги и тащит в лабораторию. Укладывает на лежанку, приносит горсть кристаллов и засыпав мне их в рот убегает. Затащив Серафину укладывает её на меня и снова убегает. Затаскивает Лазарева, прямо на полу разрывает его робу и обкалывают лекарствами. Помыв руки спиртом, хватает инструменты и вскрывает живот.

Нда, ситуёвина. И Лазарева не спасли, и сами засветились. Я едва жив, Серафина вообще без сознания. А… Девочки ругаться будут. Кажется сейчас начнут. Вот уже…

Там же. Белка.

Картина страшная. Выбежав на грохот стоим и смотрим на то как профессор копается в животе заключённого. Окровавленный Влад, почему-то в одних трусах, лежит и глядя в потолок пускает слюни. На нём бледная, больше похожая на труп Серафина.

— Нет, не смей! — рычит профессор. — Не смей умирать. Маришка, помогай.

— Что делать? — подскочив садится она рядом.

— Держи края раны, попробую пулю вытащить.

Профессор хватает щипцы, засовывает их в рану, шурудит там. И матерясь отшатывается. Пробует ещё раз, бесится и зашвыривает щипцы в стену. Вскакивает, бежит к шкафу…

— Чёртова пуля. Так засела… Да где тут у меня. Умрёт же.

— А Владик? — пищит Маришка.

— Девочка моя, Владик у нас особенный. Давай мы вытащим пулю, заштопаем вену и кишки, и я сразу брошусь к Владику.

— Не вопрос, — пожимает плечами Маришка. — Только сразу. Сейчас…

Маришка превращает руку в густую синеватую жидкость и заливает её в рану. Сразу же достаёт пулю, отбрасывает её. Смотрит на вытянувшееся лицо профессора, хмурится и…

По столбу жидкости или же руке Маришки поднимаются сгустки крови и падают рядом с раненым.

— Хорошо! — восклицает Ломакин. — А теперь мне надо зашить…

— Да уже не надо, — бормочет Маришка. — Я залечу. Тут, кажется получается.

— Ты можешь лечить?

— Да, заметила когда Серафине помочь пыталась. Вот только с ней не работало, а тут. Сами видите. Профессор, я не врач. Вы скажите, я правильно делаю?

— Правильно-провильно, — потирает руки Ломакин. — Всё замечательно, у вас талант.

— Не у неё, а у Влада, — еле ворочает языком Серафина. — И не талант, а знания. Из всех нас, они Маришке передались. Волкова, заканчивай с этим доходягой и раз ты вся такая санинструктор, помогай нашему Владу. Он на дуршлаг похож.

— Сейчас.

Вместе со Спичкиными подходим ближе, смотрим и видим как она лечит. Её вода, как будто заменяет собой повреждённые ткани. Заменяет недостающие, а повреждённые исцеляет. Мышцы, кожа, вообще проблем не доставляю. После чего Маришка вскакивает и бежит к Владу. Сталкивает с него Серафину, ощупывает…

— Маришка, — едва ворочая языком улыбается Влад. — Я тебя так люблю. Гы… Ты у меня такая красивая. Пойдёшь за меня замуж?

— Подожди, — краснеет Волкова. — А где? Где раны? Заросли уже? А…

— Ему это не страшно, — трясущимися руками пытаясь прикурить сигарету бормочет Ломакин. — Его пулей не убить. Правда последствия… Свинец для него… Кхем… Два-три дня, он будет не в состоянии.

— Тогда какого хера, ты старый кретин, сказал что он не жилец? — подняв голову рычит от злости Преображенская.

— Чтобы быстрее попасть сюда, — отворачивается профессор. — Извините.

— Пришибу, кретина! Вот только встать смогу, как ты у меня сразу ляжешь. Хрен ты старый. Да я чуть не поседела. Уведите его отсюда, пока я ему шею не сломала.

— Извините, — вставая и топая к выходу мямлит Ломакин. — Я же не для себя, для общего дела.

— Ты Влада под пули отправил. И за кого? За это чучело?

— Он доктор наук…

— Да хоть академик! Вон отсюда! Уйди с глаз моих! Владик…

Всхлипывая, Серафина с трудом заползает на Влада и обнимает его.

От греха подальше вывожу профессора и в коридоре отчитываю за неосмотрительность. Ломакин же, как школьник опустив голову, стоит и извиняясь соглашается. Просит разрешение высказаться и как только я киваю, вываливает на меня ворох информации о Лазареве. Кто он, что совершил и как поможет в будущем.

— Профессор, не волнуйтесь. Сера скоро отойдёт. А Влад, за такого товарища, вам спасибо скажет. Вы только скажите, с ним точно всё хорошо.

— Да, Катенька. Понимаете, я слышал как в него попадали пули и успел осмотреть. Они пробили только кожу. Мышцы уже не получилось. Скоро свинец растворится и Владислав придёт в норму. Нет, это не яд, для него свинец как сильнейшее успокоительное. Обещаю вам, всё будет хорошо. А теперь извините, я должен быть с ранеными.

Нда, вот ведь история. Хотя… Если вспомнить то, что показывала нам Серафина, то Влад в своём репертуаре. Будучи Императором, на войне, он был мастером ходить в самоубийственные атаки или рисковать собой пытаясь сохранить войска. Про жён вообще молчу, тех кто был с ним в бою, он берёг как зеницу ока и защищал не жалея себя.

— А ведь мне повезло, — понимая кого именно отхватила себе улыбаюсь. — Очень повезло. Можно сказать неимоверно. Джек-пот! Что такое джек-пот?

Пока не знаю. Не все значения возникающих в голове слов понимаю. Но почему-то кажется, что это большой такой выигрыш. Правда нервы… Да и обстановка. Но он Император, он может. Он перевернёт этот мир. А мы, будем идти рядом с ним. Вместе.

Улыбаясь возвращаюсь в лабораторию. Вытаскиваю Спичкиных в коридор, киваю помогающей профессору Маришке, целую Влада в нос и выхожу.

Не хочу мешать. Кричать и плакать не буду. Придёт в себя, выскажу за неосмотрительность. Пока же истерики только помешают.