13

Перышко не хотела, чтобы ее ассоциировали с этими людьми, чтобы кому-то даже идея такая в голову пришла, на случай, если в будущем она захочет от них отделиться. Поэтому она заставила Фицроя переписать дом на колесах на нее, чтобы это выглядело более или менее легально. Она также отказалась ездить с кемпинга «Уисперинг пайнс» в «Фо уиндс» на такси, она даже запретила Фицрою и Ирвину к ней приезжать, — они всегда ездили вместе, настолько они доверяли друг другу — чтобы забрать ее. Сначала они договаривались о времени, потом она ехала на дешевом такси до Платтсбурга, к супермаркету, где ее ждали Фицрой и Ирвин. Они встречались, обсуждали все, что нужно, потом отвозили ее обратно к супермаркету, где она покупала грейпфруты и шведский хлеб, иногда и другие необходимые мелочи, потом она вызывала такси и ехала обратно на кемпинг.

Сегодня все шло по той же схеме. Таксист привез ее к супермаркету. Она зашла через автоматическую дверь, развернулась, вышла через ту же дверь и увидела Ирвина и Фицроя в Вояджере, который перестал хорошо ездить с тех пор, как Ирвин завел ее без ключа (о чем она не знала, до недавних пор).

Ирвин был всегда за рулем, Фицрой сбоку, а она ехала сзади. Когда она села в машину и захлопнула дверь, она спросила:

— Вы его отправили?

Ирвин ехал вдоль Платтсбурга к дороге номер 9, которая в свою очередь вела на юг к «Фо уиндс». Фицрой ответил Перышку:

— Уже сегодня они его прочтут.

— И даже успеют сменить штаны, — прокомментировал Ирвин.

— Хорошо, — сказала Перышко, имея в виду доставку письма, а не факт того, что управляющие казино будут менять штаны. На самом деле, когда процесс уже был запущен, она слегка нервничала.

Она не привыкла к приступам тревоги, они просто не соответствовали ее образу жизни. Перышко начала свой жизненный путь в пятнадцать, с тех пор она известна как Ширли Анна Фарраф; тогда она ушла из дома, а Шер стала ее кумиром. Она была пони на Лас-вегасских шоу, она прошла школу дилера, чтобы стать аккредитованным дилером блэкджека, она работала официанткой и продавцом в универмагах, когда дела шли не очень, но она всегда выкручивалась. Она никогда не цеплялась за мужчин, никогда на них не рассчитывала и поэтому никогда не разочаровывалась. Когда рассчитываешь только на себя, ты абсолютно точно знаешь, можешь ли ты доверять тому, на кого полагаешься. Перышко сама себе доверяла на все сто, так с чего бы ей нервничать?

Для начала, она точно не рассчитывала на Фицроя и Ирвина, но она сейчас была с ними тесно связана, однако она явно не разделяла их высокого мнения о самих себе, особенно после того, как объявилась эта троица.

Поначалу Фицрой казался очень умным парнем. Он встретился с ней в Рено, где она работала дилером в одном из небольших казино — семейный бизнес, очень плохие чаевые — и после нескольких вербальных па, во время которых она так и не смогла понять, что он задумал, он представил ее Ирвину и рассказал ей весь план.

Кто знал, что быть коренной индианкой так выгодно? За такие деньги можно было бы даже смириться со статусом коренной американки (что было бы уже даже слишком), услышав это от тех же клоунов, кто бесконечно треплется о бортпроводниках, дневных телевизионных спектаклях и боязни высоты.

Перышко поняла с самого начала: чтобы схема сработала, им нужна чистокровная индианка, но совершенно необязательно, что им была нужна именно она. В долинах было полно Навахо, Хопи и Апачи, у которых были уже похороненные дедушки. Поэтому она сконцентрировала свое внимание на том, чтобы стать самой подходящей индианкой для них до тех пор, пока не начнется игра.

И вот игра началась. Письмо с ее подписью уже отправлено; в нем указано ее нынешнее местоположение, рассказывается ее история. Взлетит ли этот самолет, полный надежды? Или Фицрой и Ирвин забыли что-то рассказать, что-то, что подкрадется сзади и в самый неожиданный момент схватит за мягкое место?

Энди, Джон и Тини сильно пошатнули ее веру в Фицроя и Ирвина. До тех пор она чувствовала себя в безопасности в их, казалось, надежных руках. Ей казалось, что они очень умные и мужественные, она была уверена, что ничто не сможет помешать им на их пути. Например, они знали, что их план не сработает, если хотя бы один посторонний человек будет о нем знать, поэтому такие посторонние люди, как парни из Невады, не должны были остаться живыми свидетелями. Перышко никогда никого не убивала, и этих двоих парней она тоже не убивала и даже не присутствовала, когда это происходило, но их убийство подразумевалось как факт. Парочка пьяниц-неудачников, с ними легче было справиться. А с учетом, что ей не нужно было за этим наблюдать, не было вообще никаких проблем.

Но теперь эти трое. Их появление было достаточно нелепым, но, в общем-то, в этом были свои плюсы, о которых Перышко не знала. Они никогда не встречала таких людей, и, казалось, что самой значимой чертой было то, что они никогда не волновались. Хотя Джон всегда выглядел взволнованным — что было очевидно — но это беспокойство никогда им не мешало в работе, и это было важно.

А Тини со своей ручной гранатой надолго запечатлелся в памяти.

Пока они ехали, Перышко задумалась, глядя на озеро Шамплейн, серое и холодное, слева от дороги. Потом она сказала:

— Интересно, что они скажут насчет письма. Энди и остальные.

Ирвин продолжал пристально следить за дорогой, и Фицрой повернулся к ней. Сделав удивленное лицо, он спросил:

— Перышко! Ты что, не веришь своему мнению?

— С моим мнением все в порядке, — ответила она. — А это твое мнение и Ирвина. Мне нужно мнение со стороны.

После этой фразы в машине нависла тишина. Когда они подъехали к «Фо уиндс», там уже стоял черный джип, припаркованный возле номера Ирвина, в нем никого не было. Припарковавшись рядом, Ирвин спросил:

— Это ведь тот же самый джип?

— Понятия не имею, — ответил Фицрой, — сейчас мы наблюдаем последние изменения в цвете. Но где они сами?

Они вышли из Вояджера, осматриваясь вокруг, и Ирвин сказал:

— Наверное, они замерзли и решили подождать внутри?

— Думаешь, они не видели, что мы приехали?

Перышко вмешалась:

— Фицрой, почему бы тебе не посмотреть в своем номере?

Они уставились на нее, потом на закрытую дверь номера Фицроя. Фицрой заторопился к номеру, попутно ища ключ и бормоча под нос «Да это невозможно». Но когда он открыл дверь, парни уже были там, смотрели сериал, Энди сидел на стуле, Джон тоже, а Тини, словно светский Будда, расположился на кровати, облокотившись о спинку.

— Ну, вот и вы, наконец, — встретил их Энди, веселый как всегда и поднялся, чтобы поздороваться, а Джон в этом время выключил телевизор. — Перышко, присаживайся, на мой стул.

Казалось, Фицрой потерял значимую долю своей самоуверенности.

— Вы… что, попросили горничную вас впустить? — спросил он.

— Ой, да зачем отвлекать людей от работы, — сказал Энди. — Давай, Перышко, присядь. Мы все хотим увидеть твое письмо.

«А мне начинают нравиться эти клоуны», подумала Перышко и сказала:

— Спасибо, Энди, ты настоящий джентльмен, — и она присела на стул, который с недавних пор стал его собственностью.

Фицрой без особого энтузиазма сказал:

— Удивлен, что вы до сих пор его не прочли. Оно вон там, в ящике.

Такое высказывание очень задело Энди.

— Фицрой, мы никогда не станем рыться в твоих вещах. Здесь все уважают друг друга, не так ли?

Со стороны кровати послышался голос Тини:

— Да, теперь нам всем нужно ладить, в этом и заключается вся идея.

— Нам не терпится увидеть это знаменитое письмо, — сказал Джон.

— Покажи им, Фицрой, — попросила Перышко. — Посмотрим, что вы скажете.

Похоже, Фицрой решил все-таки не обращаться в полицию по поводу взлома и проникновения. Их пригласили, и вот они здесь.

— Конечно, — сказал он и пошел через всю комнату к маленькому хлипкому столику. — По правде говоря, я горжусь им, — сказал он, выдвигая ящик. Достав из него копию письма, сделанную в ближайшей аптеке, он продолжил: — Боюсь, всего одна копия.

Чтобы все трое могли читать письмо одновременно, Тини остался сидеть на двухместной кровати, держа письмо, а Энди и Джон сели по бокам, придавливая края матраса, и все трое начали читать. И Ирвин воспользовался случаем и уселся на стул Джона.

Когда они закончили, Тини передал письмо Энди, который лишь слегка наклонился вперед, чтобы отдать его Фицрою.

— Есть доля милой наивности, — сказал Энди.

— Спасибо, — поблагодарил Фицрой.

— Присоединиться к близким людям, — громко сказал Тини.

Ирвин усмехнулся:

— Душещипательно.

— Какая часть из этого, правда? — спросил Джон.

— Практически все, — уверил его Фицрой.

Трое так и остались на своих местах. Прям-таки целое скопление людей на одной кровати: огромный мужчина посередине и двое балансировали по краям, упираясь ногами в пол. Выглядело все это как алтарь какой-нибудь очень странной религии, но, похоже, всем было лень двигаться.

— А все эти имена, указанные в письме, — фамильное древо? — спросил Джон.

Все еще держа письмо в руках, Фицрой прошелся по нему взглядом:

— Джосеф Рэдкорн настоящий. Вы с ним уже встречались.

— Ты имеешь в виду, что мы его выкопали, — поправил его Энди.

— Именно. Его невестка Гарриет Маленькая нога Рэдкорн тоже настоящая, ну или была. Она умерла, но есть записи.

— А Морда самки? — продолжал допрос Джон.

— Это дочь Гарриет, — ответил Фицрой, — абсолютно реальный персонаж. Но все ее следы утеряны.

— И ее дочери.

— Вот, Перышко уже нашлась, — ответил Фицрой.

— Нет, — не согласился Джон, — ты ведь мне сейчас рассказываешь, что в письме является правдой.

— Хорошо, — сказал Фицрой. — Морда самки когда-то вышла замуж за Генри След скунса, чистокровного чокти, и какое-то время жила с ним в резервации. В 1970 у них родилась дочь, которую они назвали Перышко, но вскоре после этого их брак развалился.

— А потом что? — спросил Джон.

Фицрой пожал плечами:

— А потом мать и дочь покинули резервацию.

— И она вернула себе девичью фамилию, как это сказано в письме?

— Маловероятно, — ответил Фицрой. — Она точно не оставила фамилию След скунса, но в телефонном справочнике 70-х годов с телефонами всего запада имени Морда самки Рэдкорн я так и не нашел. — Повернувшись к Энди, он сказал: — Интернет — отличная штука для таких целей, правда? Если есть какой-то список, его обязательно можно найти в интернете, а старые телефонные книги — это просто списки.

Джону было не особо интересно слушать про чудеса интернета, поэтому он перебил его:

— Значит, Морда самки пропала, и вы так и не знаете, какое имя она стала использовать.

— Думаю, она снова вышла замуж, — сказал Фицрой. — А поскольку они покинули резервацию, думаю, что фамилию дочери она тоже сменила. Ребенку тогда было меньше года, поэтому, думаю, она даже и не догадывалась, что у нее когда-то была совсем другая фамилия.

— Вы не знаете, где она находится сейчас, не знаете, как ее зовут, но ей сейчас примерно столько же лет, как и Перышку.

— Да, — подтвердил его догадки Фицрой.

— И, когда это попадет в новости, — продолжил мысль Джон, — все это, казино, все эти деньги перейдут в наследство этой милой девушке…

— Спасибо, Джон.

— Всегда пожалуйста, — ответил он и сказал Фицрою: — И вот, когда это появится в новостях, может объявиться настоящая Перышко и сказать «Эй, так это же я!» и что тогда?

Тут вмешался Ирвин:

— Тогда, чтобы выяснить, кто из них настоящая Перышко, мы потребуем сделать тест ДНК, а единственный известный родственник Перышка — это Джосеф Рэдкорн, и угадайте что потом?

— А как же детские отпечатки? — спросил Энди.

Все казались сбитыми с толку таким вопросом, но Ирвин ответил:

— Ты, наверное, имеешь в виду отпечатки ступней после рождения, для идентификации. В 1970 в очень бедной больнице в резервации такого не делали.

— А что насчет Морды скунса?

— След скунса, — поправил его Ирвин.

— А что насчет него? — спросил Фицрой.

— Что если он объявится и скажет «Вот она, моя девочка!»?

Перышко уже знала ответ.

— И что? Я получу в наследство третью часть казино через маму, а он тут не причем. Максимум я могу предложить ему работу водителем автобуса с парковки до казино.

— А что если он скажет «Это не моя дочка»?

— С чего бы ему так говорить? — удивилась Перышко. — Когда он видел меня в последний раз, мне было всего 10 месяцев.

— А какие-нибудь специальные отметки? Например, родинка в виде клубнички и все такое? — не унимался Энди.

— Что я понял относительно Следа скунса — это то, что он навряд ли надолго задерживал свой взгляд на дочке. Если он до сих пор жив, маловероятно, что он ее вообще помнит.

— А номер социальной страховки?

— Под именем Ширли Анна Фарраф, — ответила Перышко.

Джон посмотрел на нее.

— Вроде бы это имя, с которого ты и начала.

— Ага.

— И?

— Расскажи ему, Перышко, — попросил Фицрой.

— Конечно, — она одарила его своим самым честным взглядом, который, на самом деле, не был честным вовсе, и начала свой рассказ: — Я жила с мамой, Мордой самки Рэдкорн, в какой-то резервации, отца не знаю, зовут меня Перышко Рэдкорн. Когда мне было два года, мама стала жить с Фрэнком Фаррафом. Думаю, они так и не поженились, но мама дала мне другое имя — Ширли Анна Фарраф, поскольку мы больше не жили в резервации. Когда мне было четырнадцать, Фрэнк попытался меня изнасиловать, мама за меня не заступилась, и я уехала. К этому моменту у меня уже была карта соцстрахования, поэтому я так и осталась Ширли Анной Фарраф.

— И насколько это правда? — спросил Джон.

— Все с момента, как моя мать съехалась с Фрэнком.

— И кем была твоя мать?

— Дорис Элкхорн, чистокровная чокти.

— Так сказано в твоем свидетельстве о рождении.

Перышко покачала головой.

— Единственный раз, когда я видела свое свидетельство о рождении, — сказала она, — это когда мама отправила меня в школу. Помню, в нем было написано: «Ребенок Элкхорн, жен. пол, отец неизвестен». Моя история в качестве Перышка такова: я никогда не видела своего свидетельства о рождении и не знаю, кого спросить. Следователи могут искать свидетельство на фамилию Фарраф, но они его никогда не найдут.

— И на фамилию Рэдкорн тоже, — заметил Джон.

— Джон, — сказал Гилдерпост, — если люди начнут копаться в прошлом Перышка, дальше, чем история про Ширли Анну Фарраф, они не зайдут. Очевидно, что при рождении ей дали другое имя, но никто не сможет доказать, что это имя не было Перышко Рэдкорн.

— Но, — логично подметил Джон, — она точно так же не сможет доказать, что оно было Рэдкорн.

— ДНК, — вставил свое слово Ирвин.

Джон кивнул, переваривая информацию. В конце концов, он устал сидеть лишь на половине своей пятой точки, зажатой возле Тини, поэтому он встал, встряхнулся как собака и сказал:

— Фицрой, мне интересно, откуда ты все это знаешь? Как ты вообще придумал весь этот план?

— Я вынашивал его на протяжении шести лет, — ответил Фицрой. — Я начал собирать воедино все гранты на голландские земли вдоль Гудзона, замечательные бумаги, которые бросали тень сомнения относительно владения любым количеством ценного имущества. И владельцы всегда были рады избавиться от них. Были даже благодарны. А я за скромную цену покупал у них эти гранты, заканчивая тем самым всевозможные последующие споры и давая им возможность продать собственность, если им хотелось — очень хорошее занятие, должен вам сказать — но когда одно сопутствующее исследование привело меня в казино Серебряная пропасть и к вымершему племени Потакноби, я задался вопросом: найдет ли кто-нибудь когда-нибудь ещё хоть одного живого потакноби? — тут он театрально махнул рукой, — и вот вам результат.

Джон, Тини и Энди переглянулись. Тини пожал плечами так, что кровать застонала, а Энди свалился, но вовремя успел вскочить на ноги.

— Что ж, Фицрой, пока все звучит очень неплохо, — сказал он.

— Спасибо.

— И все решится завтра, — добавил Джон.

— Все зависит от Перышка, — сказал Фицрой.

— Спасибо, мне было важно это услышать, — сказала она.

— Все будет в порядке, — подбодрил ее Джон. — Во сколько ты собираешься им позвонить?

— В два часа дня.

— Что бы ни произошло, — предупредил Джон, — мы должны об это знать к шести, ясно?

— Можем встретиться здесь в шесть, — сказал Фицрой, — если вы так решили.

— Вот и хорошо, — сказал Джон.

— А если нас еще не будет, когда вы приедете…

— Ничего страшного, — перебил его Энди, — мы и сами можем зайти.

— Я не это собирался сказать, — возмутился Фицрой.

— Ты хочешь, чтобы мы мерзли на улице и привлекали внимание?

— Нет, не хочет, — ответила за него Перышко. — А если вы еще и решили, что мы уже все обсудили, то отлично. Фицрой, отвезешь меня обратно?

— Конечно, дорогая.

Две троицы разделились у дверей, все разошлись с чувством некой теплоты и уважения. Перышко проделала свой путь назад: от машины к супермаркету, покупки, потом такси до «Уисперинг пайнс».

Она провела тихий вечер за видео с упражнениями и чтением — в основном, она любила читать биографии знаменитых женщин, таких как Мессалина и Екатерина Великая — а на следующий день, в два часа, она вышла из своего Виннебаго и направилась в офис «Уисперинг пайнс», чтобы позвонить в казино. Она закрыла дверь, повернулась и увидела двух мужчин, одетых в темные костюмы и пальто. Они направлялись к ней. Один из них спросил:

— Мисс Рэдкорн?

Перышко посмотрела на них. Предчувствуя нехорошее, она ответила:

— Да?

Мужчина показал ей бейдж.

— Полиция, мисс Рэдкорн. Пройдемте с нами.

«Похоже, у меня большие неприятности», подумала она и спросила:

— Зачем?

— Вы арестованы, — ответили ей.

Загрузка...