— Восток, — сказал Тини.
Дортмундер почти спал. Он повернулся к Тини, который развалился на все заднее сиденье джипа и спросил:
— Тини, ты что-то сказал?
— Я сказал «восток».
Дортмундер пытался вглядываться в темноту. Уже было довольно темно, когда они уезжали из «Ти коузи» после ужина в четырехчасовое путешествие на юг. Сейчас был почти час ночи, а они только проехали по мосту Трайборо и выехали на Гранд-Сентрал-Парквэй, проезжая Манхэттен, направляясь из Бронкса в Куинс. Несмотря на то, что это была ночь пятницы, на дороге было много машин, где большинство пассажиров были пьяные.
— Восток, — повторил Дортмундер. — Ты имеешь в виду, что мы едем на восток? — предположил он.
— Юго-восток, — поправил Тини.
Келп, который был за рулем, свернул на автомагистраль Бруклин-Куинс. Дортмундер кивнул.
— Ты имеешь в виду, что мы едем на юго-восток, — уточнил он.
— Так машина говорит, — ответил Тини.
Дортмундер снова развернулся, чтобы одарить Тини удивленным взглядом.
— Что ты имеешь в виду под «так машина говорит»?
Тини указал туда, где мог бы быть ореол Дортмундера, если бы он был, и сказал:
— Вон там.
Дортмундер снова посмотрел вперед, откинул голову на подголовник и увидел прикрепленную между крышей джипа и лобовым стеклом какую-то черную коробочку. На ней были голубовато-белые цифры и буквы, которые было хорошо видно с заднего сиденья; они мерцали в темноте:
Ю В 41
Когда Дортмундер посмотрел на коробочку, буквы Ю В сменились на Ю. Он посмотрел на дорогу, она уходила вправо.
— А теперь юг, — сказал он.
— Правильно, — сказал Тини. — Это я нашел себе развлечение, пока мы едем. Смотрю на буквы. Почти все время была Ю, потом недолго была С, когда Келп ошибся на Спрейн.
— Дурацкие указатели, — пробурчал Келп.
Дортмундер посмотрел на него, его профиль в свете огоньков приборной панели походил на маску на Хэллоуин.
— Указатели? Такое слово вообще существует? — хмыкнул Дортмундер.
— Существует, но обозначает явно не ту дрянь на дороге, — ответил Келп.
Дортмундер решил вернуться к беседе номер один, поэтому он повернулся к Тини:
— А цифры — это температура на улице, верно?
— И снова в точку, — ответил Тини.
Уже забыв про указатели, Дортмундер спросил Келпа:
— А ты знал?
— Про что?
— Юго-запад, — сказал Тини.
— Про то, что машина говорит, куда ты едешь, на юг, восток, не важно, и говорит, какая температура снаружи. Вот тут, — пояснил Дортмундер.
Келп посмотрел на указанное место.
— Смотри на дорогу! — закричал Дортмундер.
Келп увильнул от грузовика, в который они бы вот-вот врезались.
— Неплохо, правда? Температура и куда едешь.
— Очень удобно, — согласился Дортмундер.
— С такой машиной, — продолжил мысль Келп, — можно и в пустыню, и в джунгли, в непроходимые дебри.
— Ага, — поддакнул Дортмундер. — Как думаешь, сколько таких машин использовалось для путешествия по пустыням, джунглям и непроходимым дебрям.
— Хм, две-три, — задумался Келп и свернул на съезд.
Тини снова всех оповестил:
— Юг.
Дортмундер про себя отметил, что двигать ворота с Тини была куда легче. Келп проехал, Дортмундер и Тини вернули ворота на место, и пошли пешком за джипом, который, по крайней мере, сзади выглядел как джип.
— Здесь недалеко, — сказал Дортмундер, едва шевеля губами.
И, наконец, прибыли. Келп развернул машину так, что фары светили на надгробие, где, без сомнения был закопан самозванец.
— Нам нужно найти надгробие с примерно такими же датами, — сказал Дортмундер.
Изучая даты Рэдкорна, Тини спросил:
— И рождения, и смерти?
Келп, который вылез из джипа, сказал:
— Не думаю. Главное, чтобы он пролежал в гробу правильное количество времени.
— Давайте проверим, насколько оно тяжелое, — сказал Тини. Он подошел к надгробию Рэдкорна и ударил прямо в середину имени, Плита упала.
— Не переусердствуй, Тини, — сказал Келп. — Нам нельзя его разбить.
Дортмундер разглядывал соседние плиты, ему приходилось скрючиваться, чтобы хоть что-то разглядеть в отсутствии света. Наконец, он выпрямился и сказал:
— Эта подойдет.
Двое подошли к нему и мрачно разглядывали плиту. Она была очень похожа на плиту Рэдкорна, узкая, примерно в фут шириной, примерно два высотой, устойчива к погодным условиям, со скошенными верхними углами. На ней было написано:
БУРВИК МУДИ
Любящий муж и отец
11 октября 1904 — 5 декабря 1993
— В этот день отменили сухой закон, — прокомментировал Дортмундер.
Тини удивленно посмотрел на него.
— Ты знаешь такие вещи?
— Заметно, что надгробие ставила не жена, а мать, — сказал Келп.
— Жена, наверное, все еще пила, — предположил Тини.
— Что скажешь, Тини, — спросил Дортмундер, — как думаешь, эта подойдет?
Тини подошел ближе к надгробию и легонько толкнул его. Плита упала.
— Как по маслу, — сказал он. — Вы, парни, берите за те концы, а я возьму верхние.
Нижний угол, как заметил Дортмундер, был твердый, холодный, влажный и противный.
— В этой работе уж слишком много надгробий, — пробормотал он и поднял плиту со своего конца.
Она была тяжелая, но ее можно было нести. Тини шел задом, посматривая на дорогу через плечо, чтобы не врезаться в другие надгробия. Дортмундер и Келп шли сгорбившись по обоим углам с другой стороны, плечи уже подергивались, появилась легкая одышка, появились капельки пота на лбах, несмотря на то, что это была холодная ночь.
На могиле Рэдкорна они поставили эту плиту, а ту, которая стояла там раньше, они отставили в сторону. Пока Дортмундер и Келп придерживали плиту в вертикальном положении, Тини опустился на колени и, как в карате, ребром ладони поправил землю так, чтобы не было никаких следов.
Когда они проделали то же самое с другой могилой, Тини встал, отряхнул грязь со штанов и рук и сказал:
— И нам придется это повторить.
— В ночь, перед тем, как они будут брать образец, — сказал Дортмундер. — Когда это будет мы узнаем у Перышка, а племена, если они что-то задумали, явно будут проворачивать свои делишки до этого события.
— А пока, нам ничего не остается делать, — сказал Келп, — кроме как уходить.
— Я готов, — отозвался Дортмундер.
Пока они возвращались к воротам, следуя за машиной, Тини сказал:
— Будет убойный выстрел в голову, если окажется, что это не ее дед.
— Что? Перышко? Почему? — не понял Дортмундер.
— Ну, никогда не знаешь, — спокойно ответил Тини. — Может ей никто не сказал, что ее когда-то удочерили.
— Спасибо, Тини, — с легким раздражением сказал Дортмундер. — А я почти начал успокаиваться.