Подношение для истины

Глава 12: inter vepres rosae nascuntur

И среди терновника растут розы.

Когда коридоры «Истинного пути» опустели, свет в залах погас, а тишина окутала своим непроницаемым покровом библиотечные своды, в здании проснулась другая жизнь — ночная. Она была отлична от той, которой жили рядовые послушники и люди, что не стремились к чему-то большему, чем ежедневная рутина из собраний, послушаний и молитв. С заходом солнца в «Истинном пути» пробуждалась новая власть. Она была лишена блаженного умиротворения и девственной покорности. В ее истоках лежала более могущественная сила — сила человеческого начала. Энергии Инь и Янь.

Для достижения просветления никогда не хватало одного элемента. Всегда требовалось две грани, что смогли бы преодолеть дуализм субъекта и объекта. Для этого использовались священные тексты об освобождении тела, раскрытии собственной энергии для исцеления самих себя и обретении целостности как существ. Особые ритуалы, в которые были посвящены лишь избранные послушники, как раз таки проводились для того, чтобы раскрыть нужные энергетические чакры, перекрытые источники человеческой силы и могущества.

Ася не стала скрывать свое участие в особенном собрании от соседки. Она рассказала о разговоре с Отцом, о своих догадках и о предвкушении от предстоящего события. К ее удивлению, Алла ничего не знала об этом. Более того, она никогда не слышала о подобных практиках, которые проходили, видимо, за семью печатями.

— Я думаю, там кого-нибудь убьют, — невзначай бросила женщина, пережевывая очередной батончик вместо ужина. — А вас заставят его съесть.

— Угу, — с отвращением кивнула Ася. — Каннибализм очень популярен в таких местах.

— Учитывая, что я раньше никогда даже не слышала об этих ночных встречах, там вряд ли ведут пустые разговоры.

— Но и вряд ли расчленяют послушников.

— Кто знает? В стенах этого места ходит много разных слухов, просто надо уметь их слышать.

— Каких, например?

— Ну-у, например, про ангелов и демонов, которые приходят после собраний… — задумчиво начала перечислять Алла. Она сидела на своей кровати, закинув ногу на ногу, и глядела в окно, вид из которого скрылся за ночным непроницаемым мраком.

— С этим мы уже разобрались, — хихикнула Ася, пытаясь унять волнение. — Дальше?

— Про ритуальные людские жертвоприношения… Как-то я услышала разговор двух новеньких послушниц, около года назад. Они шептались в туалете, думая, что их никто не слышит. По словам одной из них, она видела, как из столовой вывели мужчину, всего в крови и слезах.

— Живого? — скептически вскинула бровь Ася.

— Видимо, да, — хмыкнула Алла. — Но явно без чего-то очень важного.

— Ну, убийства, призраки и каннибализм — это не новость.

— Просто для тебя это стало привычным делом, — хрипло засмеялась Алла, откидываясь спиной к стене.

— К такому вряд ли можно привыкнуть, — улыбнулась Ася в ответ. — Только если Отцу или его советникам.

— Кто ж их знает.

— Кстати про Отца, — вдруг задумалась Ася. — А где его покои?

— Где-то в его кабинете, — безразлично повела плечом Алла, но тут же просияла. — Вот тебе еще один слух: говорят, у него есть золотая ванна.

— Неудивительно, — хмыкнула Ася.

— Готова поклясться, что каждое воскресенье он набирает целую ванну бурбона и плещется в нем, как Клеопатра в молоке.

Вскоре плоские бело-серые часы над входной дверью комнаты пробили без пяти одиннадцать. Ася, которая до этого лежала в кровати, внимательно наблюдая за минутной стрелкой, поднялась на ноги. Она почувствовала, как спирает дыхание от необъяснимого волнения. Постепенно детское любопытство сменялось на страх, который методично нашептывал на ухо угрозы и предостережения. Какая-то часть сознания хотела послушаться Павла и последовать его словам, но Ася упорно отгоняла эти мысли. Она согласилась на помощь, взяла на себя ответственность за чужой план и теперь просто не может отсиживаться в сторонке, в мнимой безопасности, и делать вид, что приносит пользу одним своим существованием.

Ася стояла напротив овального зеркала у подножия своей кровати и внимательно вглядывалась в отражение. Девушка, что стояла напротив, была не похожа на ту, которую помнила сама Ася. Под усталыми карими глазами пролегли темные круги, болезненно светлые щеки впали, обрамляя выделившиеся скулы, а пухлые тонкие губы покрылись корочкой, пытаясь залечить ранки от постоянных укусов. Одно осталось неизменным — родинка под правым глазом.

Иссиня-черный, изрядно полинявший парик природнился, и в какой-то момент Ася стала воспринимать его как часть себя. Девушка аккуратно приподняла ладонью челку и попыталась разглядеть знакомые черты себя из прошлого. Но кроме небольшого шрама на лбу, расположившегося почти у линии роста волос, она ничего не узнала.

Времени оставалось все меньше и меньше. Ася накинула на себя плащ и посильнее затянула позолоченные завязки. Под накидкой не было видно ни лица девушки, ни ее волос, ни формы обычной послушницы. Почти полная анонимность.

Когда Ася взялась за ручку двери, она услышала полный иронии голос Аллы.

— Умоляю, не ешь беднягу, которого принесут в жертву, — запричитала она. На секунду Асе показалось, что это была не просто шутка, а настоящее беспокойство. — Я не хочу оказаться следующей твоей жертвой.

Ася лишь загадочно улыбнулась соседке и вышла из комнаты. Она в самый последний момент заметила, что перед дверью что-то лежало, и едва успела убрать ногу.

Это была карнавальная маска. Одна ее часть была раскрашена в золотой, а вторая — в черный. Лоб был расчерчен квадратами, смешивающими два цвета. Маска пугала своим непроницаемым спокойствием. Ее тонкие губы, также разделенные на две части, растянулись в едва заметной полуулыбке. Зияющие дыры глаз очерчивались резкими черно-золотыми линиями.

Перспектива надевать на себя эту маску не радовала, однако другого выхода не было. Ася, придерживая капюшон, аккуратно натянула ее на свое лицо. Тут же мир очертился черными полукругами глаз. Теперь можно было не бояться выглядывать из-под капюшона, маска полностью скрывала лицо за своим равнодушным обезличенным покоем.

Спешно спрыгивая со ступенек, Ася спустилась на первый этаж ровно в одиннадцать вечера. На первый взгляд, темный холл пустовал, но стоило девушке приблизиться к дверям столовой, как она увидела, что под лестницей открылся проход. Рядом с ним стояли двое мужчин, по телосложению очень напоминавшие Зайчиков. На них сидели строгие официальные костюмы, на толстых шеях выглядывали бабочки. Их лица скрывали сплошные черные маски, в которых были отверстия лишь для глаз. Один из них плавно вытянул руку, указывая на проход в полу. Ася кивнула и послушно двинулась вперед. Она нащупала ногой ступень каменной лестницы и начала спуск.

Чем ниже под землей оказывалась девушка, тем ярче она слышала ритмичный стук и ощущала приятный маслянистый запах. Резкая каменная лестница полукругом спускалась вниз, проводя Асю в огромный темный зал. Девушка настороженно оглядывалась вокруг. Стоило ей пройти сквозь высокую каменную арку, как она обомлела от открывшегося вида. Потолочные своды растворялись в темноте, скрываясь за непроглядным мраком. Зал выглядел так, словно тянулся в бесконечность. В стенах по обе стороны от входа стояли каменные стражники с острыми мечами наготове. Их лица скрылись в тени капюшонов. Обитые красным баратом стены поддерживались толстыми резными колоннами. Убранство зала было великолепно.

Хотя в зале не было ни люстр, ни ламп, он ярко освещался огнем: по стенам тянулись ряды свечей, сливающихся своим сияниям в сплошные костры. В центре стоял небольшой выступ, под ним также танцевали всполохи пламени в замудренном природном танце.

Терпкий густой запах обволакивал. Он почти физически ощущался вокруг, был одновременно и тяжелым, и легким, сладким и горьким, насыщенным и едва осязаемым. От него голова моментально пошла кругом, и Асе потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к душной атмосфере зала.

Девушка пошла вперед, ближе к ожидающей толпе, и наконец смогла рассмотреть присутствующих. Она словно попала на венецианский карнавал: вокруг мелькали десятки разноцветных масок самых разных форм и размеров. Мужчины и женщины слились в единую многоликую толпу, их пластиковые лица пестрили яркими цветами, узорами, деталями и украшениями. В огненно-красном освещении они выглядели кроваво-пугающими. Где-то стоял человек в грязно-золотой маске. На его лице застыла гримаса ужаса: черный рот растянулся в крике, под зияющими дырами глаз пролегли толстые крупные морщины, а длинные брови свелись к переносице. Рядом с ним стоял человек в бело-красной маске, разделенной на две части. Она не выражала никаких эмоций, была лишь раскрашена геометрическими фигурами и черными элементами ресниц, слез и губ. Чуть дальше от них Ася рассмотрела человека в бело-золотой маске двуликого: в разные стороны смотрели два длинных горбатых носа, две пары черно-коричневых губ и подбородков. На его красном лбу были высечены карточные масти: пики и бубны.

Женские маски отличались от мужских обилием узоров и аккуратно выведенных графичных линий. Одна маска была выполнена в форме полумесяца, по краям которого тянулись разноцветные волны и круги. Другая женщина скрывала лицо за бело-фарфоровой личиной с яркими черными бровями и красными губами. От ее лба тянулись сетчатые складки и рюши.

Люди вокруг стояли неподвижно и молча, однако от их масок исходила праздничная загадочная атмосфера. Резкий контраст настораживал. Было слишком неестественно смотреть на пеструю разношерстную толпу, что замерла на месте, словно восковая.

Тишина нарушалась лишь методичным стуком барабанов, который исходил из всех углов и глухим эхом разлетался по залу. Однако в затемненных концах помещения не было видно ни души, которая могла бы эти звуки издавать.

Ася влилась в толпу послушников. Она постаралась сильно не выделяться своим беспокойным страхом и тревогой, которая нависала над головой.

Через несколько минут грохот барабанов начал усиливаться. Из арки показались людские силуэты: впереди шел человек в черной мантии и с длинной деревянной тростью. На его голове была надета маска шута. Белоснежное лицо, вытянутое в насмешке, вот-вот должно было рассмеяться. Глаза разрезали красно-черные треугольники, растянутые губы были покрыты черным лаком. Его длинный острый подбородок закручивался на конце, словно бородка. А на голове выглядывал колпак с двумя рожками, на конце которых позвякивали золотые бубенцы. Его лицо было гротескным, слишком радостная гримаса, наоборот, пугала, а не веселила.

За человеком тянулся ряд женщин. Они были в таких же черных накидках, а маски на их лицах отличались от тех, что были у остальных. Они были ярче, прекраснее и богаче. Кажется, такие маски называли Венецианскими Дамами. Драгоценные камни блестели в сполохах огня, ими были инкрустированы губы и щеки, под глазами белели шарики жемчужин. Их белые лица были расписаны золотом и перламутром, затейливые узоры тянулись по высоким скулам, лбу и подбородку, соединяясь между собой и разрываясь в фигуры. Ото лба масок ввысь тянулись пушистые черные перья, плавно качающиеся на ветру, у некоторых — по контуру тянулась кружевная оборка.

Женщины, которые вошли с человеком в зал, явно были не послушницами. Всем своим видом они излучали роскошь и говорили о своем особом статусе на этом собрании. Их движения были плавными и грациозными даже под безразмерными толстыми плащами. Они медленно прошествовали к небольшому округлому алтарю и встали вокруг него. Всего девушек было шесть. За ними вокруг каменного пьедестала стояли три круглых постамента. На них блестели золотые чаши, наполненные чем-то.

Ася чувствовала жар от огня, легкое головокружение от запаха, и постепенно ее страх сменялся на благоговейное спокойствие. Ритмичный глухой стук по барабанам задавал тон, которому соответствовало все вокруг. Воцарилась атмосфера загадочного покоя и величественного умиротворения. Хотелось стать частью ритуала таинственности, прочувствовать всем телом безмятежность, которой не хватало такое долгое время.

Когда все наконец заняли свои места, собрание началось. Человек в маске шута ударил по каменному полу тростью, и стук барабанов тут же прекратился. Резкая тишина показалась оглушающей, не слышно было даже чужого дыхания, и Ася неосознанно постаралась дышать тише.

— Utatur motu animi qui uti ratione non potest [Кто не может следовать велениям разума, пусть следует за движениями души (с лат.)], — провозгласил смутно знакомый мужской голос. Он был приглушен из-за надетой маски, и звучал намного грубее. Человек вновь ударил тростью, глухой удар эхом разразился по залу. Девушки плавно опустились на колени, стоя спиной к окружающим их людям. — In magnis et voluisse sat est [В великих делах достаточно и одного желания (с лат.)], — очередной деревянный стук, и девушки склонили свои головы в коленям. Они неподвижно замерли в позе эмбриона.

Ася наблюдала за разворачивающимся действом также ошеломленно, как и другие в этом зале. Казалось, все послушники замерли и не смели даже вздохнуть, лишь бы не нарушить воцарившуюся атмосферу величия. Волшебство момента было непорочно и в какой-то степени трагично. Ритуал, громкие слова на латыни, выверенные движения девушек — все это гипнотизировало, приковывало взгляд и казалось невинно. Это было красивое представление в полумраке безразмерного зала, где пахло густыми маслами и на стенах играли дикие сполохи огня.

— Nemo sine vitiis est [Никто не лишен пороков (с лат.)], — продолжал мужчина, медленно прохаживаясь вокруг девушек и внимательно наблюдая за их застывшими телами. Очередной удар трости. Тишину разрезал стук барабанов, глухой и размеренный. — Nitinur in vetitum semper, cupimusque negata [Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного (с лат.)], — после этих слов девушки подняли головы. Они выпрямились и грациозно вытянули тонкие оголенные руки из-под накидок, сплетая пальцы друг с другом. Удар. — In venere semper certat dolor et gaudium [В любви всегда состязаются боль и радость (с лат.)], — рокот барабанов становился все громче и быстрее, из стен послышался неразличимый шепот. Девушки медленно поднялись на одно колено, не разнимая рук. Движения мужчины, что ходил вокруг них, становились все резче и нервознее. Он наполнялся энергией, которая раздирала его своей силой. Вновь удар тростью. — Omnia vincit amor, et nos cedamus amori [Все побеждает любовь, и мы покоряемся любви (с лат.)], — наконец девушки встали на обе ноги. Они расцепили руки и сложили их крестом у себя на груди. Грохот барабанов стал почти невыносимым, он приглушал голос Шута и мелодичный шепот. Последовал самый громкий и резкий удар тростью, отчего та, кажется, захрустела, переламываясь. Мужчина почти что прокричал, — Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus [Возвеселимся же, пока мы молоды! (с лат.)]!

После этих слов девушки ловко развели руки в стороны, и плащи слетели с их тел наземь. Они были совершенно раздетыми. Их тела в дрожащем свете огня переливались и блестели, будто были чем-то смазаны. Девушки стояли неподвижно, их кожа покрывалась испариной, длинные волосы покрывали спины. Ася шокировано приложила руку к приоткрытому рту, позабыв о маске на своем лице. Она не понимала, что произошло и почему вокруг алтаря стоят обнаженные женщины. Их тела были разными: чьи-то плечи — шире, чьи-то — уже, грудь разного размера, резкие ореолы сосков, точеная талия сплеталась с бедрами. Девушки стояли с гордо поднятыми головами и разведенными плечами, не ссутулясь. Они будто не только не стеснялись своей наготы, но и гордились ею.

Когда Шут в очередной раз ударил тростью по полу, женщины обернулись лицом к толпе. Абсолютно расслабленные, они ждали следующих указаний хозяина. Грохот барабанов поутих, сменившись ритмичным многослойным стуком. Шепот из стен плавно слился воедино с тихими разговорами послушников, которые не могли сдержать эмоций от представленной картины.

Мужчина в черном плаще отошел в сторону, отступая от оголенных женщин. Он несколько мгновений молчал, наблюдая за очнувшейся толпой. Люди в масках переминались с ног на ноги, переглядывались и жадно всматривались в блестящие сочные тела, в оголенные возбужденные груди, пышные бедра и ноги. Сложно было видеть этих девушек без лишних мыслей. Они приковывали к себе все внимание. Тем временем Шут продолжил. Он вновь заговорил:

— Impavide progrediamur! [Пойдем вперед без колебаний! (с лат.)] — после этой фразы, значение которой Ася в очередной раз не поняла, вперед вышел человек из толпы. Он стоял в первом ряду. На нем была грязно-красная маска с резкими выступающими чертами лица и раскрытым в крике ртом. Человек подошел к небольшому круглому алтарю с золотой миской и окунул в нее свои руки. Тут же по ним заструилась густая маслянистая жидкость. Он подошел к одной из женщин, что стояла слева, и положил на ее плечи свои ладони. По ее телу потекла блестящая влага, оставляя за собой мокрые дорожки. Человек, не снимая маски и плаща, начал плавно водить своими руками по женской коже. Он очерчивал ее силуэт, пальцами игрался с покрывшейся мурашками грудью и сжимал ее. Его движения становились напористее и резче, он задерживал руку на уровне шеи, пальцами проводил по выступающим сухожилиям, касался ключицы и ямки под горлом. Он властно сжимал девичью тонкую шею и тут же отпускал ее, оставляя красные легкие отпечатки. Человек чувствовал свое превосходство, он выражал его безжалостными сильными движениями, трогал все, что считал нужным, доставлял девушке наслаждение, перемешанное с болью. Но что бы не делал этот мужчина, как бы сильно не смыкались его пальцы на нежной кожи груди или шеи, девушка не двигалась. Она принимала его действия как данность и позволяла делать с собой все, что угодно.

Шут продолжал сыпать фразами на латыни, и по мере его монолога вперед выходили другие люди в пугающих карнавальных масках и красных плащах. Они также окунали руки в позолоченные сосуды и прикасались ими к женщинам, блуждали по их коже, изучали все их выпуклости и ямки, очерчивали своими грубыми жирными от масла руками силуэты.

Ася в ужасе стояла, не двигаясь. Она не могла оторвать глаз от того, что видела, происходящее завораживало ее. Страх и отвращение никак не могли одолеть ошеломляющий интерес. Ей хотелось видеть, что будет дальше, хотелось ощущать запах кипящего эфирного масла, греться в полыхающем огне. И одновременно хотелось бежать отсюда со всех ног, прекратить этот акт эротичной вакханалии.

Когда рядом с каждой девушкой появился мужчина, что умело исследовал ее тело, Шут вновь заговорил:

— Edite, bibite, post mortem nulla voluptas! [Ешьте, пейте, после смерти нет никакого наслаждения! (с лат.)] — и тогда мужчины, стоящие возле оголенных разгоряченных женщин, резко сбросили свои плащи. Они перестали себя сдерживать. Их нагие тела слились с женскими воедино. Это были разные мужчины: молодые и старые, худые и заплывшие жиром, высокие и низкие. Их кожа, покрытая блестящим потом, впитывала в себя влагу с женской. Они почти что вдавливали в себя женское тело, пытаясь прочувствовать всю их энергию на себе. Их руки спускались все ниже, пока не остановились в самом низу живота. — Так раскройте же Муладхару, корневую чакру! — наконец заговорил Шут на понятном Асе языке.

Широкие мужские ладони властно легли между женских ног. Их толстые покрытые маслом пальцы бесцеремонно проникали в девушек, что молча поддавались, лишь опрокидывая свои головы на плечи партнеру. Это было невообразимое представление: резкие ритмичные толчки ладоней, мокрое сияние кожи, громкое прерывистое дыхание — все это сводило с ума разгоряченную толпу. Сначала сцена происходила беззвучно под музыкальные удары барабанов и тихое потрескивание огня. Но стоило одной из женщин едва слышно застонать, как Шут воскликнул:

— Varietas delectat! [Разнообразие доставляет удовольствие! (с лат.)]

Это было безумие. Ася чувствовала, как оставшиеся кусочки здравого рассудка покидают ее тело вместе со спадающими с людей накидками. Они были на пределе, больше не могли терпеть возбуждение, охватившее их сознание. Послушники с животной яростью оглядывали толпу, искали тех, с кем отдадутся жару и станут частью священного ритуала. Мужчины властно хватали женщин за руки и бесцеремонно ублажались ими. Некоторые девушки падали на колени перед оголенными мужскими телами. Они покорно открывали рты и отдавались желанию. Другие опускались прямо на пол, удобнее устраиваясь в откровенных позах. Здесь не было места смущению или страхам, люди вокруг забыли о таких понятиях. Они не думали ни о чем, кроме своей жажды до чужого тела. Их руки резко хватались за женскую грудь или мужские плечи, плащи раскрывали затаившуюся наготу. Блестящие мокрые тела сливались воедино в жарких танцах, они изучали друг друга, бесстыдно кричали, стонали и охали. Воздух душного зала наполнился ароматом страсти и похоти. Он стал единым организмом, который искал утешения в собственном лоне.

Одна лишь Ася осталась в своем плаще. Она потрясенно оглядывалась по сторонам, не веря собственным глазам. Это не могло быть правдой. Должно быть, это просто страшный сон. Люди вокруг не замечали ее, скрытое под тканью накидки тело никого не интересовало. От нее не исходили ни жар, ни почти физически ощущаемое желание. Она не цеплялась в мужские мышцы, не блуждала руками по чужой голой коже. Лишь беспомощно вертелась из стороны в сторону, пытаясь осознать, что происходит вокруг.

Непроницаемая маска веселого Шута спала с лица Отца. Он опустился на деревянный трон, что стоял на пьедестале у стены, и отдался искушению с одной из женщин, которые выступали в самом начале. Его покрытое морщинами лицо в блаженстве растянулось, добрые карие глаза закрылись, губы вытягивались в тяжелых вздохах. Ася испуганно поняла, что не видит единственного интересующего ее человека — Пашу. Она боялась вглядываться в мужские силуэты вокруг не потому, что рисковала увидеть их наготу, а потому, что могла узнать в них его.

«Нужно уходить отсюда», — мозг работал на пределе. Он был покрыт густой дымкой ароматных масел, а тяжелое неповоротливое тело изнывало от жара огня.

Когда Ася наконец сделала первые неуверенные шаги к выходу, стараясь не наступить на какую-нибудь пару у себя под ногами, сзади ее кто-то схватил за руки и прижал к широкому телу. Девушка почувствовала стальную хватку на своей коже, из которой было невозможно выбраться, и попыталась извернуться, чтобы понять, кто ее схватил. Это явно был мужчина. На его лицо была надета широкая маска стального цвета. Ее массивный удлиненный подбородок больно упирался в затылок, а в круглых черных дырах мелькнули ярко-синие глаза.

— Как тебе мой подарок? Эту маску я выбрал специально для тебя, — зашептал человек в самое ухо. Ася с ужасом осознала, что это был Андрей. Он не выпускал ее из своих железных объятий. — Это Вольто, — продолжил мужчина, — Самый распространенный карнавальный образ. Я не хотел, чтобы на тебя смотрели. Я хотел, чтобы тебя оставили только для меня.

— Отпусти меня! — воскликнула Ася, продолжая бесполезные попытки вырваться. Она резко трясла плечами, тянула вперед и размахивала руками, но ничего не помогало. — Андрей!

— Почему ты в одежде? — удивленно спросил мужчина, когда его сильные руки проникли под накидку. Он сжал небольшую девчачью грудь в своих ладонях, и Ася тут же ощутила спиной его возбуждение. Он был словно голодный лев, которого только выпустили из клетки.

Резким ударом ноги Ася попала по колену Андрея, и на секунду он ослабил хватку. Этого хватило, чтобы выпутаться из его объятий, но запястье девушки по-прежнему находилось в его власти.

— Сука! — прорычал он, стиснув от боли зубы. — Ты не имеешь права мне отказывать, раз пришла сюда! Ты нарушаешь священный ритуал!

— Отпусти! — упрямо повторяла Ася, продолжая вырывать руку. Страх за свою жизнь резко отрезвил, и у девушки вновь появились силы на сопротивление, однако хватка Андрея все равно была сильнее.

— Я научу тебя слушаться старших по рангу… — гневно прошипел мужчина, стягивая с лица маску. Его черные кудрявые волосы беспорядочно растрепались по лицу, ярко-голубые глаза покрылись мутной пеленой, а губы растянулись в гневе. Он остался совершенно без одежды, и Ася упрямо глядела ему в лицо. Она старалась не опускать свой взгляд, чувствуя резкие приливы волн отвращения и тошноты. Еще никогда ей не было так омерзительно мужское тело.

Вдруг на плечо Андрея легла мужская рука. Он вздрогнул от неожиданности и обернулся, чтобы в этот же момент пропустить резкий удар в челюсть. От боли Андрей схватился обоими руками за щеку, отпуская Асю. Он чуть было не свалился на пол, но успел выровняться на подкашивающихся ногах. Однако прийти в себя сразу не получилось. Он застонал от обжигающей боли, пока Асю за руку не схватил Павел и не потащил ее за собой.

Девушка сразу узнала Пашу, несмотря на черную полумаску с серебряной росписью. Мужчина тащил Асю за собой уверенно, но его прикосновения не были обжигающе болезненными, они, наоборот, согревали и успокаивали. Ася ловко перепрыгивала через чужие руки и ноги. Люди вокруг не обращали никакого внимания на сбегающую парочку в красных плащах. Они полностью отдались друг другу, позабыв обо всем на свете. От их тел исходил жар, пот капельками стекал по спинам и груди. Некоторые из них объединялись в группы, коллективно ублажая друг друга, другие же забыли о половых различиях и нашли страсть в представителях собственного пола. По потолку струился горячий густой пар, ароматы масел смешались с запахом пота и выделений. Сквозь гул вожделенного шепота, стонов и криков было трудно услышать даже собственное дыхание.

Как только Ася с Пашей оказались на лестничном своде, девушка почувствовала бешеное биение сердца. По ее щекам безвольно стекали жгучие слезы, а прерывистое дыхание лишало легкие кислорода. Паша даже не заговорил. Он упрямо тянул Асю вперед и вывел ее из подвала в пустующий мрачный холл. По ощущениям прошло несколько часов, на охране никого не было, и они смогли незамеченными пройти в кабинет Павла. Когда дверь за ними захлопнулась, мужчина провернул ключ в замочной скважине, изолируя их от остального мира, что за одну ночь сошел с ума. Паша включил торшер и светильник на столе, пока Ася устало прижималась к стене. Она никак не могла справиться с нахлынувшими чувствами.

Павел снял свою маску и небрежно кинул ее на стол. Он медленно подошел к девушке и, аккуратно подцепив край личины пальцем, сделал тоже самое. Ася проморгалась, пытаясь привыкнуть к виду, не разделенному полукругами глаз. Лишившись маски, она будто избавилась от ручника, что сдерживал ее эмоции, и слезы потекли с новой силой.

— Ася… — сочувственно прошептал Паша. Девушка резко подалась вперед, уткнулась в его широкую грудь и разрыдалась. Мужчина успокаивающе гладил ее по спине теплой ладонью. Он что-то шептал, но Ася совсем не разбирала его слов из-за громких всхлипов.

— Какого черта ты мне не сказал?! — воскликнула девушка, отстраняясь, когда неконтролируемый поток слез прекратился.

— Ты не должна была приходить, — серьезно ответил Паша, придерживая подбородок Аси двумя пальцами и заглядывая ей в глаза. — Я же сказал тебе.

— Но ты не объяснил, почему! — девушка гневно сжала кулаки. — О таком обычно предупреждают! Типа: «Знаешь, там будет оргия. Не приходи, если не хочешь стать ее частью».

— Я думал, ты послушаешься меня! — в тон ответил мужчина, закипая. — Ты должна была!

— Ты не можешь вечно ограждать меня от опасностей, — огрызнулась Ася. — Если бы ты просто сказал, я бы не стала обузой в очередной раз!

— Я хотел тебя защитить, — процедил Паша, нахмурившись. — Кто же знал, что ты такая упрямая?!

— А ты — недоверчивый болван! Вечно скрываешь от меня что-то! — прокричала Ася, сморщившись. Она едва сдержалась, чтобы не ударить мужчину куда-нибудь побольнее, чтобы он прочувствовал ту же боль, что испытывала она. Но когда ее взгляд опустился на мужские губы, все гневные мысли почему-то вылетели из головы. На несколько секунд между ними возникло молчание. Они оба, тяжело дыша, упрямо глядели друг на друга, и их мысли потекли в совершенно другое русло.

Одно резкое движение, и их губы оказались вместе. Это был поцелуй, полный злости, невысказанных оскорблений, страха и горечи. Они вылились в неконтролируемую страсть, что поглотила собой два измученных силуэта. Их губы скользили друг по другу неосторожно и несдержанно, руки сжимали ткань плащей до побеленных костяшек, словно искали в них спасение. Ася забыла обо всем на свете, будто весь ее ужас Паша забрал с этим поцелуем. Она чувствовала лишь горячее дыхание на своем лице, мягкие губы и властные руки на талии. Ей хотелось забыться в этих объятиях, раствориться в возникшем желании.

Когда тягучий узел внизу живота стянуло до предела и ноги безвольно подкосились, Паша отстранился от девушки, придерживая ее за талию. Он взглянул Асе в глаза, пытаясь найти в них ответ на случившееся. Он не понимал, как резко ссора перетекла в неумолимое желание оказаться рядом и почувствовать вкус чужих губ. Однако девушка выглядела такой же растерянной, как и он сам.

— Присядешь? — прошептал он, аккуратно поглаживая спину Аси. Она кротко кивнула, отводя взгляд. Ее разгоряченные щеки покрылись стыдливым румянцем. Казалось, она ждала этого момента миллионы лет, но при этом ужасно его боялась.

Несколько минут прошли в молчании. Ася дрожащей рукой стянула с головы парик и скинула с плеч плащ, который будто провонял грязной похотью и чужим потом. Медленно сознание прояснялось, страх отступал, и на его место приходило осознание. Осознание того, насколько все здесь сумасшедшие. Паша, откинувшись на спинку дивана, задумчиво смотрел на завешанное окно. Он сидел в этом ужасном красном плаще, и Ася вдруг вздрогнула:

— А ты… — неуверенно начала она, красноречиво глядя на накидку. Паша неожиданно тихо рассмеялся, прикрыв рот кулаком.

— Конечно нет, — он снял с себя плащ, под которым показалась черная футболка и широкие штаны цвета хаки. Ася облегченно выдохнула.

— И что это было? — наконец собралась с мыслями девушка.

— Один из ритуалов неотантры, — неохотно заговорил Паша. — Ритуальное соитие, если говорить простым языком.

— Это вообще не грех? — скептически поинтересовалась Ася. Увиденное ею едва походило на священное действо.

— В общих чертах неотантра лишена религиозности. Это духовный путь к саморазвитию. Весь смысл в слиянии мужского и женского начал.

— В конце я явно увидела не только мужские и женские начала… — задумчиво ответила Ася, пытаясь выкинуть из головы навязчивые образы. Кажется, перед сном ей теперь о многом предстоит вспомнить.

— Здесь ритуал извращают, — безразлично пожал плечами Павел. — Сначала может и соблюдаются определенные каноны: например, йони-массаж, некоторые тантрические упражнения. Но под конец собрание неизменно превращается в неконтролируемый бал Сатаны.

— Это дикость, — замотала головой Ася. — Те девушки, неужели они пошли на это по собственной воле?

— Отчасти. Ты же знаешь, какие методы здесь используются.

— Их накачали чем-то? — с ужасом спросила девушка.

— Изначально они дают свое согласие. Но для лишения их страха или сомнений используют таблетки.

— Мы должны уничтожить это место, — вдруг решительно сказала Ася. Паша, взглянув на нее, грустно улыбнулся. Его янтарные глаза сияли в полумраке, на скулах и носу залегли тени, отчего его лицо выглядело еще утонченнее и прекраснее.

— Мы сделаем это, Ася.