Подношение для истины

Часть I. Глава 1: memento mori

Часть первая.

Помни о смерти.

Девушка, поправив слезший с макушки платок, аккуратно ступала по дороге, внимательно всматриваясь перед собой. Она шла почти крадучись, но старалась придать себе как можно более непринужденный вид. Прохожие не замечали ее — суматоха большого города окрашивала жизнь вокруг в серые тона, и никому не было дела до того, что происходит дальше их носов. Миллионы историй каждый день проходили по этой улице на своих двух ногах, соединялись, рвались и заканчивались. Высокие бетонные дома уже привыкли чувствовать на своих стенах обжимающиеся парочки, бездомных котов и стариков. Все уже привыкли. И перестали замечать вокруг странности. Девушке это было только на руку.

У большого перекрестка она резко остановилась и нервно огляделась, осознавая, что, кажется, потеряла из виду свою цель. Но через дорогу вдруг показалась знакомая кожаная сумка, и девушка, стараясь удержать равновесие на массивных каблуках высоких сапог, перескочила через переход на красный свет, виновато улыбаясь возмутившимся водителям.

Широкая оживленная улица сменилась на узкую, скрытую меж двумя историческими зданиями. Снег небольшими сугробами таился здесь, прячась от солнца в надежде еще чуть-чуть полежать грязными кучами на земле. Весна только-только вступила в свои законные права, подписанными на календарях привычным словом «март» и не спешила наводить новые порядки. Деревья все еще дрожали голыми ветками под беспощадным ветром, а серая земля жадно поедала тающий снег. Люди кутались в теплые куртки, не спешили снимать шапки и повыше задирали на лицо шарфы. Так и девушка покрепче запахивала полы светло-песочного пальто.

Она остановилась, прячась за широким стволом многолетнего дуба, и замерзшими неслушающимися руками достала из кармана телефон. Пришлось стянуть зубами перчатку, чтобы дисплей наконец отреагировал на касания и позволил открыть камеру. Девушка навела смартфон вперед и сделала пару снимков женщины, поднимавшейся по высоким ступенькам здания с коричневой кожаной сумкой в руках. Она взялась за железную позолоченную ручку массивной деревянной двери и с усилием потянула на себя, чтобы через мгновение исчезнуть в ее тени.

— Блин, — с досадой прошептала девушка и сняла с лица большие солнцезащитные очки, закрывающие почти половину ее лица. Возможно, в них она выглядела странно, но в таком прикиде ее и родная мать бы не узнала, в чем она уже убедилась.

«Первомайская 246» — по этому запросу в интернете сразу всплывало окно о бывшем административном здании, в настоящее время принадлежащего какому-то религиозному объединению.

— Так и знала! — девушка с силой сжала в руке телефон. — Во что же ты вляпалась, мама?

Девушка спрятала смартфон обратно в пальто и поспешила вперед. Она намеревалась войти внутрь и вытащить оттуда свою мать, даже если придется применить силу. Тяжелая резная дверь поддалась не сразу, но она была самым малым испытанием перед входом в обитель этой организации. В небольшом коридорчике, отделяющем основные помещения от входных дверей, стояли двое мужчин. Они жестом остановили девушку, преграждая своими телами вход внутрь.

— Пропуск, — холодно отчеканил один из них.

— У м-меня нет… — ошарашенно проговорила девушка, осознав, какую ошибку совершила.

— Тогда не можем Вам ничем помочь, — ответил второй мужчина, лысый, с широкой чуть кривоватой челюстью, и угрожающе шагнул ей навстречу.

— Но сюда зашла моя мама!

— Либо Вы показываете пропуск, либо уходите отсюда, если не хотите лишних проблем, — продолжил наседать мужчина.

Девушке ничего не оставалось как сдаться. Она тяжело вздохнула и поспешила к выходу, опасаясь, что терпение двух амбалов перед ней кончится. За дверьми она остановилась и перевела дыхание, пытаясь осознать увиденное. Её мать вступила в секту, теперь это было абсолютно точно понятно.

В просторном зале с высокими потолками стоял шум из голосов и смеха. Люди в красных накидках с золотым теснением по краям и узорами на рукавах улыбались и обменивались объятиями. Вокруг царила радость. Старик, что пару минут назад выступал, спустился с подиума и влился в общую суматоху. На него смотрели с нескрываемым восхищением и уважением. Он говорил много, и речи его были полны заражающей уверенностью, искушающими обещаниями и всепоглощающей любовью. Стоило ему открыть рот, как все вокруг замолкали, а к его шепоту прислушивались с замирающим сердцем. Любой в этом зале жаждал, чтобы старик обратил на него внимание, сказал пару напутствий и благословил. И он был только рад, бережно сжимал чужие руки в своих, по-отечески гладил спины и лучезарно улыбался каждому, кто попадался на глаза. Любой, кто прислушивался к его речам хоть на пару секунд, понимал, что полностью с ними согласен, потому что слова лились из рта старика как музыка, ласкали слух и наполняли душу тем светом, которого не хватало во всем остальном мире. Он был отцом для каждого в этом зале. И, казалось, любил абсолютно всех на свете.

В другом конце зала люди медленно расступились, пропуская вперед мужчину в такой же красной накидке, как у всех остальных. Он шел уверенно, с поднятым подбородком, и лишь еле заметно кивал каждому, кто в благоговении склонял перед ним головы. Они пропустили мужчину к старику, и последний при его виде еще сильнее засветился от радости.

— Сынок! — воскликнул старик и тут же обнял мужчину, не скрывая своих чувств. — Благослови тебя Великий.

— И тебя, папа, — проговорил мужчина, отвечая на объятия. Лицо его было словно непроницаемой маской, но в глазах плескалась грустная любовь.

— И пусть каждый в этом зале помнит о своем предназначении! — воскликнул старик, воздев руки к потолку. Все тут же замолчали, внемля его словам. — Ваша судьба — она здесь, прямо перед вами! Все, кто сейчас слышит меня, никогда не познают горечи боли и ужасов печали. Да благословит вас Великий!

— Да благословит вас Великий! — монотонным хором отозвался зал и вновь ожил.

— Пойдем в мой кабинет, сынок, — ласково произнес старик и взял мужчину под руку. Толпа перед ними расступилась.

Двери кабинета плавно закрылись, приглушая собой голоса из зала. Старик медленно сел в кожаное черное кресло и выжидающе уставился на сына. Тот сделал пару шагов вперед и остановился по среди кабинета на красном тканном ковре.

— Ну? — выжидающе протянул старик, проглаживая бороду.

— Что, «ну»? — в ответ спросил мужчина, глядя отцу прямо в глаза. Его зрачки тут же сузились.

— Не проверяй мое терпение, сынок, — подчеркнуто холодным тоном заговорил старик. — Как продвигается кампания в Думе?

— Не узнавал, — все также отстраненно отвечал мужчина. Он упрямо глядел в глаза старику и ловил каждое изменение в его лице, каждую новую морщинку и складку.

Старик устало вздохнул и прикрыл глаза рукой, отчего длинный рукав красной рясы закрыл все его лицо. Пара секунд прошла в тишине, пока он снова не заговорил вкрадчивым шепотом.

— За что ты так со мной, сын? — он взглянул мужчине в глаза и грустно улыбнулся. Один взмах его руки, и сын тут же оказался в крепкой хватке двух людей, до этого подпирающих собой входную дверь.

Старик встал со своего места и медленно вышел вперед. Когда он подошел к сыну, его ладонь аккуратно провела по щеке мужчины и тут же опустилась, схватив его за запястье. Старик вытянул руку сына вперед и передал ее в хватку одного из помощников. Вернулся к столу и зажег лежащую на нем свечу, с которой вернулся обратно. Несколько секунд он вглядывался в мерцание огня, погруженный в собственные мысли, а потом заговорил вновь.

— Иногда я поражаюсь, какого сына мне послал Великий. Все люди в том зале любят меня намного больше чем ты, уважают намного сильнее…

— Так иди и выбери там себе нового сына, — сплюнул мужчина, исподлобья глядя на старика. Он не вырывался и не сопротивлялся, лишь вглядывался в лицо отца с нескрываемой ненавистью.

— … но потом я вспоминаю, что Великий посылает нам только те испытания, которые мы в силах преодолеть. И понимаю, что ты — мой шанс искупить все совершенные грехи, — проигнорировав слова мужчины, продолжал старик. Он опустил свечу прямо под вытянутую руку сына и, словно загипнотизированный, наблюдал, как пламя вздымается ввысь и пытается укусить кожу мужчины.

— И так ты искупаешь свои грехи? — с едкой усмешкой спросил мужчина, но тут же сморщился, когда свеча поднялась выше. Огонек, казавшийся таким безобидным, опалял тонкую кожу над собой, оставляя темные следы копоти.

— Я сделаю всё, чтобы ты стал достойным, — продолжал тираду старик таким же тихим убаюкивающим голосом. Он наблюдал, как кожа на руке мужчины краснеет и набухает пузырем, а потом лопается, и взгляд его скользнул по лицу сына, искаженному в гримасе боли. Он страдал, но не вырывался, терпел боль, и лишь сжатые губы и закрытые глаза выдавали его.

Через пару секунд старик затушил свечу и удовлетворенно улыбнулся. Он вернулся за свой дубовый широкий стол и вновь махнул рукой. Мужчину тут же отпустили, но он ни шелохнулся.

— Иди, сынок, — миролюбиво сказал старик и тут же ласково добавил. — Обработай ожог, не хватало еще, чтобы он воспалился.

После этих слов мужчина вышел из кабинета отца. Он резко выдохнул, набросил капюшон плаща на голову и скрылся из зала. Люди, увлеченные разговорами и пищей, так и не заметили удаляющуюся одинокую фигуру.