Подношение для истины

Глава 18: optimum medicamentum quies est

Лучшее лекарство — покой.

Массивная мраморная лестница полнилась послушниками, которые ровными рядами неспешно спускались к общему залу. Очередное вечернее собрание должно было начаться через считанные минуты. Ася с Аллой спускались в самой гуще толпы, скрыв свои лица под капюшонами. Они тихо перешептывались, стараясь не привлекать внимание Зайчиков, от цепких глаз которых не уходило ни одно лишнее движение или звук.

В зале привычно царил полумрак, нарушаемый лишь мягким отблеском свечей и теплым светом бра. Высокие окна в потолок были завешаны плотными бархатными балдахинами, тянувшимися вдоль стен мягкими навесами.

Атмосфера зала была полна домашнего уюта и спокойствия. Она располагала к себе, ласкала взор и будто притягивала в теплые объятия. Все здесь было сделано таким, чтобы заслужить доверие послушников. Чтобы сблизить их с системой, а потом манипулировать и использовать. Это была беспроигрышная тактика, и ей пользовался не только Отец, но и его приближенные. У каждого здесь были свои цели, в том числе и у советников или служителей.

Отец начал собрание с привычного благословения, а потом заговорил о силе, что необходима для противостояния с внешним миром, полным зла и опасностей.

— Люди избирают себе в наставники ту школу, тех философов, в учениях которых рассуждения соединяются с приятным и обильным красноречием. За оберткой красивых слов, громких обещаний и беспрекословной защиты люди забываются и отдаются силе, что уносит их далеко от настоящей истины. Они не привыкли слышать жесткую и беспощадную правду! Для них лучше сладкая ложь. Однако я говорю вам не то, что вы хотите услышать, а то, что вам нужно знать. Это и отличает нас от остального мира, погрязшего в грязной лжи СМИ, политиков и ученых. Они живут под куполом, а мы нашли лазейку и скоро ею воспользуемся, чтобы выбраться из вакуума обреченности!

От резкого голоса Отца, часто срывавшегося на крик, у Аси разболелась голова. Казалось, у него приготовлено еще с тысячу громких речей и рассуждений, которыми он с небывалым энтузиазмом готов делиться хоть сутками напролет. Когда Ася только познакомилась с Пашей, и ей выдалась возможность расспросить мужчину о всех тонкостях «Истинного пути», он рассказал ей немного о самой сути подобных объединений. Ася задумалась, вспоминая его слова:

— Нет, — усмехнулся мужчина, качая головой. — Раньше секты не считались априори негативным явлением. Это были философские школы или политические партии.

— Ты так много знаешь об этом, — удивилась девушка. — Это все из часовых речей Отца?

— Мне пришлось это узнать. Но эти собрания довольно безобидные.

— В плане?

— Некоторые религиозные лидеры могли сутками подряд декларировать свои речи. Они становились посланниками Бога.

— Как так можно?.. — удивилась Ася. — Целый день слушать эти бредни…

От Павла Ася много узнала о строении религиозных обществ и их порядках, но огромный пласт информации оставался такой же загадкой, какой был в день ее прихода сюда. Многое только предстояло узнать, и от мысли, какие пугающие вещи таятся в недрах «Истинного пути» Ася внутренне содрогалась. Наверняка могло быть что-то еще более ужасное, чем наркотики в пище, массовые галлюцинации или ритуальные оргии. Но даже представить это было страшно. Некоторые секты практиковали педофилию, насилие и террор. Другие — самоубийства. Чего только стоила история о том, как в семьдесят восьмом году прошлого столетия целая община совершила массовое самоубийство. Девятьсот девять человек, в числе которых было около двухсот детей. Так что же мог устроить «Истинный путь»?

Вскоре собрание подошло к концу. Отец сказал пару напутствующих слов и грациозно спустился со сцены. Его тут же окружили послушники, заваливая тысячами вопросов. Мужчина, несмотря на усталость, сквозившую в голосе, с добротой отвечал всем желающим. Может Отец и был мошенником, но актер внутри него ликовал.

Когда Коэн знаком поднятой руки остановил поток вопросов, послушники вокруг умолкли. Он что-то сказал им и тут же двинулся в сторону кабинета. Отец внимательно осматривал ряды своих детей, и когда его взгляд коснулся Асиного лица, он снисходительно улыбнулся, жестом подзывая девушку к себе. Ася, конечно же, не могла не подчиниться. Она едва пробралась сквозь толпу и натянула на лицо улыбку, скрывающую холодную тревогу.

— Да храни тебя Великий, Екатерина, — начал старик. Он взглянул на Асин бокал, от содержимого которого девушка еще не успела избавиться. — Допивай и давай пройдем в мой кабинет.

— Конечно, — оторопело произнесла Ася, с ужасом скосившись на свой бокал. Ну почему она не вылила вино раньше? И почему Отец так пристально смотрит?!

Делать было нечего, и Ася, превозмогая отвращение, влила в себя темно-алую жидкость, вкус которой вполне мог сравниться с цианидом или мышьяком. Отец удовлетворенно кивнул и проследовал дальше, в свой кабинет. Девушка поплелась за ним, пытаясь сдержать рвотные позывы.

Когда тяжелые дубовые двери за спиной Аси закрылись, отрезая ее от внешнего мира, а Отец сел в кресло, он заговорил:

— Начну без лишний предисловий. На собрании их все уже наслушались.

Ася как-то резко улыбнулась на эти слова, нервно сжимая руки в кулаки под длинными рукавами плаща. Она понятия не имела, о чем собирается говорить Отец, и от воцарившейся неизвестности между ними хотелось в ужасе завыть.

— К сожалению, в последнее время я слишком занят, чтобы тесно общаться с послушниками. Поэтому я не смог узнать у тебя, как прошло твое первое особое собрание. Брат Андрей сказал, что ты осталась в восторге, однако я хочу узнать лично у тебя.

— Да… — протянула Ася, отводя глаза в сторону. «Что сказал Андрей?!» Если ужас, смешанный с отвращением, называется здесь восхищением, то он прав. — Я была впечатлена, — девушка едва подобрала подходящие слова. Она пыталась ухватиться за нить мыслей, но та ускользала прямо из ее пальцев.

— Это замечательно, — довольно кивнул Отец. — Потому что сегодня, спустя неделю, состоится вторая часть собрания.

Ася почувствовала, как мир вокруг странно наклоняется и идет кругом. Воздух вокруг накалился, обжигая кожу, и дышать стало так тяжело, будто легкие уменьшились до размеров сжатого под мантией кулака. Но стоило девушке проморгаться, пытаясь прийти в себя, как наваждение исчезло, оставляя вместо себя лишь цепкий взгляд Отца и его сложенные на столе руки. Он ждал ответа.

— Продолжение? — сипло переспросила Ася. — И что там будет?

— То, что определит твою жизнь, — хрипло засмеялся Отец, приложив ладонь к седой бороде. — А если не так поэтично — то, чего ты еще не видела.

— Ритуал?..

— Ритуал.

Ася вяло улыбнулась, стараясь не свалиться на пол. Под толстым плащом ее коленки дрожали от страха. Липкое грязное чувство ужаса пустило коготки в сердце девушки, покрывая его слоем непроницаемой черни. Нахлынули очередные воспоминания о прошлом собрании, рука, крепко сжатая Андреем, заныла. Неужели им не хватило одной подобной ночи?!

— Кажется, ты меня не поняла, — заговорил вновь Отец, наблюдая за растерянностью на лице послушницы. — Раз в месяц мы устраиваем особые собрания. Обряды, проводимые на них, священны. Они имеют более глубокий смысл и значение, чем ты можешь себе представить. И если тебя выбрали, ты не имеешь права отказаться, — голос Коэна вдруг ожесточился. Он впервые так строго заговорил с Асей. В его ласковых карих глазах пропали огоньки нежности, а снисходительная улыбка померкла. Сейчас перед девушкой сидел властный хозяин, который не терпел отказов и пререканий. Его слово здесь было нерушимо, и Коэн знал, как следует поступать с несогласными.

— Я-я совсем не отказываюсь, — поспешила оправдаться Ася. Она постаралась взять себя в руки и доиграть предначертанную роль. Ее страх восприняли как вызов.

— Вот и хорошо, — без тени улыбки ответил Отец. — Не подводи брата Андрея. Он много для тебя сделал, и цена уже слишком высока.

Ася вышла из кабинета Отца, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Она едва успела добежать до туалетов, чтобы вывернуть желудок не на глазах у Зайчиков. Девушка, кашляя и давясь слюной, устало припала к стене спиной. Она обтерла рот бумагой и обессиленно взглянула перед собой. Нервное истощение давало о себе знать уже физически. Очередное собрание не сулило ничего хорошего. Что на нем должно было произойти? Чего девушка здесь еще не видела? Радовало то, что это будет не оргия. Однако и пугало одновременно. Это будет что-то явно хуже группового занятия любовью.

Отец наконец приоткрыл завесу тайны своей личности, сбросил маску приторной всепоглощающей доброты. Он усомнился в Екатерине, в ее вере и желании здесь быть. Ася выдала себя своим ошарашенным взглядом и молчаливой задумчивостью.

«Что значат его последние слова?» — задумалась девушка, продолжая сидеть на холодном полу кабинки. — «Цена слишком высока… Это была угроза? Что мне придется дорого заплатить за непослушание? Или заплатить придется Андрею?»

Вскоре Ася все-таки вернулась в комнату. Она стянула с себя плащ и неаккуратно швырнула кусок ткани на кровать, куда рухнула следом. Чувство оглушительной опустошенности вновь заполнило собой безвольное тело. Очередное собрание, очередной ужас, жестокость, дикость… Девушка могла надеяться лишь на то, что Павел окажется и на этом собрании и сможет быть рядом. Хотя бы с другой стороны баррикад, на каменном подъеме за троном своего отца, но в одном зале.

— Что с тобой опять? — поинтересовалась Алла, наблюдая за тихими мучениями соседки.

— Со мной — ничего. С этим местом.

— Что с этим местом опять? — наигранно повторила соседка.

— Особое собрание.

— Опять? И ты идешь? — изумилась женщина.

— Мне четко дали понять, что выбора нет.

— Одной ночи натрахаться им не хватило, — задумчиво подытожила Алла.

— Отец сказал, там будет что-то другое, — поднимаясь, ответила Ася.

— Вот как, — поджала губы женщина. — Что же?

— Даже представить боюсь.

— Постарайся уйти оттуда, — вдруг серьезно заговорила Алла. Тонкие рыжие брови свелись к переносице, покрывая узкий бледный лоб паутинкой морщин. — Как в прошлый раз.

— Постараюсь… — прошептала Ася. Такая редкая забота соседки оказалась на удивление приятной.

Спустя несколько часов после отбоя Ася встала с кровати. Поглощенная в вереницу мыслей и раздумий, она не могла закрыть глаза ни на секунду. Перед первым особым собранием девушка чувствовала воодушевление: она была полна энтузиазма и желания очутиться в самом сердце «Истинного пути». Для Аси это была возможность сделать что-то действительно важное, помочь Паше не только на словах, но и на деле. Сейчас же девушка чувствовала лишь липкое напряжение от ожидания. Ладони покрылись холодными капельками пота, а грудь будто сдавливало прессом. Неизвестность убивала.

Когда Ася, скрывая свою фигуру под плащом, спустилась на первый этаж, она тут же была сопровождена одним из Зайчиков к люку под лестницей. Девушка подогнула голову и аккуратно на ощупь спустилась вниз. Винтовая каменная лестница ни капли не изменилась. Она таким же резким шлейфом уходила глубоко под землю. За ней ввысь тянулись широкие серые колонны, обрамляющие бесконечный темный зал. На своих местах остались и каменные солдаты с мечами наготове. За прошедшую неделю зал ничуть не изменился. Его холодные бетонные стены все также были обиты бархатом, вдоль них стройными рядами тянулись железные плоские канделябры, обставленные толстыми свечами. Лишь их неуверенные огоньки освещали просторный зал.

В центре помещения в ожидании стоял каменный алтарь, а вокруг его окружили три пьедестала поменьше. Ася вдруг рассмотрела на них странные символы, что не заметила в первое собрание.

В зале было тихо. Послушники выстроились плотным полукругом возле алтаря и высокого каменного возвышения у стены напротив. Массивный деревянный трон, на котором в прошлый раз восседал Отец, сейчас пустовал. Он, как и все люди здесь, с предвкушением ожидал появления хозяина.

Сейчас в зале почти не пахло. Ася помнила густой сладкий аромат масел и свечей, наполнивший плотной дымкой зал неделю назад. Сейчас едва можно было различить слабый запах ладана. Видимо, сегодня ароматы играли не ключевую роль в ритуале.

Когда в каменном арочном своде появилась фигура, облаченная в угольно-черный плащ, молчание в зале стало почти оглушительным. Отца сопровождала свита из семи человек, которые тут же присоединились к толпе, встав в первые ряды. Коэн же плавно поднялся на сцену и встал у витиеватой черной трибуны. Несколько мгновений он молча осматривал зал. Ася была готова поклясться, что он увидел ее. Она ощутила это всем своим нутром, всем телом, тотчас покрывшимся мурашками.

— Audi vidi sili [Слушай, смотри и молчи (с лат.)]! — глухо воскликнул он и согнул руки в локтях, выставляя их перед собой. — Этими словами начинается каждое особое собрание. Каждая его вторая часть. Самый важный элемент ритуала «Munus» [Подношение (с лат.)]!

Ася с тревогой вслушивалась в слова Отца. Его мягкий тембр сменился на властный и жесткий баритон. В зале было человек тридцать, но по воцарившейся тишине казалось, что Коэн находится в помещении один. Не слышно было даже чужого дыхания. Все с замиранием сердца внимали словам главы.

— Истина всегда требует жертву. Такова цена. Без страдания нам не познать сути мироздания и не обрести покой, — продолжал Отец. — Жертва — это часть нас. Это элемент души, который мы готовы преподнести взамен на счастье. Если вы сейчас стоите здесь и слышите меня — вы достойны. У вас есть то, что можно отдать. И вы сделаете это сегодня.

Отец махнул рукой, и вперед вышли трое из его сопровождающих. Они встали рядом с каменными пьедесталами и поставили на них глубокие чаши, в свете огня отливающие золотом. Отец внимательно следил за каждым их движением.

— Элементами мироздания традиционно считают пять символов, — продолжил тираду Отец. — Увлеченный — огонь, материальный — земля, жесткий — металл, пассивный — вода, изменчивый — дерево. Одни создают, другие — чрезмерствуют, третьи — разрушают, а четвертые — атакуют. Эти энергии находятся в состоянии непрерывного взаимодействия и изменения! И мы с вами делаем все, чтобы поддерживать хрупкий баланс между элементами! Однако не многие знают о шестом символе. Элемент духовный, созидающий. Это кровь. И я хочу, чтобы вы стали частью пятиконечной звезды мироздания, чтобы вложили в ее сердце частичку себя! Подойдите к рунам и принесите себя в жертву!

После слов Отца толпа послушников медленно разделилась на три части, ровными линиями потянувшись к алтарям, где стояли люди с чашами. Ася невольно втиснулась в центр одной из очередей, почти сжатая между двумя послушниками, которые будто не замечали ее. Девушка, поднявшись на носки, внимательно наблюдала за тем, что происходит впереди. Отец спустился со своего пьедестала и подошел к центральному каменному алтарю. В его руке золотом блеснул короткий ножик, которым в следующую секунду он резко провел по ладони и сжал ее в кулак. Тонкий шелк крови тотчас заструился по руке, с брызгами сбегая на холодный бетон.

— Sudore et sanguine [Потом и кровью (с лат.)]! — воскликнул Отец, заворожено наблюдая за алым ручейком на своих пальцах.

После его слов люди, что стояли во главе остальных пьедесталов, точно также разрезали свои ладони, пуская темно-красную жидкость в золотые чаши. Никто из них даже не вздрогнул, когда острое лезвие вскрывало тонкую кожу рук. Их кулаки с силой сжались, окрашиваясь в алый цвет. Тогда очереди начали медленно продвигаться. Люди в плащах послушно вытягивали ладони вперед, а потом сжимали их, выпуская кровь в сосуды.

Ася ватными ногами продвигалась вперед. Она с ужасом думала о том, как ее ладонь разрежут ножом, что до нее искромсал с десяток чужих рук. У нее не было возможности скрыться — Отец поднялся на постамент и внимательно следил за тем, как проходила эта дикая процессия. Его безразличное лицо не выражало абсолютно ничего, лишь в темных глазах блестели огненные всполохи.

Где-то за спиной послышался стук барабанов. Он ритмично отбивал темп, толкая послушников вперед и словно подгоняя их. Ася чувствовала, как сильно в груди металось сердце, когда она стояла почти у самого алтаря. Стоило девушке подойти к каменному пьедесталу вплотную, как она едва сдержала вскрик. Человек, облаченный в алую мантию, перед ней оказался Павлом. Его холодное лицо, скрытое в тени капюшона, подсвечивалось отблесками свеч. Ася неуверенно протянула тонкую руку вперед, и тогда Павел поднял глаза на нее. Мужчина ошарашенно замер, до белых костяшек сжав золотой кинжал. Ася и сама едва сдерживала дикий ужас, однако еще сильнее ее пугала возможность быть раскрытыми, поэтому девушка шикнула:

— Режь.

— Сделай вид, что тебе плохо, — в ответ зашептал Павел, наклонившись вперед. — Они уведут тебя.

Ася неуверенно скосилась на Отца. Тот внимательно наблюдал за послушниками, и его цепкий холодный взгляд остановился на ней. Нужно было действовать, чтобы старик ничего не понял, чтобы не заметил бледного Асиного лица и напряженной фигуры своего сына напротив.

— Режь, дурак! — процедила она сквозь зубы.

— Прости, — чуть поколебавшись, прошептал мужчина перед тем, как взять в руку дрожащую ладонь Аси и холодным лезвием провести вдоль ее линии.

Ася болезненно зажмурилась, стараясь не застонать от боли. Потом она сжала ладонь в кулак и выпустила поток крови в чашу. Несколько мучительно долгих секунд — и девушка наконец отошла от пьедестала, даже не взглянув на Павла, который, напряженно застыв, наблюдал за ней. Ася вернулась в толпу послушников, прижимая бархат накидки к левой ладони. Рана жгла и ныла, а ручеек крови никак не останавливался, однако его было совсем не видно на красной ткани плаща.

Вскоре все послушники вернулись на свои места, прижимая руки к груди. Тогда Отец, выдержав паузу, заговорил вновь.

— Ваша жертва станет частью миссии. Она соединится в человеческом единстве! — Павел, взяв в руки сосуд, шагнул вперед. Следом его действия повторили остальные двое. Они поставили свои чаши на главный алтарь в центре, и Сын медленно влил их содержимое в позолоченный кубок, инкрустированный драгоценными камнями. Кровь послушным потоком стекала из сосудов, капая на пьедестал бурыми пятнами. Когда бокал был заполнен, Павел отставил пустые чаши и медленно отошел в толпу.

Жар в зале усиливался, и дышать становилось все тяжелее. Ася стояла в третьем ряду, изо всех сил сопротивляясь накатившей слабости. Она понимала, что сейчас совершенно беззащитна. Павел не мог ее защитить, он стал частью ритуала, а люди вокруг вовсе не замечали послушницу, они были поглощены драгоценным сияющим кубком на алтаре и магическими заклинаниями Отца.

Вокруг царила какая-то ядовитая атмосфера жертвенности. Запахи крови и чужих тел смешались с ароматами смерти, страха и благоговения. Церемония медленно подходила к своей пугающей кульминации.

— Memento mori [Помни о смерти (с лат.)]! — прокричал Отец, и вдруг откуда-то из стены за его спиной вышел человек. Он будто образовался из темноты, поглотившей углы зала, явился из мрачного тумана.

Этот человек плавно двинулся к алтарю. Он словно плыл по земле, его движения были полны магической грациозности и гипнотической плавности. Когда человек подошел к пьедесталу, он взял в руки золотой кубок и поднялся на камень. Возвышаясь над толпой послушников, он вдруг впился в сосуд, жадно глотая кровь.

Асино лицо перекосила гримаса отвращения. Она с ужасом наблюдала за тем, как густая кровь струится по его лицу и шее. Его кадык ритмично двигался с каждым новым глотком, а все тело дрожало в исступлении. Ася никогда бы не поверила, что так можно пить кровь, если бы собственными глазами не видела, как ее переливали из сосуда в сосуд, пока она не попала в руки этого человека.

Это было страшное зрелище, но от него нельзя было оторвать глаз. Ася слышала тяжелое прерывистое дыхание человека, его тихие всхлипывания. Он словно мучался от каждого нового глотка, но не мог остановиться, и его непреодолимое желание разрывало его глотку, его тело. Вдруг его костлявые бледные пальцы раскрылись, выпуская кубок из рук. Драгоценный бокал с глухим звоном ударился об алтарь, но никто не заметил этого. Все людское внимание было приковано к безумным зеленым глазам, широко раскрытым в немом ужасе. Он смотрел куда-то вдаль, вглядываясь в то, что видел лишь один. Его рот растянулся в неком подобии оскала, нечто среднего между улыбкой и криком. Острые пальцы сжались в судороге, а все его тело трясло крупной дрожью. Физически он был здесь, стоял на алтаре, но внутри будто перестал существовать, замер, застряв во времени.

Ася не знала, сколько прошло времени перед тем, как Отец вновь разрезал мертвую тишину зала своим истошным криком:

— Memento quia pulvis est [Помни, что ты прах (с лат.)]!

И тогда время будто понеслось вперед с дикой скоростью, очнувшись от возгласа старика. Картинки замелькали перед глазами Аси сломанным слайд-шоу. В скрюченной бледной руке мужчины что-то блеснуло золотом и взметнулось вверх. Его зеленые глаза закатились в экстазе. Голова запрокинулась назад, оголяя тонкую резко очерченную шею, и тут же она разделилась надвое.

Острый ножик ловко полоснул по коже, вонзаясь в плоть почти до самого основания. Фонтан ярко-красной крови резкими импульсами брызнул вперед. Худощавая рука ловко проскользила из стороны в сторону и тут же безвольно упала. Несколько секунд фигура, заливая кровью стоящих впереди послушников, держалась неподвижно, а потом безвольной куклой рухнула вперед. Вокруг нее тут же разлилось алое озеро.

Вокруг послышались крики и возгласы. Люди метались из стороны в сторону, глядя друг на друга с животным восхищением. Они толкались и пробирались друг через друга, окружая бездыханное окровавленное тело.

Рука Аси медленно взметнулась к лицу. Она двумя пальцами провела по влажной щеке, размазывая по ней бордовую грязь. Захотелось смеяться. Это было необычайно живое представление, словно настоящее.

Человек продолжал отыгрывать роль. Он лежал на земле, лицом вниз. Однако даже так было видно зияющую глубокую рану, огибающую его тонкую шею. Фонтан плавно сменился сильным потоком крови. Темно-алая лужа коснулась Асиных ног. Девушка бездумно смотрела на нее, позволяя жидкости впитаться в тонкую ткань обуви.

А потом она схватилась за шею, сильно сжимая ее руками, будто ранили ее. Это не было представлением. Человек не вставал, он даже не дышал. И кровь не была искусственной. А острый нож, что лежал рядом, действительно разрезал чужую плоть как бумагу!

«Господи!» — ледяной пот прошиб тело.

«Он мертв!» — ватные ноги едва смогли двинуться.

«Боже!» — грудь сдавило железными тисками, вышибая из легких весь воздух.

«Он убил себя!» — чья-то рука вдруг легла на Асино плечо.

Перед глазами замелькали размытые силуэты и огни, чужая кровь выжигала лицо, рана на руке словно горела пламенем. Ася стремглав бросилась к выходу, миновав оглушающую толпу. Отец что-то кричал, люди ликовали в ответ, никто не смотрел на распоротое тело. Никто не заметил сгорбленный дрожащий силуэт, скрывшийся в темноте коридоров.

Ася, задыхаясь и прижимая к груди разрезанную руку, взбежала вверх по лестнице, несколько раз чуть не навернувшись. Она выскочила в темный пустой холл и бросилась вперед, не разбирая дороги. Перед глазами все еще стояла мужская фигура. Она тряслась в упоении. Золотой нож плавно, словно в сливочный торт, вошел в кожу, раздирая сосуды, вены и артерии. Он провернулся внутри и вскрыл глотку, выпуская наружу внутренности, кровь и плоть. Брызжущий в стороны фонтан покрыл Асино лицо мелкими брызгами. Мужская шея сложилась надвое. Странное бульканье отозвалось эхом в ушах, затем длинный хрип, и глухой удар тела о пол. Смерть. Это была смерть.

Железный люк в полу с грохотом захлопнулся после того, как выпустил через себя последнего человека. Наконец в «Истинном пути» наступила ночь. Время, когда все предаются покою и сновидениям перед очередным длинным днем. Теперь во всех залах здания установила свою власть кромешная тьма. Дотлели фитиля свечей, опустели коридоры, закрылись все двери. Рации давно молчали, и их примеру последовали люди.

Лишь в одном одиноком окне на втором этаже горел свет. Это была жилая комната. В ней, расположившись на кровати, читала книжку женщина средних лет. Она сколько себя помнит красила волосы в ярко-рыжий цвет, курила тонкие сигареты и читала этот самый роман. Пока соседки не было в комнате, женщина могла позволить себе некоторые вольности. Например, не спать после отбоя или не заботиться о своей легенде. Не притворятся, не лгать. И курить прямо в постели. Красно-серый огонек сигареты тлел между пальцев, превращаясь в грязный пепел. Женщина легким ударом пальца стряхнула его на пол и тут же глубоко затянулась. Обжигающий дым наполнил легкие и тут же с шумным выдохом растворился в воздухе. Ночная тишина убаюкивала, но спать совсем не хотелось. Женщина ждала свою соседку, чтобы утешить любопытство и узнать об очередном особом собрании. А может, чтобы удостовериться, что с маленькой нарушительницей все в порядке.

Вдруг ручка двери медленно прокрутилась. Днем ее совсем не было слышно, но ночью она, как на зло, звонко поскрипывала. Алла в ожидании уставилась на дверь, умиляясь аккуратности своей соседки. Неужели она думает, что женщина спит, и не хочет ее разбудить? Однако в дверном проеме мелькнула чужая фигура. Даже не женская.

Алла резко выпрямилась и тут же скинула сигарету на пол, придавив ее тапком. Она испуганно замерла, ожидая реакции Сына, что стоял у входа в комнату и мрачно глядел на женщину.

— Где Екатерина? — глухо спросил он, нахмурившись. Алла мысленно поблагодарила местного Бога за то, что он не обратил внимание на сигарету.

— О-она на собрании.

— Собрание кончилось. Где она? — строго повторил вопрос Сын. Его ледяные глаза своим холодом заковали Аллу в тиски. Один лишь его суровый вид пугал до смерти. Алле хотелось тут же встать на колени и покаяться во всех своих грехах.

— Не знаю, — кротко прошептала женщина. — Она не возвращалась. Может, в душе?

— Ясно, — отрезал мужчина и тут же захлопнул дверь.

Алла, переводя дыхание, на носочках поднялась с кровати и тут же выключила в комнате свет. От греха подальше.

Кажется, прошло около часа с момента, как Ася сбежала с капища. Ноги привели ее в пустую влажную душевую. Девушка, не задумываясь, стянула с себя грязную окровавленную одежду, рассмотрела руки, покрытые багровой коркой, и тут же резко вывернула ручку крана в сторону. Лейка окатила Асю водой с головы до ног. Обжигающие мощные струи бились о тело, смывая с него пот, слезы и кровь. Чужую и собственную.

Девушка устало закрыла глаза и застыла под потоком воды, пытаясь смыть с себя и пугающие воспоминания. В голове стояли лишь три слова: «Он убил себя».

«Он убил себя. Он убил себя. Он. Убил. Себя», — не переставая повторяла Ася, даже не замечая, как кипяток обжигает ее тонкую кожу.

Это было самое настоящее жертвоприношение. То самое, о котором шутили Алла и Дас, о котором Паша не сказал.

«Я скажу тебе обо всем, что важно», — как-то обмолвился Павел на Асин вопрос про человеческие подношения. Видимо, в этот перечень важного не входят убийства.

Но как он мог скрыть такое? О какой влюбленности может идти речь, когда отношения строятся на одной лишь лжи?!

«Я спала с ним, он целовал меня», — думала девушка, упрямо стирая с глаз слезы. — «Но он не удосужился предупредить меня, что здесь по пятницам люди разрезают себе глотки».

По потолку душевой заструилась легкая туманная дымка. Кипящая вода, от которой тело Аси покрылось красными пятнами, накрывала своим толстым покрывалом всю комнату. Она смыла с лица и рук кровь, вымыла из головы мысли, оставляя вместо них оглушающую тишину. Девушка стояла под душем, обняв себя руками, и изредко всхлипывала. Она слышала лишь мерный всплеск воды и удары жестких струй о кафель и не заметила, как дверь в душевую отворилась.

Павел замер в дверном проеме, напряженно наблюдая за Асей. По ее оголенной нежной коже стекали тонкие струйки, мокрые волосы прилипли к телу, а руки сжимали талию до красных отметин. Она была такой слабой и сломленной, что Павел на несколько секунд растерялся. Он не представлял, что должен сделать или сказать. Как можно объяснить чужое убийство?

Мужчина, собравшись, пошел вперед. Он встал напротив Аси на расстоянии вытянутой руки, и замер в ожидании, когда девушка откроет глаза. Однако она словно и не заметила, что кто-то пробрался в душевую. Тогда Павел, игнорируя одежду, впитывающую в себя раскаленные капли воды, протянул вперед руку и аккуратно положил ее на женское плечо.

Ася коротко вскрикнула и дернулась в сторону. Она резко распахнула глаза, пытаясь рассмотреть человека перед собой сквозь столб пара, и тут же закрыла оголенное тело руками.

— Чего тебе? — дрожащим голосом прошептала она. Жгучий стыд тут же прилил к щекам. Она стояла перед Павлом совершенно раздетая, мокрая и беззащитная. А под его жалостливым взглядом хотелось расплакаться еще сильнее.

— Ты сбежала.

— Извини, что не осталась на банкет, — рыкнула девушка, отворачиваясь. Она не могла больше терпеть наготу и хотела как можно скорее уйти.

Однако Павел не дал ей этого сделать. Он уверенно шагнул вперед, вставая под столб воды. И тут же его белоснежная рубашка пропиталась влагой, прилипая к рельефному телу. Темные волосы намокли и неаккуратными прядками спустились на лоб. А сам он отрезал Асе все пути к отступлению.

— Отпусти меня, — почти взмолилась девушка, все еще прижимая руки к оголенной груди. — Пожалуйста…

— Ты не должна была это увидеть, — жестко ответил Павел. Его резко очерченные брови свелись к переносице, а губы холодно сжались.

— Но я увидела! — неожиданно для себя вскрикнула Ася. — Ты лгал мне!

— Я никогда тебе не лгал.

— «Я скажу тебе обо всем, что важно», — передразнила Ася слова Паши нарочито басистым голосом. — А жертвоприношения — это еще не очень важно, да?!

— Тебя там не должно было быть!

— Ты повторяешься, Паш! Придумай новые объяснения! На первое собрание я тоже не должна была приходить! — Ася не просто кричала, она почти вопела, приглушаемая лишь неумолимым потоком воды.

Они так и стояли под душем, совершенно не обращая внимания на промокшие до нитки Пашины вещи и наготу Аси. Все их внимание было сосредоточено на глазах друг друга, на ярости, что вспыхнула между ними, на неумолимом желании.

— Когда же ты дашь мне тебя защитить?! — зарычал Павел. Его голос стал еще более глухим, чем обычно.

— Да не нужно меня защищать! Я пришла сюда не в поисках защиты, я согласилась на твое предложение не чтобы прятаться за твоей могущественной спинкой! Мне нужно доверие, правда! Чтобы ты рассказывал мне все, чтобы был готов положиться! — непрошенные слезы брызнули из Асиных глаз. Ее голос жалко дрожал, и тело покрылось мурашками, несмотря на обжигающую воду вокруг. Она сжала себя руками еще сильнее, хмурясь и отворачиваясь от Павла.

— Я не смогу рассказать тебе правду, если они что-нибудь сделают с тобой, — сдался Паша и заговорил почти что шепотом. — Ты почти двадцать четыре часа в сутки под их прицелом. Но не понимаешь этого. Не осознаешь всей опасности, как ее осознаю я. Теперь-то ты видишь, на что они способны?

Ася замолчала, опустив взгляд. Как бы она не злилась на Павла, он был прав. Он с самого начала знал о сумасшествии, что царило здесь, и понимал, как оно может отразиться на девушке. Правильно ли, что он ограждал Асю от этого безумия?

— Я считал, что после первого собрания и неудачи Андрея, он расскажет обо всем Отцу. И тебя не допустят до сегодняшнего.

— Андрей сказал, что я была в восторге… — буркнула Ася нехотя, даже не поднимая головы.

— Он ведет свою игру, Ася, — Павел аккуратно приподнял Асино лицо за подбородок и вгляделся в ее заплаканные красные глаза. — Ребята думают, что ты нашла документы неслучайно. Андрей постоянно вертелся около тебя, твердил о доверии. Он вечно посылал тебя на послушания в библиотеку. Продвигал тебя по рангам, ручался за тебя. Врал Отцу. Ты понимаешь?

— Чего он хочет этим добиться? — Ася чувствовала, как от мимолетного прикосновения Павла к ее лицу заныло все тело и стало до скрипа зубов холодно, однако она изо всех сил держалась на расстоянии.

— Эти документы могут поставить под угрозу все общество. Если Андрей хотел, чтобы ты их нашла, значит, он собирается избавиться от Коэна, — вкрадчиво шептал Паша, всматриваясь в Асино лицо с вожделением. Он внимательно оглядывал ее карие глаза, скрытые под слоем густых ресниц, впалые щеки, пухлые губы. Мужчина едва сдерживал в себе желание прикоснуться к ней, ощутить ее тепло своим телом.

— А я стала бы его оружием… — подытожила девушка.

— Я этого не позволю.

Еще мгновение, и столб воды, что разделял собой фигуры, слился над их головами. Их губы резко припали друг к другу, руки тут же обхватили разгоряченные тела. Ася обмякла в сильных мужских объятиях, поддаваясь настойчивым властным прикосновениям. Она запрокидывала голову, оголяя шею и грудь, прижималась всем своим телом к Павлу, дразнила его, притираясь к его бедрам.

В их движениях не было места скромной нежности. Напряжение, что натянулось в их телах до предела, лопнуло и вылилось в неконтролируемую страсть. Павел резко прижал Асю к стене, отчего девушка всхлипнула. И тут же он перехватил ее вскрик губами. Его язык уверенно очерчивал мягкие губы, игрался с ними. Ася извивалась от желания, припадая к мужским бедрам сильнее. Она с вызовом продолжала игру в надежде, что Павел наконец сдастся и перейдет к настоящим действиям.

Ася помогла мужчине избавиться от насквозь промокшей рубашки, звякнула бляшкой его ремня и тут же стянула с него штаны. Она не могла терпеть обжигающий узел, что стягивал все внутри, и желала поскорее заполнить ноющую пустоту. Руки Павла блуждали по Асиному телу, очерчивая резкий силуэт. Он сжимал женскую аккуратную грудь, припадал к ней губами и игрался с набухшими бусинами сосков.

Вода била по лицу, стекала по разгоряченным телам, мочила их волосы и опаляла кожу. Однако от ее нестерпимого жара Асе хотелось лишь сильнее врезаться ногтями в мужскую спину, углублять смазанные поцелуи, стонать без проникновений.

Когда Паша наконец вошел в девушку резким толчком, она уже была вне себя от мучительного ожидания. Ася вскрикнула и тут же зажала рот рукой, выгибаясь в спине. Мужчина прижал ее своим телом к стене и ритмично задвигался, не позволяя ей шевелиться. Ася тяжело дышала Паше на ухо, припадала губами к его плечу, покусывая кожу. Она старалась еще глубже слиться с мужчиной, двигалась ему навстречу, ощущала его силу всем своим нутром.

Немая ярость, страх и боль — все скрытые глубоко в душе чувства Ася вымещала в резких толчках, глубоких царапинах и укусах. Она втягивала воздух сквозь зубы, губами всасывала кожу мужчины, оставляя яркие синяки. Еще чуть-чуть и она бы закричала от неудержимого удовольствия, однако остатки здравого разума твердили о послушницах, что могли их услышать.

Павел был на пике. Он жадно сжимал хрупкое женское тело, пытаясь выразить всю глубину собственных ощущений. Его сладостное наслаждение передавалось Асе через жаркие прикосновения, влажные поцелуи и будоражущую близость мокрых горячих тел.

Девушка почувствовала, как узел внутри разрывается на части, сдавливая собой все ее тело. Она резко выгнулась в спине, продолжая ритмично двигаться, и тут же властно прижалась губами к Пашиному лицу. Он ответил на поцелуй, игнорируя нехватку кислорода, и расслабился, чувствуя, как сладостно по телу разливается наслаждение. Ася растаяла в его руках, опустив голову на искусанное плечо. Некоторое время они молчали, тяжело дыша.

Через несколько минут Ася отстранилась от мужчины и слабо ему улыбнулась. Он ободряюще коснулся губами ее лба. И они оба вдруг прочувствовали, как им не хватало друг друга все это время. Как тяжело им было без нежных прикосновений, упоительных поцелуев и такой желанной близости.

Вскоре пластиковая дверь отворилась, выпуская из себя клубы белого пара. Ася, вглядываясь в коридор, выскользнула из душевой, утягивая за собой Павла. Девушка тихо захихикала, а мужчина тут же приложил ладонь к ее рту. Наконец, впервые за эту ночь, они почувствовали упоительное спокойствие и приятную слабость в теле. Напряжение, смешанное с чужой кровью, смыл жесткий поток кипятка. Раны на их руках почти не ныли, они постепенно затягивались, как и рубцы в душе.

Пока Ася с Пашей прощались, полностью поглощенные своими чувствами, они не заметили в тени фигуру, что пристально следила за ними. Андрей стоял на лестничном пролете, внимательно вглядываясь в целующуюся парочку. Он был полон готовности действовать. У Андрея был свой план.