Подношение для истины

Глава 22: Εν οίδα ότι ουδέν οίδα

Я знаю, что ничего не знаю.

Вернувшись в гараж после очередной небольшой вылазки в город, Ася заварила себе черный чай, заботливо оставленный Ма и, взяв в руки большую полукруглую кружку, оперлась бедрами о рабочий стол. Она в задумчивости закусила губу и невидящим взглядом уставилась перед собой.

Со дня побега прошло около двух недель. Нельзя сказать, что за это время многое изменилось. От былой жизни остались лишь воспоминания: на место уютной двухкомнатной квартирки в центре города пришел гараж с его спартанскими условиями, вместо пар — нудные часы расследований и слежек. Большинство собранных материалов осталось в «Истинном пути», и теперь ребятам приходилось начинать все почти сначала. Ася ощущала себя тайным агентом на пол ставки, хотя не делала чего-то сверхъестественного: в открытом доступе они не смогли найти информацию об акционерных обществах «Пути», и приходилось добывать сведения через реальную жизнь. Они с ребятами по очереди устраивали небольшие прогулки в городе по маршрутам, построенным Андреем.

Удивительно, но служитель продолжал свою работу в обществе после случившегося. Дас с Ма много раз спорили, пытаясь найти правдоподобные объяснения этому явлению, однако так и не пришли к согласию. Тем не менее, одним прекрасным днем Андрей действительно привел Асю в нужное место, и общество с ограниченной ответственностью под незамысловатым названием «Symmetria» наконец явило себя.

Ребятам нужна была эта организация для того, чтобы доказать преступные денежные операции «Истинного пути». Каким образом их обнаружить, они еще не придумали, однако пол дела было сделано. Теперь Асе оставалось дожидаться следующих распоряжений Даса и Ма. В основном они продумывали все шаги, а Ася послушно им следовала, потому что по части планов она была не совсем опытна. Однако было еще одно дело, которое девушка не сделала.

Эту идею, как ни странно, предложила сама Ася, в голосе которой отозвались журналистские повадки. Однажды она, листая новостную ленту в социальной сети, наткнулась на ряд очень интересных интервью. И по мере того, как она читала стенограмму чужого разговора, все больше осознавала, что тоже может сделать что-то подобное. А точнее — взять показания у тех, кто также пострадал от рук Отца и его «Истинного пути».

Поодиночке люди, которые стали жертвами распростертой по всему городу преступной сети, не имели никакого веса. В полиции, в чем Ася уже сама убедилась, им давали от ворот поворот, а привлечь внимание общественности призрачными возгласами, больше похожими на очередную теорию заговора, тоже было не реально. А вот если бы девушке удалось собрать целую базу, состоящую из людей и их жалоб, тогда никто бы не смог сослаться на узость закона или придуманные заголовки для желтой прессы. Тогда бы Асю послушали, а вкупе со всеми собранными материалами вообще должны были бы вручить медаль и рукопожатие от губернатора.

Около трех часов дня в гараж вернулась Ма. Девушка небрежно сбросила с себя вязаный коричневый свитер и устало плюхнулась на диван, расплетая неаккуратный пучок дредов. Она взглянула на Асю и слабо улыбнулась.

— Привет, — выдохнула Ма.

— Привет. Устала? Чай будешь?

— Буду, — ответила девушка и вскинула руки вверх, потягиваясь. — Если бы в универе знали, чем я занимаюсь в свободное время, то вряд ли бы так гоняли.

— Мне твоих проблем не понять, — криво усмехнулась Ася, пытаясь вспомнить, когда последний раз была на парах.

— Если бы я была на бакалавре, тоже не ходила бы, — небрежно махнула рукой девушка. — В аспирантуре с меня три шкуры сдерут за такое.

— А Дас? — спросила Ася, протягивая подруге чашку дымящегося чая.

— А Дас бросил учиться, — фыркнула Ма. — Чуть дальше по дороге его автомастерская.

— Прям его? — вскинув брови, поинтересовалась девушка.

— Прям его, — засмеялась Ма. — Я бы тоже раньше не поверила, но что есть, то есть.

Некоторое время девушки сидели молча, каждая в своих мыслях. Незаметно для Аси, все место в ее голове заняло расследование, и ни о чем другом она уже не думала. За маму с Аллой она не сильно волновалась, учитывая, что начальство в «Истинном пути» претерпело небольшие корректировки. Однако от этого она не меньше, чем раньше хотела избавиться от секты и освободить тех, кто позволил промыть свой разум и поддаться сладким обещаниям.

Каждую свободную секунду Асе суждено было вспоминать о расследовании. Ее окружали документы, фотографии, бумаги и чертежи, умело выстроенные ребятами когда-то. Да сам гараж был одним сплошным напоминанием обо всем, что произошло. Его обитые деревом стены, вытянутые гирлянды, журнальный столик с диваном — все вокруг было связано с тяжелыми воспоминаниями. Но Ася и не противилась мыслям о расследовании, о причинно-следственных связях, о преступлениях и убийствах, потому что лишь так она могла забыть о чем-то более важном.

На следующий день Асе нужно было вновь ехать в город. Точнее, в противоположную его часть. Там она должна была встретиться с женщиной, которая когда-то лишилась мужа из-за «Истинного пути». Девушка нашла ее через интернет. Оказывается, социальные сети таили в своих закромах редкие истории и крики о помощи тех, кто не смог дать отпор тщательно выстроенной системе. Ася отзывалась на каждый такой пост, на каждый комментарий и любую фотографию, однако не многие отвечали. Те же, кто все-таки как-то реагировал, в конечном итоге исчезали с поля зрения, заблокировав девушку и лишив ее ценнейшей информации. Ася не понимала, с чем может быть связана такая реакция, но надеялась, что это были не происки Отцовских шавок, а лишь человеческая трусость.

Одна же из немногих, кто решился рискнуть, пригласила девушку к себе домой, сказав, что он будет самым лучшим доказательством вины «Истинного пути». Ася надеялась наконец поговорить хоть с кем-то со стороны и узнать чуточку больше о месте, что разделило ее жизнь на две части.

И на следующий день Ася с утра пораньше выехала в назначенное место. Путь предстоял долгий: полтора часа автобус курсировал по улицам города, изворачиваясь в причудливых маршрутах и заезжая в самые разные закоулки мегаполиса. Ася миллион раз успела пожалеть, что отказалась от помощи Даса, однако мужчина рисковал отказаться от клиента, который должен был приехать на ремонт авто, и девушка не могла такого допустить. Она не должна была в очередной раз становиться обузой. Ей уже хватило, что Дас с Ма и так рисковали своей жизнью, пытаясь спасти ее от Андрея.

Когда автобус остановился на конечной, выпуская тех немногих пассажиров, которым нужно было сюда приехать, Ася вышла и недоверчиво огляделась. Она очутилась в одном из самых неблагополучных районов. Город давно уже развивался лишь в одном направлении: все лучшие постройки и многоэтажки тянулись ближе к центру страны, а его истоки медленно пустели и разорялись. Исторически этот район был одним из первых, положивших начало крупнейшему городу всего федерального округа, а теперь стал лишь центром местной преступности.

Девушка, сверяясь с картами не телефоне, пошла вперед, рассматривая перед собой неровные ряды домов-представителей давно забытого деревянного строения. Погода стремительно портилась, словно чувствуя напряженное настроение Аси. Темные серые тучи непроницаемой дымкой заволокли небо, воздух вокруг тут же потяжелел, и жутковато-тусклый райончик стал еще более сумрачным.

Безликие прогнившие домики склонили свои крыши, словно в поклоне, и угрожающе заблестели темными потрескавшимися окнами. Ася шла вперед, с интересом заглядывая в приоткрытые двери подъездов, однако за слоями мокрой темноты ничего не могла разглядеть. Нужный домик оказался совсем близко к остановке. Асе пришлось склонить голову, чтобы не удариться о низкий брус дверного проема, сделанного словно для карликов, но ни как не для людей выше семилетнего ребенка. Стараясь не угодить ногами в одну из дыр прогнившего пола, Ася отвлеклась и разогнулась в предбаннике, не рассчитав, однако, что и он окажется не выше входа. Тут же с гулким шипением девушка схватилась за занывший затылок, а облупившаяся известка с шорохом свалилась наземь.

В подъезде пахло сыростью и плесенью. Деревянные стены, окрашенные некогда зеленой краской, почти все облезли. Старые почтовые ящики мирно покоились на полу, а одинокая лампочка, свисающая с потолка на паре разноцветных проводов, уныло подмигивала пустоте. Мокрая тишина обволокла Асю, отделяя от внешнего мира, сокрытого за низенькой покривившейся входной дверью.

Ася, стараясь долго не задерживаться, поднялась на второй этаж, поскрипывая деревянными ступеньками. Она в темноте нащупала железную тяжелую дверь и глухо постучала. Звонка здесь не было. Через несколько секунд за дверью послышалось копошение и, кажется, кто-то посмотрел в глазок, но наверняка разочаровался, поняв, что сквозь слой пропитанной плесенью темноты совсем ничего не видно.

— Кто там? — послышался скрипучий женский голос, словно задавленный тяжелой железной дверью.

— Это Таисия Власова. Я Вам писала.

Несколько секунд за дверью ничего не было слышно, будто женщина решала, можно ли доверять незнакомке. Но уже в следующее мгновение железный засов брякнул, с гулом отдаваясь в ушах, и дверь медленно распахнулась. Ася, приветливо улыбнувшись, столкнулась лицом к лицу с маленькой худощавой женщиной. У нее были редкие блондинистые волосы, что пушистыми завитками лежали на голове. Маленькие темные глазки пугливо выглядывали из-под толстой черной оправы очков, недоверчиво разглядывая посетительницу, а кончик тонкого опущенного носа дергался, словно принюхиваясь.

— Здравствуйте, — поздоровалась девушка, протягивая руку.

Женщина боязливо скосилась на руку и не двинулась с места, крепко сжимая дверной косяк жилистыми пальцами. Несколько секунд она о чем-то думала, хмуря складки над глазами, где когда-то располагались брови. Когда Ася уже решила было, что ошиблась домом, и собиралась извиниться за вторжение, женщина дребезжащим резким голосом спросила:

— Ты из «Пути»?

— Я журналистка. Писала Вам, помните? Собираю информацию от…

— Входи-входи, — женщина будто очнулась ото сна и, нетерпеливо махая рукой, загнала девушку в квартиру. — Ходят тут всякие. Не грех лишний раз переспросить.

— Понимаю.

Женщина, шаркая протершимися синими тапочками по коричневому выложенному полу, суетливо двинулась вперед. Ася послушно последовала за ней. Она оказалась в просторном темном коридоре. Справа по стене растянулись бело-серые стенные шкафы, слева красовались два неровных дверных проема: один на кухню, второй — в туалет. Женщина же махнула на одну из грязно-белых дверей впереди, ту, рядом с которой висел черный круглый счетчик электроэнергии, и сказала:

— Это моя комната. Проходи.

Ася скинула с себя черную короткую куртку и аккуратно переступила порог комнаты. Это была совсем небольшая комнатка, в которую еле-еле помещалась двуспальная идеально заправленная кровать, деревянный квадратный стол у окна и холодильник, едва достающий Асе до подбородка. От него вдоль стены тянулись полки, аккуратно заставленные баночками, коробочками и посудой.

В этой комнате, в отличие от остального дома, было светло и не пахло сыростью, а побеленный потолок не зиял буро-серыми пятнами плесени. Здесь было почти что уютно, по сравнению с остальными помещениями.

— Ну, Тася. Можно ведь «Тася»? — заговорила женщина, выставляя на клеенчатую разноцветную скатерть чашки. — Нет-нет, не разувайся.

— Можно, — девушка послушно выпрямилась и села на один из низеньких стульев. — А к Вам как обращаться лучше?..

— Екатерина Ивановна меня звать, — женщина ловко разлила по чашкам кипяток, суетливо возясь с кухонной утварью. — Уж прости, угостить ничем не могу, забыла совсем, что должен прийти кто-то.

— Ничего. Главное, что мы сможем поговорить.

— Девочка, такая молоденькая, а в такую ерунду ввязалась, — неодобрительно качая головой, заключила Екатерина Ивановна. — Мне в свое время никто так и не помог.

— Поэтому я сейчас здесь, хочу помочь Вам, — мягко улыбнулась Ася, придвигая к себе кружку, на дне которой маячил чайный пакетик.

— Да уж сколько лет-то миновало, мне не помочь уже, — рассмеялась женщина совсем без грусти. — Другим может, еще и можно, а у меня все, позади все осталось.

— И что произошло? — мягко спросила Ася. Екатерина Ивановна совсем не выглядела подавленной, однако девушка понимала, что спокойствие и смех могут быть напускными, а на деле в душе женщины могли еще таиться давняя обида и незалеченные раны.

— Ох, как бы все припомнить, — женщина грузно опустилась на стул напротив и устало подперла подбородок ладонью. Она задумчиво опустила глаза, и морщинки на ее лице на мгновение разгладились. — Двадцать лет назад это было. Значит, мне сорок лет стукнуло, мужу — сорок пять. И погибла в тот год наша доченька, наша любовь, да к тому же в положении. А мы тогда, как сейчас помню, ремонт устроили в ее комнате и детскую начинали делать. Ждали ее, чтобы обои вместе выбрать. А мужа-то у нее не было, так она к нам бы и переехала. Вместе бы на ноги поставили внука или внучку… — женщина, громко шмыгнув носом, сделала пару глотков чая. — А тут звонят. Спрашивают: «Юлия Ковалева — ваша дочь?». Говорим — наша. А они: «Авария случилась на Большом кольце». Ну, и разделилась наша жизнь тогда на две части. Мы с мужем все вместе переживали, всегда рядом друг у друга, но чего-то ему не хватило, видимо. Я уж оправилась тогда, года так через три. И работала, и убиралась, и все это. А муж никак не мог в себя прийти. Так вот однажды приходит он и говорит, что с такими людьми познакомился, каких никогда еще не встречал. Что место есть одно, где люди как одна семья, где помощь можно получить. И звал меня с собой на встречи ихние. Я как-то отказалась тогда, помню, сразу мне это странным показалось. Ну, не были в то время так секты всякие в чести, никто ж и не знал, как это называется, и понять что-то, пока поздно не станет, не мог. Так и мы с мужем попались на их удочку. Он ходил туда каждый день, души в них не чаял, а я думала, мол чем бы дите не тешилось… И ведь налаживалось все потихоньку. Он улыбаться стал, смеяться, мы тогда даже ездили по Золотому кольцу вместе. Он все к храмам бегал, иконами восхищался, но говорил, что не хватает ему чего-то в христианстве. Нет, мол, изюминки какой-то. А я-то человек нерелигиозный, рукой махала на все его увлечения, шутила, что он, дурак, на Бога надеется вместо себя. А однажды он пропал. Ушел на работу да и не вернулся больше. Ох, чего я тогда только не натерпелась-то. И по отделениям милицейским бегала, и все больницы да морги обзвонила, на работе его сто раз на дню появлялась, меня там уже посылали куда подальше, как только видели. Вот только нигде мне не помогли. В полиции-то сказали, что да, есть такая организация, «Истинный путь» называется, только там все чистенько и хорошо. И еще сказали, чтоб дала мужу кислороду, а то задушила его, видите ли, змея своей заботой. Ничего мне больше не оставалось: я ждать его решила. Неделю прождала, месяц, год, а он никак не появлялся. А потом заместо него пришли люди с документами. Человек пять, такие черненькие, низенькие, на ломаном русском говорят мне: «Мать, мы тут живем, комната наша по договору». И суют мне бумажки эти подписанные. Представляешь! Пять человек на две комнаты! Якобы муж мой долю свою продал как-то через знакомых, не помню точно. Но натерпелась я тогда… Они в комнаты дочери и ребеночка заселились, я ведь им никак воспротивиться не могла. В милиции от ворот поворот дали, мол все законно. А то, что я с иродами этими должна была квартиру свою делить, это законно?! Я ни спать, ни есть не могла, они как тараканы, везде всегда ползали, шхерились, на своем родном что-то балакали. Потом ведь и вправду и тараканы поползли, и клопы, и крыс я в подъезде видела! Не смогла я так долго жить, Тася, не смогла… Терпела, воевала, кричала, плакала. Умоляла даже. Предлагала долю у них выкупить, а они ни в какую, говорили лишь, что, если не нравится что-то, — путь-дорога. И пришлось мне продать свою часть квартирки. Задешево, никто не хотел с такими соседями уживаться за миллионы, а с агентствами всякими я не решалась связываться, везде мне мошенники виделись. С катушек слетела тогда, видимо. Ну, и купила здесь комнату, на что денег хватило. Вот уж пятнадцатый год кукую, каждый вечер засыпаю со страхом, что ночью на меня или потолок обвалится, или бомжи через окна залезут. А просыпаться-то еще хуже, ведь понимаешь, что очередной день тебя ждет впереди.

Женщина замолчала, плотно сжав губы. Она говорила бойко и с характером, но скупая одинокая слеза все равно мазнула по бледно-желтой щеке. Ася задумчиво молчала, она совершенно не знала, что и сказать. Эта женщина мучилась из-за «Истинного пути» годами, потеряла и мужа, и квартиру, и любое напоминание о былой некогда счастливой жизни. Что же может сделать для нее Ася, кроме как выслушать? Может ли она ей обещать, что что-то изменится?

— А с мужем Вы больше не общались? — наконец Ася смогла вымолвить хоть что-то.

— Нет, — качнула светлой головой Екатерина Ивановна. Она не смотрела на девушку напротив, а лишь аккуратно подстриженным ногтем выводила круги на скатерти. — Я не смогла его найти.

— Ясно…

— А ты-то? — женщина стерла с лица влажную дорожку и бодро переключилась на гостью. — Как там очутилась?

— Мама туда вступила. А я пыталась ее вернуть.

— Не вышло? — прищурившись, уточнила женщина.

— Не вышло, — пожала плечами Ася.

— Я уже не верю, что оттуда можно кого-то спасти, девочка, — задумчиво заговорила Екатерина Ивановна. — Ни у меня это не вышло, ни у тебя. Если им надо, они, как клещи, цепляются за человека всеми руками и ногами.

— Но я еще не закончила с ними, — возразила девушка. — И я не одна. Мне помогают друзья.

— Ох, я бы помолилась за тебя, Тася. Но принципиально этого не делаю. Может, хоть тебе удастся закрыть за решетку этого сектанта и его последышей.

Ася еще немного поговорила с Екатериной Ивановной. Она ничего больше не могла сказать. Об «Истинном пути» женщина знала лишь то, что они отняли у нее жизнь, но никогда не пыталась докопаться до правды. Все-таки, тогда женщине было сорок с лишним лет, а в таком возрасте мало у кого остаются силы бороться с целым миром. Екатерина Ивановна отдалась воле случая и позволила забрать у нее единственную ценность — мужа. Ася не могла вернуть ей квартиру, а тем более, любовь, однако она смогла бы подарить женщине знание, что в эту ловушку больше никто не попадется.

Екатерина была лишь одной из многих. Из сотни или, возможно, тысячи таких же женщин, которые столкнулись с произволом власть имущих и бездействием целого государства. Десятилетиями людей лишали семьи и крова над головой. Система пережевывала их, выплевывая лишь косточки и оставляя после себя целые мили из сломанных жизней. Ясно, почему ребята хотели положить этому конец. И почему он…

Ася дернула головой, освобождаясь от тяжелых пут мыслей. Екатерина Ивановна согласилась дать любые показания, что несказанно радовало девушку и должно было обрадовать ребят. Женщина оказалась на удивление бойкой для своих шестидесяти лет. Несмотря на глубоко закопанную внутри боль, она продолжала стремиться к чему-то хорошему и даже спустя двадцать лет была готова бороться.

Вскоре Ася сидела в автобусе, головой приникнув к дребезжащему стеклу. Она задумчиво наблюдала, как из вида исчезают догнивающие деревяшки, черно-серые лужи и деревянные мостки, пронизывающие почти весь район. Одно дело из сотни было сделано, и третий человек, пострадавший от рук Отца, наконец поведал свою историю. Конечно, Ася даже предположить не могла, сколько еще таких же страдальцев прячутся за стенами и дверьми своих квартир, не желая ни с кем разговаривать. Найти желающих тратить силы на призрачное дело, тянувшееся десятилетиями, было сложно. В интернете Ася то и дело натыкалась на шутников, ложные сообщения и сплошной текст обмана. Девушка с горечью думала, что показания матери или Аллы были бы самым веским доказательством. И если по поводу мамы Ася сомневалась, то насчет Аллы она была уверена. Женщина бы не упустила возможность поучаствовать в таком деле. Однако Ася до сих пор не знала ее секретов. Она могла лишь догадываться, что Алла забыла в таком месте со своими-то жизненными принципами и устоями. За месяц, проведенный вместе, женщина так и не раскрыла свою тайну, а теперь неизвестно, когда они смогут вновь поговорить. И смогут ли вообще. Зато Ася узнала фамилию соседки — Зорина. Она услышала это в последний день в обществе, когда ее притащили в нижний зал. Отец спрашивал про Аллу у Андрея. Однако фамилия соседки ничего нового не открыла — интернет в очередной раз не дал ответов. Ася подозревала, что фамилия может быть вымышленной, но сейчас ей оставалось лишь догадываться об этом.

Мама Аси, Виктория Власова, оставалась в «Истинном пути» и, наверное, ни разу не усомнилась в правильности своего решения. Она была уверена, что дочь от нее отказалась, и сама бросила попытки с ней связаться. Больше всего Асю поражало, что собственная мать не узнала ее, и каждый их разговор заканчивался недоговоренностями и недоверием. Ася списывала все на то, что ей на руку сыграл эффект неожиданности, а мама была под воздействием наркотика, однако глубоко в душе девушка всегда надеялась, что в итоге женщина ее узнает и они сбегут вместе.

Мерное покачивание автобуса убаюкивало, и мысли сонно сновали в голове. Одно единственное имя приходило на ум, никак не желая исчезнуть, раствориться, погаснуть. Последние недели Ася упрямо выкидывала из головы воспоминания о нем. Она внушала себе, что все кончено, что ей стоит забыть о произошедшем, стереть из памяти обжигающие прикосновения, пылкие поцелуи, искрометные взгляды. Перестать прокручивать в голове вкрадчивый мужской шепот, вспоминать его мягкие губы, растягивающиеся в насмешливой улыбке, сверкающие огнем янтарные глаза, такие глубоко-притягательные в полумраке «Истинного пути» и руки. Сильные руки с синими дорожками вен, с длинными тонкими пальцами и до дрожи нежными прикосновениями.

Как бы Ася не внушала себе, что она больше не нужна человеку, который так нагло украл ее сердце, как бы часто она не вспоминала зияющее дуло в стальном корпусе пистолета, направленное Павлом ей в голову, она не могла избавиться от навязчивых воспоминаний о тех моментах, когда были лишь они одни, когда весь «Истинный путь» со своими тайнами принадлежал только им.

Это было больно. До истерических всхлипов, до спазмов в груди больно понимать, что Асю предали. И надежда на то, что это не так, с каждым прошедшим днем угасала все сильнее. Ася никогда раньше не привязывалась ни к кому так сильно, как к Павлу. И единственный человек, которому она решилась довериться, оказался лишь маской. И как бы сильно Асе ни хотелось верить и мечтать, что все может измениться, дни упрямо шли вперед, а ничего так и не менялось. Ася должна была забыть и двигаться дальше, но пламенные кандалы никак не спадали с ног, и девушка могла лишь барахтаться на месте, пытаясь не утонуть в собственных чувствах.