Персики тюрьмы
Я вжалась в стену. Каменную, влажную.
— Идиот, — прошипел мой голос где-то в той стороне, где золотисто вспыхивали отблески факела. — Почему он до сих пор не сдох? Почему не нашлось ни одного героя, кто бы пробрался в тюрьму, убил бы олуха-короля и избавил меня наконец от брачных клятв?
Ну, то есть, ты не только мою внешность, но и мой голос украла, ведьма проклятая⁈
— Конечно, цареубийцу мне бы пришлось казнить, но ведь я бы его и щедро наградила бы! Его семья ни в чём бы не нуждалась.
— Да, Ваше величество, — пролепетал капрал.
— Что «да», что «да», идиот⁈ Ты вообще слышал, что я говорила⁈
— Так точно, Ваше величество.
— Дева Пречистая! Я окружена предателями и идиотами! За что мне это⁈
Они стремительно направлялись ко мне, и тьма слабела под напором золотистого света. Я огляделась. Мрачный коридор, камеры по обе стороны отделены от него лишь ржавыми решётками. Три или четыре, кажется, свободны. В остальных лежат и сидят безучастные узники. В четвёртой от меня бредит какая-то женщина, вцепившись в прутья. Её голос монотонен и похож скорее на капающую воду, чем на слова человека. Я дёрнула дверцу одной из пустых камер. Не заперта! Да и зачем бы запирать, если в ней нет узника? Юркнула внутрь.
— Вы должны беречь жизнь Его величества короля Анри, — продолжала Илиана, и я услышала шорох её юбок, видимо, двигалась королева очень быстро, — вы отвечаете за его жизнь своей, капрал. Вам ясно?
— Так точно, Ваше величество.
— Но если вдруг что-то случится… вы понимаете? ну мало ли, в тюрьмах по недогляду всякое бывает… то я не стану очень уж сильно гневаться…
— Никак нет, ваше величество! В моей тюрьме никогда не случается чего-то неподобающего…
Я чуть не расхохоталась, юркнула за какой-то полуистлевший скелет и притворилась мёртвой. Интересно, капрал реально идиот, или — наоборот — очень умён? Ведь притворяться дураком в некоторый случаях это мудро.
Илиана зарычала, словно раненный зверь.
— Мне всё чаще кажется, что этот мир стоит спалить к бездне, — прошипела она. — Зачем он мне вообще? Люди — уроды, грязь, мир уродский…
— Милости, милости… воды… дайте глоток воды…
— Будь ты проклята, ведьма!
— … воды… глоточек…
— Три черепашки… почему три? Почему, скажем, не две?
Заключённые ожили. Одни плакали, другие ругались. Изо всех решёток навстречу ведьме потянулись руки. Я лежала тихо-тихо, как мышка. Только чуть сдвинула череп, чтобы лучше было видно. Кто-то схватил чёрную юбку платья Илианы. Королева хлестнула по измождённой руке стеком.
— Прочь!
Я чуть потянулась и жадно вгляделась в ту, с которой Румпель меня перепутал. Илиана остановилась шагах в пяти от моей клетки. Красивая. Кожа белая, точно сливки. Чёрное платье подчёркивает безупречную фигуру. Тёмные волосы сверкают бриллиантовой сеткой. И талия такая тонкая! Кажется, даже тоньше, чем у меня. А выглядит королева действительно совсем юной. Выглядела бы, если бы ярость сейчас не искажала черты.
— Скоро мне понадобится место, — холодно продолжала ведьма, обращаясь к капралу, грузному мужчине, которого я видела лишь со спины. — Всю эту сволочь умертвить и бросить… в реку, например. Устройте рыбам праздник.
— Камеры чистить? Нужно тогда ещё хотя бы пару стражников… или слуг…
— Обойдёшься.
Не факелы. Магический свет — поняла я. А в следующий миг осознала: то есть… то есть эта узурпаторша сейчас мой народ отправляет на смерть? Мой? А не охренела ли она часом? В смысле «умертвить и бросить…»⁈ Ты вообще, кто такая, Ваше величество? Потомок Дютора, ловчего моего отца? Вот сразу видно, что в тебе — ни капли королевской крови!
От возмущения у меня даже дыхание пресеклось.
— Здесь девяносто шесть человек, Ваше величество…
— И?
— Из них — одиннадцать детей…
— И что, капрал? Что ты хочешь сказать? Дети — это же удобно, их больше влезает в повозку.
— Вывоз такого количества трупов невозможно будет скрыть от народа, Ваше величество.
Илиана зло выдохнула:
— Да плевать мне. Пусть меня боятся. Чем сильнее боятся, тем меньше бунтуют.
— Так ведь ваши гости непременно прознают об этом!
«Дура, — с наслаждением подумала я, с трудом удерживаясь от желания выскочить и надавать оборзевшей девке пощёчин. — Об этом ты не подумала, верно?». Королева молчала, видимо, размышляя.
— Ты прав, — наконец нехотя признала она.
— Может, господин Румпельштильцхен превратит их, скажем, в свиней? Всё польза в хозяйстве…
Королева расхохоталась:
— Было бы неплохо. А у тебя есть чувство юмора, Эрик. Но — увы — мой тёмный маг сентиментален, точно барышня. Ладно, бросьте тогда этих подлецов в один из подвалов моего замка. И замуруйте. Пусть сами сдохнут. И не говорите потом, что я не забочусь о моих людях.
— Вы очень милосердны, Ваше величество.
Что? Что⁈ Что ты творишь, тварь⁈
Я чуть не заорала и не вскочила, но моё платье зацепилось за кости скелета, и пока я аккуратно освобождалась из объятий смерти (бархат! не повредить бы такой дорогой бархат!), королева уже прошла мимо. Пылая негодованием, я вскочила наконец, подхватила юбки и выбежала из клетки. Где-то наверху грохнула дверь.
— Воды… будь проклята… хлебушка кусочек… черепашки…
Голосов было много, они сливались, давили. Я задумалась.
Это — мой народ. Они об этом не знают, но я — их королева. Их настоящая королева. И какая-то чумичка — прости, Пречистая! — вообразила, что может вот так разом лишить жизни моих подданных⁈ Румпель, что вообще ты в ней нашёл? Ну, кроме, конечно, идеальных полусфер груди, тоненькой талии и крутых бёдер… Как вообще можно любить это почти полное ничтожество⁈
Я выдохнула, расправила плечи.
Ладно, с Румпелем — позже. Он неизбежно поймёт, что я по всем параметрам лучше. К тому же Илиане лет… двадцать пять? А мне-то — восемнадцать! Год-два, и узурпаторша превратится в старуху. А я всё ещё буду молода! Так что, Румпель — это лишь вопрос времени. А вот мой народ… Его нужно спасать прямо сейчас. Но сначала поговорим с королём. Нужно посмотреть, насколько ведьма права, а ещё: насколько Анри — идиот. Меня, в отличии от Илианы, идиоты не злили. В конце концов, что плохого в том, чтобы быть умнее своих подданных? Хуже, когда наоборот…
Я подхватила юбки и решительно двинулась прочь от выхода туда, где, по идее, должна находиться камера короля-узурпатора.
— Воды… воды… хоть глоточек…
Мне вдруг вспомнилось, как мы с Осенью поили бредящих от чумы больных в госпитале. Сердце сжалось. Будь проклята Илиана! Неужели, обладая неисчерпаемой магией, так сложно хотя бы напоить обречённых на смерть людей? Зачем такая бессмысленная жестокость?
— Умоляю, воды… делайте потом со мной, что захотите… Ваше величество…
— Воды… капельку…
И лихорадочно блестящие глаза в полумраке. И бледные тонкие пальцы, впившиеся в решётки.
А… кстати, почему я их продолжаю видеть? Ведь королева с её магическим светом давно ушла. Я опустила глаза и увидела золотистые искорки, вьющиеся между пальцев. Магия! Ох, я ж совсем забыла про уроки Дезирэ! Хотя их и было всего лишь два. И я ничего не умею. Не знаю ни одного заклинания, ни…
— Шиповничек, — прошептала себе тихонько, — в прошлые разы не было никаких заклинаний.
Что там я делала? «Я — река»? То есть… то есть, нужно просто сосредоточиться и… В первый раз черешня вспыхнула пламенем. Но пламя мне сейчас не нужно. А потом косточка проросла… И вот это уже ближе.
Я закрыла глаза, глубоко вдохнула. Попыталась почувствовать себя рекой, или тучей…
Бесполезно.
Что делал Дезирэ, чтобы у меня получилось представить? О-о-о… Вот. Я попыталась представить его руки на моих бёдрах, и меня чуть не замутило. Нет. Не хочу. Даже вспоминать тошно и мерзко. Но обязательно ли это должны быть руки именно Дезирэ?
Чёрные глаза-угольки, подстриженная щетина на лице, горбинка тонкого породистого носа, и… губы. Жёсткие, требовательные. О-о-ох… Я снова плавилась, и снова плакала, а он снова и снова целовал слёзы на моих глазах и щеках… Румпель обнимал меня, и кроме его объятий мне ничего было не нужно. Румпель прижимал меня к себе, а вокруг вился хохочущий свежий ветерок, и бесплодная земля покрывалась травой, расцветающей нежными цветами: голубыми, сиреневыми, жёлтыми, лиловыми, розовыми… Птицы распевали песни, журчал по камушкам ручеёк, и вырастали яблони, черешни и персики. Я так люблю персики!
И губы его были сладкими… М-м-м…
Я выдохнула и открыла глаза. Нет, ну ничего ж себе!
Мягкий жемчужно-серебристый свет. Мягкая зелёная трава под ногами. Мох оплетает каменные стены, виноградные лозы обвивают металл решёток. Аромат цветов и… Люди. Истощённые, с безумно блестящими глазами, они срывали гроздья винограда, спелые персики с выросших прямо в камерах деревьев и яблоки.
Я сглотнула. Как это у меня получилось? Я в жизни бы даже не предположить не могла, что такое возможно.
Тюрьма словно расширилась. Да, осталась темницей, конечно: весь этот камень потолков, пола и стен, камеры, решётки — всё это никуда не делось, но… она словно раздвинулась.
Я бросилась вперёд, едва не приплясывая от радости. Я стала феей! Я смогла. Я — великая добрая волшебница! И без всякого там Дезирэ. Так, теперь быстренько освободить короля, свергнуть злую ведьму и милостиво принять корону и скипетр от всех трёх королевств.
Коридор заканчивался дверью. Не нужно было быть мудрецом, чтобы догадаться: это та камера, в которой и заключён бывший король. Ну, если бы я злой и мерзкой Илианой, я бы поступила так же: изолировать монарха, закрыть в самой дальней камере с дверью, чтобы исключить возможность общения с кем-либо, или заговора.
Всё бы неплохо, вот только на двери висел замок.
Но я — добрая фея или кто?
Закрыв глаза, я снова попыталась представить себя и Румпеля. А потом направила искрящийся светлый поток на препятствие и… Меня отшвырнуло в стену, точно котёнка. Острая боль судорогой прошлась по телу, и я невольно закричала, скрючившись от боли. Из глаз брызнули слёзы.
Ах ты ж сволочь!
Я всхлипнула, поднялась, вытерла слёзы со щёк. Ненавижу! Как можно так с хорошей мной? Всхлипнула ещё раз. Но плакать то потом. Плакать лучше тогда, когда рядом есть тот, кто пожалеет. Итак, что мы имеем? А имеем мы могущественную ведьму Илиану, чья сила — увы, но нужно быть честной — превосходит мою. Может быть, если Румпель встанет на мою сторону против неё, то наши силы как раз и уравновесятся, но пока что…
Задумчиво посмотрела на небольшой серебряный замочек.
Мне нужен ключ. Куда бы я спрятала ключ, если бы была злой ведьмой? И уже через минуту поняла. М-да. Что ж за невезуха-то? Если бы я была злой ведьмой Илианой, то ключ от темницы мужа я бы спрятала в декольте. И у меня нет ни малейших оснований сомневаться, что ведьма поступила иначе. Но… в таком случае ведь короля должен кто-то кормить, разве нет? И вряд ли это делает сама королева. А, если бы меня по два-три раза на дню дёргали к ненавистному мне супругу, чтобы я открыла и закрыла дверь…
Я встала, снова разожгла золотистые искры в пальцах, приблизила свет к двери. Ну точно! Небольшое окошечко. И оно — не заперто. Открыла. Зарешёчено, конечно.
— Ваше величество, — зашептала я, — вы там?
Что-то грохнуло. Раздались шаги, и я отпрянула, когда бледное лицо прильнуло к решётке с той стороны.
— Ты? — прошептал узник с ненавистью. — Опять? Стерва.
— Полностью с вами согласна, Ваше величество. Но я — не она.
Бледные губы искривились. Мужчина грязно выругался. Как-то… ну… недостойно королевской особы. Я насупилась:
— Вы вообще хотите отсюда выбраться или нет?
— Да подавись ты, собака.
Ну, он употребил, конечно, иное слово. Я выдохнула. М-да. Тяжёлый случай. Радовало только одно: мой будущий муж совершенно точно — идиот.
— То есть, ради удовольствия меня обругать, а вернее даже не меня, вы выбираете гнить в застенках? Я — не Илиана. Хотя мы и похожи внешне. И я могу вам помочь. Мы можем стать союзниками, я верну вам трон. Конечно, не просто так, но цену можно обговорить.
— Ты хочешь вытащить меня? — недоверчиво хмыкнул тупица.
Его щёки, подбородок и кожа над губой некрасиво заросли тёмной щетиной. Вокруг ярко-голубых глаз пролегли тени. Король был совсем молод, чуть-чуть старше меня. Симпатичный. Судя по тому, что к окошку он нагнулся — высокий.
— Не знаю, — честно призналась я. — Вы так отвратительно себя ведёте, что с каждой минутой это желание во мне угасает. Но, признаюсь, первоначальное желание было именно таким.
— И что потом?
— Вы станете королём Эрталии.
Говорить о том, что править Анри будет под моим чутким присмотром и властью было пока явно рановато.
— Кто вы?
— Ну… в каком-то смысле, я почти сестра-близнец вашей супруги, только не сестра…
— Эллен? — удивился Анри.
Тупой! Боже, какой он тупой! Что, впрочем, хорошо.
— Да нет же! Говорю: не сестра. Просто мы с вашей почти вдовой на одно лицо.
Как ловко я намекнула на вероятность его смерти! Могу собой гордиться. Ай да я!
— Вдовой? Ну и как тебя зовут, ведьма?
— Я не ведьма, я — фея.
— Один фиг.
Ну… так-то он прав. Если говорить по существу, то фея и ведьма это одно и тоже, просто одна — добрая, а вторая — злая. Причём и то, и другое порой зависит лишь от настроения. Но я точно добрая. А Илиана вряд ли бывает когда-либо в фейском настроении.
— И как же ты меня освободишь?
— Пока не знаю. Но прежде, чем двигаться в этом направлении, мне нужно заключить с вами нерушимый союз. Вы мне дадите клятву верности и…
Я запнулась. Анри молчал и лишь смотрел на меня сверкающими глазами. Шикарное сочетание: голубые, словно аквамарин, глаза и тёмные волосы. А борода… Ну, бороду мы побреем. Ладно, сойдёт. Красавчик, идиот, да ещё и такой страстный!
— … и да, сделаете предложение руки и сердца.
— Я как бы женат.
— Как бы. Это ненадолго. Илиану придётся убить.
— Она — фея.
А всякий, кто убьёт фею, будет проклят. Я пожала плечами и с загадочным видом произнесла:
— Этот вопрос мы решим.
Так, как если бы знала, как его решить. И Анри, кажется, поверил. Нехорошо усмехнулся.
— Ну и зачем по-твоему мне менять одну черномазую ведьму на другую? Ненавижу брюнеток.
— Ради спасения жизни? Ради свободы?
— Железные решётки — мне не клетка, и каменные стены — не тюрьма. Что ещё предложишь в обмен на мою руку?
Я нахмурилась. Досадно. Кажется, Анри не совсем уж идиот. Какая жалость!
— То есть, если мне больше нечего предложить, ты выбираешь остаться в камере, без надежды когда-либо выйти отсюда, без…
— Да, — нагло ухмыльнулся он. — Знаешь, между браком с тобой, Илиана…
— Я не Илиана!
— Хорошо. Между браком с тобой, не-Илиана, и темницей последняя мне как-то больше симпатична.
И он меня зацепил. Я почувствовала, как от гневного дыхания раздуваются мои ноздри, увидела, как золотистый свет меняется на густо-фиолетовый.
— Ну и сиди, — прошипела я. — Можешь с деревянной Жанной пообщаться. Наверное, она тоже симпатичней, чем я!
— Уж куда как! — расхохотался узник.
Я захлопнула окошечко взмахом руки, развернулась, подняла юбки и, глотая слёзы незаслуженной обиды, пошла назад. Да, Илиана — стерва и злодейка, но вот прямо сейчас, мне кажется, я её немного понимаю.
Гад! Мерзавец! Идиот идиотский! Пусть тебя ждут обнимашки с той самой… как я её назвала? Деревянной Жанной? Ну в общем, пусть тебя повесят! А я посмотрю.
Вытерла слёзы. И вдруг обратила внимание, что трава под моими ногами вянет. Нет-нет-нет! Я же добрая фея! Мне нельзя злиться! Зажмурилась, пытаясь выровнять дыхание. Я — река, я — жизнь… Травка, птички, персики… Сладкие-сладкие персики, чтоб их! Перед моим мысленными взором целая гора сладких фруктов гнила и покрывалась зелёными крупными мухами.
— Да чтоб ты сдох, Анри! — завопила я, не выдержав. — Из-за тебя я перестаю быть доброй!
Мне ответили плач, проклятья и стоны.
Я открыла глаза. М-да. Прекрасный мир, созданный мной, был безнадёжно испорчен. И восстановить я его не могу, увы: в сердце кипит всё, что угодно, но только не доброта, жалость или там любовь. И что делать с несчастными людьми?
— Спасите! — завизжала какая-то женщина слева.
Я оглянулась. Оживший виноград, ощетинившийся шипами, тянул плети к горлу несчастной, забившейся в угол тесной камеры. Растения оживали, превращаясь в монстров-душителей. Ещё четверть часа, и мои творения исполнят приказ королевы-ведьмы.
Что делать⁈ Захотелось вопить, но…
Так… стоп. Я — зло? Зло. Ну, по крайней мере сейчас, пока я не владею добром. Добро — созидает, зло — разрушает. Дезирэ, например, не мог исцелить Чуму, но смог её убить, верно? А, значит…
Я снова закрыла глаза, вспомнила мерзкий смех Анри. Илиану, похитившую мою внешность и моего мужчину. Волка, улыбающегося на скале. Игрейную с её «ах, вы так прекрасны»… Глубоко вдохнула, подняла руки, согнув их в локтях, а затем всплеснула пальцами.
Открыла глаза и усмехнулась.
Решётки рухнули ржавой пылью. Осыпались, перестав быть.
— Кто хочет жить — за мной, — велела я.
Жить хотели все. Кроме мёртвых. Стража, конечно, не стала нам мешать, стоило стражникам увидеть моё лицо. А я поняла, что мне делать. Значит, Ваше величество, вам брюнетки не по вкусу? Я правильно вас услышала?
Но мою торжествующую улыбку оборвали. Когда я уже была дома и, сняв туфельки, на цыпочках бесшумно поднималась в свою комнату, мои глаза закрыли тёплые ладони.
— Шиповничек, — промурлыкал радостный Арман. — Я так волновался. Ещё бы полчаса, и я отправился бы штурмовать королевский замок в одиночку.
Чёрт.
Бездна меня побери! О тебе-то, маркиз-лягушонок, я и забыла совсем…