Подъем, спящая красавица! (СИ)

Глава 3

Музыка ветра

Люсьен, голодными глазами мрачно наблюдавший за нашей трапезой, всё же сдался. Да и никто бы на его месте не выдержал таких запахов. Мальчишка сел за стол, молча положил себе рагу, покосился на Дезирэ и принялся есть с видимым страданием на лице. Принц тоже промолчал, но, когда пажу оставалось доесть буквально несколько ложек, задумчиво спросил:

— Ты же знаешь, откуда берётся колбаса?

— Перестань!

— Или, когда ты покупаешь сервелат, то даже не догадываешься, что когда-то он бегал, маленький, розовенький, и задорно похрюкивал, поводя круглым любопытным рыльцем?

— Заткнись! Очень тебя прошу.

Дезирэ послушался. Но спустя несколько минут коварно заметил:

— Вот этот, мне кажется, был рыженьким. Или сереньким? Нет, точно рыженьким…

Люсьен вскочил и выбежал из дома, громко хлопнув дверью. Принц тихо рассмеялся, довольный собой. Поднялся. Глянул на меня свысока.

— Я застелю вам постель в мезонине. Завтра мы будем уже в Монфории. Я проверил: наматрасник и одеяла целы. Но нужно собрать сено и заново набить. И вытряхнуть.

— И как мы будем отвоёвывать…

— Об этом потом. Сейчас отдых: устал, как пёс

— А Люсьен… Вы будете его искать? Мне кажется, тут в горах полно волков.

Жених лениво усмехнулся:

— Знали бы вы, как ужасен Люс в гневе! Они просто побоятся с ним связываться. Не тревожьтесь. Главное, ночью из дома не выходите…

Мне снились волки. Они прятались в кустах и жалобно, по щенячьи поскуливали, поджимая пушистые хвосты. И мне хотелось забраться в стаю пушистой братии и спрятаться, замереть, перестать дышать, чтобы Тот, Кто затаился во тьме, не услышал, не нашёл. Я чувствовала его дыхание, я ощущала его взгляд. У него не билось сердце, и кровь в жилах была ледяная, словно горная река.

Распахнув глаза, я уставилась в темноту. Когда-то потолки в шале были белёными, но известь давно облетела, осела серой пылью на стенах, полу и мебели. Сквозь заколоченные ставни тускло пробивался лунный свет. В тишине я услышала своё тяжёлое, хриплое дыхание, подняла руку и коснулась лба. Он был мокрым и холодным.

Я села на кровати. Сердце колотилось бешено.

Который сейчас час? Не припомню, чтобы видела в этом доме часы, да и откуда бы такая роскошь в такой убогости? Я оглянулась на постель и снова вздрогнула: её белизна в лунном свете казалась мертвящей. Нет, возвращаться в неё я не хочу… Встала, и, не одеваясь, в одной батистовой камизе — благо та была ниже колен — вышла из комнаты, спустилась вниз. На кухне никого не было. Я взяла со стола трут и огниво, зажгла свечу, стараясь не думать, откуда в доме, опустошённом мышами, взяться восковой свеча.

Никого не было. Люсьен, видимо, разместился во втором мезонине, выходящем окном на другую сторону. Зато был тёплый вишнёвый плащ принца. Он одиноко и печально висел в углу, и я, конечно, не осталась равнодушной к несчастному. Завернулась в него, вернулась за стол, вытащила крохотное зеркальце-медальон, раскрыла и стиснула пальцы до боли…

У Вальжана были толстые, мокрые губы. Целуя, он попытался протиснуть мне в рот язык, я отдёрнулась. Сплюнула и демонстративно вытерла рот.

— Ты ошалел совсем⁈

Жених нагло рассмеялся:

— Да ты совсем малолетка! Даже целоваться не умеешь.

— Умею, — прошипела я. — В отличие от тебя. Никто в своём уме язык в чужой рот не пихает.

— Ты даже не представляешь, что я в тебя скоро запихну! — он поиграл бровями и сально улыбнулся.

Меня затошнило. Я, конечно, знала, что конкретно и куда пихают после свадьбы. Тоже мне, секрет Полишинеля. Мне было меньше четырёх, когда при мне дворовая собака зачинала щенков. Я уж не говорю о… Дева Мария, вот как тут не согрешать помыслами, когда все вокруг только и делают, что осеменяют собак, кур, коз, овец? Как во всём этом блуде сохранить целомудрие?

— Па, она покраснела! — захихикал Вальжан и заухмылялся, подмигивая.

Мельник, лоснящийся от жира, ухмыльнулся. Он даже прервал торги с моим отцом о приданом, чтобы ещё раз внимательно меня оглядеть. Взгляд будущего свёкра остановился на моей груди.

— А трепались, что с пастухом спуталась… Я ж говорил: кабы спуталась, так давно понесла бы. Хорошая девка. Хороших внуков родит.

— В бёдрах узковата, — сумрачно отозвалась его жена, хмуря толстые брови.

Это была высохшая высокая женщина, с резкими глубокими морщинами и впалыми глазами. Супруг деловито возразил:

— Это ничего. С возрастом и родами раздадутся…

Они обсуждали меня при мне же, словно я была козой на случку. Я стиснула кулаки. Хотелось заорать или швырнуть в них чем-нибудь. И я бы так и сделала. Вот только рядом высился отец, а его брюхо затягивал широкий кожаный ремень.

— Ну вот наступит май, и сыграем свадьбу, — изрёк мельник. — По зиме родит, а весной отправится в поле. Чтоб не залёживалась долго-то. Посевная это святое…

— Ты чего не спишь?

Я вздрогнула всем телом и оглянулась. Надо мной нависал Дезирэ. В свете луны его волосы сияли серебром.

— Не могу уснуть, — честно призналась я. — Как только закрываю глаза, чувствую смерть за изголовьем.

— Ясно.

Он сел напротив, заглянул в лицо. В пляшущем свете свечи его глаза поблёскивали угольками.

— Как же вы все боитесь смерти!

— А ты — нет?

— Я — нет.

— Ничего не боишься?

Принц нагнулся ко мне. Я невольно отпрянула. Дезирэ криво усмехнулся. Блеснули крепкие зубы.

— Боюсь. Того, что страшнее смерти. Я принесу вина. Будешь?

— Буду.

Он вышел, а я обхватила голову руками, запустила пальцы в спутанные волосы. Да, надо было их расплести прежде, чем ложиться спать, но я так устала!

Что за сновидения? Что за странная простолюдинка, в теле которой я оказываюсь во сне?

И главное — что мне делать?

Племянник по матери был единственным моим родственником. Остались ли у него потомки? А если нет, то кто я? Как я могу доказать, что я — дочь последнего короля страны, которую все давно забыли? Да и кому это интересно? Без родных, без своих людей я… простолюдинка? Увы, нет. У любой крестьянки есть родители, или муж, или братья, или сыновья, которые заступятся, прокормят, если совсем будет тяжко, затянут пояса и пойдут наёмными работниками, но не бросят её. А я? Да меня любой встречный мужчина обидит, и некому будет заступиться!

Глаза защипало.

— Не реви, лучше пей, — Дезирэ, бесшумно вернувшийся на кухню, грохнул передо мной глиняной кружкой. Налил в неё терпко пахнувшее вино из кувшина, покрытого паутиной и пылью.

Пить вино из кружки… Фи. Моветон.

Я взяла её обеими руками, чувствуя холод глины. Сморгнула слёзы. Глотнула и закашлялась. Дезирэ уселся на стул и закинул ноги — одну на другой — на подоконник. Свеча облила его красные сапоги жадным трепещущим светом. Принц стал пить из горла́, глядя в отражение почерневшего от тьмы стекла.

— Зачем я вам?

Чёрные глаза скосились на меня.

— Неземная любовь. Истинная пара. Любовь с первого взгляда и до гроба. Вот это всё.

— До чьего гроба?

Дезирэ расхохотался, сбросил ноги на пол, стукнув каблуками, поставил кувшин и уставился на меня, наклонив голову набок:

— В неземную любовь не веришь?

— Нет.

— Ну и зря.

— Почему зря?

— Те, кто верит в такую лабуду, счастливее тех, кто не верит.

— И обманывают их чаще, — намекнула я.

Жених лишь презрительно пожал плечами:

— Похрен. Зато они счастливы в неведении.

— Пока не обнаружат, что всё это — обман.

— И что? Поплачут, найдут кого-то похитрее и снова поверят. И снова будут счастливы.

И он снова отпил вина. Я протянула кружку. Он налил. Что-то, конечно, есть в его словах, но как поверить в обман, если ты знаешь, что это обман? Дезирэ сморщился:

— Кислятина. Ещё год-два и уксус был бы. Вовремя мы его вскрыли.

От вина странным образом согрелось не только тело, но и душа. Я самой себе казалась ледяной глыбой, рядом с которой разложили костёр. Пламя печёт, лёд тает. Голова немного кружилась, но я всё ещё сохраняла трезвость мысли. Вот так и надо! Нельзя терять бдительность рядом с таким опасным человеком.

— Чем сильнее веришь в чью-то любовь, тем потом больнее развор… разор… чарвор… вырваешься.

Какое это неприятно сложное слово, оказывается!

Дезирэ пожал плечами. Снова отхлебнул. Я забрала у него кувшин. Пить из горлышка оказалось намного удобнее. Опять же, потом кому-то мыть кружку. А кому?

— А если кто-то реально любит, а ты не веришь? — задал жених провокационный вопрос. — Живёшь и не веришь, а потом помер и узнал. Вот досада-то! Представь, Шиповничек, узнать в конце жизни, что тебя кто-то искренне любил. И ты мог любить его тоже. М?

Поймать его мысль оказалось довольно сложно. Да ещё и высказанную таким вкрадчивым, лукавым голосом! Пришлось проглотить ещё вина. Недаром всё же утверждают «истина в вине».

— И кто же этот кто-то? Только не говори, что ты.

— А если я?

— Ну нет, нет! — для убедительности я помахала перед его мордой растопыренными пальцами.

— Почему же? Положим, я не очень хорошо воспитан и всё такое. Старый солдат, и не знаю слов любви. Стихи там не слагаю…

— Стихи?

Я расхохоталась так, что начала икать. Ну а если реально смешно? Пришлось запить, чтобы икота прекратилась.

— Да ты меня даже не хочешь! — прыснула ему в лицо. — Ты пажа своего больше хочешь, чем меня!

Дезирэ замер, сузил и без того не широкие глаза.

— Так, я понял. Тебе вина хватит.

— А больше и нет!

Я перевернула кувшин. На стол упала последняя капля. Я поднялась:

— Накойной спочи.

Пошатнулась. Уцепилась за стул. Мир раскачивался, словно мельничное колесо. Нет, колесо крутится, а мир… что делает мир? Дезирэ подхватил меня.

— Быстро тебя… развезло.

— Кого? Меня? Я просто танцевать хочу.

— Ну, потанцуй. Раз хочется.

Мир кружился немилосердно. Мне пришлось обхватить шею жениха, чтобы не упасть. Всё же я, кажется, и правда выпила лишнего: мне показалось, что глаза принца вспыхнули алым. Пожалуй, стоит действительно идти спать…

— Я бы потанцевала, да музыки нет, — пожаловалась ему.

— Разве?

Прислушавшись, я с удивлением разобрала в свисте ветра в печной трубе мелодию флейты. Или дудочки.

— Слишком заунывно.

Дезирэ обернулся к столу и пальцами отбарабанил такт по дубовой крышке. Ритм тотчас подхватили стол и стулья, чётко отбивая его ножками. Его же заскрипела дверь. Застучали ложки и чугунки над очагом. И всё вот это сложилось в удивительную, зажигательную музыку, немного безумную. Руки жениха легли на мою талию, и мы закружились. Вернее, это он меня закружил, а я лишь бестолково перебирала ногами. Было странно ощущать его жёсткую куртку грудью без корсета. Металлические пуговицы и ремешки даже через ткань задевали соски. Но насколько же легче дышать без тисков китовых пластин!

Внезапно я поняла, что мне нужно делать.

Ну вот же он — выход! Такой простой, такой… единственный. Ну и плевать, что Дезирэ меня не любит. Я ведь красива. И очень: белая кожа, густые, волнистые волосы, льющиеся до самых колен, тонкая-тонкая талия, упругая грудь, высокая шея и… да, ещё глаза ж как у лани. Неужели ж я не смогу влюбить в себя этого невзрачного невысокого паренька? Глупость какая-то!

А если влюблю, то он — принц, его жена, будь она даже крестьянкой — принцесса. А это значит…

Кстати, а он-то сам из какого королевства?

— Кс… тс… ты сам-то откуда? — сипло прохрипела я.

Что это с моим чудным голосочком?

— Оттуда.

— А.

Ну тогда понятно.

Решено. Его сердце станет моим. А заодно титул, богатство, рука и шпага. Ну и что там ещё… Я остановилась, схватила его покрепче, чтобы не убежал и решительно поцеловала в губы. Мягкие. А я почему-то думала, что они будут жёсткими. Закрыла глаза, чтобы не видеть лица. Дезирэ не ответил, но поддался, открывая губы, прижал к себе чуть сильнее, впечатывая пальцы в мою спину. Дыхание его стало неровным. Ладонь поползла вниз…

— Эй…

Дезирэ отпрянул от меня и оглянулся. Я положила голову на его плечо, переводя дыхание, и тоже посмотрела. В дверном проёме бледной статуей застыл Люсьен. Этот-то тут откуда? Ну и вообще, как ему не стыдно подглядывать? Откуда-то снизу живота поднималась горячая волна, скручиваясь в мучительно-сладком спазме.

— Иди спать, — махнула я рукой мальчишке. — Ты ещё мраленький.

— Доброй ночи, — процедил паж, развернулся и вышел.

Принц зло выдохнул, подхватил меня на руки, молча положил на кровать. Набросил сверху одеяло.

— Я хочу танцевать! — запротестовала я.

— Хоти.

И я осталась одна. Полежала. Было невыносимо жарко, и мерзкая кухня продолжала раскачиваться. «Мне надо в сад. И в туалет. И на воздух». Я отбросила одеяло, встала и направилась в сад.

Вот и что это было? Ревность? Абсолютно точно, это она. Однако, мой жених совершенно определённо нормален в своих сексуальных предпочтениях. И даже если его паж… Нет, никакого если. Но Дезирэ-то почему…

— Ты пьян, — донеслось до меня снаружи, когда я сползла по лестнице в прихожую. — А говорил, что волки не пьют алкоголь.

— Не пьют. Лакают.

Я замерла в прихожей, прислонилась лбом к двери. Звонкий злой голос мальчика. Хрипловатый, мужской — моего жениха. Люсьен говорит, дрожа от обиды, это чувствовалось по тому, как голос ломался, словно хрусталь. Дезирэ добродушно посмеивался.

— Уйди.

— Осень, — мягкое, — перестань. Детский сад. Это глупо.

А причём тут дракон?

— Как и я. Глупость — моё второе имя!

Дезирэ расхохотался. Я бы тоже рассмеялась, но мне нужно было держаться за дверь: пол качался.

— Смешно, ага. Зачем я тебе? Отпусти меня. Я домой хочу. К сестре…

— К маме, может?

Шорох борьбы.

— Руки убрал! Возвращайся обратно, танцуй с невестой. У вас хорошо получалось. Вы вообще очень друг другу подходите.

Я осторожно выглянула и увидела, что принц нежно обнимает пажа и чуть покачивает, словно пытаясь утешить. Дезирэ? Утешить?

— Перестань, — снова мягко посоветовал мой жених. — Ты же знаешь: её скоро не будет, а ты — будешь всегда.

Сердце стукнуло, замерло, а потом застучало. Я прижала руку ко рту. В к-каком смысле не будет?

Жених резко обернулся в мою сторону. Но ведь он же не может меня видеть, да? Не через дверную же щель? И не в темноте… Они обнимались от меня шагах в пятнадцати. Или десяти. Ночь. Тучи набегают на серп месяца. Нет, нет, увидеть меня Дезирэ никак не мог. И всё же мне стало страшно. Даже голова перестала кружиться.

Я на цыпочках пробралась наверх, в свою комнату. Нашла под кроватью ночной горшок. Поморщилась. Но… переживу. А вот на улицу до утра выходить не буду.

Проснулась я от того, что в дверь немилосердно барабанили.

— Подъём! — орал Дезирэ. — С вещами на выход.

Ночью… Это же был сон? Ну конечно, сон. Не мог же наш танец был реальным! Приснится же…

— Мне нужна помощь, чтобы одеться, — решительно заявила я и спрыгнула на грязный пол.

Принц распахнул дверь и вошёл.

— Я не совсем вас имела…

— Вчера мы были на «ты». Давай сюда, что там тебе надо надевать.

Ах он… собака сутулая!

— Будьте добры, выйдите. Я в одной рубашке и…

Русая бровь поднялась, малиновые губы скривились.

— И чего я там не видел?

Я замерла. Но… То есть… мне не приснилось? Всё это произошло ночью, и столы отбивали ритм, и… Мы целовались?

— Мы с вами… танцевали ночью? — голос снова стал хриплым и непослушным.

— В каком смысле? — он искренне удивился. — Ты о чём?

— Вы принесли вина, и… а потом…

Принц выжидательно смотрел на меня, и в его глазах почти не было ехидства, лишь любопытство и недоумение. Я покраснела. Хорошо хоть я не брякнула про стулья, ложки и поцелуи!

— Мне просто приснился странный сон и…

— Ясно. Вот это? Или юбку? — он взял в руки корсет, и я почувствовала, как заполыхали мои щёки. Видеть эту интимную часть туалета в мужских руках было до крайности неприлично.

— Мне надо умыться и… умыться.

— Не здесь. Не сейчас. Мы будем проезжать тёплые источники. Там сделаем остановку. Здесь только колодезная вода. Она ледяная. Времени греть и греться нет.

Пришлось подчиниться. Я натянула штаны, подняла руки, и Дезирэ надел на меня корсет. Впрочем, принц же вроде как мой жених? Да? Так что, наверное, это всё не совсем уж неприлично. А, если мне ночное происшествие лишь приснилось, значит, слов «её скоро не будет, а ты — будешь» тоже не было? Дезирэ затянул шнуровку.

— Потуже, — попросила я, выдохнув.

— Достаточно. Что дальше?

— Фижмы.

Но мысль обольстить жениха, явившаяся в сонном бреду, наверное, всё же вполне разумна.

Принц молча закрепил на мне каркас, я надела жёсткий перед корсета, затем настал черёд нижней юбки. Потом рукавов, парчового корсажа, затем мы булавками прикрепили порядком перепачкавшуюся вчера узкую треугольную вставку-раф из голубой парчи. И последний штрих к образу — верхняя бархатная юбка.

— М-да, — угрюмо заметил парень, — сколько всякой хрени наизобретали.

Закрепив все остальные мелочи, я выдохнула.

— Мне нужно расчесать волосы. Сама я с этим не справлюсь. Но сначала их нужно расплести. Может, всё же позовёте Люсьена?

— В бездну.

Я села на стул. Дезирэ, тихо ворча, принялся разбирать мою причёску.

— Давай их обрежем? — наконец, не выдержав, предложил он.

— Давай лучше позовём Люсьена?

Ещё через полчаса принц всё же сдался и действительно ушёл за мальчиком. Я облокотилась о стол и принялась ждать. Мой взгляд упал на зеркало, серебряно мерцающее на столе.

Дезирэ хочет жениться на мне, чтобы стать королём… трёх, теперь получается, королевств. А я? Хочу ли я стать королевой? Я крутанула зеркальце юлой. И вообще: чего я сама хочу? Власти? Да вроде нет. Любви? Тоже нет. Я не верю в любовь. Где-то там, на западе, волнуется море. Огромное и бескрайнее. И кричат белые птицы. Где-то там — край земли. А что за ним? Я снова крутанула зеркальце. Офир — страна золота и драгоценностей? Или бездна, куда падают воды морей? Что там, за гранью?

— Принц сказал, что вам нужно волосы расчесать.

Я оглянулась на пажа. Он смотрел в сторону. Кивнула, продолжая размышлять. Сегодня мальчик казался ещё более угрюмым. Я вспомнила, что хотела превратить его в союзника:

— Люсьен, ты давно знаешь принца Дезирэ?

— Нет. Но мне хватило.

Люс принялся аккуратно расплетать мои косы. Бережно и нежно, как будто делал это не впервые.

— Скажи, он тебе нравится?

Глупый вопрос. Какой слуга ответит «нет»? Разумеется, я сейчас услышу что-то вроде «он великодушен и благороден» и тому подобное…

— Разумеется, нет. Кому он может нравится? Он же отмороженный на всю голову.

— А… подожди… А почему тогда ты ему служишь?

— А зачем вы за него замуж выходите?

Я с недоумением оглянулась.

— Ну… Дезирэ меня разбудил, снял проклятье… И потом, я одна в целом мире… По сути, у меня нет выбора…

— Можно подумать, он у меня есть. Не вертите головой. Ничего, если я просто косу заплету? Могу щучий хвост, он уменьшит длину.

Вальжан, сын мельника. Вполне симпатичный на вид парень…

Люсьен. Странный паж странного принца