Подъем, спящая красавица! (СИ)

Глава 18

Нюансы магии фей

Я почувствовала, как искорки магии защекотали пальцы. Шарахнуть по гвардейцам? Интересно, смогу ли я превратить их в лягушек? Например. Чтобы Арману не было так скучно одному. Но применить волшебство — значит раскрыться. Думаю, Илиана, как ведьма более сильная, сможет разрушить моё колдовство, чтобы расспросить стражников. Сейчас она злится на Румпеля и, похоже, искренне считает, что темницу разрушил её «сентиментальный» любовник. Вот пусть так и думает подольше.

— Я не понимать, — пролепетала я, мило захлопав ресничками. — Я не знать, что сюда нельзя ходить. А нельзя, да? Я заблудиться и хотеть только спросить, как пройти в королевский замок…

— Вот в тот? — кивнул гвардеец на стену, распахнувшую окна шагах в ста от нас за изрядно облетевшими, а потому прозрачными деревьями.

— Да-да, спасибо большое…

— Стоять. Простите, сударыня, мы — люди подневольные. Её величество скажет отпустить, тогда отпустим. А пока…

Я задумалась. Усыпить? Стереть память? Буквально пару минуточек памяти, разве им повредит? Но как это делается?

— Ивейн, что тут происходит?

Чуть не подпрыгнув, я обернулась. По аллее клёнов к нам шёл Румпель. Один, слава Пречистой.

— Господин лейтенант, тут дама. Когда мы встали на караул, она вышла из башни и…

— Я заблудилась, — охотно подхватила я. — И не знала, что тут запрещается…

Румпель поднял бровь. Чёрт. Знала. Он же четверть часа назад сообщил мне, что тут быть нельзя. Да ещё и собственноручно вывел за пределы…

— Ох, только не говорите мне, что я снова попала сюда же! — жалобно запищала я. — Ах, моя рассеянность…

— Ивейн, Жак, я сам её допрошу. Благодарю за бдительность. Пройдёмте, сударыня.

И мы вернулись в башню. Поднялись в библиотеку. Мне сразу стало как-то не по себе. Вот здесь он меня поцеловал, а к этому шкафу прижал, а тут… Я сглотнула, опустилась за стол, закрыла лицо ладонями и расплакалась. Понарошку, конечно.

— И что теперь со мной бу-у-удет?

— Кто ваш отец?

— Причём тут мой папенька? — всхлипнула я. — Его тут не было, клянусь…

— Если ваш отец — рыцарь, то вам отсекут голову, как даме из благородного сословия. Если нет, то повесят.

Я уставилась на него, забыв, что в глазах не стоят слёзы, а ведь я как бы рыдала только что.

— Что?

— Повесят. Так кто ваш отец?

Он прошёл к окну, прислонился к подоконнику и невозмутимо посмотрел на меня.

— А других вариантов нет? — улыбнулась я и затрепетала ресничками.

В целом, я согласна расплатиться за свободу честью. Это будет ужасно, но я переживу.

— Отчего ж, есть.

Я чуть облокотилась о стол, нагнулась так, чтобы скрытая корсетом грудь чуть показала свою прелесть.

— Например, колесование или четвертование. Но, я надеюсь, Её величество будет милосердна.

— Вы такие ужасы говорите!

— Не только говорю. Так что вернёмся к первому вопросу. Их будет несколько, и мне бы не хотелось подолгу останавливаться на каждом. Кто ваш отец?

— Ах, вы его не знаете. Он всего лишь… мельник. Наши с Арманом отцы были знакомы друг с другом очень давно, старые друзья и… и компаньоны, ну и… Арман, конечно, потом стал маркизом, однако его отец много лет назад дал слово моему отцу и…

Румпель вдруг подошёл и сел напротив. Я замерла.

— Да? — уточнил он вкрадчиво.

Я отодвинулась:

— Да. Вы же понимаете: слово, данное отцом…

И снова споткнулась, когда лейтенант взял мои руки в свои. Что он делает? И глаза — сверкающие угольки — совсем рядом. И эти жёсткие губы…

— Очень интересно.

— Да нет, что вы! Совершенно скучная, банальная история… Вы не могли бы отпустить мои руки?

— Не мог бы. Продолжайте.

— Ч-что продолжать?

Я поёжилась. И вдруг подумала: он сейчас перегнётся через стол и непременно меня поцелует. И что тогда делать? Ударить? Возмутиться? Ох. Надо бы, конечно, но… Как бы сделать так, чтобы при этом одним поцелуем дело не закончилось? Нет, пощёчина может оскорбить. А вот если, например, расплакаться, то мужчина же начнёт меня утешать, верно? Обычно ведь так всё и происходит… И всё завершается потом новыми поцелуями и…

— Лгать, — милостиво ответил Румпель. — Люблю, когда мне лгут. Особенно под пытками. Люди — такие фантазёры порой.

Я попыталась выдернуть руки, но мужчина мои пальцы сжал сильнее.

— Пустите! — зашипела я.

— Вернёмся к вашему отцу, — предложил он.

— Вот и возвращайтесь, если пожелаете. Он умер много лет назад.

Похоже, целовать меня никто не собирается. Это было как-то… ну… обидно. Я решительно вырвала руки. Как, ну как он так может? Холодный, словно кусок скалы. Как будто он не… как будто мы не…

— Я больше ничего не скажу. Можете звать свою королеву. Пусть превращает меня в статую или во что там ещё у вас превращают? У вас прекрасный вкус, Румпельштильцхен. Ваша Илиана — само совершенство и идеал.

Отвернувшись, я поднялась и отошла к книжному шкафу, сделав вид, что выбираю книгу. Ничего больше не скажу! Конечно, я не дура, я понимаю, что так нельзя разговаривать с лейтенантом королевской гвардии и тёмным магом по совместительству, но сердце плакало, а слёзы всё же вырвались из глаз. Потому что… вот прямо тут, вот здесь… И стало так безразлично, что он со мной сделает.

— Откуда вам известно моё имя? Я ведь вам не представился.

Беззвучно глотая слёзы, отвратительные из-за вкуса белил, я провела пальцем по корешку толстой книги.

— Вас представила ваша любовница, — фыркнула зло.

— Она назвала меня Румпелем, — шепнул голос над моим ухом. — Откуда вам известно моё полное имя?

— Отгадала.

Как он подходит-то так неслышно?

— Повернитесь. Я хочу увидеть ваше лицо.

— Нет, — прошипела я.

Ещё чего не хватало! Ни один мужчина никогда не увидит, как я плачу. Тем более — этот.

Румпель вздохнул, осторожно взял меня за плечи, развернул, мягко поднял лицо за подбородок. Я дёрнулась, пытаясь высвободиться. Не получилось.

— Сколько тебе лет, девочка?

— Восемнадцать.

— Уезжай. Прямо сейчас. Так далеко, как сможешь.

Я ударила его по руке снизу-вверх, вскинула голову.

— Сама разберусь! Вы мне не отец, не муж и не… У меня свои мозги есть.

— Судя по тому, что ты отдалась первому встречному, с мозгами у тебя всё сложно.

— Так и вы легли со мной! — запальчиво возразила я. — А что по этому поводу скажет милейшая Илиана? Как вы думаете, ей очень понравится, что её любовник спит со всеми подряд?

И замолчала. Пречистая, что я несу!

А потом до меня дошло: он… он меня узнал? Но… Румпель со свистом выдохнул сквозь зубы. Подул на моё лицо. Белила и румяна взметнулись облачком, я едва успела зажмуриться.

— Так и думал, — прошептал он задумчиво. — Кто ты, Шиповничек?

— Невеста маркиза де Карабаса.

Я открыла глаза и совсем рядом увидела его лицо. И чуть поблёскивающие глаза, и вот эту морщинку в уголке рта, и тёмную стриженую щетину, и… губы. Тёмные, выгнутые, точно лук… Привстала на цыпочки и поцеловала, обвив руками шею мужчины и закрыв глаза.

Неожиданно Румпель ответил. Осторожно, словно пробуя. Притянул меня к себе. А потом выпустил и шагнул назад:

— Уезжай. Я дам тебе экипаж…

— Нет, — я шагнула к нему, уцепилась за его руки. — Я не поеду. Тебя же тянет ко мне, неужели ты не видишь? И тогда… вчера тебя тоже ко мне тянуло. Ко мне, не к Илиане. Да, мы похожи, но ты же не мог бы перепутать двух женщин, разве нет? Невозможно перепутать любимую женщину с…

— Какой мужчина откажется от дополнительного блюда?

Я топнула ногой:

— Не лги! Твоя Илиана отвратительна. Она… она хотела убить девяносто шесть человек! Какая из неё королева? Она уничтожит весь мир, даже не моргнув. Она — тьма, а я — нет. Я же лучше, Румпель! Почему ты — с ней?

Он хотел что-то сказать, и я внутренне сжалась, предчувствуя, что услышу нечто крайне неприятное, но мужчина заглянул в мои глаза и передумал.

— Шиповничек, — сказал до странности мягким голосом, — хотел бы я сам знать ответы на твои вопросы. Что есть любовь? А что — добро и зло? Ты говоришь: Илиана — зла, а ты добра. Возможно. Но ты не шла её путём, и не топтала её башмаки…

— Причём тут обувь? — процедила я.

— Это образно. Человек — это хаос, смятение души, чувств и мыслей. Мы идём и сами не знаем куда…

— Я — знаю.

Он усмехнулся, отпустил меня, снова вернулся к окну:

— Мы вечно колеблемся между добром и злом, мечемся, словно обезумевшая форель, выбирая то святость, то порок. То жертвуем собой, то безжалостно попираем других. Что есть человек?

— Но Илиана — зло!

— Сейчас? Да. Однако, человек всегда больше, чем здесь и сейчас. Она не всегда была такой. Когда-то это была маленькая, насмерть перепуганная девочка. Девочка, которую поставили перед выбором: выйти замуж за мальчика, который её ненавидел, или сгнить в темнице. То зло, которое её переполняет, это страх. Всё тот же страх одинокой беззащитной девочки. И, может быть, однажды Илиана это поймёт.

Я решительно подошла к нему и потянула за рукав:

— Но я-то лучше! Я — не маленькая перепуганная девочка. Я — добрая и взрослая, и…

Он обернулся.

— А я — нет. Я не добр. Что не мешает мне иногда жалеть маленьких глупых девочек. Поэтому — уезжай. Сегодня я тебя отпущу. Но помни: я — тёмный слуга тёмной Владычицы. И если она мне прикажет, я тебя поймаю и выдам ей. Несмотря на то, что вот тут между нами произошло, если ты вдруг как-то рассчитывала на мою снисходительность. И пальцем не пошевелю, когда королева будет с тобой расправляться. Так что — пользуйся моей минутной добротой, пташка.

— Но — почему? — прошептала я, не сводя с него глаз.

Румпель приподнял бровь:

— Что «почему»?

— Почему ты ей служишь?

— Потому что хочу. Потому что это мой выбор. И ты сможешь это осмыслить, сидя в темнице, если не уедешь сегодня. Сейчас.

Потому что заколдован… Например. Он не может любить Илиану, это исключено. Я опустила глаза, повертела кончик витого пояска.

— Хорошо, — шепнула тихо. — Я уеду… Но что ты будешь делать, если я забеременела? А вдруг я жду от тебя ребёнка?

Мужчина рассмеялся. Глухо и как-то зло:

— Это невозможно, девочка.

— Ты бесплоден? — полюбопытствовала я.

— Да.

Он солгал. Я поняла это по секундной паузе, понадобившейся ему, чтобы принять решение. Зачем он лжёт?

— Поцелуй меня. В последний раз. И я уеду.

Румпель колебался. Я закрыла глаза, ожидая.

— Зачем?

За дверью. Я пустила слезинку. Одну. Это оказалось несложно.

— Просто… я… Ты ведь стал моим первым мужчиной, и я…

Да. Так. Прозвучало очень мило и сентиментально. Я не стала договаривать мысль (да и не надо было, и так хорошо). Ну давай, Румпель! Перед тобой милая, невинная барышня, отдавшая тебе самое дорогое, что у неё было, и ничего не просящая взамен. Кроме поцелуя. Это же так несложно, правда? Ты должен проникнуться моментом, должен! Тем более, ты ведь и сам хочешь меня поцеловать, разве нет?

И он проникся.

Привлёк меня к себе, наклонился, коснулся губами губ. Я расслабилась, позволяя проявлять инициативу ему, утонув в его объятьях и ласках. Слушая его пульс, его сбитое, срывающееся дыхание.

Даже умнейшие мужчины порой способны на глупости.

Румпель выпустил меня из объятий, отстранился. Жёсткий и холодный, словно металлический штырь:

— А теперь ты уедешь.

— Да, — покорно согласилась я.

Всё, что мне нужно знать, я уже узнала: ты меня желаешь. Твои губы и руки меня хотят. Очень. И, если я правильно тебя понимаю, ты из тех, кто хотеть может лишь одну женщину.

Румпель насторожился:

— Что ты задумала?

— Плакать. Что ещё может делать девушка, брошенная коварным обольстителем?

Ну что, доволен? Как там, совесть не жмёт? Не жала:

— Я уже не уверен в том, что ведущая роль в обольщении принадлежала мне, — насмешливо заметил Румпель.

Мерзавец.

— Вы же отдадите гвардейцам распоряжение меня выпустить? Или снова воспользуетесь теми преимуществами, которое вам, как мужчине, предоставляет расположение темницы под нами?

— То есть, вы отдались мне исключительно из страха, что в противном случае я отправлю вас вниз?

— Естественно, — скромно потупилась я.

Он наклонился к моему уху и шепнул, немного хрипловато:

— Да-да. Именно так я и понял.

А затем прошёл, распахнул двери и направился к выходу, перешагивая через ступеньку. Я бросилась за ним. У самых дверей Румпель остановился, обернулся, щёлкнул пальцами. Коснувшись лица, я ощутила на коже слой макияжа. Предусмотрительно.

Двери распахнулись.

— Ивейн, Жак, пропустите эту барышню…

— А вот эту тоже допро́сите, господин лейтенант?

Мы с Румпелем уставились на покрасневшую от злости рыжую Кару. Её веснушки светились звёздочками на алом лице. Девица стояла на ступеньках, подбоченясь, и явно минуту назад жарко оспаривала право стражников её арестовывать.

— Что произошло? — сухо уточнил Румпель.

— Барышня пыталась проникнуть в башню, а затем попыталась прибегнуть к магии.

Я поняла, что лейтенант сейчас лишит меня последней соратницы, обернулась к нему и мягко потянула за рукав:

— Прошу вас, — умилительно заглянула в глаза. — Она просто пыталась меня спасти. Арман никогда не простит мне, если по моей вине его сестрица попадёт в беду.

— Сестрица? — дружно переспросили Румпель с Карой.

— Позвольте вам представить: мадмуазель Игрейна, сестра маркиза де Карабаса. Моя… почти сестра. Невестка, или как там это называется. Игрейна, перед тобой — Румпельштильцхен, лейтенант королевской гвардии.

Кара, сразу сообразив что к чему, присела в низком реверансе, выгнула талию и завораживающе улыбнулась Румпелю. И я сразу пожалела, что решила спасать дурёху. Ты это кому глазки строишь, стерва⁈

— Сестра маркиза — фея? — недоверчиво переспросил лейтенант.

— Нет, что вы…

— Она точно применяла магию? — он повернулся к стражникам.

— У неё искорки золотые между пальцев светились.

— А разве не у феи магии быть не может? — я встала так, чтобы Румпель смотрел только на меня. — Разве нельзя магию пробудить не у феи? Научить обычную девушку волшебству…

— Нет.

— В таком случае, вашим стражникам показалось. У Армана в семье не было никаких фей. Осень, золотые листья, солнце сегодня светит необыкновенно ярко…

Румпель обернулся к Каре и ещё раз внимательно её осмотрел. Рыжая сволочь обольстительно улыбнулась. Мне показалось, или её глаза увеличились, став почти нереально большими? Ресницы красиво потемнели, влажные губы зарумянились, а веснушки вдруг куда-то пропали? И ещё эта медная прядка, шаловливо выбравшаяся из причёски и золотистой ниточкой вьющаяся на лице! Кара вытянула губки трубочкой и осторожно сдула её, а затем мило улыбнулась лейтенанту. Да что б тебя!

Я посмотрела на Румпеля, чувствуя, как руки трясутся от злости. Он покосился на меня:

— Помните, я говорил: в каждом из нас есть и добро, и зло? А человек — лишь сумма векторов собственных стремлений и поступков.

И, не дав мне возможности переспросить, кивнул стражникам:

— Отпустить.

Развернулся и исчез в башне. Я рванула за ним, но алебарды снова скрестились перед моим лицом.

— Не положено, барышня. Без приказа нельзя.

Что ж… Спрятался, да? Я схватила Кару за рукав и потащила за собой. И, едва мы скрылись в тенистом и безлюдном уголке парка, дёрнула на себя, прошипела в лицо:

— Я тебе глаза выцарапаю, девка! Ты как на него смотрела⁈ Тебе маркиза мало? И короля⁈ И вообще, Румпель — мой!

— Так я же фея, — Кара виновато потупилась. — Это в нашей природе, с этим ничего не поделаешь.

— В каком смысле?

— Ну… стоит фее увидеть симпатичного мужика, или не симпатичного, а просто с харизмой, или не с харизмой, но такого… мур-мур… ну, вы понимаете… М-м-м…

Она мечтательно закатила глаза. Я чуть не ударила по этой блаженной морде, а затем, потрясённая, застыла. В каком смысле: «это в нашей природе»? А ещё «нет» — сказал Румпель. Нельзя пробудить магию не в фее… А ещё…

Ох.

Закрыв глаза и отвернувшись, я вспомнила, как разливалась по телу огненная лава страсти, когда ненавистный Дезирэ целовал мою шею, а его руки… Как я прижималась к Арману, готовая отдаться ему прямо там, в купальне… А ещё: Дезирэ ведь именно так и пробудил во мне магию. А ещё: он точно знал, что та во мне есть, и совершенно точно знал, как отреагирует на его руки моё тело. А ещё…

Я похолодела. Вздрогнула. То есть, получается…

— И ты не властна над этим? — спросила тихо. — Ты можешь… отказать? Если мужчина тебя обнимает и целует, ты можешь… ну… не хотеть его?

— Нет.

Ответ прозвучал так же тихо и почти печально.

Бездна!

Я выдохнула сквозь зубы и прикусила губу. Не время для переживаний.

— У нас есть только этот вечер. Илиана заколдовала Игрейну. Я так понимаю, расколдовать её ты не сможешь?

— Нет. Королева сильней меня. Снять заклятье феи может либо тот, кто его наложил, либо тот, чья магия сильнее.

Кошмар. И как я объясню это Арману?

— Значит, будешь со мной на балу. Сегодня ночью ты — Игрейна, сестра маркиза де Карабаса.

— А что на это скажет сам маркиз?

— Вряд ли что-то хорошее. Но у нас нет выбора. Нам нужен ключ. Нужно освободить Анри. Если уничтожить мага, то его чары развеются?

— Конечно. Любые чары питаются силой того, кто их наложил.

— Отлично. Значит, сегодня нам нужно уничтожить Илиану. И вернуть жизнь Игрейне. И вернуть Эрталии её законного короля.

А мне — Румпеля. Никому его не отдам.

— Прекрасный план, — невесело рассмеялась Кара. — Предлагаю начать его воплощение с обеда. Ужасно хочется есть.