Подъем, спящая красавица! (СИ)

Глава 7

Я — пламя, я — жизнь

Люсьен действительно принесла мне воду в глиняной чашке, а ещё несколько кленовых листьев и камушков. Видимо, для удобства лягушки.

— Я могу ещё что-то…

— Уйдите, пожалуйста, — прошептала я.

Она послушалась. Я сидела и пальцем бултыхала воду.

Итак, что мы имеем? Жениха, который обладает сильнейшей магией. Нет, я понимаю: есть и колдуны, и феи. У отца, например, были придворные феи. Они могли, скажем, превратить росу в бриллианты, а солнечные лучи — в золото и, расшалившись, порой заставляли старика-конюха танцевать до упаду. Милые такие проказы фей. Но бриллианты таяли с первыми же лучами солнца, золото быстро ржавело и рассыпалось прах. Почти как волшебное платье моей прабабки. А уж превратить человека в камень, а тем более армию — в птиц… Нет. На такое не способен ни один колдун. Вернее, способен, но опять же: временно. Опять же, должно быть условие, которое расколдует, пророчество. Но я уже несколько раз чмокала лягуха в мордашку и — ничего.

Кто же ты, Дезирэ?

Я поёжилась, встала, набросила на себя плед и снова села. А потом вдруг вспомнила: библиотека! Если её не спалили военные пожары и не продали казначеи правителей, отчаянно пытающихся найти деньги на войну, то, возможно, я отыщу ответ в старинных фолиантах? Вот только… вряд ли моя инициатива понравится Дезирэ.

— Ква!

Я почесала лягуха по голове за большими золотистыми глазами.

— Нет, я не сдамся, — прошептала тихо. — Никогда.

Одно было понятно: этого человека не обольстить и не влюбить. Даже не потому, что у него, похоже, добрые чувства вызывает только девочка Осень. Не поэтому. «Красивая. Умная. Злая девочка». А я — зла? Почему он так сказал? Только лишь потому, что я ударила невыносимую девчонку?

Я забарабанила пальцами.

Чего хочет Дезирэ? Зачем я ему? Сначала я была уверена: принц хочет стать королём. Но сейчас… Это нужно быть совсем глупцом, чтобы не понимать: с таким могуществом для такой мелкой цели я ему просто не нужна. Он мог бы и без меня явиться к кагану, уничтожить его и объявить себя повелителем Монфории. Формальности права престолонаследования вряд ли бы его обременили. Нет. Тут всё не так просто.

А если я Дезирэ не нужна для короны, то для чего?

Мне непременно нужно это понять, если я хочу выжить! Не зная целей врага, невозможно придумать план войны, а без плана войны одержать победу немыслимо.

Но я не могла даже предположить, какие ещё выгоды нашей женитьбы могут для него быть. Знала лишь одно: я ненавижу Дезирэ. И сделаю всё, чтобы наш брак не состоялся. Насколько же нужно презирать невесту, чтобы вот так вести себя с ней? Насколько нужно быть уверенным в собственной власти?

Мне невольно вспомнилось, как я поцеловала его в шале. И голова ж шла кругом не только от вина. Уж себе-то я могу не лгать. Почему? Я не смогла найти ответа на этот вопрос, встала и подошла к окну.

Есть люди, которые, когда на них обрушивается беда, рыдают и плачут. Есть те, кого горе ломает. Те, кто паникует, те, кто жалуются или начинают пить. Но это не я.

Шиповничек, говорите? Красиво звучит, но на самом деле это сорное растение, вцепившееся в каменистую бесплодную землю крепкими корнями. Взъерошенное, шипастое, выбрасывающее алые флаги цветов. Флаги войны. Нет, я не сдамся. Я найду выход.

В чём преимущество Дезирэ передо мной?

Он уступает мне по всем статьям. Я красива, он — нет, я умею влюблять в себя людей, умею говорить то, что им хочется слышать, умею очаровывать, он — нет. Его все рано или поздно начнут ненавидеть. Я высокая, он — нет. В моих жилах течёт кровь королей древности, в его… нет. Я уверена, что нет. Просто потому что: а откуда принц родом? У меня есть моё королевство, порядком истощённое войной, но я его приведу в порядок. Мои люди, моё войско. У него — нет. Я умна. Он — нет. Потому что ни один умный человек не станет наживать себе врага в собственной… гм… жене.

У него только одно преимущество: магия. А значит…

— Ква.

Наклонившись, я чмокнула лягуха в носик, распрямилась, аккуратно повесила плед на спинку стула и вышла из комнаты. Если не знаешь, что делать, делай хотя бы то, что знаешь.

Я больше не буду плакать.

Я больше не буду злиться.

Я больше не буду откровенной.

Дезирэ я нашла на башне. Принц играл на флейте, сидя на каменном парапете. Вокруг него колыхалось мышиное море. Я застыла в дверях и невольно вскрикнула, когда в лодыжку ткнулся холодный нос очередного грызуна. Из окна спикировала галка, махнула крыльями, схватила мышку и улетела прочь. Дезирэ перестал играть, вопросительно посмотрел на меня. Мыши бросились врассыпную. Я вжалась в стенку, пропуская полчище на лестницу.

— Что нужно?

— Я пришла напомнить: вы обещали научить меня магии.

Его враждебный взгляд стал заинтересованным, почти любопытным. Дезирэ спрыгнул на пол. Наклонил голову набок.

— Уверена, что хочешь заниматься со мной?

— Да, Ваше высочество, — я опустилась в реверансе и улыбнулась, нежно и мило, — если вы будете столь добры, чтобы обучать меня.

— Я буду столь добр.

— Благодарю вас.

Я опустила ресницы, заставив их нежно трепетать. Подниматься из реверанса не спешила, понимая, какой вид открывается сейчас на моё декольте. И Дезирэ оценил. Обошёл меня, замер чуть сбоку, чтобы лучше видеть со спины.

Ещё одно моё преимущество перед ним: я — женщина. А он — нет.

— Я буду очень добр, — вкрадчиво прошептал принц, — если ты будешь…

Не дав ему возможности договорить, я подняла лицо и всмотрелась в почерневшие, чуть посвёркивающие глаза снизу-верх.

— Я буду. Буду послушной и… я была неправа, простите меня. Такого больше не повторится.

Он коснулся пальцем края своей нижней губы, медленно провёл по нему, прищурился, усмехнулся.

— Идём.

Развернулся и сбежал вниз по лестнице. Идиот. Да, я буду послушной, покладистой, милой и примерной девочкой, пока не пойму, как тебе нанести удар в спину. Единственный, потому что шанса нанести второй ты мне не дашь.

Мы снова вышли во внутренний двор с черешней. Дезирэ остановился, не оборачиваясь, бросил:

— Сожги её.

— Как?

— Просто сожги, — фыркнул он раздражённо.

Так… наверное надо поверить в себя, поверить в то, что я могу, представить… Я закрыла глаза, вытянула руки и велела:

— Гори!

Приоткрыла один глаз: эффекта не было.

— Пламеней! — прошипела я.

Безрезультатно. Может, не надо закрывать глаза? Может, всё дело во взгляде? Я попыталась вспомнить, смотрел ли Дезирэ на кагана, когда колдовал. Кажется, смотрел.

— М-дя, — изрёк мерзкий принц минут через пятнадцать моих попыток подчинить дерево приказам и взорам. — Бездарь.

— Как это делается? Как мне догадаться, что делать, если вы ничего не сказали? Вот это называется — научить⁈ Так себе из вас учитель!

Он подошёл со спины, обнял, взял за запястья.

— Хорошей девочкой никак не получается быть? — спросил на ухо, хрипло и даже сочувственно. — Нутро прёт?

Я постаралась не зарычать. Укусила внутреннюю сторону щеки. Дезирэ поднял мои руки, пальцами расправляя пальцы. Я чувствовала его дыхание на своей щеке, щекотное, чуть неровное.

— Расслабься, — прошептал колдун. — Выдохни. Забудь, что сейчас хочешь сделать. Растворись. Забудь о том, кто ты. Почувствуй ветер. Почувствуй солнце. Вот эту влагу, которой пропитан воздух. Закрой глаза. Ты видишь гряды холмов?

— Да…

— Не открывай. Посмотри на небо… Нет, не запрокидывай голову. Чтобы видеть, не обязательно смотреть глазами. Просто почувствуй. Там, наверху, парит птица. Что это за птица?

— Я не знаю…

— Знать не надо. Ну же, скажи мне. Просто скажи. Назови её.

— Как я могу…

— Тш-ш… Забудь. Обо всём забудь. Кто ты есть, кем была, кем будешь.

Что со мной? Я — воск, он — пламя. Где моя решимость и ненависть? Я всё забыла, я не помню, почему злилась на него. Огонь течёт по моим венам.

— Плачешь? Это хорошо. Ты — дождь. Туча, плывущая по небу. Ты не хороша и не плоха. Для кого-то ты — смерть, для кого-то — жизнь. Но тебе нет до этого ни малейшего дела, ты просто туча. Тебе безразлично, что внизу: пустыня, жаждущая хотя бы капли твоего дождя, или затопленная наводнением земля, с отчаянием взирающая вверх. Ты просто туча. Ты плывёшь и обнимаешь небо.

Я была водой. Я испарялась, поднимаясь всё выше и выше, туда, к солнцу, в холодную синеву. Подо мной простирался мир. Кряжистые отроги гор, жёлтый степной ковыль. Я видела табун дикий коней, пасущихся на востоке. Их вожак чутко вслушивался в шум ветра: боялся волков. Я видела, как по моим рукам побежали тёмно-фиолетовые искорки, чувствовала, как они защекотали пальцы.

— Кречет, — выдохнула восторженно.

— Не открывай глаз. Молодец. Кто ты?

— Я — воздух.

— Да. А ещё?

— Я вода.

— Верно. А ещё?

— Я — огонь…

— Сожги её, пожалуйста. Сделай это ради меня…

Я открыла глаза.

Искорки на пальцах наливались малиновым, а затем — золотистым светом.

Посреди двора скрючилась старая, почти облетевшая, на три четверти высохшая черешня. Пять рыжих листиков трепетали на её узловатых ветвях. Она помнила меня ребёнком, помнила моего отца и мать… У неё были сладкие, нежные, крупные плоды. Я помню их вкус, их плоть… А потом она кормила ими моих врагов. Их рвали, ими наслаждались варвары, потопившие моё королевство в огне и крови.

— Молодец.

Вздрогнув, я уставилась на пылающее дерево. Попятилась, но позади был — он.

— Я… я не хочу… я не хотела её убивать! — закричала я.

Она пылала, словно факел, хорошо просмолённый факел. Черешня, которую в честь моего рождения своими руками посадила моя мама…

Я закричала и бросилась тушить. Дезирэ властно удержал.

— Пусти!

— Она сгорит, и ты станешь феей. Только так. Только потеряв ты обретаешь.

— Но я…

— Потушишь и никогда не сможешь овладеть магией.

Я беспомощно оглянулась на него. Чёрные глаза-угли не отрываясь смотрели на черешню, малиновые губы кривились.

— Ненавижу тебя…

— Это хорошо, девочка. Меня и надо ненавидеть.

арт просто для атмосферы

Я снова проплакала всю ночь. Тёмную, ветренную, промозглую. Когда встала заря, я всё ещё не ложилась спать. Сидела у окна и смотрела, как занимается рассвет. Лягух надувал щёки, квакал, а вернее как-то резко тарахтел, словно пытался что-то сказать. Может, жаловался, что вода в плошке стала уж слишком солёной? Я вытерла слёзы в очередной раз. Как будто с той черешней сгорела и я сама.

В дверь постучали. Неужели Дезирэ решил поиграть в вежливость? Да нет, не думаю. Я набросила вуаль.

— Войдите.

— Простите, можно к вам?

Она-то что тут забыла⁈ Но… любимая девушка моего врага… Пусть не лжёт, что не способен любить, и что ему все безразличны. Любую другую он бы давно или прибил, или жестоко обидел. С Люсьеном же он ведёт себя как сторожевой пёс с ребёнком хозяина: скалится, рычит, но не кусает. Злится, бесится, но ведь до сих пор не отправил в башню, как грозился. А Дезирэ не был человеком пустых угроз.

«Я — хорошая девочка, я очень хорошая, послушная, добрая и покладистая девочка», — напомнила я самой себе и обернулась.

— Заходи, Люс. Хотя… может быть, наедине я могу называть тебя Осень? Или это прозвище обижает тебя?

— Это имя. Меня зовут Осения.

Дурацкое имя. Впрочем, нет. Имя красивое. Дурацкая сама девчонка. Она прошла, плотно закрыла дверь и встала рядом со мной:

— Простите меня, — а глаза-то на мокром месте, — это из-за меня он к вам так… Я не думала, что нарушаю правила, что вас обижаю и… Вы можете меня не прощать, я просто хочу, чтобы вы знали: я поняла. И я… мне жаль.

Губы её дёргала судорога, глаза смотрели в пол. Извинения? Неожиданно.

— Ну что ты! — пропела я ласково. — У меня просто сдали нервы. Этот город… Понимаешь, я видела его сто лет назад, и тогда он выглядел совершенно иным. Радостным, зелёным, сытым и очень красивым…

— Зелёным?

— Да, здесь было множество источников, прудов, колодцев, каналов…

Глаза Осени заблестели.

— Давайте его восстановим? Вчера Дезирэ разбил каменный затор на реке, вернул её в старое русло, и прорыл канавы вдоль полей. Но он может только разрушать. Я уговорила его, что рытьё канав это, в каком-то смысле, разрушение слоя почвы. Так же, как колодцы. Но я не смогла придумать, как можно подвести под разрушение выращивание, например, зерна. Или деревьев.

— Он сделал мне платья. Вряд ли это можно назвать разрушением ткани…

— Не знаю. Может, такие мелочи он и может, но… Пойдёмте, я вам кое-что покажу… Если можно. Я не сильна в этикете, я не умею всего этого. В моём мире ни к кому не обращаются «ваше величество». Я могу по отчеству, но я не знаю имени вашего отца.

— Не надо, — я вздохнула и поднялась.

Почему бы и нет? Хоть отвлекусь от мрачных мыслей. Да и наладить отношения с любимой девушкой Дезирэ было бы совсем неплохо. Иметь союзника в стане врага — мудро. К тому же, неплохо было бы хоть что-то узнать о самом принце.

— Куда ты хочешь меня отвести? — спросила я кротко.

Осения хотела отвести меня за городские ворота. Мы шли пешком — странная девчонка настояла на этом — и, когда я увидела сожжённую дотла черешню, я невольно приостановилась и отвернулась.

На небе клубились сизые тяжёлые тучи, местами их пронзали жаркие лучи.

— Здесь было дерево… ещё вчера днём, — потрясённо прошептала Осень, подошла и присела рядом с обуглившимся пнём.

— Я его спалила, — неожиданно для себя призналась я и закусила губу.

Ну зачем? С чего вдруг такая глупая откровенность⁈

Девушка-паж обернулась, глянула на меня. А я вдруг подумала, что она и правда похоже на осень. Глаза — серый туман печали, бледное лицо, волосы — первый снег. Не на ту осень, которая сразу после лета — нарядная и яркая, а ну ту, что приходит в сезон предзимних дождей.

— Давайте посадим новое?

— Не хочу, — зло фыркнула я. — Это было особенное дерево. Его сажала моя мать, я с ним играла в детстве. А новое будет… новым.

— Понимаю, — прошептала девушка.

Да что она там понимает⁈

Город встретил нас вонью давно нечищеных улиц. Я сморщилась:

— Какие же люди всё-таки свиньи…

— Они голодны, — возразила Осень. — У них ни на что нет сил. А для чистоты тоже нужны силы. И для радости.

— Что я могу сделать? — резко отозвалась я. — У меня не хватит на всех еды. Ты скажешь: отменить войну. Хорошо, согласна с тобой. Война — это дорого. Вот только твой Дезирэ желает войны. Если ты сможешь убедить его, то я тебя поддержу. Сама я, как ты понимаешь, сделать это не в состоянии.

Она насупилась:

— Вы же королева…

— Почти дохлая, — напомнила я.

На этом спор и завершился.

Мы шли мимо жалких домишек, перепрыгивая через вонючие лужи и кучи гнилого мусора, о происхождении которого я старалась не задумываться. А затем Осень взяла меня за руку и ввела внутрь очередной лачуги. Там, прямо на полу, в груде тряпья, накиданном под окном, лежала женщина. Она была мертва. На тощей груди её копошился ребёнок, пытавшийся сосать молоко. Копошился слабо, словно весенняя муха. Два других лежали неподвижно по обе стороны от матери.

— Зачем…

Осень не ответила, вынула из кармана свечу и маленький — не больше пальца — прозрачный флакончик, щёлкнула его крышечкой. Вспыхнул голубоватый язычок пламени. То есть, она тоже владеет магией? Неудивительно, конечно. Почему бы Дезирэ не научить волшебству и свою спутницу? Девушка затеплила свечу и поднесла к лицам. Бледная кожа несчастных была усеяна алыми язвами.

— Что это? — в ужасе прошептала я.

Она обернулась. Бледная, почти как те полутрупы.

— Чума.

— Что⁈ Ты с ума сошла? — мой голос лопнул, словно перетянутая струна. — Зачем ты меня сюда привела⁈

Я попятилась, споткнулась, упала, вскочила. Мороз прошёл по коже, меня заколотило.

Чума!

— Не бойтесь, Ваше величество, — грустно усмехнулась Осень. — Пока вы нужны Дезирэ, никакая чума не посмеет вас заразить. Так же, как и меня. Мы с вами в безопасности. А они — нет. Если вы ничего не сделаете, то станете королевой мёртвого королевства.

— Почему ты меня сюда привела? Тебе надо было позвать Дезирэ. Это он колдун…

— Он здесь был. Сказал, что исцелять людей не может. Кроме тех, кто конкретно ему нужен.

Осень горько усмехнулась. Я сглотнула, беря себя в руки. Закрыла глаза, чувствуя, как дрожу с ног до головы. Открыла, посмотрела на мёртвую женщину.

Рыжая. Волосы были ужасно грязны, и всё же — рыжая.

— Эти дети тоже умрут, если им не помочь, — прошептала Осень.

— И как же им помочь?

— Надо организовать госпиталь. А ещё сжигать все дома и вещи, где побывала чума. Откройте подвалы королевских хранилищ, накормите людей. Дайте им зерна, чтобы они его посеяли. У вас же есть какие-то… куры. Отдайте людям. Не голодным — те сразу съедят, а когда насытятся. Не давайте просто, давайте за работу: за очистку улиц, за работу в госпитале, за… Чума — болезнь нищеты. Потому что тело ослаблено голодом, потому что грязь. Потому что крысы и блохи разносят чуму.

— Откуда ты это…

— Я из будущего, — серьёзно ответила Осень. — У нас это проходят в школах.

Взяв себя в руки, я подошла и села на корточки рядом с женщиной.

— Пить, — прошептала старшая из девочек, не открывая глаз, — ради всего… пить…

Глаза обожгло. Мир затуманился. Я встала, подошла к деревянной бадье на лавки у погасшего очага, зачерпнула, поднесла к её губам. Я не должна плакать! Ведь я — королева. Королевы не плачут. Но слёзы всё чертили и чертили свои ледяные дорожки на моих щеках.

Моя мама умерла от чумы. Я совершенно точно знала это, несмотря на то, что память свидетельствовала: королева Блестэль жила долго и счастливо с мужем.

Госпиталь мы организовали прямо во дворце. Всех, кто, побоявшись заразы, ушёл, я отпустила. Слуг не хватало. Под руководством Осени мы соорудили странные костюмы: длинные плащи, перчатки выше локтей, что-то вроде сутан, а, главное — маски в виде длинного клюва, заполненного перемолотым углём, раскатанным тонкими слоями между марлей. После рейда по домам, заражённым чумой, всё это беспощадно сжигалось. Члены семьи заражённых арестовывались и помещались в карантин — тюрьму. Во дворце пылали костры, и в огромных чанах бесконечно стиралось с золой и мылом бельё. Меж стенами натянули верёвки, и всё это сушилось разноцветными — белыми, бурыми, серыми — флагами. Умерших хоронили в общей, очень глубокой, яме.

Дезирэ не помогал нам, но и не мешал. И за то спасибо.

Вечером, усталые почти до изнеможения, мы с Осенью возвращались через внутреннюю площадь замка. К сожалению, мне пришлось тоже обмывать, кормить и поить больных: просто не хватало рук. Тех, кто рискнул бросить вызов смерти, оказалось намного меньше, чем равнодушных и трусливых. Да, я, конечно, королева, и не должна, но… Может ли что-то сильнее мотивировать подданных, чем пример их королевы? Ну и опять же… Осень сказала правду: я зачем-то нужна Дезирэ. Поэтому он не допустит…

Левая рука зачесалась. От усталости как-то особенно болели глаза.

Я опустилась рядом с черешней. А что если попробовать оживить её магией? Коснулась углей, попробовала почувствовать хоть какую-то жизнь. Я знала: мёртвых воскрешать невозможно. Смертельно раненных исцелить — да, но не мёртвых.

Увы.

Ну что ж… Чем эта смерть хуже тех смертей, которые мы видели сегодня? В конце-концов, это всего лишь бессмысленное дерево…

— Смотрите, что я нашла.

Я обернулась. Осень подошла и разжала кулак. На ладони её лежала крохотная косточка. Черешня? Кто-то из стражников когда-то прожевал и выплюнул прямо здесь?

— Давайте посадим?

— Вряд ли она взойдёт…

— Давайте попробуем.

Я забрала косточку. Зажала в руке, устало выдохнула, прикрыв глаза. Да, это было бы чудесно. Ведь это плоть от плоти той самой черешни! Никаких других деревьев здесь ведь давно нет. На миг я даже поверила, что однажды скорлупа треснет, из трещины поползут тонкие белые корешки, проклюнется согнутый молочно-зелёный стебелёк, разогнётся, раскроет первые листики. А потом начнёт тянуться к свету, вытягиваться, выпуская веточки…

— Шиповничек, — шёпотом позвала меня Осень.

И потрясение в её голосе заставило меня открыть глаза. Я не сразу им поверила: в руках у меня зеленел тонкий саженец. На нём уже было четыре веточки, и по-детски крупные листочки доверчиво разворачивались к небу.