Глава 8

Великий змей



Три дня мы только и делали, что боролись с чумой. Или меньше? Я сбилась со счёта. Мне казалось, что прошло ещё лет сто. Королевские повара безостановочно варили еду для больных и бедных. Добровольцев становилось всё больше и больше: с пяти человек их количество выросло до шестидесяти. Одни ежедневно обходили дома, другие чистили улицы, третьи сжигали имущество, четвёртые помогали в госпитале и на кухне… Третьими, в основном, были молодые парнишки.

И можно было бы бросить уже пачкать руки и сажать мозоли на нежную кожу, ведь главное я сделала — подала пример. Но… парадоксальным образом в тяжёлой и грязной бурной деятельности мне становилось легче. Не знаю почему. Может, я просто так уставала, что сил не хватало принять решение остановиться?

Когда рыжеволосая девочка, та, что я напоила водой в тот, самый первый день, схватила меня за руку всё ещё слабенькими, но уже не горящими от жара, ручонками и прошептала:

— Вы — добрая фея… я вас люблю… я умру ради вас… — я почувствовала себя совершенно счастливой.

Отчего-то мне показалось, что именно эта — первая спасённая мной девочка — мой талисман. Если с ней всё будет хорошо, то и…

Я вышла в сад, вернее, на пустынную площадь, когда-то бывшую садом. Теперь из-за сохнущего белья не было видно быстро растущего черешневого деревца, но я помнила, что вчера оно было уже мне по колено. Видимо, магия. Я прислонилась к стенке, чувствуя, как кружится мир. Подмышки безумно чесались. Когда я мылась в последний раз? Да вроде бы вчера. Но, видимо, для грязи, гноя, пота госпиталя это было слишком редко. Надо будет велеть служанкам набирать ванную утром и вечером. Как бы упростить процесс мытья, занимающий несколько часов?

Но как же болит голова! Давит, словно чугуном.

— И как тебе нравится выносить их ночные горшки?

— Я их не выношу.

Не надо было оглядываться, чтобы узнать этот голос, наполненный ледяным презрением.

— Да? Люди отвратительно пахнут, тебе не кажется?

Я промолчала. Смотреть на него совершенно не хотелось.

— Ты думаешь, они тебя полюбят? — спросил он на ухо, я даже невольно вздрогнула. — Ты можешь отдать им всю свою жизнь, до последней капли, но им всё равно будет мало, и они затопчут тебя ногами, чтобы выжать ещё хоть чуть-чуть.

— Зачем ты мне это говоришь?

— От тебя пахнет потом. И грязью. И больными. И чем-то ещё. Отвратительным.

Чесаться хотелось так мучительно, что терпеть было просто невозможно.

— Извини, я устала. Завтра мы с Люсьеном хотим открыть ещё один госпиталь, и мне нужно выспаться. Мне жаль, что мой запах тебе неприятен…

Ложь. Мне плевать. Даже хорошо, что неприятен. Так и хочется крикнуть: «вот и держись от меня подальше!», но я же хорошая девочка. Не став договаривать, я шагнула вперёд и всё-таки не выдержала: украдкой почесала шею. Надеюсь, он не заметил.

— Стой.

О-ох. Я послушно замерла. Дезирэ приблизился, отвёл белую косынку (по распоряжению Осени мы такими заматывали волосы). Что он там хочет увидеть в темноте-то? В пальцах мага вспыхнул свет.

— Чума, — прошептал он.

— Что?

— Тот запах, который я не сразу распознал, это запах чумы.

Я вскрикнула, вырвалась, схватилась за шею.

— Нет! Ты… ты нарочно.

И вдруг вспомнила, что исцелять, по его словам, он не умеет. Дрожащие пальцы натолкнулись на нервность. Может это просто… ну я просто… что-то задела и поранилась?

— Идём, — он схватил меня за руку, потащил за собой.

Мы ворвались в здание, взбежали вверх по лестнице, прошли в какую-то комнату. Вспыхнули свечи. Я плохо понимала, где нахожусь. Это чердак? Зеркало, высотой едва ли не с меня, отразило белую как мел, перепуганную девицу, показавшуюся мне вурдалаком. Воспалённые красные глаза, чёрные волосы… алое пятно чуть ниже корней волос, рядом с ухом…

Я подошла, ахнула, коснулась рукой.

Пятнышко совсем маленькое, больше похоже на расчёсанный прыщик.

— Раздевайся, — прошипел Дезирэ, захлопнув дверь.

Но я всё смотрела в зеркало, не в силах оторвать взгляда от ужаса в собственных глазах. Неужели я вот так умру? Покрытая волдырями, стонущая от жажды, бредящая в собственной блевотине… Судорожно всхлипнула.

Принц глухо зарычал, а затем ножом разрезал шнуровку корсета и принялся срывать с меня детали костюма. Юбки он тоже срезал, и вскоре я оказалась в одной длинной батистовой камизе. Ткань была такой тонкой, что сквозь неё были видны торчащие соски и отчётливо угадывались все изгибы фигуры. Но сейчас мне было плевать.

— Нет, — прошептала я, — нет, нет!

Дезирэ разрезал камизу одним коротким скользящим ударом вдоль стены, и она упала к моим ногам, точно саван.

О, Пречистая…

Я зажмурилась. Вовсе не от стыда. Язвы в области подмышек, волдыри под грудью, в паху, в локтях… Не видеть оказалось страшнее, и я снова заглянула в тёмное зеркало.

— Когда? — процедил Дезирэ, неподвижно стоящий за мной и пристально рассматривающий и то, что было видно только ему, и моё отражение.

— Что?

— Когда ты почувствовала, что больна? Головная боль, жар, чесотка.

Я попыталась вспомнить.

— Три дня назад… Но я думала, это… от волнения и…

— Дура. Ну и как вам, понравилось играть в благотворительность, Ваше Величество?

Ждать сочувствия от зверя было бессмысленно. Я выдохнула, наклонилась, подняла камизу, закуталась в неё, как в простыню. Разгибаясь, заметила мелькнувший в зеркале взгляд: хищник поднимал глаза. И было что-то отвратительное в том, что мужчина испытывает похоть к смертельно больному телу.

Меня передёрнуло. Зубы застучали.

— Благодарю, что обратили внимание на мой недуг, — холодно процедила я. — Будьте так добры, позовите кого-то из служанок, пусть принесут мне одежду.

И, пока он ходит, я выброшусь из окна вниз головой. Это чердачное помещение, значит, достаточно высоко, чтобы умереть мгновенно, не мучаясь и… красивой. Всё ещё красивой. Без мучений.

— Ещё большая дура, чем я предполагал, — фыркнул Дезирэ. — Закрой глаза. Расслабься.

— Это невозможно, пока вы рядом…

— Я рад, что завожу тебя, зайка, но давай не сегодня.

Он обнял меня за бёдра, притянул к себе. Ягодицы упёрлись в жёсткий край дублета. Камиза на мне вспыхнула фиолетовым огнём и тотчас осыпалась пеплом. Я невольно вскрикнула.

— Ты мне пока нужна, женщина, — прошептал принц мне на ухо. — А, значит, ты будешь жить.

— Ты же не можешь исцелять…

— Я — нет. Ты — да.

— Я не умею. Ты мне не показывал…

— Как вырастить черешню, я тебе тоже не показывал. Расслабься. Стань рекой.

— Убери руки.

— Не хочу.

— Ты любишь Осень…

— Нет. И тебя не люблю. Никого не люблю. Совсем. Я физически не способен любить. Зато способен желать. Но ты можешь не бояться. Пока что. Впереди — первая брачная ночь с её ритуалами, с выносом окровавленной простыни и вот всё это. Я не испорчу самому себе удовольствие.

Так себе утешение, конечно. Меня передёрнуло, и я разозлилась.

— Так удовольствие можно получить и не лишая девственности…

Он хрипло рассмеялся:

— Спасибо за подсказку, невеста.

Ой! Когда я злюсь, то порой несу совершенно не то, что надо…

— Расслабься. Сказал же: до первой брачной ночи я тебя не трону.

— Я не могу расслабиться! Отпусти…

Дезирэ вдруг коснулся губами изгиба моей шеи, и по коже побежали мурашки.

— Женщина — река, мужчина — русло, — прошептал он. — Теки по мне, неси воду жизни по мёртвому камню.

Он говорил это, продолжая целовать мою шею, поднимаясь по ней к ушку, и я неожиданно для себя вдруг растаяла. Забыла, что ненавижу, забыла, что он тварь, что… Во всём мире остались только его губы, и руки, поднимающиеся по бёдрам, и дыхание, ставшее хриплым и прерывистым. Что это со мной? Почему…

— Не открывай глаз, — напомнил принц мне. — У тебя такие чёрные ресницы! Густые, словно покрывала. И кожа, белая, как снег. Твои груди — спелые грозди винограда. Твои бёдра…

Дальше я не слышала. Его слова растворялись во мне, изнутри поднималось и растекалось пламя. Я откинула голову, утопая в его ласках.

— Ты — прекрасна, — вновь ворвались в моё сознания слова. — Красива, как сама жизнь. Хрупка, как сама жизнь. Ты — дерево жизни. Ты ужасна, как жизнь. Но изнутри тебя точит змей. Ты видишь его скользкую тень?

Я вздрогнула.

— Перестань…

— Тш-ш. Он чёрный, горячий, с острыми, как бритва, зубами. Змей ползёт внутри и вгрызается в твою нежную плоть. Найди его в себе. Ощути. Ты чувствуешь его острые зубы? Смрад его ледяного дыхания?

И я вдруг действительно увидела…

Я стояла посреди тёмной пещеры. Сверху свисали сталактиты. Зелёные, голубые, они искрились, точно звёзды. Мои босые ноги холодило подземное озеро. Откуда-то сверху падали тонкие, как лезвия, лучи. И в них поблёскивали мёртвые белые глаза-наросты. Змей свивался кольцами, неприятно шурша чешуйками. Я попятилась, разом поняв: это и есть чума.

— Убей его, — прошептал Дезирэ.

— Как?

— Не знаю. Только ты можешь знать как.

Змей зашипел, выпустил длинный язык, застрекотал и начал разворачиваться. Его белесые глаза слабо засветились.

— Я не знаю! — крикнула я в отчаянии.

Но из горла вырвался лишь жалобный стон. Я пятилась и пятилась, а Чума полз за мной, вернее ползла его передняя часть с головой, поднятой на уровень моего лица. Большая часть тела так и лежала свёрнутой на камнях. Споткнувшись, я упала на задницу, вскрикнула и услышала злое:

— Атакуй!

— Я голая! У меня нет оружия!

— Если ты его не убьёшь, он убьёт тебя. Давай!

Я отползала, не в силах встать. Камни больно царапали кожу. Меня колотило от лихорадки. Плоская голова нависла надо мной. Я близко-близко увидела серую чешую на квадратном подбородке. И вдруг поняла: Чума состоял из множества перевитых друг с другом змей, как бы составляющих единое целое.

— С-с-с…

Мелькнул раздвоенный язык. Моя спина упёрлась в острый отросток отросток скалы. Я дёрнулась, вжалась в него, чувствуя резкую боль. Змей перекатывал длинное туловище поближе ко мне, чуть раскачиваясь. Ещё миг и — кинется. Я погибла! Зажмурившись, я сжалась в комок.

Свист.

Шуршание.

Я жива? Открыла глаза и увидела громадного волка, скалящего пасть. Он стоял впереди и чуть сбоку от меня. Змей танцевал перед ним, пытаясь поймать в петлю своего тела. Волк припадал грудью к камням, скалил зубы и рычал, вздёрнув верхнюю губу и обнажив розовую десну над клыками. Змей бросился. Волк ушёл прыжком. Враг ринулся за ним.

Какой же он громадный! Монстр на фоне чешуйчатых колец казался почти щенком. Я замерла, не в силах оторвать взгляда от смертельного танца, развернувшегося передо мной. Волк прыгал, кусал, рвал когтями, снова отпрыгивал. Змей кружил кольца, и вскоре от них у меня зарябило в глазах. Внезапно волк взвизгнул — змей цапнул его и, видимо, цапнул глубоко. И тотчас зверь оказался в плену колец. Хрустнули кости.

Я завизжала, прыгнула, вцепилась зубами и ногтями в кончик змеиного хвоста. И тут же почувствовала, не видя: змей на миг расслабил хватку, и волк рванул из капкана. Мощные челюсти сомкнулись под змеиным черепом. Змей забился, отшвырнув хвостом меня в стену. Он мотал волка, словно серую тряпочку, из стороны в сторону, но с каждой минутой движения Чумы становились всё более резкими и слабыми.

Когда Змей ещё дёргался в конвульсиях, волк спрыгнул с него, обернул ко мне перепачканную кровью морду. Облизнулся. И стал Дезирэ. На миг — голым. Клянусь я это видела! Но тут же обнажённое тело покрылось одеждой.

— Бездна вас подери! — зло выдохнул он.

— Вы… вы спасли мне…

— Заткнись. Когда ты успела стать такой трусихой? Ты должна была разрубить его мечом, шарахнуть молнией, задушить древесной плетью. Чёрт! Сжечь на месте. Жалкая, ничтожная бабёнка.

— Что⁈

— Курица мокрая и та бы сражалась отчаяннее! «Нет, нет, пожалуйста», — передразнил Дезирэ мерзким голосом и сплюнул.

И тут я увидела, что по его шее течёт кровь. Подошла, медленно осознавая, что по-прежнему обнажена, и коснулась пальцем. Он отдёрнулся, оскалил зубы, будто забыв, что уже человек.

— Без тебя разберусь. Нахрен ты вообще потащила не свою чуму?

— Не свою…?

— Как же бесит твоя тупость!

Волк резко развернулся и стремительно пошёл к выходу.

— Дезирэ, — робко позвала я.

Принц обернулся, держа дверную ручку.

— Ну? — спросил неприветливо.

Я не понимала, на что он так разозлился. До бешенства, до отсутствия самоконтроля. Но в любом случае, сейчас было не время для старых обид. И я попросила, как могла мягче:

— Скажите кому-нибудь принести мне платье. Я не одета.

— Ты голая, — хмыкнул он, искривив губы в усмешке. — Говори, как есть.

Принц цинично оглядел меня, и глаза его чуть блеснули злорадством.

— Убила бы Змея, я бы сам тебя одел. Клянусь. А так — выбирайся из этого дерьма сама.

Вышел и хлопнул дверью.



Захотелось плакать. Бессильно-беспомощно. От пережитого потрясения знобило. Но я приказала себе взять себя в руки. Не время для эмоций. Я потом обо всём этом подумаю.

Подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела себя в зеркало — ни следа язв. Только маленький розовый рубец на шее, ровно там, где губы жениха коснулись меня в первом поцелуе. И глаза перестали быть красными. Кожа белая и аж светится… Я огладила тело руками. Повернулась в профиль. А всё же я такая… красивая! Аж дыхание захватывает. Мне невольно вспомнились ласки Дезирэ, и щёки зарумянились. Почему я так странно на него реагирую? Почему каждый раз моё тело меня предаёт? Может, это… любовь?

Да нет, бред какой-то.

Если бы не эта его влюблённость в Осень… Странная, парадоксальная, непонятная. Что принц в ней нашёл? Девчонка как девчонка. Ну, миловидна, да… Я снова оглядела себя. Дезирэ умеет убивать, а я… Он говорил, что я способна исцелить. Наверное, не только себя? Какими же мы могли бы стать могущественными монархами. Может, я ему из-за этого и нужна? Может, во мне скрыт какой-то уникальный дар? И, может быть, я бы могла исцелить всех этих несчастных, кто сейчас заживо гниёт в комнатах моего замка?

А ещё пророчество.

Я попыталась его вспомнить, но тут тело свела судорога. Да я же совсем замёрзла! Ещё полчаса я пыталась силой чар восстановить собственную одежду, но наконец пришлось самой себе признаться, что если я и великая фея, то не сегодня. Надо выбираться к себе. Там я, закутавшись во все одеяла, приду в себя и попытаюсь всё это понять. И найти объяснение дикой злости Дезирэ, и всему тому, что произошло. В том числе непонятным реакциям тела на него. Я не стану себя обманывать, нет, не буду утверждать, что их нет. Мне непременно нужно понять, почему я плавлюсь в его руках, несмотря на то, что ненавижу жениха до глубины души.

И ведь, кстати, не только в его руках… Это пугало.

Вниз вела лестница, выходящая в «черешневый» двор. До моих покоев можно было бы дойти и по коридорам замка, вот только в коридорах сейчас находилось множество людей — ведь теперь здесь расположился госпиталь. А выбираться как-то надо.

За окном уже царила ночь, и я решила, что безопаснее пробежать через двор. Оделась, как смогла.

Комнатка, куда притащил меня Дезирэ, оказалась очень маленькой. Ни кровати, ни стола. Каморка да и только. Зато окно выходило на крышу и, кстати, было не застеклено. Для чего она? Ладно, не сейчас. Плохо, что нет постели. Я бы не отказалась от простыни или одеяла. Прокравшись на лестницу, прислушалась.

В здании не спали, до меня доносился шум из-за выходящих на лестницу коридорных дверей. Ну что ж… Пусть мне повезёт. Я тихой мышкой прокралась вниз и бросилась между натянутых верёвок с простынями. И споткнулась о кого-то. Мы вдвоём упали в лужу.

— Ваше величество? — на меня испуганно таращилась рыжуля. Та девочка из госпиталя.

— Что ты здесь делаешь? — удивилась я. — Тебе надо лечиться.

— Так а ведь… чума ушла.

— Что?

И тут же вспомнила «нахрен ты вообще потащила не свою чуму?»

— Взяла и просто исчезла. Сир Люсьен запретил покидать госпиталь даже тем, кто совсем здоров, чтобы завтра перепроверить ещё раз, но…

— А есть те, кто не совсем здоров?

— Да, те, которые очень ослабли. Но чумы больше нет.

Я всхлипнула, закусила губу, чтобы не расплакаться от радости. Вспомнила их ужасные лица, покрытые язвами. Душу залило тепло. «Народ — стало баранов…». Возможно, пап, но это мои́ бараны. Их язвы — мои язвы, их страдания — мои страдания. Кажется, папа этого так и не понял. Может, потому что не обрабатывал их язвы, не кормил с ложки супом? Наверное, каждому королю стоило бы перед коронацией немного потрудиться в чумном госпитале.

— И что, больше ни у кого нет волдырей и…?

— Нет. Все бубонные наросты отвались сами по себе. У всех разом.

Ладно, радоваться — тоже не сейчас. Раз все здоровы, то непременно выйдут на улицу, чтобы не лежать в душных помещениях. И могут увидеть свою королеву в крайне непрезентабельном виде. Конечно, сейчас глубокая ночь, и всё же…

— Как тебя зовут, милая? — как можно величественнее спросила я.

Очень трудно говорить величественно, когда ты придерживаешь на боку разрезанные юбки, чтобы они не расходились, а холодный ветер задувает тебе в спину.

— Карина.

— Очень милое имя. Карина, помоги мне. Я повредила платье, и мне нужно незаметно пройти к себе в покои. Иди впереди и смотри, чтобы по дороге никого…

— Поняла, Ваше величество.

И я бы закуталась в свисающее бельё, если бы оно не было только что постиранным, и с него не лилась в три ручья холодная вода. Ослабленным прачкам не хватало сил выжать простыни как следует. Девочка пошла вперёд, почти на цыпочках, чутко прислушиваясь к шуму. Когда мы оказались на лестнице, она живо обернулась:

— Ваше величество, скажите, где ваши покои. Я принесу вам что-нибудь из одежды.

Я объяснила и, прислонившись к дверям, стала ждать. Кара вернулась очень быстро и принесла мне плед. Какая сообразительная девочка! Но я выдохнула только, когда мы оказались в моих комнатах.

Будь ты проклят, Дезирэ! Ведь помочь мне было так несложно!

— Вам пособить переодеться, Ваше величество?

Да, это было бы неплохо. Звать служанок — не самая лучшая идея. Чем меньше людей будут знать о том, что их госпожа ночью вернулась в разрезанном на части платье…

— Хотите, я натаскаю воды? Вы вымоетесь, и тогда вам точно станет легче.

Карина не задавала никаких глупых вопросов, не выражала удивления или испуга, и мою душу затопила волна благодарности. А когда я уже погрузилась в тёплую, чистую воду, расслабившись и позволив девочке распутывать мои волосы, мне вдруг пришла вполне удачная идея:

— Я очень довольна тобой, Карина. Не хочешь ли стать моей камеристкой?

— Это… это так чудесно! — всхлипнула та. — Я не смела даже мечтать о таком!

Вот и прекрасно. Мне не помешает верный человек, питающий ко мне личную благодарность. К тому же, Карина была по своему хорошенькой, умной девочкой. И речь её была поразительно правильной. Мой взгляд задержался на столе.

— Кара, — хрипло прошептала я, судорожно вцепившись в бортики медной ванны и наполовину поднявшись из воды, — посмотри… Там миска с водой должна быть…

— Тут осколки только. И лужи на полу и столе.

— А лягушка? У меня была лягушка! Поищи её.

Кара честно залезла под стол, заглянула под кровать, посмотрела за камином…

— Лягушки нигде нет.



Карина

Загрузка...