Бедный маркиз
Бедный, бедный маркиз! У его несчастной судьбы было лишь два варианта: он выпрыгнул в окно и погиб, или его убил Дезирэ. Я всхлипнула. Зачем только мы целовались? Почему, ну почему я делаю порою такие глупости?
Закрыла пылающие щёки.
Голубоглазый и такой симпатичный юноша, искренний, открытый, жизнерадостный… тёплый. И в его бесславном конце — моя вина.
Оставив Карину разбираться с ванной, я встала, замотала волосы в полотенце, чтобы их просушить, и прямо так, обнажённой, направилась в спальную. Было приятно чувствовать, как сохнут капли на чистой коже. Завтра, завтра я подумаю, что делать дальше. Осения права: голод народа — это забота короля… королевы. Но нельзя просто взять и всех накормить. Если раздать ту провизию, которая хранится в королевских закромах (а её и вовсе немного, увы), то через неделю или две голодными станут все. Это не панацея.
Я прошла в гардероб. Пожалуй, сейчас не время для сна. Нужно собрать королевский совет. Возможно, кто-то из моих советников сможет найти выход из сложной ситуации, в которой оказалось королевство, пока я спала? Варвары продали всё, что можно было продать, поэтому даже купить провизию для бедных мне просто не на что. Посеять зерно и овощи — это разумно. Но до их созревания нужно ждать… Кстати, а сколько они зреют? Месяца три или четыре? Или больше? Словом, это хорошо и правильно, но есть люди хотят уже сейчас.
Так какое же мне платье надеть? Ярко-оранжевое? Очень красиво, но будет отвлекать внимание советников. С другой стороны, нужен же хоть какой-то позитив… Может, зелёное? Цвет надежды и жизни… Или синее? Более спокой… Нет, лучше вон то — розовое с серым. Я потянула за атласный подол.
За платьем что-то зашуршало. Мышь? Ахнув, я попятилась.
— На помощь!
— Пожалуйста, не кричите, — простонало что-то смущённым голосом.
В горле тотчас пересохло. Убийца? Вор? А я тут в неглиже… Схватив первую попавшуюся тунику, я быстро натянула её на себя и, постаравшись придать голосу твёрдость, велела:
— Немедленно выходите, или я позову стражу.
— Я не могу, я…
— Я приказываю! Считаю до трёх. Раз…
— Но я…
— Два.
Вот, вот так! Главное — не уступать, не сгибаться. Королевская властность в голосе ещё никому не вредила. Платья раздвинули пышные юбки и…
— Вы с ума сошли⁈ — прошипела я.
— Простите, но ведь я пытался предупредить.
Меня раздирали совершенно противоположные чувства: бешенная радость от того, что он больше не покрыт лягушачьей кожей, и гнев от смущения: ведь от не был покрыт ничем, и его… Ух ты!
Я отвернулась, чувствуя, как кровь прилила к щекам. И ко лбу. И к ушам. И к шее, что б её!
— Где ваша одежда, маркиз?
— Её нет.
— Всё равно, наденьте хоть что-то. Это неприлично!
Шуршание, тихое-тихое чертыхание.
— Я надел, — в голосе покорная мрачность.
Оглянувшись, я всё же не выдержала и громко расхохоталась. Моё платье на его торсе трещало по всем швам и, очевидно, не сходилось на спине. Даже без корсета.
Голубые глаза маркиза потемнели от обиды.
— Ваше величество!
А в голосе прозвучала подлинная боль. Я закусила губу, почти прокусив её, чтобы удержать неприличный, совершенно неистовый смех. Пробормотала, заикаясь:
— Мой друг, простите меня. И простите, что не предупредила о том, что принц Дезирэ — могущественный маг…
— Это ничего бы не изменило, — воинственно нахмурился Арман. — К тому же, вы пытались и…
Я снова закусила губу: вызывающе вздёрнутый мужественный подбородок, воинственный блеск глаз в сочетании с волосатой грудью, точащей из декольте и атласом, серым с розовым, кого угодно довели бы до гомерического хохота. Но я королева или кто? Кем может править королева, неспособная управлять самой собой?
— Как вы смогли вернуть себе человеческое обличье? — поинтересовалась я, чтобы сменить тему.
Он пожал плечами, платье угрожающе затрещало. Я набросила поверх своей туники пелиссон без рукавов. Он был почти до колен и хоть как-то скрыл все эти неприличные очертания, на которые маркиз, понемногу приходящий в себя, уже начал обращать внимание.
— Не знаю. Как только солнце зашло, я оказался сидящим на столе, задницей в тазу… простите.
И меня снова прорвало. Я хохотала так, что в двери постучали перепуганные слуги.
— Всё в порядке, — крикнула им, и шёпотом, задыхаясь от слёз, ему: — простите.
— Ничего. Я бы тоже смеялся, если бы сам не…
Он вдруг усмехнулся, и глаза блеснули весело.
— Я думал, что первая брачная ночь — глупейшая из ситуаций моей жизни, но, кажется, ошибся.
— Вы, должно быть, голодны? Чем вы вообще питались все эти дни? К каше и молоку, которые я вам ставила, вы даже не притронулись.
Арман покосился на меня и порозовел:
— Мошками. Ещё была одна жирная стрекоза… Уж не знаю, что она искала осенью в ваших покоях, но оказалась очень вкусной.
И мы снова рассмеялись. Вдвоём. Отсмеявшись и вытерев слёзы с глаз, я спросила:
— И что мы будем делать дальше?
— Я просто пойду и убью его. Теперь, когда я знаю, что он маг, я…
— В таком виде? Точно убьёте. Дезирэ умрёт от смеха. Сам. Без вашей помощи. И нет, нет, я не хочу. Понимаете, он не совсем человек. Я видела, как он превращается в волка.
— В волка? — Арман озадачился. — Принц-оборотень?
— Не думаю. Во-первых, я не заметила, чтобы на него влияла луна. Во-вторых, становясь зверем, он совершенно не теряет человеческий разум. И потом… оборотень-маг, вы когда-нибудь о таких слышали?
Маркиз задумался, шагнул ко мне, запутался в подоле, чуть не грохнулся и от души выругался. Смутился.
— Простите.
— Ничего. И надо юбки спереди придерживать пальчиками, когда идёте. Вот так.
Он послушно повторил за мной. И вдруг замер:
— А Дезирэ часом не пёс ли бездны? Ну то есть, это конечно, смешно… и детские сказки, но…
— Кто? Я никогда не слышала о таких…
— Когда мы бухали с королём Анри, в ту самую ночь, то делали это в библиотеке. Знаете, у него есть чудесная башня в замке: внизу темница, а наверху — библиотека. Она очень-очень старая. Прелесть её в том, что никто не путается под ногами и не подслушивает. Ну и Его величеству вздумалось погадать.
— На картах? Или зеркалах?
Я представила короля перед зеркалом. По обе стороны — свечи, и мужчина шепчет: «суженная-ряженая…». Невольно снова захихикала.
— На книгах.
— Это как?
— Один берёт первую попавшуюся книгу, другой задаёт вопрос. Тот, у кого книга, открывает её в любом месте и читает, что выпало.
— Как интересно! И что же выпало вам?
— «Жизнь продли мне бог, я б держал руки лишь под ее плащом».
— Как красиво!
— Да, это стихи какого-то трубадура древности. Очень запутанные, если честно. Я ничего не понял. Может, конечно, потому, что был сильно пьян.
— А Его величеству?
— А вот ему интереснее.
Арман напрягся, вспоминая. Мы прошли в спальню и сели на кровать. Я на миг подумала было, что было бы неплохо отомстить Дезирэ, испортив жениху первую брачную ночь, но тотчас вздрогнула. Какие глупости! Миг торжества не стоит того, что колдун со мной сделает.
— «И вышел из бездны волк из тех, что называют псами бездны, и растерзал его».
Я вздрогнула. Сразу стало как-то холодно. Обхватила себя руками.
— Никогда не слышала о таких. А вы что-то знаете о псах бездны?
Он помотал головой.
— Ну а в книге что было написано?
— Мы не стали читать. Королю не понравилось, и он отшвырнул книгу куда-то прочь.
М-да. А вот это он зря. Мне бы сейчас ох как пригодились бы сведения!
— И как называется книга?
— Да как-то… А, подождите. Кажется, что-то вроде: «История Эрталии с древнейших и до наших дней».
— Вам надо немедленно возвращаться домой. И не спорьте! Вы — мой друг, а у меня так мало настоящих друзей. Я не могу разбрасываться ими, словно сломанными игрушками.
Арман скептически оглядел поблёскивающий подол атласного платья.
— В этом мне далеко не убежать.
Я задумалась. Встала.
— Постиранная одежда высохнет во дворе к утру. Завтра мы с Люсьеном — это тот мальчик, который спас вас от смерти — проверим больных в госпитале. Они здоровы, я знаю. И отпустим всех восвояси. То есть, множество народа выйдет из ворот крепости. Утром я прикажу служанке принести вам мужской костюм, и вы покинете мой замок вместе с толпой. Думаю, даже Дезирэ с его нюхом не сможет заметить вас среди сотен мужчин и женщин, выходящих из замка.
— А моя лошадь…
— Завтра я велю коней из королевской конюшни отправить на выпас.
— И…
— Украдите себе одну. Не знаю, будет ли там та, на которой вы приехали. Любую.
Маркиз помрачнел. Я положила руку ему на руку и улыбнулась, как могла нежнее:
— Может быть, скоро мне понадобится ваша помощь. Может быть, мне придётся срочно бежать из Монфории, и тогда вы сможете проявить своё рыцарство и приютить меня в вашем дворце.
Арман просиял. Всё же мужчины, в большинстве своём, легковерные идиоты. Но мне и правда было бы жаль, если бы Дезирэ убил этого славного юношу.
— А сейчас спрячьтесь. На кровать, я задёрну балдахин. Велю принести себе что-нибудь поесть. Для вас. И не выглядывайте: мне помогут одеться. Меня ждёт ещё множество дел. А ваше дело — отоспаться и благополучно вернуться в Эрталию.
Дезирэ на совете вёл себя вызывающе. К моей досаде, принц не выглядел раненным или больным. Он слушал наши обсуждения, задрав ноги на стол и откинувшись в кресле так, что почти лежал. Губы его кривились пренебрежительно, а полуприкрытые глаза поблёскивали. А вот Осень, которую я позвала на совет и даже дала ей право говорить, наоборот казалась воодушевлённой и просто сыпала идеями, одна страннее другой. Одни только всенародные выборы мэра чего стоили! А почта! А всеобщее образование и бесплатная, за счёт королевской казны, медицина! Или вот, например, отмена казней. Даже для разбойников и мятежников. Немыслимо. И что, у них вот там, в будущем, так живут? Да ерунда какая-то. Нереально. Но я слушала и кивала, и даже в какой-то момент почувствовала, что проникаюсь этими безумными идеями.
— Пытки тоже отменить прикажете? — кротко поинтересовался кардинал, не отрывая взгляда от своих тонких, сморщенных пальцев с ухоженными ногтями.
— А они есть у вас? — изумилась странная девочка. — Конечно, отменить! Причинять невыносимую боль человеку это… это бесчеловечно.
Кардинал покосился на меня.
— Эти… м-м… прекрасные идеи, сын мой, делают честь вашему доброму сердцу. Но скажите мне, что будет, если разбойники всех мастей перестанут бояться королевских застенков? Что станет с добропорядочными гражданами? Такое ведь иногда случается, когда власть монарха слабнет по той или иной причине. Грабители врываются в дома, похищают жён и детей законопослушных граждан, продают их в рабство, угоняют скот, уносят имущество, обрекая мирных жителей на голод, смерть и страдания. Иссякает поток торговых обозов, ведь дороги становятся небезопасны.
— Я не предлагаю отменять наказания, — рассердился Люсьен. — Преступников нужно сажать в тюрьмы…
— А кто их там будет кормить?
Это уже прозвучал грубоватый голос графа де Равэ. Могучий, словно медведь, граф шевелил кустистыми бровями, даже не пытаясь скрыть своей досады.
— Государство. То есть, казна.
Все двенадцать советников переглянулись. А потом расхохотались. Бледные щёки Осени пошли алыми пятнами.
— Они будут работать! — крикнула она с досадой. — Никто ж не говорит, что их будут кормить бесплатно!
— Я уже представил очередь желающих попасть в тюрьму нового образца, — хмыкнул де Равэ. — Голытьбе только скажи, что их там будут кормить. Они, пожалуй, даже согласны будут и поработать…
— Так создайте рабочие места! Если людям будет, где работать, на что жить и что есть, так они, может, и воровать не будут, и грабить — тоже!
А что-то в этом определённо есть… Я задумалась. А потом хлопнула в ладоши. Хохотки стихли.
— Господа, мы несколько отвлеклись от насущной темы. Сир Люсьен, я благодарна вам за прекрасные мысли. Я даже пришлю вам писаря, чтобы он составил их перечень…
— Не надо. Писать я умею.
— … но сейчас мы говорим про ближайшее будущее. Казна пуста. Кладовые — почти пусты. Мои подданные скоро начнут умирать с голоду. Нет, граф, не надо меня заверять, что это не королевская печаль. Я не хочу стать королевой мёртвого королевства. Если мои крестьяне умрут, кто станет пахать землю? Вы, ваша милость? Или вы, Ваше высокопреосвященство?
Они разом стихли, осознавая перспективы.
— Охота? Рыбалка? — неуверенно предложил Люсьен.
— У бедняков нет денег платить налог за использование реки, — заметил кардинал, гладя пальцем гладкий выпуклый подбородок. — А охота… это королевская забава, и браконьерам грозит повешение… Впрочем, простолюдины могут ставить силки на сусликов…
Люсьен вскочил, глаза его засверкали:
— На сусликов⁈ — прошипел паж с неожиданной злостью. — На сусликов, говорите? Да вы не охренели ли, а? Люди с голоду умирают, а вы: на сусликов! Королевская, мать её, забава! Налог на реку! Мажоры недобитые! Олигархи недосаженные…
Дезирэ хлопнул рукой по столу:
— Люс!
— Ты — тоже⁈ Тоже⁈ Для тебя человеческая жизнь — игрушка, ломанный грош? А охота — забава для королей, да⁈
— Люс! — угрожающе-рычащее.
Миг моего торжества настал. Люсьен и Дезирэ повздорили, а я… Я поднялась, подошла, положила пажу руку на плечо:
— Осень, — позвала тихо-тихо. — Пожалуйста, дай мне сказать.
Она обернулась ко мне. В серых глазах сверкали слёзы ярости. Губы прыгали. Ух, кажется, кое-кто разозлил своего любимчика не на шутку. И я вдруг поняла: Люсьен сам из бедняков.
— Благодарю, Ваше высокопреосвященство, что напомнили, — улыбнулась я кардиналу царственно равнодушно и любезно. — Действительно, мы запамятовали о подобных тонкостях королевских законов. Итак, записывай, писарь. Мы, Шипочничек, законная королева Трёхкоролевствия, а именно Монфории, Эрталии и Родопсии приказываем и повелеваем: от сего дня и до иного указа тем из наших подданных, кто не имеет в хозяйстве ни единой коровы, дозволяется беспошлинно охотится в королевских угодьях с тем, чтобы не уносить из лесу дичи более, чем им требуется для прокорма семьи. Тем же, кто имеет менее трёх коров, дозволяется беспошлинно ловить рыбу в королевских реках и озёрах. Ограничений на унос рыбы никаких нет. И да не взимаются пошлина за сбор в королевских лесах грибов или ягод и косьбу на королевских лугах. Такая милость даётся нашим человеколюбием сроком на два года и может быть продлена по нашему личному распоряжению.
— Пошлина на сбор ягод и грибов? — Осень изумлённо вытаращилась на меня.
Дезирэ весело ухмыльнулся, вскочил и напел нечто странное:
— А наш батюшка Ленин совсем усоп, он разложился на плесень и на липовый мёд…
Или не напел, потому что песней вот это было бы странно назвать. А потом громко выкрикнул:
— Слава доброте и милосердию Её Величества!
Никто не посмел ему возразить. Советникам ничего не оставалось делать, как присоединиться к прославлению меня. Дезирэ подошёл, взял мою руку, коснулся губами лайковой перчатки.
— Я так горжусь вашим добрым сердцем, моя дорогая, — прошептал зловеще.
И вышел. Эхо отразило перестук его каблуков. Я замерла, чувствуя, как растёт в сердце леденящий ужас. Но затем натянула на уста любезную улыбку:
— Продолжим, господа. Его Высочество призвали срочные дела, но мы пока не решили…
В покои я вернулась только под утро. Мы худо-бедно составили не то чтобы вот прям прекрасный план, но хоть какой-то. Два года без налогов. И в королевскую казну, и в пользу феодалов. Злило, что пришлось срывать голос, чтобы убедить остолопов в необходимости подобного решения. А что они, собственно, ожидают от осеннего сбора? У крестьян не то, что денег или свиней, у них и полмешка муки на оброк не найдётся. Ну а если вилланам нечего дать, так не проще ли феодалам милостиво отменить налог, чем решать, что сделать с тысячами должников? Ну не шкуру же с них спускать на кожу, право слово.
Радовало только одно: я сейчас войду, и меня обнимут тёплые крепкие руки. Непременно. Целоваться мы не станем — спасибо, научена, но в объятьях-то разве может быть что-то плохое? Я так устала! Могу я хоть пять минут побыть просто слабой женщиной, плачущей в надёжное плечо?
Шмыгнув носом, я открыла дверь в предвкушении.
Да-да, потом он уедет. Навсегда. И я снова останусь одна — короли всегда одиноки, но сейчас… Хотя бы пять минут…
Комнату заливал жемчужный свет восхода.
— Арман, — позвала я тихонько.
Мне никто не ответил. Куда же рыцарь мог подеваться? Я прошла в спальню, распахнула балдахин.
— Ква.
Золотистые круглые глаза смотрели с безысходной печалью. Я бессильно опустилась на пол. То есть… ну то есть… колдовство никуда не делось? Арман мог снова становиться мужчиной лишь после заката и до восхода солнца, я правильно понимаю?
ОТ АВТОРА для любознательных
пелиссон — нечто вроде длинного жакета без рукавов
«Жизнь продли мне бог, я б держал руки лишь под ее плащом» — строчка из стихотворения поэта и трубадура Гильома Аквитанского (XI–XII века)
«История Эрталии с древнейших и до наших дней» — именно эту книгу читает Майя в романе «В смысле, Белоснежка⁈»
«А наш батюшка Ленин совсем усоп, он разложился на плесень и на липовый мёд» — песня Егора Летова (группа «Гражданская Оборона») «Всё идёт по плану»