Я тебя жду
Я не сразу решилась открыть глаза. Сначала осознала, что на руках нет оков, а ноги твёрдо стоят на полу, и их не обжигает пламя. Сглотнула комок в горле, облизнула губы. Не сморщившиеся от старости, обычные, мои пухлые мягкие губы.
— Румпель, нет!
Это я кричу? Кажется… Да нет же: мои губы сомкнуты. Значит, не я. Я испуганно оглянулась на крик. И увидела Илиану, яростно бившую ладонями по зеркалу… с обратной стороны.
— Не советую. Если стекло треснет, ты останешься в Зазеркалье навечно, — произнёс слева от меня ледяной голос.
Румпель? Откуда он тут? Я обернулась. На месте, где колдовал Пёс бездны, возвышалась чёрная, угрюмая фигура. То есть, это был… не Дезирэ? Нет, принять чей-то облик для мага, наверное, не проблема, но как Румпель смог так точно воспроизвести манеры Пса?
— А где Дезирэ? — прошептала я, не в силах осознать произошедшее.
— Понятия не имею. Его тут и не было, — сухо ответил Румпель и продолжил, глядя на замершую Илиану: — Ты переборщила, милая. В этот раз мне твои игры не понравилось.
— Немедленно освободил меня!
— Мне жаль, но — нет. Вру. Не жаль. Я действительно очень долго терпел. Жалел, помня, каким несчастным ребёнком ты была. И напрасно, видимо. Чем больше было моё терпение, тем хуже ты становилась.
— Румпель, ты же не можешь… — прошептала королева и вдруг действительно стала похожа на потерянную девочку.
— Но я всё ещё добр. Я дам тебе время подумать, Илиана. Очень много времени. Однако ты проведёшь его в полном одиночестве.
И тут я поняла, что это не отблески факелов: лицо мага было изуродовано. Не причудливая игра теней искажала любимые черты, а шрамы, ожоги и кровь. Запёкшаяся, но именно кровь. Что ведьма… что… Я бросилась к мужчине, схватила его за плечи:
— Что она с тобой сделала⁈
Румпель посмотрел на меня.
— Пустяки, — шепнул мягко.
— У тебя глаз… у тебя левый глаз…
Он светился фиолетовым огоньком. Как у кошки, только фиолетовым. Я подняла дрожащую руку и коснулась левой половины лица, покрытой жуткими ранами. Румпель коротко выдохнул, осторожно взял мою кисть, поцеловал пальчики и отвёл в сторону. И на моих глазах шрамы исчезли, а фиолетовый глаз снова стал чёрным.
— Так лучше? — мягко спросил мужчина.
Я сглотнула, всхлипнула и ткнулась в его камзол. Румпель прижал меня к себе и провёл рукою по волосам.
— И что будет дальше? — угрюмо уточнил король.
— Тоже, что всегда бывает в конце любой сказки. Наказание злодеям, награда героям.
— И кто у нас герой?
Анри ёрничал, но по его голосу чувствовалось, что парень напуган. Ещё бы! До сих все считали самым сильным магом Илиану. А теперь выходило, что есть тот, кто сильнее тёмной королевы. И чего ждать от этого кого-то — непонятно. Я невольно оглянулась. Кара, перепуганная насмерть, растирала запястья и наблюдала за нами исподлобья в полном ужасе. Эллен вообще забилась в угол и закрывала голову руками. Анри стоял прямо и ровно, набычившись.
Я снова посмотрела в лицо того, кого все считали лейтенантом, но…
— Ты же не будешь их убивать? — прошептала совсем тихо.
— Нет. Эллен, ты помогала в злодеяниях своей сестре…
— Она… она заставила…
— Не совсем. Ты поддалась обиде, ревности и жажде мести. Прошло бы лет пять, и ты бы превратилась в такую же, как Илиана. И всё же сейчас ты слишком маленькая, чтобы наказывать тебя чересчур сурово. Я даю тебе выбор: ты можешь окаменеть. Или я превращу тебя в жабу. Или ты будешь жить в мире, в котором нет магии, и в котором феи — обычные люди, которые стареют.
Эллен в ужасе посмотрела него:
— Стареют? — прошептала, заикаясь.
— Да.
— Я не хочу, — она всхлипнула. — Я не хочу стареть!
— Тогда выбор проще: я превращу тебя в лягушку или в камень. И только поцелуй истинной любви разрушит моё колдовство.
Эллен отчаянно оглянулась на Анри. Тот скривился:
— И не надейся, ведьма.
Девушка быстро-быстро заморгала, а потом снова зажмурилась:
— А в тот мир… я… в тот мир я попаду навсегда?
— Это будет зависеть от тебя.
— Тогда я согласна, — Эллен заплакала и закрыла лицо руками. — Я согласна на мир без магии.
Румпель устало прикрыл глаза. Он победил, но, очевидно, не испытывал по этому поводу никакой радости.
— Есть у кого-нибудь другое зеркало?
Я вынула из кармана металлический медальон, подаренный мне Осенью, и молча протянула магу. Невольно оглянулась на Илиану. Королева стояла молча, скрестив руки и с презрением глядя на нас. Румпель подул на зеркальце, и оно выросло. Вот только отразило не мрачную камеру, а какую-то незнакомую, странную комнату, кровать из железных трубок и стену, затянутую узорчатой тканью.
— Жди меня там, Эллен. Без моей помощи тебе в Первомире не выжить. Просто жди. Никуда не ходи, ничего не исследуй, не кричи и вообще не издавай звуков. Даже если услышишь что-нибудь странное. Помни: в этой комнате ты в безопасности. Я скоро приду.
Эллен затравлено оглядела нас, с горечью глянула на Анри, с отчаянием — на Илиану, а затем всё же решилась и шагнула в зеркало. И оно снова уменьшилось и прыгнуло в руку Румпеля.
— Ваше величество, — холодно промолвил тот, мрачно глядя на Анри. — Поздравляю вас — вы вдовец. И всё же вы не выйдете отсюда, пока не заключите со мной сделку.
— Сделку?
— Да. Я стану вашим верным слугой, капитаном вашей гвардии. С моей помощью вы сможете править долго, не зная опасностей от внешних и внутренних врагов. Взамен вы не станете притеснять сына вашей жены, принца Бертрана. И дадите мне возможность воспитывать его.
— Бертран станет моим наследником? — нахмурился король.
Выхода у него особо не было, но кто же захочет, чтобы ему наследовал бастард жены?
— Нет.
— Но официально Бертран — мой сын, сын моей жены…
— Он — ваш племянник. Однако даже в качестве племянника не наследует вашу корону. Это я вам обещаю.
Анри задумался. К чести короля надо заметить, что, несмотря на то, что мужчина был напуган, принять милостивое предложение Румпеля он не торопился.
— Вы станете мной командовать? — угрюмо процедил пленник.
— Нет.
— И я смогу жениться на том, на ком захочу?
— Вмешиваться в вашу семейную жизнь я не стану. Вообще, ваша частная жизнь меня не интересует.
— А управление королевством…
— А вот это явно не ваше.
Воцарилось молчание. Румпель был так ужасающе спокоен, что в его объятьях я чувствовала себя совершенно защищённой. А вот Кара очевидно перетрусила совершенно. Рыжая фея пятилась и пятилась к двери, стараясь делать это незаметно и словно позабыв о том, что вход закрыт защитной магией.
— Хорошо, — процедил Анри. — Но взамен вы расколдуете одну девушку. Её зовут Игрейна, и моя жена-ведьма превратила её в камень…
Румпель кивнул и щёлкнул пальцами:
— Согласен. Ваш поцелуй вернёт девице жизнь. Но только помните: окаменение — это смерть. По сути, ваша Игрейна умерла. Снова дать ей жизнь может только ваша любовь. Непрестанная любовь. Если вы её предадите, даже на миг, если увлечётесь иной женщиной — Игрейна снова окаменеет. И тогда спасти её не сможет никто.
— Я согласен. Я её не предам.
— Сделка состоялась. Сделка заключена. Выход свободен, — процедил Румпель.
Анри кивнул и поспешил оставить камеру. Ещё бы! Думаю, быть тут ему уже порядком надоело. Я заметила, что Кара проскочила за ним.
— А что будет со мной? — спросила мага тихонько. — Ведь это из-за меня всё случилось. Из-за моей глупости и… Теперь, когда нет Илианы…
Позади раздалось глухое рычание.
Румпель оглянулся, заметил, что мы остались одни. Ну, почти. Хмыкнул. Подхватил меня на руки и вынес прочь, не сказав ни слова Илиане. Движением руки захлопнул дверь, не касаясь её. Вспыхнула фиолетовая аура. Я положила голову на мужское плечо.
Меня донесли наверх, в библиотеку, хранившую столько воспоминаний. Всё ещё царила ночь, и на подоконнике трепетал огонёк свечи, отражаясь в окне.
— Ты меня спас… явился и спас, — прошептала и услышала, как сильно дрожит голос.
— Нет. Ты сама себя спасла.
— Мы будем вместе?
Он опустился в кресло, широко расставив ноги, и посадил меня на одно колено.
— А Бертика возьмём? Я… я больше не хочу становиться королевой. Знаешь, я лучше буду женой простого лейтенанта… капитана.
— Нет, не будем, — тихо шепнул Румпель и коснулся губами моего лба.
— Почему?
Вместо ответа он спросил:
— Ты назвала меня Этьеном, помнишь?
— Да.
— Почему?
— Мне показалось… мне порой снятся сны и… Я — Кэт, деревенская девочка, а ты — Этьен, рыжий пастушок, а ещё есть Кармен, Жак и…
— Ясно, — прошептал он. — Ты, наверное, хочешь пить?
На столе образовался хрустальный бокал с водой и ваза с фруктами. Я жадно выпила. Снова заглянула в его лицо. Румпель был бледен, и такая печаль светилась в чёрных глазах, что у меня переворачивалось сердце. От его ладоней по моему телу разбегалось приятное тепло. Видимо мои вывернутые суставы и перенапряжённые жилы лечили магией.
— Послушай меня, Шиповничек, пожалуйста, и поверь в то, что я скажу, — мягко шепнул Румпель, ткнувшись в мой висок, — я способен любить лишь одну женщину в мире. И я никогда не смог бы перепутать её с другой.
— Илиану?
— Да.
У меня рухнуло сердце. Но как же так?
— А меня?
— И тебя.
— Но как же…
— Ты умная девочка. Я уверен, что ты уже догадалась обо всём, просто не можешь допустить эту мысль. Слишком уж она невероятна.
Я посмотрела на него. С болью, с отчаянием, со страхом. Провела рукой по колючей щетине. И озвучила самое страшное, то, о чём старалась не думать:
— Я — это она, да? Я не знаю, как, но…
— Да. Ты и Илиана — одна женщина.
Как же громко трещит фитиль свечи! Я бессильно ткнулась носом в щёку Румпеля. Заморгала, пытаясь сдержать слёзы. Какой ужас! Я — Илиана!
— Умница моя, — прошептал мужчина нежно. — Догадливая умничка. А я вот далеко не сразу понял. Хотя мог бы.
— Но как это возможно?
Скажи, что пошутил.
— Существует множество миров. Все они — отблески одного зеркала — Первомира. Времени в Первомире нет. Есть лишь миг, бесконечно малая точка. Настоящее. Мы все пришли из Первомира. Ты — Кэт, я — Этьен, Кара — Кармен, Элли — Эллен и так далее. Нас много. Мы так отчаянно верили в рай, в чудо, что невольно создали этот мир, и, когда в Первомире наша жизнь рухнула, шагнули сюда.
— Мы… умерли?
— Нет. Мы перешли из одного мира в другой. Живыми. И это очень важно. Мёртвый человек не смог бы попасть сюда. В отблесках Первомира время можно запускать вперёд и поворачивать вспять. Я не раз так делал. Ради тебя, Кэт. Ты была разной в разных жизнях, а их у тебя были сотни. Но всегда или злой, как Илиана, или отвергала меня. Я снова и снова перезапускал твою жизнь, каждый раз сочиняя для тебя, для нас, новую сказку. Забирал тебя отсюда в какой-либо иной отблеск Первомира, пускал там время вспять, а, когда ты превращалась в малышку, забывая предыдущую жизнь, вновь приносил сюда. И жизнь начиналась заново, с новой Кэт под новым именем и с новой судьбой. Мне нужно было лишь найти тебя среди других. И я находил тебя бессчётное множество раз. Поверь, я просто не мог бы перепутать тебя с кем-нибудь другим, даже похожим внешне, как две капли воды.
Я прижалась к нему теснее. Было в его словах что-то жуткое.
— После той встречи в библиотеке, я должен был сразу понять, что ты — это ты. Но, видишь ли, я не усыплял тебя, не нарекал принцессой Шиповничек. Однако никто иной не смог бы это сделать, кроме меня. Никто, Кэт. Хранитель этого мира — я. И только потом я понял: всё так, просто это сделал я, но в будущем. А, значит, ты попала в прошлое и встретилась с прошлой собой. Такого не должно было быть.
— А разбудить меня должен был…
— Я, конечно. Кто ж ещё?
— Но это сделал Дезирэ… Жак.
Я задумалась. Румпель не мешал мне. Он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, терпеливо ожидая, пока я осознаю то, что прозвучало.
— Арман сказал, что прошло семьдесят два года, — прошептала я: от мыслей голова раскалывалась, — значит… Ты ждёшь меня через двадцать восемь лет? А Дезирэ разбудил меня раньше времени? Но для чего?
Румпель открыл глаза, прикоснулся лбом к моему лбу и веско, чётко произнёс:
— Что бы ты убила Илиану. Или Илиана — тебя. Результат был бы почти одинаков. Если бы ты убила её, то твоё прошлое исчезло бы, и ты — с ним. Если бы Илиана убила бы тебя, то уничтожила бы своё будущее. Гениальный в своей ужасности план. Поверь, Жаку было всё равно, кто из вас победит. Но, зная тебя, он понимал, что ваше противостояние с Илианой неизбежно…
Я всхлипнула.
— Но зачем ему… — и замолчала.
Это было очевидно: Жаку нужна была не я. Он мстил брату. Мстил за то, что однажды, в самую страшную минуту, Этьен спас не его.
— Я попала в собственное прошлое?
— Да.
— Неужели я была так ужасна?
— Да. Но в этом я виноват. Ты была права: я слишком потакал тебе. Не заметил, когда насмерть перепуганная девочка превратилась в злобную ведьму.
Я вгляделась в его печаль, прижалась щекой к его колючей щеке. Румпель казался бесконечно уставшим, словно долго-долго нёс груз вселенной на своих плечах. Впрочем, это так и было.
— Почему же ты… почему…
— Потому что я тебя люблю. Больше жизни, Кэт. И всегда любил, даже когда был маленьким деревенским легковерным идиотом. Это моя вина, что вы стали… такими. По моей вине вы попали в рабство, отчаялись и ожесточились.
— Ты был маленьким…
— Это меня не оправдывает.
— А Кара, Эллен… они знают?
— Нет. Три королевства — это наша сказка, наш мир, рай, который мы себе придумали. Но кроме меня прошлых жизней не помнит никто из вас.
— Ты лишил нас памяти?
Он помолчал прежде, чем ответить. А я всё пыталась осознать ужасное: я — это Илиана. Я — монстр и чудовище… О, Пречистая… Как же так⁈
— Да. Вы ужасно страдали от прошлого: в нём было слишком много жестокости, предательства, грязи и насилия. Я думал, что красота и чистота этого места исцелят ваши души, но вы были больны прошлым и заражали им настоящее. И вы снова и снова превращали этот рай в ад. А теперь ещё и Жак. И он — помнит. И он — тварь из бездны. Когда я освободился, то шагнул в башню Смерти и посмотрел в прошлое через зеркала. И, конечно, узнал его, хоть он и изменился.
— И давно мы тут…
— Почти восемьсот лет.
Я обняла Этьена, зарылась в его жёсткие тёмные волосы. Пусть так, пусть всё так, но…
— Но я хочу быть с тобой!
— И я. Так и будет. Но ты должна быть с тем мной, кто ждёт тебя там, в будущем. Прошлое не должно красть у будущего.
— А ты останешься с этой ужасной… мной?
— Да, — он погладил мои волосы. — Спасибо тебе. Я ведь уже почти отчаялся, Кэт, что ты снова станешь собой, той, которой была до того, как мы выступили из Клуа.
— А как же Бертик?
— Я буду рядом с ним.
Мы замолчали. Я вдыхала его запах: тёплый, солнечный запах цветущих лугов. Чуть горьковатый — чертополоха.
— И как мне тебя найти? — прошептала тихо-тихо. — Снова ложиться спать?
— Нет. Войди в Зазеркалье.
Я содрогнулась всем телом, отстранилась и испуганно посмотрела на него:
— Как Илиана?
Румпель кивнул.
— Зазеркалье — место вечности. Там не болеют, не голодают, не умирают. Страшное место.
— Почему страшное? — дрожащим шёпотом спросила я.
— Там человек встречает себя. И не каждый может выйти оттуда. Далеко не каждый. Только тот, кто, встретив себя, сможет себя найти.
Я жалобно простонала:
— Я ничего не поняла! И я боюсь.
Румпель стиснул ладонями моё лицо, поцеловал мой нос, губы, лоб.
— Я тоже. Очень боюсь. Но по-другому никак. Если ты останешься, прошлое разрушится. И наш мир может рухнуть.
Он целовал мои слёзы. Нежно и трепетно, а потом мягко шепнул:
— Найди меня там, пожалуйста, Кэт.
— А если не найду?
Румпель не ответил.
— А Дезирэ…
— В Зазеркалье никто не может причинить тебе вреда, кроме тебя самой.
— Я там встречу Илиану?
— Нет. Она — это ты, но всё же не совсем, это лишь осколок твоей личности. Твоё прошлое, а не настоящее. К тому же, ты её уже прошла и победила.
Мы снова замолчали. А потом я решительно сползла с его колен, одёрнула юбку.
— Там Арман… он лягух и…
— Я разберусь.
— И Родопсия… мой народ… То есть, не мой, но… они всё равно умирают от голода и…
— С этим тоже.
Я сглотнула. Всхлипнула и отвернулась. Румпель встал, прижал меня к себе.
— Не бойся, — прошептал мягко. — Ты ведь уже сделала невозможное. Ты пожалела Илиану, своего врага, а, значит, ты изменилась.
— Я тебя найду, — прошептала я, отвернулась и решительно шагнула в зеркало.
Он прав: нельзя оставаться в прошлом.
И разом вспомнила всё.
Я была двадцатишестилетней старухой, когда Этьен меня нашёл. Нас с Кармен.
Из зеркал зеркального коридора на меня смотрели все эти жуткие сладострастные рожи. Первым моим покупателем стал какой-то жирный богач, купивший меня в гарем. Но очень быстро перепродал меня следующему, у которого я задержалась на год… А через десять лет мы встретились с Карой в публичном борделе.
Румпель сказал, что мы ожесточились, но… он смягчил.
Смотреть своё прошлое оказалось настолько страшно, что я бы умерла от ужаса, если бы это было возможно в Зазеркалье. Я шла мимо зеркал и рыдала, сломленная и подавленная.
Мы с Кармен, кокетливо скрывающей платком нос, уже почти съеденный сифилисом, стояли в порту и активно зазывали моряков, буквально вешались на них, умоляя купить себя за кусок хлеба. Никого не интересует, что будет с проституткой, на которую больше нет спроса, и прошёл уже месяц как нас с Кармен выставили из борделя. Мы умирали с голоду.
И тогда я и услышала:
— Кэт?
Это был первый раз, когда Этьен меня узнал. А вот я его не узнала вовсе. Наголо побритый, высокий, раздавшийся в плечах он стоял и смотрел на меня со смесью ужаса и радости.
— Две девушки разом и недорого, — улыбнулась ему я и подмигнула.
Этьен не сразу понял, что я имею ввиду.
— Ты… ты хочешь есть? Тебя… вас покормить?
Он затащил нас в харчевню и заказал поистине царский ужин. Там было даже мясо. Всего остального я не запомнила. Глупо хихикая и кокетничая, я потащила мужчину в снятый номер. От присутствия Кармен Этьен отказался.
— Ты любишь спереди или сзади? — деловито уточнила я, когда мы остались одни.
Лицо его перекосило, он вдруг обхватил меня, прижал к себе и разрыдался. И мне стало страшно: не часто ведь встретишь мужчин, которые плачут взахлёб.
— Кэт, — прошептал Этьен, — это же я… Этьен. Этьен из Клуа, твой друг и брат… Я так долго искал тебя!
И тогда я застыла, а потом с силой оттолкнула его. Был бы у меня нож — убила бы. Но нож мы с Карой продали ещё неделю назад.
— Уходи!
Развернулась и убежала, схватила Кармен за руку и утащила прочь.
Этьен приходил ещё не раз. Приносил еду и уговаривал ехать с ним домой. Кармен орала на меня, обзывала полоумной, но я твердила лишь одно: «Уходи».
Потому что это всё произошло по его вине…
А потом Этьен исчез. И его не было очень-очень долго, так что мы с Кармен едва не умерли с голоду, потому что покупателей на нас почти не было. И когда Этьен появился вновь, худой, бледный, со шрамом от ножевого удара на щеке и принёс еды, я сдалась:
— Кармен умирает. Что мне толку в возвращении домой? У меня больше нет дома. Но ты можешь нам помочь. Я даже прощу тебя. Убей нас, чтобы мы больше не мучились.
И тогда Этьен рассказ про другой мир, где мы сможем начать всё заново. Я в ответ смеялась и посылала его, а потом задумалась: что я собственно теряю? Разве что-то может быть ещё хуже, чем уже есть?
Так мы оказались в Эрталии.
Зеркальные коридоры не кончались. А я вспоминала всё больше и больше, и всё сильнее плакала — благо стесняться было некого.
Румпель сказал правду: забвение стало для нас благом…
Острая ненависть раздирала сердце. Я ненавидела Этьена. И этот пожар выжигал душу дотла. Смотрела как раз за разом он делал меня то Золушкой, то Белоснежкой, то Рапунцель, то Бель, сочиняя всё новые сказки. Для меня, для нас…
Но разве можно было простить то, что случилось в Первомире? То, что произошло с малышкой Кэт?
Я бессильно опустилась на зеркальный пол, поджала ноги и закрыла руками лицо…
Молнии разрывали небо на клочья. Что-то грохотало. Вода: чёрная, бурная, словно в кипящем котле, поднималась всё выше и выше. Этот город был мне незнаком. Я испуганно огляделась. Это смерть? Вот так я погибну? И в очередной вспышке увидела его.
Он стоял и смотрел на город. Совсем седой. В странной, неизвестной мне одежде, больше похожей на рубище.
— Этьен? Этьен!
Я закричала, побежала к нему, но крыша здания ушла из-под ног. Я упала, покатилась вниз, в бурлящую пеной воду. Но тотчас меня перехватили сильные руки и подняли.
— Кэт? — недоверчиво спросил старик, в котором я с трудом узнала Этьена.
И всё же… это его глаза. Это его взгляд.
— Ты больше не рыжий, — прошептала я и запустила пальцы в его всклокоченные волосы.
— Кэт, — выдохнул он.
Прижал к себе судорожно, как ребёнок — потерянную игрушку. Я обхватила крепкую шею, чувствуя безбрежное счастье. Мы погибнем через несколько минут, но… вместе. Наконец, вместе. А потом поцеловала в губы. И колкая щетина защекотала мою кожу.
— Ты простила меня?
— Ты придумал все эти сказки для меня.
— Ты плачешь?
— Не знаю. Лучше умереть с тобой, чем жить без тебя.
— Мы умрём, — прошептал он мне на ухо, прижимая к себе бережно и нежно. — Но не сейчас. Ты согласна остаться без магии, без вечности?
— С тобой?
— Да.
Я не стала отвечать на этот глупый вопрос, лишь обняла крепче. Румпель понял сам. Прижал к себе и шагнул в одно из двух зеркал, которые я сразу и не заметила. А я успела лишь подумать: зачем на крыше зеркала? А ещё заметить, что он молодеет. И рыжеет, становясь самим собой.
рисунок Нины Воробьёвой-Зайковской
Про крышу и что это за гибнущий город рассказано в третьей книге цикла «Пёс бездны, назад!»