Подъем, спящая красавица! (СИ)

Глава 25

Котенок, жаба и лошадка

Котёнок умывался. Сначала левой лапкой в белом носочке, затем правой — целиком рыжей, до самой коричневой пяточки. Блики свечей играли на пушистой шёрстке. Бертран сидел напротив и внимательно наблюдал.

— Я никому не скажу, честно, — прошептал и поцеловал колечко на пальце в знак истинности своей клятвы.

Колечко тоже было волшебным: Эртик сам скрутил его из кусочка медной проволоки и наделил магическими силами, произнеся ужасные слова. Правда никак не мог понять: как их запустить. Ужасные слова принц почти не придумывал: они явились сами, как и положено волшебным заклинаниям, совершенно непонятные, а от того чрезвычайно сильные. Досадно было только, что Бертран никак не мог разобраться: как же колечко действует.

— Ну пожалуйста!

Котёнок дёрнул усиками и зевнул.

— Можешь остаться рыжим, если хочешь, — поторопился уступить Эртик. — Не обязательно становится вороным. Гнедой — это тоже красиво.

Зелёные сонные круглые глаза мигнули.

— Нет-нет, не засыпай! — вскрикнул принц в отчаянии.

План рушился. Такой безупречный, такой гениальный план! Но почему? Бертран задумался и вдруг понял: ну конечно! Ветер просто никогда их не видел. Он сгрёб котёнка, нежно прижал к своей груди и бросился во двор.

— Подожди, серчас покажу.

Мать уехала поздним вечером, и королевский замок без неё внезапно обезлюдел. Тем лучше. Бертран проскользнул в дверь конюшни. На улице шуршал дождь, тучи сгущали утренний сумрак, а в неосвещённом помещении и вообще было совершенно темно. Но лошади всё же почуяли мальчика, зафыркали, потянули к нему лупоглазые морды.

— Вот, смотри, вот таким. Но, есри хочешь, можешь не чернеть. Если тебе цвет твоей шерсти нравится борьше.

Бертран поднял котёнка, чтобы ему лучше был виден вороной: все же знают, что кошки видят в темноте. Но непослушный Ветер извернулся, вцепился в руку коготками и протестующе замяукал, а его глаза зажглись изумрудными фонариками. Принц расстроился: и что теперь делать? Котёнок так рвался из рук, что пришлось покинуть конюшни несолоно хлебавши.

— Вот дурачок, — принц погладил вздыбленную рыжую шерсть. — Ты испугарся? Я же не на съедение тебя отдавал. Я только хотел показать тебе коня Румпеля…

И вдруг сердце подскочило от новой идеи: а если мамы нет, а конь Румпеля в стойле, значит… Тёмный маг не поехал с мамой? Он здесь? Бертран облизнул разом пересохшие губы. Снова погладил котёнка:

— Я не сержусь. Ты, наверное, сришком маренький, чтобы превращаться самостоятельно, да? Знаешь, что мы сделаем: мы попросим Румпеля. Без мамы я его точно уговорю, обещаю. А ночью ты снова будешь котом. И будешь спать со мною. Здорово, да?

И воодушевлённый гениальной идеей Эртик неторопливо направился в замок, пиная встречные камушки. Вот теперь всё точно получится!

Эллен пила вино и плакала, сидя на террасе в одиночестве. Ближе к ночи зарядил дождь, и это так совпадало с её настроением! Очень сложно не ненавидеть весь мир, когда тот, в кого ты влюблена с детства, танцует на балу с другой, смеётся с другой и — она видела! — прижимает её к себе намного ближе, чем положено по этикету. Да ещё после… после…

Анри был её кузеном. Таким взрослым и таким… красивым. Вот это сочетание: тёмные волосы и голубые глаза — так пленяло! Однажды, ещё до того, как Анри стал мужем сестры, Илиана и Эллен повздорили, и старшая сломала любимую куклу младшей. Элли убежала рыдать на задний двор и случайно натолкнулась там на принца. Узнав её беду, мальчишка смастерил новую куклу, правда из сена. Отрезал кусок собственного атласного лазурного плаща, содрал золотые кружева, замотал в них куклу и вручил кузине.

— А Илиана вообще злюка, — рассмеялся, пожав плечами. — Отвратительная девчонка! Стану королём и отправлю её к драконам.

И девочка безнадёжно влюбилась.

А потом, в день свадьбы старшей сестры, держала её мантию, и слёзы капали и капали, портя тонкое кружево воротника.

Анри был всего на три года старше, но он быстро вырос, раздался в плечах, отрастил тёмные усы над губой и, ох, как он заразительно смеялся! В отличии от всегда мрачной королевы, король умел жить и наслаждаться жизнью. Рядом с ним всё словно обретало цвет. Всем было весело и радостно.

— Сестрёнка, а не выдать ли тебя замуж? Конечно, ты ещё юное создание, так ведь и Арман не стар.

— Я… я…

Пьяный Анри тогда вдруг ухватил её за уши, притянул голову и чмокнул в лоб.

— Будет здорово, — пообещал весело. — Он добрый парень. Ты точно будешь счастлива. А я, знаешь, хочу, чтобы ты была счастлива…

Эллен не решилась тогда сказать ему, что была бы счастлива совсем с другим мужчиной. Засмущалась, покраснела и не смогла отказать. А кто бы смог отказать ему? Особенно, когда на тебя смотрят такими сияющими глазами?

Но муж оказался вовсе не весёлым, а просто пьянью. Завалился в её спальню под утро первой брачной ночи, пробормотал что-то грязное и пошлое, рухнул на коврик и захрапел. И Эллен просидела до утра, глотая злые слёзы, а утром убежала жаловаться сестре. В тот день она ненавидела не только мужа, но и того, по чьей милости оказалась за мужем за таким… таким…

Илиана быстро нашла выход. Не то, чтобы вот прям совсем прекрасный, но обиженная Эллен не стала возражать. Ни против аннулирования своего брака, ни против заключения Анри под стражу. Пусть узнает, как ей было плохо!

А сейчас история повторялась. Анри снова поманил и снова поменял на другую.

Эллен вытерла слёзы. Потом вытерла новые.

— Ваше Высочество? Вы… что вы тут делаете?

Она не стала оборачиваться. Процедила зло и с вызовом:

— Пью. Не только же вам напиваться. Не мешайте.

— Даже не собирался.

Бывший муж сел рядом. Он был какой-то угрюмый, совсем не такой воодушевлённый, каким принцесса увидела его на лестнице. Она вдруг вспомнила широкую обнажённую грудь, узкую талию и русую полоску волос, спускавшихся под ремень штанов, и невольно покраснела.

— Позволите? — кивнул маркиз на бутыль вина.

Эллен пожала плечами. Арман налил ей и себе.

— За несчастную любовь!

— С чего вы взяли…

Она оглянулась на него. И вдруг подумала: «Какая ирония. Ведь у недомужа тоже голубые глаза». Волосы правда не тёмные, просто русые, но… Ох уж эти голубые глаза. Бывшие супруги стукнулись кубками и выпили.

— Вы были отвратительны, — горько заметила Эллен.

— Просто ужасен. Удивляюсь, как вы меня не прикончили прямо там, на коврике.

— Я не захватила на брачное ложе кинжал.

Маркиз пожал плечами:

— Могли бы воспользоваться моим.

— Я не подумала об этом.

— Ну, вас можно оправдать: вы были юны.

Эллен хлюпнула носом. Они сидели, смотрели как дождь подминает листву деревьев, безжалостно срывая яркие листья и бросая их на дорожки. Солнце наверняка взошло, вот только из-за низких, плотных туч его не было видно. Казалось, утро передумало наступать.

— Вы были омерзительны, — наконец с чувством выговорила Эллен и передёрнулась. — Я помню, как сидела и смотрела, как у вас изо рта капает слюна. И воняло от вас… отвратительно.

— А вы были маленькой и такой… Словно лягушонок.

— Что? — она возмущённо уставилась на него.

— Вам же ещё не было четырнадцати?

— Мне было тринадцать.

— Я всё равно бы вас не коснулся. Побоялся бы. Такая худенькая, совсем девочка. И глаза огромные и испуганные…

— Как вы можете помнить?

Арман пожал плечами. Они выпили ещё.

— Может, и стоило меня тронуть, — проворчала Эллен. — Тогда я бы была замужем сейчас. И, может быть, у нас бы были дети…

— Вы меня не любили. А, если бы я… ну… и возненавидели бы.

— Может быть. Но детей бы наверняка полюбила. А потом и их отца.

Они одновременно посмотрели друг на друга. Арман сглотнул. Коснулся её изящной кисти, лежавшей на столе. Девушка убрала руку. Мужчина вздохнул:

— Простите. Наверное, мне надо уйти и не мешать вам.

Он встал, поклонился, повернулся, чтобы идти, и услышал:

— Вы мне не мешаете. Останьтесь.

— Я вам не нравлюсь.

— Ну и что?

Арман проницательно взглянул на неё:

— Вы любите другого.

— Тем лучше.

Она встала, положила руку на его локоть, заглянула в глаза. Розовые губки дрожали.

— Другой любит другую. А меня никогда никто не полюбит! Неужели я так ужасна? Даже мой муж отказался со мной спать. А мой любимый предпочитает тонуть в других глазах. Арман, скажите честно: я уродлива? Что со мной не так?

— Вы прекрасны.

— Вы лжёте! Если бы я…

Мужчин обнял её и заткнул рот поцелуем. Потому что нет ничего глупее, чем спорить с женщиной, вообразившей себя несчастной и непривлекательной. Бокал выпал из рук Эллен, но оба не услышали, как разбился хрусталь.

Когда часы на городской ратуше ударили половину одиннадцатого, солнце всё же выглянуло из-за туч. Наспех пробежало лучами по дремлющим домам, побрызгалось в лужах, приласкало поникшие листья. А потом с любопытством заглянуло в комнату, где обнажённая принцесса обнимала обнажённого бывшего мужа, и её розовое мягкое тело казалось выточенным из лепестков райских цветов. Мужская рука на нём казалась грубой и словно вытесанной из дерева, и это сочетание было прекрасно, как и изящная ножка на мускулистом бедре.

Эллен проснулась от того, что что-то мерзкое, холодное коснулось её кожи. Открыла глаза и почти тотчас завизжала, спрыгнула с кровати. На постели сидела большая лягушка и смотрела на девушку выпученными золотистыми глазами. Принцесса зажмурилась, затрясла головой, снова открыла глаза. Мерзавка не исчезла.

— Арман! — в отчаянии крикнула девушка.

Ей никто не отозвался. А зелёное чудовище прыгнуло ближе. Принцесса попятилась.

— Арман! Спасите меня!

Тишина.

Сморщившись от отвращения, Эллен схватила скользкую лапку, размахнулась и вышвырнула тварь в окно. Плотно закрыла створки на всякий случай, тщательно вытерла руку. А потом задумалась.

— Арман? — позвала неуверенно.

Натянула батистовую камизу, прошла по комнатам отведённых ей покоев. Мужчины нигде не было. Куда ж он делся? Почему сбежал? И… и откуда в покоях — лягушка? Как она запрыгнула на второй-то этаж?

И вдруг девушка побледнела. Это ж очевидно! Маркиз просто воспользовался случаем переспать, а потом сам подкинул отвратительную тварь, чтобы показать, какого он мнения о принцессе. Такая подлая, злая шутка! Щёки Эллен запылали от стыда и гнева.

— Никогда, никогда не прощу, — прошептала она сквозь слёзы, задыхаясь от ярости, ненависти и горечи. — Раз я для вас плохая, раз по-вашему я — жаба, то и буду плохой!

К обеду Бертран обыскал весь замок, прошёл все караульные службы, но никто не сказал ему, где Румпель. Другой бы мальчик давно махнул рукой и побежал играть с друзьями, но у Эртика друзей не было. Зато были учебники и задание от мамы. До её возвращения нужно было выучить историю Эрталии, начиная с тех времён, когда она ещё не была Эрталией, а входила в состав Королевства, которое так и называлось — Королевство. Это название очень нравилось Эртику: его не надо было учить. Короля Леона тоже легко было запомнить, а дальше всё было сложнее.

Пообедавший принц печально посмотрел на пожелтевшие страницы с именами, в каждом из которых было больше четырёх букв. А ведь у всех этих паршивцем имелись ещё и фамилии, и кроме того — жёны и дети.

Одно мучение с этими мертвецами!

Бертран перелистнул страницу и совсем сник: там тоже были сплошные буквы. Мальчик посмотрел в окно, потом на дремлющего Ветра. Вскочил. Он внезапно вспомнил, что есть ещё одно место, в котором наличие Румпеля проверено не было. Правда мама строго-настрого запрещала туда ходить, ну так ведь мамы тоже не было. Она не узнает, а если не узнает, значит, и не было ничего.

Книга упала на пол и укоризненно зашуршала страницами. Принц аккуратно отодвинул её ботинком и бросился бежать.

Мама ещё не скоро вернётся, и он всё успеет: и выучить, и… Эртик по опыту знал: без присутствия королевы Румпель более отзывчив на его просьбы.

Вбежав в комнату матери, мальчик замер на миг и прислонился спиной к двери. Сердце колотилось отчаянно. Ему казалось, что и шифоньер, и книжный шкаф, и трюмо — всё, решительно всё смотрит на него с укоризной и высокомерием. Особенно зеркало.

— Мама разрешила, — на всякий случай соврал он.

В спальне было пусто и темно: тёмно-фиолетовые шторы скрывали тройные окна. Бертран на цыпочках прокрался мимо алькова, а затем надавил на украшавшего камин белоглазого арапа, вырезанного из эбенового дерева. В стене открылась потайная дверь на узкую лестницу.

Эртик бросился наверх.

Странного человека принц увидел не сразу, лишь после того как огляделся во второй раз. Человек, весь в каких-то ранах, крови и порванной одежде висел на стене, и грязные волосы закрывали его лицо. Это совершенно точно был не Румпель. Принц вздохнул, донельзя расстроенный, уже развернулся уходить, а затем всё же решился и задал самый важный вопрос:

— Извините, а вы не знаете, где рейтенант Румпель?

На самом деле друга мамы звали не так, но у Эртика никогда не получалось не только выговорить совершенно ужасное имя, но даже запомнить его. Странный человек поднял лицо, и мальчик понял, что в дополнение ко всему, человек одноглаз. Это принца заинтересовало: одноглазых он ещё ни разу не видел, и, чтобы посмотреть поближе, Бертран подошёл к висящему.

— Эрт, — прохрипел тот, — воды.

— Она внизу, а я и так чуть не упал. И мама может вернуться…

Глаз под раздутым окровавленным веком блеснул.

— Сделку? — прохрипел человек, облизывая губы. — Я скажу, где Румпель, а ты дашь мне воды.

Бертран задумался. Недоверчиво посмотрел на одноглазого.

— А ты не обманешь? Ты точно знаешь?

— Моё слово нерушимо.

Мальчику очень не хотелось возвращаться в эту маленькую каменную комнату с узким окошком под самым потолком ещё раз, но… Эртик вздохнул:

— Хорошо. Только смотри, не обмани.

И бросился вниз. Он снова влетел в комнату матери и почувствовал, как по коже прошёл мороз.

— Я только воду возьму, — прошептал виновато. — Совсем немного.

Схватил кувшин и, стараясь не расплескать, чтобы не оставить следов, прокрался обратно.

— Держи.

— Не могу. У меня руки прикованы.

Эртик снова вздохнул. Пришлось поить этого странного человека. Тот пил жадно. «А если это заколдованный дракон? — вдруг испугался мальчик. — Сейчас напьётся, схватит меня и улетит в высокие горы…». Он замер от ужаса. «Да, но тогда можно будет не учить уроки», — подумал тут же и повеселел. И стал поить дракона усерднее.

— Ты любишь зорото? — спросил аккуратно.

Прямо в лоб про сокровища спрашивать было бы глупо.

— Вылей остаток воды мне на голову, — попросил дракон.

Бертран вылил:

— Так а насчёт зорота?

— Я люблю смерть, — мрачно ответил мужчина и глубоко вдохнул.

Эртик удивился:

— Групая какая-то любовь. Скучная.

Сел перед ним, разглядывая с любопытством.

— Ты с кем-то подрался? С Румпелем? Ты обещал сказать, где он.

— Я и есть Румпель.

Бертран сначала решил было, что дракон врёт, а потом обрадовался:

— Тебя мама наказала?

— Да.

— Она уехара. Можешь превратить котёнка в рошадку? Можно гнедую, не обязательно вороную.

Румпель прищурился, тем глазом, что у него был. Разбитые, расплывшиеся губы чуть дрогнули.

— Сделку? — прохрипел, пристально наблюдая за Бертраном.

— Ты хочешь ещё воды?

— Нет.

— Принести поесть?

— Нет. Сними с меня оковы.

Эртик испуганно покосился на руки с вспученными венами и какими-то жуткими ранами. Ему очень хотелось их потрогать, но мальчик не решался.

— Как?

— Тебе нужно просто нажать на них. Они против магов, а ты — не маг.

Принц сглотнул.

— Давай я ручше тебе колечко отдам. Оно воршебное.

— И что же оно может делать?

— Ну… оно делает невидимым. Только его надо запустить. Я читал закринания, но не знаю, как правирьно использовать. Но ты же маг?

Румпель закрыл глаза.

— Бертран, я подарю тебе лошадь. Настоящую. Вороную. С длинной гривой и тонкими ногами. Самую красивую и быструю лошадь в королевстве. Но сначала ты снимешь с меня оковы.

Эртик попятился.

— Нет, давай лучше на коречко поменяемся.

— Нет.

— Почему? Оно зоротое.

— Нет.

— Мама точно будет ругаться, — с тоской прошептал Бертран. — Она не любит, когда я что-то трогаю в её комнатах.

— А может наоборот обрадуется, что ты заключил такую выгодную сделку?

— Нет, в прошлый раз мне просто ужасно вретело, — Бертран снова сел рядом, обхватил колени руками, с тоской посмотрел на Румпеля и пожаловался: — Я спал, а все стари так ужасно кричать! Я испугался. Я не собирался подсрушивать, честно. Я просто спрятался в её комнате и хотел спросить, что сручилось. Только и всего.

— Подслушивать? И с кем был разговор?

— Ну с тем странным дядькой.

Мужчина сочувственно посмотрел на мальчика:

— Это было несправедливо.

— Ещё как! — Эртик расчувствовался и хлюпнул носом. — Пирогов с рыбой надо было ришить его, а не меня. Это он на неё смотрел, когда она без одежды была, а я глаза закрыл!

— Голой?

— Я сразу закрыл, когда она платье сбросила.

Бертран подумал и покраснел.

— Ну то есть… я сначала удивирься, но когда тот человек вышел из зеркала — закрыл, — признался честно.

— Из зеркала?

Эртик поцеловал кольцо и торжественно заверил:

— Чтоб мне провалиться!

— А он говорил, как его зовут?

Принц нахмурился:

— Не скажу. Преврати Ветра в лошадку.

Румпель покачал головой, слипшиеся волосы ударили по обожжённым скулам:

— Нет. Хочешь, я наколдую так, чтобы колечко делало тебя невидимым, как только ты наденешь его на палец?

— Да.

— Сделка заключена. Так как его зовут?

— Как-то… Танатос. Нет, Фанат, от слова танатос. А маму он называл зайцем. Но ведь она не заяц. Мне хотелось его побить, но я побоялся.

Румпель закрыл глаза. Какое-то время он молча дышал, тяжело и хрипло. А потом, не открывая глаз, снова спросил:

— Ты помнишь, как он выглядел?

Бертран задумался.

— Ниже мамы. Худой. И волосы светрые, как у Беляночки. Только короткие. И торчат над затылком по-дурацки. И одежда красная.

— И о чём они говорили?

— Про игрушки что-то. Я не понял. Так ты превратишь Ветра?

— Если ты меня освободишь от оков.

Принц задумался, покосился на пленника. Искушение было велико, но… Встал и замотал головой, а потом жалобно попросил:

— Давай обменяемся на что-нибудь другое? Я могу с тобой поделиться пирогом. Он вкусный. Мама точно рассердится, что я тут был. И снова будет ругаться.

Но Румпель оказался совершенно бессердечен:

— Или так или никак.

— Значит, никак, — обиженно буркнул Бертран и выбежал прочь.

Ладно. Прожил же он как-то всю жизнь без лошадки. Можно и ещё немного пожить. А потом он станет взрослым, и у него появится собственная, взрослая лошадь. А нажимать на оковы страшно: мама точно рассердится.