Как я и говорил, тот сон во многом определил непосредственно мой уход из подростковой жизни. Но роль катализатора, конечно, сыграла Нетти. Как и всегда.
В день рождения Нетти повезла меня на пикник. День выдался жарким, и мы поехали в горы на Норт-Шор. Нетти шестнадцать лет исполнилось в январе, так что она могла водить машину. Ее мать позволила нам взять их «форд-универсал». Мы нашли укромное местечко около каньона Линна. Собирались сначала перекусить, а потом заняться анальным сексом.
Место мы выбрали отменное, укрытое от тропы громадной елью, в тени которой стоял густой сумрак. Папоротники, мягкая лесная подстилка, черника. Лучше не придумаешь. Нетти распаковала корзинку для пикника: сандвичи с сыром, бананы, банки с крем-содой, моей любимой газировкой. Я расстелил одеяло. Мы сели и начали с сандвичей.
Откусили по паре раз, и тут Нетти сообщает мне как бы между прочим, что она уезжает.
— Что значит уезжаешь? — поинтересовался я.
— Учиться, — ответила она. — В Англию.
Меня как громом поразило. Я спросил когда, и она ответила — через неделю. Почему она не сказала мне раньше? Таким был мой следующий вопрос. Она пожала плечами.
— Мама решила, что я в последнее время много пережила и мне требуется смена обстановки.
Я гнул свое:
— И ты всегда делаешь то, что говорит тебе мама?
Нетти проглотила кусок сандвича.
— Я согласилась с ней, что это хорошая идея, — ответила она. — И школа хорошая. В той части Англии, где я еще не бывала. Для меня это будет поездкой в неведомые места, приключением.
Какое-то время мы молча жевали.
Я уже понял, что Нетти готовилась к этому разговору. Думаю, ее план состоял в том, чтобы в последнюю минуту обрушить на меня все, чтобы мне не осталось ничего другого, как задавать вопросы, вывернуть мне руки, заставить что-то пообещать. Мне устроили проверку.
— И давно ты об этом знаешь? — поинтересовался я.
— Примерно год. Это элитная школа, и документы надо подавать заранее.
Год! Я так разозлился, что едва не потерял дар речи.
— Но я думал, ты ненавидишь элитные школы, — наконец выдавил я, прекрасно зная, что она никогда такого не говорила, но был убежден, что сказала бы, представься ей такая возможность.
— Я смотрю на это иначе, — ответила Нетти. — Для меня это способ избавиться от всех этих Бобби и Синди.
Логично. Я могу только поаплодировать. Разве я не говорил то же самое пару недель назад в «Ковше» за чашкой кофе? Но опять же ведь это Нетти утверждала, что уход — не выход. Разумеется, она была готова и к этому вопросу:
— Я и не ухожу. Я приняла решение давным-давно, задолго до того, как решила позволить тебе вернуться в мою жизнь.
Вот оно как.
— И потом, — продолжила она, — я решила, что после школы хочу учиться в английском университете. Думаю, буду изучать живопись. В Голдсмитс-колледже, школе Слейда., я еще не решила. Хочу стать художницей.
С этим я тоже не мог спорить. Нетти умела все, а профессия художника — далеко не худший выбор.
Действительно, я не мог оспорить ни одного ее аргумента, потому что понятия не имел, что сказать. Она определенно хотела, чтобы я ухватил наживку: старалась добиться от меня ответной реакции, заставить открыться, пустить ее в душу. Зачем — для меня это так и осталось загадкой. То есть на меня произвела сильное впечатление ее определенность с целью жизни. И мне очень недоставало хотя бы частички такой определенности, потому что у меня насчет будущего не было абсолютно никаких идей. Действительно не было. И теперь Нетти уезжала. Я оставался один. Может, все из-за этого. Я ничего не мог сказать, потому что оставался один? Она хотела, чтобы я уговаривал ее остаться? Но какой в этом был смысл? Она все равно бы уехала. Это я знал наверняка.
Поэтому я в отчаянии произнес:
— А как же тогда мы?
Нетти посмотрела на меня:
— А что «мы»?
— Ну…
— Что «ну»? — рявкнула она.
— Мы по-прежнему друзья, не так ли? — произнес я и тут же почувствовал себя круглым идиотом, не предложив чего-то более существенного.
— Разумеется. — Нетти похлопала меня по руке.
— Мы же небезразличны друг другу, так? — Я сжал ее руку, Нетти улыбнулась. Тут мне захотелось рассказать ей все. Но вместо этого с губ сорвался вопрос: — Ты меня любишь?
Очень надеялся услышать положительный ответ. Улыбка Нетти стала шире.
— Я же позволяю тебе трахать меня в жопу, не так ли?
Она уехала на следующей неделе. Мы прощались на железной дороге, прошли мимо Кипресс-кроссинг, зарослей ежевики, до нашей старой начальной школы. На обратном пути остановились неподалеку от того места, где Биллингтон складировал свой мусор, и обнялись. Только обнялись. Уже на Кипресс Нетти спросила, смогу ли я зайти к ней домой, потому что она приготовила мне подарок. Я чуть покраснел: сам-то о подарке не подумал. Но она сказала, это ерунда, поскольку подарок на самом деле не от нее. Я не очень-то понял, о чем она, но твердо решил не спрашивать: если прощальный подарок Нетти — сюрприз, мои вопросы только бы все испортили.
Она взбежала на второй этаж, а я остался на крыльце. Вернулась она быстро, с большим пластиковым пакетом из «Ле Шато». Боже, неужели она купила мне свитер? Нетти открыла пакет и достала коробку, обернутую разрисованной от руки подарочной бумагой. Бумага показалась мне знакомой. Где я видел этих палочек-птичек и червяков? И эти слова; каждая буква что крючок для рыбной ловли. Какой-то бессмысленный подарок. Я положил его обратно в пакет, мы поцеловались у двери ее дома, на глазах у соседей. Мимо проехала патрульная машина. Нетти сказала, что мы увидимся на Рождество. Потом добавила, что любит меня.