Порнографическая поэма

17.10

Флинн закрыл папку и положил ее обратно в портфель. Он сказал, что хочет посвятить остаток нашей встречи обсуждению схем раскрутки капитала. «Прекрасно», — подумал я. Мне было интересно услышать, что он собирается сказать. К тому времени я уже окончательно собрался порвать с этим парнем. Я решил изобразить интерес, дать ему закончить и после этого навсегда расстаться с ним.

По мнению Флинна, наилучший способ раскрутки состоял в том, чтобы делать короткие порнографические ленты и продавать их американцам для показа в порношоу. Совершенно глупая идея, конечно. Но не важно. Раз уж мы начали обсуждать все это, я чувствовал себя обязанным сказать ему, что я об этом думаю. Так что я рассказал о недавно прочитанной мной в «Хастлере» статье о том, что порношоу и порнографические кинотеатры заканчивают свое существование, поскольку на рынке появились видеомагнитофоны и через пару лет каждый желающий сможет смотреть порно у себя дома. Кроме того, спросил я, почему бы ему не использовать свои доходы от продажи наркотиков и прочих дел в качестве начального капитала нашего предприятия? В ответ Флинн сменил тему.

— Нет, — сказал он. — Сначала мы должны создать себе имя. А для этого нужно делать короткометражки.

— Но я думал, мы говорим о начальном капитале, — возразил я.

Флинн нахмурился. Но я продолжал. Потому что мне было что сказать еще.

— Кроме того, я думаю, снимать короткометражки очень глупо. Потому что если ты будешь все время показывать только секс без всякого сюжета — это то, что Анджела Картер называет…

Тут из глаз моих посыпались звезды. Из носа хлынула кровь. Флинн поднял меня на ноги и стал расшвыривать мебель и разбрасывать вещи. Он говорил мне, что я просто блестящ, что я нужен ему, что я его директор на дому. Потом он опять ударил меня, говоря, что я буду когда-нибудь великим режиссером и что он очень хочет разделить со мной мой успех. Он назвал мне миллион причин, почему я должен пересмотреть свое мнение о его предложении. Он даже сказал, что в нашем деле найдется место и для Нетти. Он сказал, что если я отдам ему следующие несколько лет своей жизни, то буду иметь все, что захочу, стану известным и богатым. Затем он ударил меня так, что я перелетел через всю комнату, опрокинув кофейный столик. В ответ я сказал, что все его доводы нисколько меня не убеждают, что с меня довольно. Но странная вещь — чем больше я распространялся перед Флинном, что не собираюсь с ним работать, тем меньше был в этом уверен. Или что-то в этом роде. Это было стремно. Я чувствовал неуверенность. И в конце концов сказал ему об этом. А он стоял рядом, слушая меня и улыбаясь. Совершенно как, бывало, делал мой папа, когда я был ребенком.

Я сел на диван, пытаясь при помощи платка остановить кровь из носа. Я подумал, что, может быть, надо просто встать и уйти, и стал прокручивать в голове, как это можно сделать и как это будет выглядеть. Я представил, как приближаюсь к двери, открываю ее, выхожу на улицу, сажусь в автобус, возвращаюсь домой, оказываюсь в своей комнате, сажусь на кровать и начинаю писать длинное письмо Нетти — о том, через что я прошел, о том, как я был не прав, что сразу не послушался ее, о том, каким Флинн оказался дерьмом. Я едва мог дождаться этого момента. Но как только я встал, собираясь осуществить свои фантазии, Флинн схватил меня за плечи и толкнул обратно на диван.

— Ты знаешь, я ненавижу делать такие вещи, — начал он мягким голосом. — Но поскольку ты стал таким наглым в последнее время, мне не приходится выбирать. — Он придвинулся ко мне вплотную, схватил меня под ребра и продолжил свою речь. Он сказал, что все мы вынуждены кому-то служить, что даже у него есть босс, еще более могущественный, чем он сам, босс, который способен на самые отвратительные вещи. — Он может взорвать машину, дом, — продолжал Флинн, стискивая меня сильнее, — он может пойти на человеческие жертвы.

Тут Флинн сжал меня так, что я подумал: «Мои ребра сейчас треснут».

— Ну как, есть идеи, о ком я говорю? — спросил он. — Кем бы мог быть мой босс?

Но я едва мог соображать. Чувак становился похожим на фанатика — как будто он говорит о Боге или о чем-нибудь в этом роде. Может быть, он был фанатичным христианином?

Я сказал ему об этом, и он захохотал. Он хохотал так сильно, так безудержно, что я мог бы в эту минуту удрать, я уверен. Но я не сделал этого. Я был слишком напуган. И то, что я услышал в следующее мгновение, вполне убедило меня, что не имеет никакого значения, как быстро я буду бежать и насколько тщательно буду потом скрываться, — он все равно рано или поздно найдет меня. Он мог убить меня, черт возьми! Что же он сказал мне? Он сказал, что его боссом был не кто иной, как Кай Рагнарссон. Я был полностью раздавлен. Это был шок. И Флинн, конечно, наслаждался эффектом, вызванным его словами.

— Ты знаешь, если бы я так сильно не нуждался в твоем таланте, — сказал он, — я бы с удовольствием показал Каю кое-что из твоих ранних работ. Ха-ха-ха!

В этот момент я взглянул на опрокинутый кофейный столик, и то, что я увидел, окончательно свело меня с ума. К нижней его части был приклеен небольшой стикер, на котором крупными черными буквами было написано: «Дизайн Рагнарссона».